По ту сторону кассы

Антон похлопал ладонями по карманам, ища столь нужную сейчас пачку сигарет. В переднем кармане джинс он обнаружил свой телефон, в заднем — зажигалку, но на сигареты не было и намека. — Неужели потерял? — тихо спросил он у самого себя, а потом остановился, вновь проводя карманную ревизию, пока Поповы ушли, совершенно не заметив его пропажи. Руки у него тряслись, как у алкоголика какого, а лёгкие нехило сдавливало. Сегодня Шастуна заставили побегать и понервничать, так что ему была необходима порция никотина. Причём срочно. После инцидента на американских горках между ними возникло напряжение — такое давящее и плотное, что мешало все мысли в голове, приводя к одной-единственной реакции — смеси непонятного смущения, желания провалиться сквозь землю и убежать далеко-далеко, лишь бы воспоминания отпустили. Антон пытался обернуть все это в шутку, но выходило у него это так себе. В большей степени, волновался именно он, не в состоянии отделаться от сладкого ощущения, как от терпкого послевкусия. Ему начало казаться, что их прогулка затянулась и что они шляются по парку уже несколько дней. Голову припекало, ноги его давно устали, а ещё он безумно хотел курить. — Дядя Антон! Ты куда пропал? — все же заметив, что сопровождающий их пропал, девочка обернулась и подбежала к парню, отпустив руку отца. Шастун удивленно взглянул на неё, не понимая, с каких пор это он стал дядей Антоном. Попова смотрела на него светлым и чистым взглядом, невинно улыбаясь, и будь на его месте какая-нибудь девушка, она бы, наверняка, заулюлюкала. Но Антон был по-прежнему Антоном, поэтому он лишь криво улыбнулся. Милая дочурка — шикарный способ клеить баб, тем более, что даже он, Шастун, вёлся на неё, хотя детей на дух не переносил. Хотя, если бы все дети были такими милыми, спокойными, а главное — сговорчивыми, их бы рожали куда охотнее, а любили больше. — Что потерял? — внезапно в их разговор вторгся Арсений, и Антон вздрогнул и вернулся в реальность, услышав его голос. Попов, заметив это, как-то помрачнел, а Шастун как бы в ответ активно замахал руками. — Я просто задумался! Все в порядке! — засуетился Антон, а потом добавил тихо, чтобы дитя его не услышало: — А потерял я сигареты. Кажется. Они понимали друг друга без слов, словно думая об одном и том же. Шастун, например, ни за что бы не догадался, что в голове Попова, как и у него самого, во всю витают мысли и предположения о том, как бы вернуть былую обстановку. Внезапно став тяжёлым, мозг давил на черепную коробку, сильнее нагружая и без того больную голову. Забавное мешканье заставило Попова улыбнуться, а лицо его заметно посветлело. Он качнул головой, отгоняя оттуда все злое и нехорошее, после чего вновь взял дочь за руку. — Как-то я подустал, — начал Арсений, — пойдемте что ли, — он задорно подмигнул Антону, кивнув в сторону выхода, и обратился к нему так же тихо: — Здесь не продают то, что ты потерял, но у выхода есть супермаркет. И Шастун был готов расцеловать Попова за его слова. Хотя, возможно, он бы сделал это и без столь ценного понимания. Евгения, на удивление Антону, и слова против не сказала. Шикарная дама вырастет. Девочка кивнула, хоть и немного помрачнела, но спорить не стала, послушно двинув за отцом. Шастун находился в неком диссонансе, не зная, чего именно желает его душенька, поэтому, купив сигареты и затянувшись наконец, парень впал в раздумия. А какого, собственно, ему вообще надо? Антон обладал такой отвратительной чертой, как отсутствие всякой мотивации, а без неё, как известно, нет и движения вперёд. Он даже не жил нормально, а лишь существовал, бессмысленно прожигая день за днём. Поэтому сейчас, попав в интересную ситуацию, Шастун, казалось бы, нашёл то самое недостающее звено, что столько лет не давало ему даже выдохнуть нормально, но действовать по-прежнему он не мог, потому что не мог и сформировать свои желания. Когда он был простым работником общепита, просто смотрел на Попова и даже в мыслях не представляя, что они вот так легко смогут общаться, было куда проще, ведь ему не надо было думать о сказанном или переживать за содеянное — Антон любовался, мечтал, желал. А сейчас, видясь с Арсением, имея с ним какие-никакие, а отношения, хоть и дружеские, у него было, что терять. А терять он это не хотел, ровно как и сидеть на месте, оставаясь каким-то другом. Кто-то другой, возможно, но не он, довольствовался бы и тем, что имеет, а Антону этого было мало. В конце концов, так можно упустить кое-что ценное. Скурив две сигареты подряд, Шастун вернулся к Поповым, найдя их на парковке, где брюнет уже пристегивал дочь на заднем сидении. Что-то проворковав девочке, Арсений закрыл дверь и взглянул на Антона, который выглядел каким-то вымученным и уставшим. — Слушай, у тебя планы на сегодня какие-нибудь есть? — обратился он к Шастуну, устало выдохнув. Видимо, папаше тоже было не легче. — Знаю, я и так у тебя целый день выкрал, но ты не против, если украду и вечер? Антон в ответ пожал плечами, слабо понимая, к чему конкретно ведёт Попов. В его голове уже вырисовывалась неприличная картина, но парень легко подавил мысли, давно привыкнув к подобному. Украсть вечер — Шастун таких фраз давненько не слышал. С интеллигентным Арсением все было не как у людей, а к подобному привыкнуть сложновато. — Да вроде не занят я, — рискнул Шастун, выбрав первое между «что угодно с Поповым» и «телевизор в обнимку с бутылкой». — О, шикарно! Тогда ныряй в машину и поедем ко мне — отблагодарю тебя за проведенный с нами день, а заодно отметим твою маленькую победу. Кстати, ты заметил, что за весь день ни разу не кричал? Арсений широко улыбался, весь светился, как ёлка новогодняя, ощущая явный прогресс в деле о психах Шастуна. Антон же, кивнув, сделал веленное. И, услышав про «отблагодарю», он с трудом отогнал появившиеся в голове мысли.