Зелёная трава

Ещё какое-то время они ходили по кампусу, с кем-то общались, Наташа курила на чёрной лестнице, и Стив на самом деле думал, что ему это нужно, интересно сейчас — хотя внутри скреблось чувство, что он должен — просто сию же секунду — пойти и найти Питера. Он не мог представить, что тот продолжит веселиться после случившегося разговора с Говардом. И не мог представить, куда тот мог ещё пойти, к кому обратиться не за помощью даже — просто за молчаливой компанией, поддержкой. В конце концов, спустя ещё пару наташиных сигарет, он понял, что больше не выдержит, и попрощался с ней, крепко обняв на ночь. Когда он добрался до их с Питером комнаты, внутри оказалось темно и однозначно пусто. Стив закрыл за собой дверь, прислушался к стихающему шуму вечеринки за стеной и ещё какое-то время постоял так, подпирая спиной гладкую поверхность. Хотелось пойти и найти Питера, привести сюда — и уложить спать. Чтобы самому спокойно заснуть, не волнуясь. Но Стив понимал, что это слишком. Поэтому включил лампу над своим столом, разделся и наскоро умылся в ванной, тщательно почистив зубы — во рту было гадкое ощущение от выпитого спиртного и дыма наташиных сигарет, словно он сам сделал не одну затяжку. Убеждая себя в том, что с Питером всё точно нормально, он выпил кружку воды из-под крана и свалился на свою кровать. И принялся ждать. Питер вернулся меньше, чем через полчаса — на нервах Стив не успел даже задремать толком. Громко хлопнул дверью, оглушающе чем-то шуршал, с негромким матом себе под нос свалил на пол вешалку с их куртками. И вдруг пьяно, негромко засмеялся. Стив не выдержал этого аудио-спектакля, вернул сложенные рядом с подушкой очки на нос и потянулся к лампе, включая свет. — Питер? — Ой… Ты не спишь? Я тут… Питер раскоряченно сидел на полу, растрёпанный и совершенно пьяный, рядом валялась, торча ножками-треногой, вешалка с упавшими с крючков куртками, шапками и шарфами. Зрелище было жалким, и Стив отчётливо ощутил вдруг эту боль в груди — словно кто-то провёл острым изнутри и тут же отступил. Не отошёл далеко, а лишь чуть отстранился, наблюдая — что же будет дальше? Это не была жалость, не была тревога — это был страх, и очень эгоистичный страх. «Мог бы я так же валяться на полу? Могли бы со мной поступить так же? Что бы я делал? Но это не я, не я…» Подавив в себе поднявшиеся неприятные мысли и эмоции, Стив выбрался из-под одеяла, налил в кружку воды и подошёл к Питеру, который, казалось, уже свесил голову на грудь и решил прикорнуть прямо там, на полу. — Эй, парень. Ну-ка, попей. Это вода. И давай, поднимайся. Нельзя спать здесь. Эй, Питер. Пришлось похлопать его по щеке влажной ладонью, чтобы немного привести в чувство и заставить выпить воды. Эффект не заставил себя долго ждать. Питер подобрался, закрыл рот рукой и, переместившись на колено, вскочил и понёсся к открытой двери в санузел. Стив специально оставил стульчак поднятым — то ли предполагал такой вариант, то ли был в нем уверен. Питер блевал долго. А Стив стоял рядом и подавал то мокрое полотенце, то ещё воды — попить. Питер сам просил. С каждым приступом его пьяные глаза становились чуть осмысленнее. И печальнее. Наконец, он выдохся. Стив помог стащить ему запачканную брызгами футболку и узкие джинсы, не желавшие отлепляться от точёных ног. Питер умылся, закинул руку ему на плечо, и вместе они доковыляли до заправленной кровати. Стив едва успел содрать одеяло, как Питер приземлился на простыню, без сил утыкаясь затылком в подушку. — Я дурак, — сказал он наконец севшим голосом. — Что-то произошло? Зачем ты так напился? — Стив изо всех делал вид, что не имеет ни малейшего понятия. — Я думал, мы друзья. Я правда верил в это, — Стив тихо вздохнул, а Питер, переведя дух и громко сглотнув, выдал: — А сегодня Говард сказал, что трахнет меня, что устал ходить вокруг да около. — Говард? — вяло удивился Стив. — Он наверняка был пьян. — Я послал его к чёрту, — словно не слыша его реплики, продолжил Питер. — Сказал, чтобы катился. А он ответил, что нет смысла ломаться и набивать себе цену. Он же знает, что я его хочу. — Он придурок, — выплюнул Стив, усаживаясь на краешек кровати Питера. — Просто забудь это. Тебе надо поспать. Он был пьян, и… — Он был прав. Я хочу его, но… Я не думал, что всё это будет выглядеть так низко. Я думал, между нами что-то начинается… Что-то, что не подходит под разовый секс. Что-то большее. Стив вздохнул. Он отчасти понимал — Говард магнетически располагал к себе, каким бы он ни был. Харизма ли это, или флюиды уверенного, успешного и богатого человека — кто знает? Он сам едва не попался. — Я двинул ему по лицу после этого, — тихо закончил Питер. — Кажется, на этом всё. — А ты бы хотел продолжения? Питер долго молчал. В какой-то момент Стив подумал, что тот заснул. — Нет. Если так — то нет. * Поразительно, но факт, насколько личная заинтересованность в развитии чьих-либо взаимоотношений меняет восприятие реальности. Вроде, график их общих интенсивов, командной работы и его личной живописи на курсе Пеппер Поттс стал даже плотнее, потому что неделя была последней — а это означало субботнюю выставку их общих достижений — и очередную пьянку после, на которой Стив зарёкся появляться. Но все обстоятельства складывались так, что Стив то натыкался на задумчиво-серьёзного Говарда, который остро искал взглядом в пространстве рыжеватую макушку Питера. То ему приходилось тормошить вяло-сонного Питера, смотрящего в пространство перед собой, чтобы их