По ту сторону кассы

Попов сидел на полу у дивана, держа в руках листок с рисунком дочери. Нельзя было сказать, что у девочки был прямо-таки талант на художества, но мужчина, взглянув на рисунок, сразу понял, кого она изобразила. — А почему ты один пришёл? — спросила Женя, устало потирая кулачком глаз. — Где дядя Антон? — Он… Он там, — ответил Арсений, — на кухне. Попов последние минут десять находился в полнейшем замешательстве, совершенно не понимая, какого черта происходит. Они провели просто шикарнейший день, и вечер обещал быть таким же недурным, но этот мимолетный поцелуй выбил его из колеи. В голове появилась мысль — а не случайность ли это? Шастун, конечно, часто вел себя странно, но Попов воспринимал это как его личные заскоки, коих было предостаточно. Повышенная агрессивность, активная мимика, чрезмерная эмоциональность и вспыльчивость — весь этот букет был удачно уложен в одного человека, так что Арсений не удивился бы ничему, что бы Антон ни учудил. Во всяком случае, так Попов думал раньше, ведь сейчас он был удивлен как никогда, а ещё немного смущен. Мужчина продолжал держать в руках рисунок, на котором были изображены они втроём: Женя, Арсений и Антон. Дочь Попов узнал сразу, а себя и Шастуна различил лишь по разнице в росте. А ещё парень повыше был немного худее, хотя в жизни Антон был дрыщ дрыщом. — А почему дядя Антон не пришёл? — не успокаивалась Женя. — Вы поругались? Арсений оторвался от рисунка, взглянув на дочь. Все же дети прекрасно улавливают любые эмоции. Хмуро усмехнувшись, Попов отрицательно мотнул головой в знак ответа. Он и сам не понимал, почему так раскис, скорее, задумавшись, нежели обидевшись. Арсений понимал, что подобным может закончится — как-никак их дружба началась в гей-клубе. Хотя про ориентацию парни ни разу не говорили. Возможно, он чего-то не замечал. Он прокрутил в голове все их встречи и совместно проведённые дни, только сейчас замечая некоторые тонкости. Попов бы ни за что не перевёл их, как желание понравиться в подобном смысле, ведь он общался с парнем, а мужская дружба всегда имеет налет голубизны. Быть может, в их дружбе этого самого налета было слишком много — если, конечно, это можно было назвать дружбой. За эти несколько месяцев они неплохо сблизились — оно и ясно, ведь Арсений в какой-то степени пытался излечить его, а для этого он должен был понять Антона: его душу, мотивы, желания. Но ранее со своими клиентами Попов так далеко не заходил, ведь он, по сути, знал о Шастуне все и консультировал его в любое время дня и ночи. Мужчина воспринимал это, как дружескую заботу, но такое уже можно принять за неравнодушие, хотя он и не мог сказать, что Антон ему безразличен. Звук телевизора внезапно стал очень громким, и Арсений вернулся на землю. По ящику были какие-то Фиксики, и Попов даже не старался вдумываться в сюжет, просто глядя на экран пустым взглядом. Он потряс головой, будто это привело бы его мысли в порядок, а затем потянулся к телефону, чтобы узнать время. Судя по цифрам на экране, он сидел так уже около пятнадцати минут, и если Антон не ушёл, то на кухне находился легковоспламеняющийся парень. И Попов совершенно не знал, что ему с этим делать. Вспомнив про обещание скинуть бывшей жене фотоотчет о проведённом в парке дне, Попов полез в галерею, понимая, что отвлекаясь он лишь оттягивает разговор с Антоном. Но сейчас ему это было нужно — немного отвлечься от терзающих мозг мыслей. Голова была, словно свинцовая — она тяжело давила на плечи, при этом чуть ли не разрываясь от избытка информации. Все произошло так быстро и неожиданно, что он не был готов. Хотя к такому мало что подготовит. В итоге, брюнет пролистал все фотографии, замечая, что у него очень много снимков с Шастуном. Затем, разумом вернувшись к прежней теме, он просмотрел все фото за последние несколько месяцев, где, как и на новых, был Антон. Очень много Антона. Арсений и не замечал, сколько времени они проводят вместе, пока не открыл галерею: вот они с Антоном в баре, вот на футболе, а здесь парни играют в бильярд. И это все за две недели, а ведь они фотографировались далеко не везде. На каждом фото были их довольные, даже счастливые, лица. Попов постарался вспомнить, когда он в последний раз так улыбался и беззаботно смеялся, понимая, что то было давным-давно. С Антоном же он был самим собой: Арсений мог расслабиться и от души повеселиться. Шастун его часто смешил, а иногда парень просто приходил за помощью, после чего всегда уходил с широкой улыбкой, ярко освещающей весь его кабинет. Да, возможно, Антон ему всё-таки нравился. Возможно… Попов вновь очнулся, когда дочь потрясла его за плечо. — Ты долго тут ещё сидеть будешь? Я уже второй мультик досмотрела! Он даже не смотрел на время, понимая, что давно задержался. Сейчас оставалось лишь молиться, чтобы его не убили в его же квартире. Арсений никогда не боялся Антона, но сейчас ему было жутко возвращаться. Он скорее прятался от себя, чем от него. Решив более не тянуть, он поднялся с пола, крепко держа в руке телефон. — Слушай, а тебе спать не пора? — спросил он дочь, ощущая себя куда лучше. Ему стало в какой-то степени легче, хотя понимание того, что ему предстоит, возможно, длинный разговор, давило тяжёлым грузом.

