По ту сторону кассы

«Да, это свидание, но никто не знает, что мы встречаемся. Просто два друга решили пойти в кино — обычная ситуация. Это боевик, а не какой-нибудь Титаник. Все нормально!» Антону было крайне неудобно. Почему-то. Они успели на вечерний сеанс тютелька в тютельку и даже чуть не опоздали из-за того, что Арсению пришлось задержаться на работе. В принципе, парни могли сходить и в любой другой день, но они и так пропустили премьеру, придя в кино на второй день проката. Когда они пришли, в зале осталось лишь четыре свободных места — к счастью, два из них были рядом. Пришлось брать именно их, и немного напрягало то, что были они на последнем ряду. Неужели в зале так мало парочек? Антон понимал, что тема с «рядом для поцелуев» — брехня и что это все придумали маркетологи, чтобы продавать билеты на дальние ряды, но также где-то внутри он осознавал, что их положением можно и воспользоваться. Так уж получилось, что после его безмолвного признания и жарких поцелуев в прихожей они продолжили вести себя, как прежде. Ни поцелуев, ни объятий, ни нежных слов — как будто ничего и не было, а они по-прежнему лишь друзья. Естественно, Шастун начал загоняться. Он видел парочки на улице, в метро, на работе — да везде, куда бы ни посмотрел. И все они миловались и лобызались перед его больным взором, из-за чего нередко получали от него. Про подобного рода срывы Антон благоговейно умалчивал, рассказывая лишь про стандартные ситуации и опуская часть про то, как он втирает подросткам, что негоже свою любовь выставлять напоказ. Он считал, что Попов это просто не поймёт. Как оказалось, вся смелость и запал Антона легко исчезли. Первый шаг сделал он, а со вторым оказались проблемы: словно у него закончились силы, и теперь он ждал, когда те к нему вернутся. Но, скорее, Шастун элементарно побаивался что-либо делать, давая Арсению привыкнуть к себе в новой роли. Только вот, чтобы привыкнуть к новому, нужно это новое повторять, а Антон этого сделать не мог. А Арсений почему-то не делал. За прошедшую неделю они виделись четырежды: дважды в макдаке и два раза встречались. В первых случаях они были на людях у Антона на работе, так что ни о каких милований и речи не шло. В других же они посещали места скопления народа и прощались в машине Попова. И Шастун себе упорно доказывал, что для каких-либо действий не было подходящего момента или места, хотя на деле он так себя просто успокаивал. — Да чего ты ерзаешь все время? — не выдержал Арсений, глядя на сидящего рядом Антона. Ещё даже свет не погасили, а тот уже приложился к попкорну. — Вшенрмлна, — ответил Шастун, наоборот, стараясь не смотреть на Попова. Он набил кукурузой полные щеки, вызвав этим у Арсения лёгкую улыбку. — На хомяка похож, — решил Попов, тихо смеясь. Вдруг отключили свет, и мужчина позволил себе немного вольностей: он провёл кончиками пальцев по набитой попкорном щеке Антона. Последний легко вздрогнул, не ожидая такого нежного жеста. Как же он сейчас хотел накинуться на него, но полный рот, увы, мешал. Антон много жрал — это ни для кого секретом не было. Попкорн парень не шибко любил, но мог легко опустошить ведро, потеряв связь с землей. Сейчас кукуруза словно встала ему поперёк горла — она совершенно не зашла, хоть он и продолжал есть. Быть может, это было из-за нервов или ещё из-за чего, но он старался чем-то занять рот. Если бы не попкорн, Шастун бы давно полез к Попову: полутемная обстановка была такой интимной и располагающей к разврату, что он бы, наверняка, не удержался. Еда в кои-то веки его спасала. Арсений давно ждал выхода этого фильма, и Антон это прекрасно знал, а посему повернулся к экрану вслед за Поповым, продолжая набивать рот, тем самым, отвлекая себя. Казалось, что реклама длится бесконечно, но, когда начался фильм, лучше не стало. Большое ведро с попкорном быстро пустело, а смотреть кино Шастун был уже не в настроении. Все его мысли занял сидящий рядом мужчина, в то время как сам Арсений, видимо, полностью погрузился в фильм. Но, как оказалось, это не точно. Когда они были в кино в прошлый раз, у них началась битва за подлокотник. В итоге парни пришли к выводу, что каждый может занять подлокотник справа, так что тот, что был посередине, по праву доставался Антону. Сейчас этой битвы быть не должно, ведь они все решили в прошлый раз, поэтому Шастун удивился, когда рука Арсения легла на его подлокотник, слегка толкнув его руку. Это походило на предательство и являлось вторжением на его частную территорию. Антон хотел было возмутиться, ибо споры за подлокотник для него были вечной проблемой, но стоило ему открыть рот, как он его тут же прикрыл, почувствовав лёгкое прикосновение к своему запястью. Шастун взглянул на Арсения, тот сидел с непоколебимым лицом и внимательно смотрел на экран. Тогда Антон попытался так же успокоиться, что было абсолютно невозможно, ведь в это же время рука Попова нежно ласкала его руку. Сначала брюнет последовал к его ладони, короткими ногтями пощекотал место между большим и указательным пальцем. Затем он развернул его руку к себе внутренней стороной ладони, юрко скользнув к ней пальцами и нежно погладив. Казалось, он очерчивает каждую линию на ладони: вот его палец заскользил по линии жизни, а сейчас — по линии любви. И Антон совершенно не знал, где какая линия, и существуют ли такие вообще, просто делая предположения, пока мозг его мог как-то работать. Все движения Попова были лёгкие и нежные. Антон боялся даже вдохнуть, будто это может спугнуть Арсения. Шастун не хотел, чтобы он останавливался, сфокусировав все чувства на своей руке. Шустрые пальцы Попова змейкой скользили по ладони, запястью и порой доходили аж до локтя, оттягивали его пальцы, вертели кольца, перебирали браслеты. И каждое движение, каждое поглаживание медленно сводили Антона с ума. Шастун плавился и уже забыл про стоящий на его коленях попкорн, чуть ли не постанывая от таких простых манипуляций. Ранее он ничего из этого не получал, поэтому сейчас, по сути, он впервые с того дня смог насладиться прикосновениями Арсения. И Антон решил сполна впитать в себя каждое мимолетное движение. В зале было темно — современные фильмы, как и сериалы, зачастую имеют неяркую съемку. Но тут также было полно народа, так что позволить себе каких-то вольностей Антон не мог. Шастун пару раз кидал на Арсения взгляд, каждый раз натыкаясь на непроницаемую стену. Вдоволь наигравшись, Попов просто сжал его дрожащую ладонь, изредка поглаживая её большим пальцем. Но даже от этого маленького жеста Антона бросало в жар. Шастун все больше ощущал себя подростком в пубертатный период: в голове его были одни и те же мысли, и все, как одна, неприличные. Он лишь примерно представлял, как это самое происходит между парнями, не отдавая себе отчёт, что, возможно, кому-то из них придётся пожертвовать кое-чем ценным. В его представлении все было мило, красиво, приятно и просто умопомрачительно, но где-то глубоко внутри Антон понимал, что ни хрена подобного в их первый раз не будет. Шастун в тысячный раз взглянул на Арсения, но в этот Попов тоже смотрел на него. Они встретились взглядами, и Арсений легко улыбнулся, крепче сжав его ладонь, тем самым заставив мелко вздрогнуть и сдержаться, чтобы не растечься лужицей. Брюнет что-то сказал, но Антон его не услышал из-за громкого звука кино. Тогда Попов поманил его пальцем, чтобы тот наклонился, и, приблизившись к его уху и щекоча дыханием его кожу, повторил: — Фильм неинтересный. Антон в тот же миг улыбнулся, представляя, к чему это было сказано. Когда Арсений немного отодвинулся, Шастун склонился ниже, накрывая губы Попова своими и получая, наконец, то, чего он так долго хотел.

