По ту сторону кассы

Что бы там ни говорили про новый парк, а аттракционы казались выходцами из века двадцатого. Может, кто-то и поработал над красивой обложкой, а вот про внутрянку, кажется, забыли. Это был первый аттракцион Арсения в этом парке, и если бы он знал, что здесь все такое скрипучее, то хрен бы он привёл сюда дочурку. К счастью, малышку не пускали на опасные карусельки, зато сам Попов попал не на шутку. Сейчас мужчина меньше всего хотел случайно вывалиться из вагончика. Единственное, что его удерживало, — опущенная на их с Антоном колени железяка, которая нехреново так шаталась, будто норовя вот-вот слететь к хуям. А там уже полетит и сам Арсений, да ещё и Антона прихватит. Шастун же спокойно сидел рядом, беззаботно улыбался и нарочно издевался над ним, совершенно не подозревая о его внутренних страхах. Арсений судорожно сглотнул, вновь опустив взгляд вниз: обычно он переживал лишь за себя, но сейчас его страх распространялся и на Антона, ведь тот не просто рисковал, а ещё и, возможно, не понимал, насколько все хреново. Попов смог лишь тихо пискнуть, когда они медленно двинулись вверх. — Да успокойся ты, — протянул Антон, видя, как побледнел Арс. В какой-то момент он подумал, что, возможно, это была не такая уж и хорошая идея. Кто знает, насколько Попов психически устойчив? Арсению казалось, что аттракцион чересчур медленный. Ему хотелось, чтобы этот пиздец поскорее закончился. Он уже мысленно представлял, как за эту подставу влетит Антону. Брюнет, конечно, понимал, что тот не со зла, но вот у него в руках неплохой шанс отомстить, а это дорогого стоит. Тем временем, они все приближались к вершине, и Арсений максимально сосредоточился, чтобы не смотреть вниз. Он чувствовал, как вспотели его ладони, а их «удерживатель» — название этого он не знал и знать не хотел — дребезжит и трясется, отдаваясь дрожью во всем его теле. Попов прикрыл глаза и сильнее сжал руки, но, тем не менее, это не помешало ему случайно расцепить пальцы, когда их резко потянуло вниз.

***

Антон перестал весело кричать и подавился воздухом, когда почувствовал цепкую хватку руки на левом бедре. Их несло на невероятной скорости, так что никто не мог и головы повернуть, поэтому возможности взглянуть на Попова у него не было. Но, судя по ощущениям, приходилось Арсу несладко. Шастун понимал это, как ответку кармы на его нехорошее поведение. Он затащил в этот ад бедного Арсения и теперь расплачивается. Но почему-то он думал — даже знал, — что Попов сжал его бедро не специально. И осознание этого оставляло противоречивые чувства. По-хорошему, Антон должен был переживать за Попова, ведь, во-первых, в этой ситуации виноват он сам, а во-вторых, Арсений ему далеко не безразличен. Но на деле Шастун полностью оторвался от реальности, а весь его мир сузился до крохотного места — ладони Попова на его бедре. И дело было не в боли, коей было предостаточно, а в чувстве горячего прикосновения столь желанного им человека. И это просто чертовски заводило. Так и ехал этот вагончик: один его пассажир боялся помереть, а второй — возбудиться. Поездка длилась с минуты полторы, пока они не вернулись на старт, откуда и должны были начать все по новой ещё один раз. Аттракцион замедлился, казалось, почти остановился, но потом вновь тронулся, все так же медленно поднимаясь вверх. — Фу-ух, — Попов с шумом выдохнул и тряхнул головой, но руку так и не убрал. Антон чувствовал, как Арсения всего колотит, но молчал, ещё не решив, как выйти из этой щекотливой ситуации. Ужасно горячая ладонь обжигала кожу и мешала парню нормально думать. В данный момент он мог лишь перечислять простые числа и размышлять о чем-то гадком, лишь бы не попасть в ситуацию куда хуже этой. Да, Антону не нравилось быть просто другом, но и для признания было рано. Второй круг казался адским не только Попову. Антон слышал, как бешено колотится его сердце, и понимал, что причина не только в скоростях аттракциона, но и в сидящем рядом парне. Шастун перепробовал все методы мысленного воздействия на тело и пришёл к выводу, что самым действенным является образ лобызаний его друга и начальника — как он дошёл до такого, непонятно. Несколько минут назад Антон за такое прикосновение отдал бы все что угодно, и он был уверен, что сделал бы то же самое и позже — после адской поездки, если, конечно, их с Арсением связь не прервется таким образом. Где-то глубоко в душе была ещё жива надежда на то, что их отношения приобретут совершенно иной характер, и Шастун тянул до последнего, подкрадываясь к нему ближе. Арсений вернулся на землю и понял, что что-то не так, когда они окончательно остановились. Брюнет взглянул на Антона, увидев, что тот жутко красный, да ещё и дышит через раз, и лишь тогда нашёл свою руку не на самом удачном месте. — Блять. Матерился Попов крайне редко, и если уж и позволял себе пару некрасивых слов, то они очень даже вписывались в ситуацию — как правило, в такие моменты он просто не знал, как описать её иначе. И сейчас внезапно выскочившее словечко лучше всего описывало состояние души и тела Антона. Рука ощущалась куда отчётливее после их остановки, а испуганный и удивленный взгляд голубых глаз ещё больше подливал масла в огонь. Антону грозили палево и птица обломинго, поэтому он сделал лицо попроще и, стараясь контролировать голос, сказал: — Ой, а я и не заметил! Шастун рассмеялся, включая внутреннего актёра — к слову, Станиславский за такую игру ему бы в рожу дал. Но, несмотря на наигранный смех, Арсений в ответ ровно так же рассмеялся — он то ли поверил, то ли подыграть решил. — Прости, — протянул Попов, с трудом расцепляя пальцы на бедре Антона. Шастун в ответ кивнул, добродушно улыбаясь. Теперь, видя фантастические синяки у себя на ноге, Антон будет вспоминать эти ужасные, но, по сути, такие желанные минуты, представляя, что было бы, если бы они были вдвоём, не в парке, а ладонь Попова скользнула бы повыше.