графический проект хоть как-то двигался к завершению. Наташа тоже добивала — смотрела на это всё без единого привычного замечания — бодрящего или ёрнического. Просто сидела с таким лицом, словно знала какую-то великую, одной ей ведомую тайну, и, конечно, хрен с кем собиралась делиться. Стив даже не пытался подступиться. Очень уж он уставал с интенсивами и командной подготовкой, ещё и с Питером, который вдруг превратился в собственную тень, было тяжело. Дошло до того, что внезапно и очень остро он почувствовал, как сильно ему не хватает Баки рядом. Этого его состояния, когда, находясь рядом, чувствуешь — всё хорошо. Хорошо или прямо сейчас, или будет так скоро, как это вообще возможно. Вечером в среду, стоило только вернуться в комнату, накатило паническое чувство одиночества, оторванности от мира, от важных ему людей. Отчётливо ощутилось отсутствие семьи под боком — пускай он чаще всего не посвящал в свои проблемы, но само присутствие, их совместные ужины и короткие разговоры ни о чём помогали набраться сил и смелости встречать проблемы лицом. Но ещё больнее и острее Стив почувствовал, как сильно он сейчас оторван от Баки. Как они сейчас далеки — именно из-за расстояния, протянувшегося между ними, когда Стив так желал, чтобы Баки укутал его собой, завернул в свою ауру, запах, голос, как в одеяло, уложил на кровать и укачивал, никуда не давая уйти. Чтобы сжал в сильных объятиях, обещая что-то большее — и просто показывая, что они оба настоящие, что это всё не шутки. Что Стив нужен сам по себе. Самоценен, как отдельная от всего и всех единица. Не потому что смог подобрать ключ к строгой и холодной Пеппер Поттс. Не потому, что быстро освоил графический редактор. Не потому, что сделал отпадные стильные пригласительные на вечеринку. Не потому, что слишком ответственный сосед по комнате. Не потому, что его скилл рисования очень и очень неплох, какую технику или инструменты ни предложи. А просто… потому, что он тощий, нескладный, продрогший Стив Роджерс. Тот самый Стив, который пытается поймать брендовый шмот на распродажах, еле сводит концы с концами и помогает матери в доме престарелых возиться со стариками. Тот, у которого острые колени и часто в кровь разбиты костяшки. Который реально может разбить лицо, если кому-то придёт в голову обидеть его сестёр. Который, если честно, часто думает о том, чтобы покурить — но знает, что просто не выдержит этого. Который так сильно устал от всего, и так сильно хочет любви — взрослой, серьёзной, от которой порой больно, но при этом так хорошо, что кажется, будто почти умираешь. Который так жадно хочет любить в ответ, что внутри что-то начинает ныть и дрожать. Не глядя на время, не думая ни о чём, Стив вытащил айфон и набрал Баки. Он весь был сейчас — сосредоточенное вслушивание в монотонные гудки, которые всё повторялись, пока, вдруг, не оборвались, и прямо в ухе, заполняя собой всю внутреннюю пустоту и холод, не зазвучал его голос. Голос Баки. — Стив? Детка, привет, как ты? Я тебя не слышу. Всё в порядке? — Да. Привет, — смог выдавить из себя Стив, осознавая, что сердце понеслось и теперь пытается пробить дыру между рёбер от одного звука голоса. — Баки, я… — Да, теперь слышу, — голос зазвучал обрадованно, с знакомой до последних обертонов сексуальной хрипотцой, от которой мгновенно пересохло во рту. — Как ты, мой хороший? — Я… тебя люблю, — наконец сказал Стив то, ради чего торопливо, нервно искал номер Баки в телефонной книге. — Я так сильно соскучился. Просто… не могу больше. — Тише, сладкий, я тут, — ворковал Баки на грани слышимости, и Стиву стало вдруг так хорошо, что даже неловко. — Я тоже очень тебя люблю. А соскучился так, что могу только показать, когда прилетишь — говорить об этом нет никаких сил. Съем тебя. Заживо. — Целиком? — тихо засмеялся Стив, чувствуя, как напряжение и острое одиночество медленно утягивает, как сигаретный дым — сквозняком. — Если честно, у меня каждый раз разные сценарии, — признался Баки, Стиву показалось по голосу, смутившись. — Иногда мне хочется растянуть и медлить так, чтобы сутки тебя не выпускать из постели. А иногда хочется… всё и сразу, не отходя от входной двери. Стив снова тихонько, расслабленно рассмеялся. Это было именно то, что нужно. — Я был бы не против, — признался он, — любого сценария. Если это ты. Баки отчётливо голодно сглотнул. И этот звук вдруг вернул Стиву жизнь и веру в себя. — Когда ты прилетаешь? — серьёзно, глухо спросил Баки. — Кажется, в понедельник рано утром. — Я могу тебя встретить? Или… — Конечно, Бак. Будет здорово, если ты меня встретишь, — признался Стив, обрывая сомнения. Он сам постоянно думал об этом. В любом случае, он не собирался появляться в колледже в этот день. А дома… он мог приехать и после обеда. Мама поймёт. — Значит, так и сделаю. Как… дела в целом? Как продвигаются интенсивы? — На финишной прямой, — с облегчением выдохнул Стив. — В пятницу подведение итогов, в субботу выставка. Она будет длиться пару недель, так что есть возможность, что её увидит весь профессорский состав Королевского Колледжа. — Это очень здорово, Стив, — со слышной улыбкой сказал Баки. — Думаешь попасть туда? — Конечно, — тут же завёлся от подначивания Стив. — Думаю, там будет портрет профессора Пеппер Поттс. Уверен, что его захотят выставить, хотя не знаю, разрешит ли она. — Никому не чужда капелька тщеславия, — ответил на это Баки. — А ты? Как у тебя дела? С домом… и вообще. — Налаживается, — признался Баки, но ожидаемо не стал вдаваться