***

За двадцать минут, проведённых на кухне почти в полной тишине, Антон, казалось, прошёл все девять кругов Ада, разве что, не успев замерзнуть. Он отдалённо слышал звуки телевизора, стараясь не зацикливаться на собственных мыслях. Парень знал, что стоит ему задуматься, как кто-то обязательно пострадает, и уж лучше пусть достанется ему одному, чем невинному Попову. На кухне висели часы, и порой Антон вслушивался в их тихое тиканье — циклично повторяющиеся звуки помогали сдерживать внутреннего зверя, который, сорвавшись с цепи, рвал и метал, норовя окончательно разорвать его сердце и снести кое-как вправленную крышу. Раньше он жил, будучи неуравновешенным, и ему было плевать на это, ведь до окружающих ему не было дела. Сейчас же мог пострадать реально дорогой ему человек. Шастун прекрасно понимал, что смысла ждать Арсения нет, ведь тот, наверняка, нарочно прячется, пытаясь избежать ненужных сцен. По его выражению лица было все ясно, но Антон продолжал занимать диван, словно специально нарываясь на болезненные слова. С другой стороны, уж лучше бы его сразу отшили и растоптали надежду, чем если бы, как сейчас, оттягивали разговор или делали вид, что ничего не произошло. В делах любовных Шастун был полный профан, но элементарные вещи понимал. За двадцать минут Антон перепробовал все методы, что он знал, пока в какой-то момент не осознал, что элементарно устал. В последний раз взглянув на часы, он махнул рукой, решив, что, быть может, это и был своего рода посыл, после чего встал и двинул к выходу, собираясь уйти так, без слов, ведь доставлять неудобства он более не хотел. Шастун влез в кеды, завязал их и зачем-то обернулся в сторону гостиной. Не зря во всех легендах говорится, что нельзя оборачиваться — он почувствовал укол в груди, а потом быстро разжигающееся пламя, но подавил его, взявшись за холодный металл ручки двери. — Стой! — услышал он, не успев открыть дверь. Антон подумал, что ему просто послышалось, так что он повернул ручку, после чего ощутил горячую ладонь на своём плече. — Я же сказал - остановись. Шастун взглянул на ладонь со вздутыми венками. Попов держал его крепко — так, что заставил парня обернуться и обратить на себя взор. — Так долго ждал, а теперь уйти хочешь? — продолжил Арсений, глядя прямо в глаза. На секунду Антону показалось, что он всматривается в его душу, медленно высасывая беспокойство и все тревоги. Шастун опустил веки, а затем почувствовал поцелуй на своих губах. Он невольно подался вперёд, позволив Арсению смять его губы своими, а после углубиться. Голова его легко закружилась, но, очухавшись, Антон запустил руку в мягкие тёмные волосы на затылке Попова, обняв его за шею, и прижал его крепче, перекрывая доступ к кислороду, грубо целуя его, яростно впиваясь в губы, кусаясь и тщательно вылизывая его рот. Они долго стояли в прихожей, пока Антон, позволив себе сорваться, вдоволь не наигрался, в конец истерзав ставшие ярко-красными губы Попова. Арсений выглядел потрепано и как-то помято, но взгляд его и лёгкая улыбка ясно давали понять, что он в норме. — Это, — прохрипел Арсений, решив высказаться, пока у Антона вновь не снесло крышу, — я хотел сказать… Может, ну, попробуем. До того, как у Антона сорвало последние тормоза, осталось две секунды.