в подробности. — Маячат кое-какие варианты… Но надо ещё немного подождать, пока не прояснится. — Хорошо, — вздохнул Стив, понимая, что большего не добьётся. — Тогда… целую, и хорошего дня. Очень жду понедельника. — Я жду его больше, детка, — выдохнул Баки, и Стив отключился. Хотелось стоять в темноте комнаты и дальше, как дурак, прижимая к груди телефон. И ещё Стив старался не думать, какой ему придёт счёт за международный сотовый звонок. * В четверг, когда все из их команды разбрелись после долгого выматывающего сидения и доведения проекта до ума, Стив остался в кафе и мучил свою часть работы: оформление презентации никак не хотело превращаться в нечто продуманно-стройное, по-роджеровски стильное, и Стива этот факт жутко бесил. Он работал на взятом с разрешения профессора Скотта Лэнга учебном маке, и тот ощутимо нагрелся от многочасового насилия. Внезапно — как это показалось Стиву — на диванчике напротив нарисовался Говард Старк, и Стив даже завис на несколько секунд от неожиданности. Обычно флиртующий и улыбающийся, Говард выглядел донельзя серьёзным и сосредоточенным, а это означало лишь одно — сейчас между ними произойдёт Важный Разговор, который, скорее всего, Стиву не понравится. Несмотря на сосредоточенность, взгляд Говарда был потерянно — просящим. — Привет? — Стив не смог сдержать чуть вопросительную интонацию, вырывая Говарда из нехарактерного ему транса. — Привет, — тот вдруг резко отвёл взгляд, порывисто поднялся и ушёл к стойке, а вернулся спустя несколько минут уже с большой чашкой кофе. Стив успел ещё немного поковырять оболочку презентации, пошалил с палитрой, допил последний глоток холодного кофе. Говард сидел напротив и никак не решался начать. — Что-то случилось? — не выдержал Стив. — Всё в порядке, Говард? — Ты ведь работаешь в одной команде с Питером Паркером? — не танцуя вокруг проблемы, спросил Говард и уставился глаза в глаза. Ну, конечно. — Да, — Стив напустил как можно больше безразличия в свой ответ и реакцию, хоть это и было сложно. Ой как сложно. — Мы вместе посещаем графический дизайн. Тебе нужна консультация? Говард чуть подавился очередным глотком кофе и закашлялся. Стиву пришлось сидеть смирно и ждать, пока он закончит откашливать то ли кофе, то ли собственную совесть, и под шум зачастившего в груди сердца это было трудно. Он чувствовал, что ведёт себя с Говардом не как обычно, натянуто, что между ними буквально висит что-то ощутимое, но не имел никакого понятия, как разрядить обстановку. — Что-то в этом роде, — наконец, выдавил из себя Говард. — Мне нужно с ним поговорить. — Не вижу никакой проблемы, — ответил Стив и вцепился в пустую кружку. Он давно заметил, что кофе чаще всего заканчивается в самый неудобный момент. — Он не хочет со мной говорить. Стив изогнул бровь. Он не делал этого намеренно — но почувствовал собственную реакцию постфактум. Это было новостью. Что Питер, оказывается, избегал Говарда. Что Говард искал встречи. — Почему? И тут Говарда прорвало. Он спрятал лицо в ладонях и ожесточённо потёр глаза и щёки с дневной щетиной, прежде чем снова уставиться на Стива. Только сейчас стало заметно, что он выглядит серым, невыспавшимся, почти больным. Стива как электричеством пробило — что-то тут не так. Это не характерно для Говарда Старка. Если начистоту, он вообще первый раз видел его таким… измученным? — Я его обидел. Я напился на той вечеринке и сказал то, чего на самом деле не думал. Просто… смудачил страшно. Мне до сих пор так дико стыдно, что… Я хочу извиниться, понимаешь? Поговорить с ним. Но он теперь делает вид, что всё в порядке, но при этом не говорит со мной и не остаётся наедине. Я не знаю, что мне делать. — Ну, — Стив поднёс к губам пустую кружку и тут же, сморщив нос, отставил её обратно. — Ты можешь извиниться письменно — если это так важно. Иногда так делают. А можешь просто забить. Почему ты вдруг стал таким щепетильным? Стив чувствовал, как им завладевает нехарактерное желание надавить — то ли из-за обычной невозможности этого сделать, то ли из-за обиды за Питера. Но эта часть казалась тёмной, дурной и совсем Стиву не понравилась. Он коротко сжал губы, но тут вдруг заговорил Говард. — Потому что мы подружились. И очень хорошо общались. А потом я… всё испортил. — Дружбу? — не унималась тёмная сторона Стива. — Всё! — Говард чуть повысил голос и поднял взгляд. — Он что-то рассказывал? Стив только коротко мотнул головой. Говард вздохнул, зябко обхватил себя двумя руками. — Стив, ты знаешь, я не часто разбрасываюсь просьбами — потому что не люблю быть должным. Никому. Но мы вроде бы неплохо с тобой ладили, и… Я подумал, что у тебя мог бы попросить, — Стив, не моргая, смотрел на бледного, с щетиной, Говарда. Тот смотрел в ответ взглядом, который, Стив знал, вряд ли когда-нибудь ещё увидит. — Пожалуйста, устрой мне разговор с Питером. Я знаю, если кто-то и сможет, то это ты. Убеди его, что я просто хочу извиниться — дальше я разберусь сам. Стив молчал, теряясь под этим взглядом, но всё же не удержал рвущийся наружу вопрос: — Ты уверен, что Питеру нужны твои извинения? Да, конечно, он-то знал, что нужны. Он видел, чувствовал, даже если эти двое просто разойдутся после разговора — не беда. Питер простит и переживёт. Но сейчас они оба были словно перемолотые, случайно попавшие между лопастей мясорубки птицы. — Я не знаю, — Говард растерянно пожал плечами. — Но они нужны мне. Я так накосячил, что… спать не могу. В первый раз такое, понимаешь? Я должен всё исправить. Стив вдруг увидел всё в другом свете, и это открытие поразило его смесью неприятных и, если быть откровенным, приятных тоже эмоций. Он давно так не удивлялся. Только сейчас его осенило, что Говард звучал, как… влюблённый мальчик. Влюблённый Говард Старк. Стив сглотнул. Почему-то ему подумалось про стихийное бедствие. Какое-нибудь огромное, такой величины, что люди не в состоянии контролировать — только убраться подальше из зоны поражения. — Я не уверен, что смогу обещать, но… — Стив, пожалуйста. Ты — моя последняя надежда. Просто устрой нам встречу, не здесь, а в городе, неподалёку. В кофейне. Чтобы он не смог так просто сбежать. Я разберусь, что делать дальше. Стив даже засомневался на миг: — Только никакого насилия, похищений и прочего криминала… Говард даже криво, устало улыбнулся на это: — Обещаю. Я просто извинюсь и всё. * Никаких хитроумных схем Стив городить не стал. Они с Питером договорились встретиться в пятницу в кофейне вне кампуса — вместе с Нат, — вроде как сменить обстановку, чуть отдохнуть от учёбы, потом, когда Питер окажется на месте, они с Нат будут немного опаздывать — а Говард окажется в нужное время в кофейне и исполнит задуманное. Потом, чтобы не бросать Питера в беде одного, Стив планировал держать руку на пульсе и даже, быть может, прийти на помощь — для этого они с Наташей засели в небольшом ресторане на противоположной стороне улицы. Цены тут кусались, поэтому приходилось цедить горький чай, и официанты поглядывали на них с едва просвечивающим раздражением. — А он знает, что Говард — это Говард Старк? — внезапно спросила Наташа. Она совсем не была против помочь и теперь сосредоточенно жевала резинку, глядя через витринное окно на улицу и кофейню напротив, запивая мятный вкус жвачки крепким чаем. Стива вопрос ввёл в замешательство. Так сложилось в их кругах, что все знали Говарда — Старка. Все знали, что он наследник империи, единственный сын, во многом унаследовавший гений своей богатой семьи. Но ведь Питер был не из их колледжа. А учитывая его задротство в одних вещах, он вполне мог упускать очевидные вещи в других. Серьёзно, знал ли он? — Это имеет значение? — спросил он с любопытством. — Конечно. «Старк Индастриз» означает богатство и власть, особенно если у вас хорошие отношения с наследником империи. Как справедливо и то, что при раздоре этот самый наследник может здорово попортить кровь. — Говард не стал бы, — неуверенно нахмурился Стив, но Наташа перебила: — Не надо его идеализировать, Стив. Говард прежде всего обычный человек, парень, которого практически послали. Не все в состоянии это простить. Чёрт. Почему-то Стивом тут же завладела тревога. А что, если… И вообще, почему они до сих пор не вышли? Прошло уже двадцать минут со встречи. Почему Питер не ответил им с Нат на последние сообщения? — Если Питер не в курсе насчёт «Старк Индастриз» — я его поцелую, — коротко усмехнулась Наташа, давая клятву в привычной ей манере. — В губы, на виду у всех. Потому что невозможно быть таким феерическим болваном. Или везунчиком, смотря как посмотреть. Влюбить в себя и заставить мучиться самого Говарда Старка — уму непостижимо. — Думаешь, он всё же влюбился? Или это просто отказ так подействовал? — Стив сосредоточенно всматривался в людей на той стороне улицы. Говард давно зашёл внутрь. И кофейня стояла на месте. Никто не выбегал с криками, не вызывал скорую или полицию. Это был хороший знак? — Не думаю, что дело только в отказе. Ты ведь помнишь, как много Питер пропадал на первой неделе. Они, судя по всему, и правда хорошо общались. Пока Говарду не припёрло. Думаю, тут всё вместе. — А как же Пегги? — спросил вдруг Стив, вспоминая самое важное. Наташа только пожала плечами, отхлебнула чай и тихо ответила: — Сердцу разве прикажешь. * В результате, они предоставили парней друг другу и побрели в сторону кампуса: вечернее время предполагало наплыв посетителей, а они занимали один из лучших столиков, ничего не заказывая, и, наконец, их вежливо попросили на выход. Наташа свернула чуть раньше к женскому крылу, Стив же побрёл дальше по аллее под уже ставшим почти привычным снегодождём. За всё время в Лондоне он видел солнце только таким: как размазанный по хлебу кусок сливочного масла; рассеянный свет, теряющий чёткие очертания из-за сплошной плотной пелены облаков. И как бы дико это ни звучало, он уже очень хотел обратно в Нью-Йорк, к снегу, холоду, семье и… Баки. Порой накатывало ощущение, что они с Баки знакомы вечность, словно они всегда были вместе. И это чувство успокаивало и будоражило — тем непонятнее становилось, какого чёрта он вообще делает в Англии. Так далеко. Обувь оказалась насквозь промокшей — его ботинки не справлялись с обилием мокрого снега под ногами. Протерев влажные запотевшие очки, Стив аккуратно развесил на плечиках свою парку, а ботинки пристроил под батареей — в надежде, что к утру они просохнут. Наслаждаясь одиночеством, Стив забрался под душ и долго стоял там под горячими, что едва можно терпеть, струями. Он надеялся, что не заболеет снова. Потом обмотался полотенцем и долго, тщательно брился: все думали, что у него ничего не растёт на лице благодаря особенностям организма, но правда была хуже. Пара мест с несколькими упрямыми редкими волосками требовала его внимания раз в несколько дней. Иначе он начинал выглядеть комично. Брился Стив по-отцовски, экономя воду. Набирал её в стакан и полоскал там бритву, пока не заканчивал. Это было сурово и по-Роджеровски. Одна из немногих привычек, перешедших ему по наследству. Он вышел из ванной, ероша волосы маленьким полотенцем для рук, и обомлел. Даже медленно поправил очки на носу. Говард Старк, стоя прямо у кровати Стива, непостижимо робко обнимал Питера и обжигающе нежно, медленно, словно пробуя каждым прикосновением губ, целовал. Питер с той же неподдельной робостью едва цеплялся пальцами за ремень Говарда и вид имел такой, словно он мороженое и ему очень, очень жарко. Его щёки и уши даже при скудном освещении пылали. Говард умело массировал его шею пальцами, чуть касаясь ушной раковины, словно успокаивал дикое животное, и… Стив совершенно отчётливо ощутил сквозь растерянность, как его член отреагировал на картину. И стало вдруг стыдно и горячо, и разом много: заколотилось сердце, зашумело в ушах и даже голова закружилась. — Ч-чёрт… — он прижал маленькое полотенце к паху и понял, что его заметили. Питер хотел выпутаться из объятий, но Говард уверенно и мягко удержал его в своих руках. Оба смотрели на него, явно плохо соображая. — Стив? Что ты тут… — начал спрашивать Говард, хмурясь, но у Стива вдруг остро запульсировало чувство самосохранения. — Меня тут нет, — он кинулся к шкафу со своими вещами, молниеносно похватал, что попалось ему под руку, слазил под батарею за ботинками, цапнул рюкзак и зажал под мышкой ещё влажную парку: — Вы только не шумите сильно. Это была последняя фраза перед тем, как Стив хлопнул дверью и оказался в коридоре. Босой, в полотенце на бёдрах, с влажными волосами, съехавшими набок очками и кипой вываливающихся из рук вещей. Мимо прошла пара парней, весело, но без особого любопытства оглядывая его. Видимо, кампус Королевского Колледжа видал происшествия и похлеще. — Ну, пиздец, — тихо выругался он и медленно, придерживая распутавшееся полотенце и подпинывая выпавшие из рук ботинки, добрался до соседней двери с цифрами «404». Оттуда тянуло сладковатым дымом. Вдохнув поглубже, Стив постучал. — Стив? О, Иисусе, какой же ты худой, — в лицо пахнуло спёртым сладковатым воздухом, и глаза Уэйда были затянуты такой же мутноватой пеленой. Но Стиву просто некуда было больше идти в таком виде. — Я зайду? — Конечно, подваливай в нашу тёплую компанию, — Уэйд неожиданно втянул его внутрь за край полотенца, и то эпично развязалось, оставляя Стива сверкать задом — да и передом. Никак не отреагировав на это, Уэйд развернулся и пошёл, пробиваясь сквозь клубы висевшего дыма к низкому диванчику, на котором Стив разглядел всю небольшую «тёплую компанию». Ал, Колосс, Элли и даже Ванесса сидели в самых расслабленных позах и курили кальян — огромный, совершенно жуткого вида кальян, — передавая трубку по кругу. Ему лениво отсалютовали, словно не замечая, что он, вообще-то, голый. — Мы тебе всякому рады, парень, но на будущее, член оголять не обязательно, — долетело до него от Уэйда, и Стив, подтягивая к паху так и оставшееся в руке маленькое влажное полотенце, начал суетливо хватать с пола вещи: — Я только оденусь и пойду. Можно воспользоваться вашей ванной? — Без проблем. Кальян хочешь? — Нет, спасибо, — Стив кашлянул, чувствуя, что лимит терпения его лёгких скоро закончится, и бочком протиснулся в ванную. Спустя минут десять, одетый и высушенный, но еще не восстановивший душевное равновесие, он сидел в холле кампуса и пил из маленького бумажного стаканчика нечто, что в автомате гордо именовалось «горячим шоколадом», на деле же оказавшееся вполне бюджетным «Несквиком». Но оно было горячее и сладкое — именно то, что нужно, чтобы немного перевести дух. Стив оглядывал свои ноги: торчащие края разных цветных носков и мягкий зелёный вельвет брюк, обтягивающий колени. Непонятно каким образом они оказались самыми верхними в вещах при его эпичном побеге. Запястья скрывали манжеты горчичного цвета хлопковой водолазки. Выглядел он очень по-творчески сейчас, этого не отнять. И при этом столь же безвкусно. А ещё ботинки так и не просохли — как вишенка на торте его бед и приключений. Вздохнув, Стив поглубже утопил спину в мягком кресле. Его до сих пор немного колотило, и хотя у него с собой был рюкзак, деньги и айфон, и он вполне мог как-то продержаться до завтра, первой мыслью было «пойти в кампус к Нат». И он тут же отмёл её, как совершенно невозможную сейчас. С одной стороны его просто распирало выговориться — и чувство это было таким многогранным, что Стив едва ли мог сидеть на месте. С другой стороны… и это было, наверное, странно, но он совершенно не хотел сейчас трепаться об этих двоих. Не хотел лезть, не хотел обсуждать, словно, только увидев их вместе, когда Питер, так покорно закрыв глаза, чувственно отдавался на волю чужих рук, а Говард был настолько трепетно-нежен, что переставал сам на себя походить, — словно, подсмотрев за ними в этом смущающе-неловком, но совершенно искреннем единении, прикоснулся к чему-то, что не имел никакого права ворошить теперь. Почему-то именно сейчас он очень остро почувствовал значение фразы «не лезь, не твоё дело». После увиденного хотелось только посидеть в тишине и отдышаться. Успокоиться. Его распирало страшно, и успокоиться никак не получалось, но он точно не хотел обсуждать произошедшее ни с кем. Даже с Наташей. Словно богач-скупец, решивший оставить это только для себя. Хотя бы сейчас, — Стив сам усмехнулся с нахлынувших образов. Допив какао, он поднялся и вышел в неожиданно сухую и тихую ночь. Небо Лондона было таким же тёмно-лиловым, как и в прошлые ночи, ни единой звезды не пробивалось сквозь плотное одеяло. Но было непривычно тихо и как-то свежо, и после тепла кампуса Стив просто стоял и дышал этим свеже-сладким воздухом: так пах растаявший снег, и лужи под ногами, и влажная, пожухлая от холода трава на газонах. Он побрёл, не особо разбирая куда и не зная, что делать. И очнулся только перед корпусом, куда ходил на творческие интенсивы к профессору Поттс. «В конце концов, максимум, что мне светит — это вероятность того, что выгонят. Но если не выгонят, то почему бы и нет?» — думал Стив, пока поднимался на третий этаж в круглый зал, где они рисовали натуру. Это было удивительное везение, но сквозь молочные полупрозрачные стены аудитории просачивался свет, и Стив постучал в надежде встретить профессора. — Войдите! — донеслось негромко из-за двери, и Стив нажал на ручку. Она сидела за своим симпатичным дизайнерским столом, сейчас стоявшем в центре зала, и что-то заполняла в планшете. — Стив? Вот уж не ждала сегодня увидеть никого из студентов, — мягко, чуть устало улыбнулась она. — Простите, — Стив торопливо посмотрел на часы — половина десятого, — и почувствовал себя несколько неловко — словно пришёл сюда специально и теперь добивался её особого внимания. — Я просто шёл мимо и подумал, вдруг кто-то есть, и я могу немного порисовать до завтра. Ведь прошедшие работы объявят утром? — Почему ты не отдыхаешь у себя? — в лоб спросила профессор Поттс, и Стив, придумав было пару вариантов, решил сказать правду, а не юлить. — Понимаете, я не могу сейчас вернуться. Мой сосед, он… в общем, не один сейчас. Я не хотел бы им мешать. — О, — многозначительно протянула она, и взгляд за строгими очками чуть потеплел. — Понимаю. О, молодость, когда слышу подобные истории, вспоминаются похожие, только из собственного прошлого. И ещё вспоминается, как это было давно, — она улыбнулась шире. — Я не помешаю вам, если порисую? Хочу поработать с фоном на вашем портрете. — Я думала, ты закончил, — Пеппер Поттс казалась удивлённой. — Думаете, работу отберут для выставки? Вы согласитесь? Она ответила не сразу. Какое-то время просто смотрела на Стива и думала о своём. — Если начистоту, я уже согласилась. Портрет очень понравился нашим преподавателям — тем больше, что они знают модель не один год. Стив ощутил, как запекло шею и щёки. Его отобрали предварительно, вау. Он чувствовал смущение, переплавляющееся в гордость. — Вы же видели фон, — всё же настоял Стив, облизнув мигом пересохшие губы, — я толком не прорабатывал его, но сейчас шёл и чётко увидел, что нужно с ним сделать. — Уверен, что не испортишь? Иногда важно останавливаться вовремя. Стив улыбнулся. Он никогда не страдал излишним перфекционизмом. Скорее, он был каким-то тормозом на финишном этапе, и самые очевидные, логичные решения сыпались на него, как озарения, практически в минуту дедлайна. — Уверен. Я, наконец, по-настоящему доведу её до ума. Вам понравится. На том и порешили. Профессор Поттс предупредила, что собирается уходить в районе одиннадцати, когда закончит с отчётностью. Стив же достал свою картину из ряда похожих холстов на раме, составленных у дальней стены, устроил её на мольберте и включил индивидуальный свет. Приготовил тюбики с маслом и палитру, тщательно выбирая нужные цвета: он видел, что хочет добавить в фон так же отчётливо, как видел Пеппер Поттс, склонившуюся над столом и едва слышно печатавшую что-то в планшете. Много жёлтого, лимонного, зелёного, чуть охры, и — лазурь, кобальт, ультрамарин. И чтобы Пеппер Поттс выглядела как воздушная лесная фея посреди всего этого летнего великолепия. Он начал работу и ушёл в свою картину так глубоко, что едва ли следил за временем. Отодвинулись все мысли и переживания, перед ним были нарисованные им самим глаза Пеппер, а за ней — целый мир. Он пришёл в себя, только когда прядь длинных золотисто-рыжих волос скользнула по его плечу, потому что профессор Поттс подошла сзади и наклонилась ближе, не иначе как препарируя взглядом каждый его мазок. Она разглядывала долго и при этом ни слова не говорила. Стив почувствовал, как сжимается собственное сердце — ведь если хорошо, она бы что-то сказала? — Плохо? — со скрываемым отчаянием он начал протирать кисти о тряпицу, расстеленную поверх рабочего фартука. Было тем хуже, что ему-то обновление было по душе. Картина расцвела и стала глубже. Много глубже. Профессор Пеппер Поттс выглядела совсем юной и счастливой на ней. — Знаешь, это странно. — Странно? — не понял Стив, вглядываясь в тонкий профиль. — Я провела детство в графстве Суррей, — тихо ответила профессор Поттс, распрямляясь и, наконец, делая пару шагов назад, но не переставая смотреть. — У моих родителей там до сих пор дом и большие земельные владения. Одно из полей, которое сразу за садом, сколько я себя помню, они всегда засеивали подсолнечником. Честно, никогда не задавалась вопросами, для чего и зачем — сельское хозяйство не моя тема. Но то поле я всегда любила. Даже просто смотреть на него уже поднимало моё настроение на небывалую высоту. — Я не знал, — так же тихо ответил Стив, вглядываясь в подсолнуховое поле за спиной Пеппер Поттс. Оно чуть волновалось под слабыми дуновениями ветра и создавало неповторимый живой ореол вместе с золотисто-рыжими волосами. — Оно просто… само пришло. Профессор Поттс вдруг чуть повернулась и посмотрела уже не на картину — ему в глаза. Улыбка на её губах прорастала медленно, но неизбежно: так прорастает к солнцу росток подсолнуха. — Думаю, из тебя получится на самом деле хороший художник, Стив, — сказала она и вдруг легко потрепала его по волосам. Это было не сложно, она возвышалась над ним почти на голову. — Только не гордись слишком и постарайся не растерять то, что ты видишь. А сейчас давай расходиться. Тебе стоит проверить свою комнату. Может быть, у твоего соседа всё же есть совесть, и ты сможешь нормально поспать. Стив усмехнулся, чувствуя, как начинают гореть щёки и уши — то ли от похвалы, то ли от мысли о Говарде и Питере. Времени было давно за полночь. Стив не знал, заработалась ли сама профессор Поттс или ждала, пока он закончит — это и не было важным. Главное, он сделал то, что должен был, и теперь его догоняло отходняком: тело и веки наливались тяжестью, от всего пережитого он чувствовал, что совсем вымотался, и страшно хотел спать. Ещё на выходе из корпуса он отправил сообщение Питеру: «Я могу вернуться?» Ответ пришёл не сразу. Стив уже был мысленно готов свернуть к женскому кампусу и каким-то образом прорываться внутрь посреди ночи, когда айфон мелодично пиликнул: «Конечно, Стив, прости, что не написал сразу. Я сегодня с Говардом у него. Не теряй.» Фыркнув этому «у него» и лёгкой зависти пополам с фантазией, которая начала рисовать картины, где это может быть, «у него», Стив поплёлся к себе в комнату. Это было нестерпимо. Вся комната пахла так, что у Стива моментально потяжелело внизу живота. Всё вокруг — как одно большое доказательство, что Питер нашёл, что искал. Не было сил на ванную, Стив только помыл руки, мельком взглянув на чужую разворошённую кровать. Вышел обратно и поставил чайник, чтобы согреться чашкой горячего чая. Под ширинкой тянуло, яйца ныли. Накатило тёмное, неубиваемое желание забраться под одеяло и жёстко подрочить. Самое удивительное было в том, что плевать он хотел сейчас и на Говарда, и на Питера. Запах чужих духов и тел подстёгивал, но перед глазами вставали совсем другие картины и воспоминания. Вдруг отчётливо вспомнилось, как Баки драл его в буквальном смысле этого слова прямо у подоконника на кухне. Или как он вдруг тормозил на лестнице в пролёте между первым и вторым этажом, жёстко фиксировал у стены его разъезжающиеся ноги и принимался сосать так, словно нет больше в целом мире ничего важнее. Стив отчётливо ярко вспомнил вдруг это ощущение на грани боли, когда сам медленно садился сверху, и толстый, каменно-твёрдый член Баки раздвигал его, натягивал до того сильно, что Стив боялся пустить слезу от полноты спектра ощущений. Он так хотел этого сейчас, прямо сейчас, и чувствовал поднимающуюся злость — что не мог получить. Заглотив ошпаривший язык чай и едва почувствовав это, Стив спешно стянул с себя все несуразно подобранные вещи, с головой спрятался под пледом, схватил крем для рук и, едва смазав пальцы, вогнал в себя сразу два, кулаком обнимая и сжимая основание пульсирующего члена. Стало чуть больно и немного легче — но, конечно, Стив не собирался останавливаться. Утопив в себя все пальцы кроме большого и мизинца, Стив со смесью боли и облегчения как можно шире раздвинул их, с усилием растягивая собственный анус. Вот оно, похожее ощущение. Совсем не то, конечно, но близко. Как на Баки. Как с ним, когда он буквально распяливает его, как легкокрылую бабочку, на себе. Он не забыл. А значит, у них всё получится совсем скоро. Надо только дождаться. Яростно отдрочив себе, не пытаясь оттянуть удовольствие, лишь бы просто кончить, Стив кое-как вытер руки бумажными салфетками и провалился в глубокий сон. * — Я предлагаю тебе свалить отсюда, — без обиняков шепнула Наташа, когда они допили шампанское из красивых пластиковых фужеров. Вокруг гомонили студенты, порой мелькали профессора, явно довольные прошедшими интенсивами, но всё же открытие «Выставки» было лишено королевской помпезности. Все были одеты повседневно, кто что нашёл поприличнее в своих вещах — не в смокингах же приходить? Благодарственную речь сказали декан Пирс и профессор Пим, отметив американскую работоспособность и творческий подход. Стив успел перекинуться парой фраз с Пеппер Поттс и даже обменялся координатами со Скоттом Лэнгом — на случай, что тот вернётся в Нью-Йорк. Они обошли и оценили все самые интересные работы — но к своему портрету Стив старался не подходить. Ему было неловко и непривычно, что вокруг него не рассасывалась небольшая толпа зрителей. — И куда пойдём? — спросил он Наташу. — Куда угодно, где можно выпить чего-нибудь покрепче и, может быть, немного потанцевать. — Я не хочу идти на вечеринку, — признался Стив, оглядываясь по сторонам. У них уже состоялся довольно неловкий диалог с Питером, когда они столкнулись таки в комнате, вынужденные вместе собираться на открытие выставки. Говарда сейчас не было тут, наверняка, какие-то важные дела отвлекли его, но Питер вместе с друзьями мелькал то там, то тут, и Стив не знал, он ищет его взглядом потому, что не хочет столкнуться, или же наоборот потому, что не хочет ничего упустить. — Мы и не пойдём. Поехали, наконец, в центр. И завалимся в какой-нибудь паб. — Меня выпрут. Я ведь на шестнадцать едва выгляжу. — Не выпрут, думаю, придумаем что-нибудь, — из-за спины непонятно откуда выплыл Говард, и Стив даже нахмурился. Он не любил его манеру вот так вот встревать в чужой диалог. — Ребята, только без яда, прошу, — он поднял руки и обезоруживающе улыбнулся. На нём был мягкий и даже на вид дорогой свитер из тонкого кашемира. Стив невольно уставился на ключичные косточки, мелькавшие в V-образном вырезе. — Я должен вам, и помощь ваша неоценима. — И всё же ты её оценил, — усмехнулся Стив, получив от Наташи лёгкий тычок в бок. — Ничего такого, просто проведём приятный вечер, если вы не против нашей компании? Я всё устроил. Личная экскурсия по самым интересным местам Лондона, плюс посещение пары мест, куда даже по билетам уже не пускают. — Заберёмся в спальню к королеве? — предположила Наташа, и Говард рассмеялся. — Ну, не настолько. Но, например, мне обещали пропустить нас в Тауэр сегодня вечером. И разрешат подняться на самую высокую башню. — А ещё хочется поесть, выпить и потанцевать, — без стеснения выдала Нат, а Стив только закатил глаза. Он часто вспоминал странные наташины поговорки, привезённые ею с родины. Кажется, к ситуации подходила: дают — бери, стреляют — беги? — Значит, всё устроим по высшему разряду, — без промедления согласился Говард. — Едем все вместе? — спросил Стив, оглядываясь в поисках Питера. Его компания медленно, но уверенно пробиралась к ним через выставочный зал. — Да, все, вы же не против? Стив переглянулся с Наташей, пока Говард переводил взгляд то на одну, то на другого, ожидая ответа. Наконец, Наташа не выдержала и подавилась смешком. Стив улыбнулся и спросил у Говарда: — Значит, Питер в курсе, что ты наследник «Старк Индастриз»? Лицо Говарда мгновенно переменилось, улыбка стекла и губы сложились в жёсткую линию. — Нет, и не нужно об этом говорить. Вообще. — Почему? — возмутилась Наташа. — Ты опять водишь его за нос? — И не думал, — Говард устало провёл рукой по лицу. — Просто… не всё сразу, хорошо? Не давите на меня. Я едва вернул его расположение, представляете его реакцию, если я вывалю на него все оставшиеся факты? Вопрос остался без ответа. Стив не знал, как правильно, а как нет. Но Говард был прав — Питер бы просто офигел от фактов. А Наташа почему-то тоже молчала. Задумчиво смотрела за плечо Говарда, где Стив увидел мелькающих неподалёку Питера, Неда и Мишель. — Я обставил всё так, словно эта экскурсия — что-то вроде бонуса тем, кто попал со своими работами на выставку. Вроде комплимента от Королевского Колледжа. — Ты ведь расскажешь ему потом? — тихо спросила Наташа — ребята были уже близко. — Конечно. Иначе всё бессмысленно. И когда Питер подошёл и словно случайно приобнял Говарда за плечо, здороваясь и улыбаясь так счастливо, будто у него сегодня день рождения, и все вокруг его гости, Наташа вдруг шагнула к нему и, прихватив за расстёгнутый воротничок рубашки, неожиданно и смачно поцеловала в губы. Стив на несколько мгновений, пока поцелуй длился, перестал дышать. Как бы кто кого не убил. — Прости, — Наташа отлепилась от шокированного Питера и под ошарашенные взгляды всех вокруг нежно вытерла помаду с краешка его губ. — Проспорила сама себе, представляешь, как бывает? * Самолёт набирал высоту неумолимо, а Стив сидел у окна рядом с Наташей и улыбался своему отражению в иллюминаторе. Наташа гоняла во рту леденец, и их медленно отпускало волнение, которое неизменно настигало в аэропорту при прохождении всех пунктов досмотра и проверки документов. Стив успел отправить все важные сообщения домой и Баки, что он уже на обратном пути. Не верилось, что две недели растянулись в его сознании, как целый месяц, и вот, вдруг закончились. — Хорошо было, согласись? — Наташа чуть вымученно улыбнулась — у неё до сих пор побаливала голова после ночи. Стив улыбнулся и кивнул, о чём бы Нат ни спрашивала. В голову лезли все глупости, что они успели наворотить за последнюю ночь и день в Лондоне. Как гид Мэри, девушка едва ли старше их, рассказывала вместо нормальной экскурсионной программы байки и страшилки, пока минивэн вёз их компанию в обзорную экскурсию по центру Лондона; как Питер едва не вывалился между зубцов Тауэрской башни, а Говард успел поймать и долго то ли обнимал, то ли душил потом в своих объятиях. Как плотно и вкусно ужинали в каком-то пабе, и Нэд на спор победил завсегдатая, запив ужин семью полулитровыми кружками янтарного пива. Правда, после этого подвига его переместили в уголок, и он пропустил всё следующее веселье, мирно похрапывая оттуда. Как Мэри и Мишель нашли друг в друге интересных собеседников и окопались за стойкой, время от времени прося у бармена обновить шоты. Стив вспоминал, как танцевал Питер, неизменно привлекая своим танцем ярый интерес публики. Места было мало, и танцевали все впритирку, но теперь Питер был под надёжной защитой от посягательств. Как они украдкой целовались с Говардом, а Стив отворачивался, чтобы не мешать своим любопытством — и Наташа, словно чувствуя, тащила его «курить» на улицу. Как после такой насыщенной программы они с Питером едва продрали глаза в полдень, а ведь нужно было ещё собраться и вовремя, к назначенному часу сбора спуститься вниз, в холл. А Уэйд Уилсон после долгих показательных прощальных обнимашек подарил ему пачку «Лондонских презервативов». Уже начатую… Было весело, но, слава Богу, интенсивы подошли к концу. Летели обратно одним самолётом, все вместе. Только Говард задерживался в Лондоне ещё на день, и Стив знать не хотел, как тот объяснил это Питеру. Значение имело только то, что там, на другом конце их маршрута-дуги, волшебным образом заканчивающегося в Нью-йоркском аэропорту Кеннеди, его будет ждать Баки. Баки, который написал, что не может вытерпеть эти оставшиеся часы и наверное вовсе не уснёт. Дело осталось за малым — перелететь океан. Поэтому Стив вглядывался в густые облака под крылом и изо всех сил представлял, как где-то далеко под ними мили Атлантики сменяются милями, приближая его к Америке.