***

Арсений с дочерью виделся лишь на выходных и тогда, когда его бывшая жена решала, что дочери неплохо бы посидеть с отцом и не мешать её личной жизни. Последнее случалось не так часто, ибо, чтобы связаться с такой женщиной, нужно многим пожертвовать. И Попов, кстати, отдал очень много, но не жалел об этом, ведь получил взамен прекрасную дочь. Мужчина думал, что ему придётся ещё долго оправляться после развода. На женщин Арсений смотреть не мог, но он и не подозревал, что свяжет себя с парнем. Это что-то совершенно новое для него, но главное — неизведанное. По этой тропе он пошел впервые, так что не знал, что нужно делать. Стоит ли нежничать? Вдруг Антону это не понравится, ведь он далеко не девушка. Сам Арсений нежничать любил, а ещё ему нравилось, когда обходились так же с ним, но Шастун человек совсем иного типа, так что в этом плане было сложно. А ещё Попов испытывал ряд проблем, связанных с тесным контактом и прикосновениями. Любой человек, естественно, захочет, чтобы его возлюбленный касался его, целовал. Арсений твёрдо знал, что он может это сделать, но даже не догадывался, как на это среагирует Антон. В итоге, все сводилось к одному — Шастун парень, а следовательно, с ним надо вести себя по-другому. Так Попов рассуждал, словно не подумав, что Антон тоже человек, а значит, тоже может иметь свои желания. А хотеть он может многого, в том числе и того, о чем Арсений благоговейно позабыл. В этот день они сидели у Арсения, так как он решил, что в его пустой квартире ему слишком одиноко. По ящику должен был идти очередной матч, но парни были уверены в победе своей команды, из-за чего уже через пятнадцать минут забыли о телевизоре, полностью переключив внимание друг на друга. Они очень много целовались. После их встреч у Арсения всегда горели губы и болел язык, но, тем не менее, отказывать себе и Антону в искушении он не мог, продолжая все так же наслаждаться длительными поцелуями, которые со временем начали перетекать в трепетные ласки. Удивительно, но тему секса так никто и не поднимал. Поцелуев и поглаживаний им уже не хватало, а зайти дальше они оба боялись — болезненный круговорот, из-за которого каждый их вечер напоминал предыдущий: они долго целуются, позволяя себе скинуть немного одежды, и все — дальше тупик. Ни секса, ни минета, ни даже взаимной дрочки — в штанах порой тесно, но страх спугнуть куда сильнее возбуждения. Прямо-таки детский сад какой-то. Но в этот раз все было немного иначе. Даже атмосфера была другая, словно Вселенная делала им посыл — задолбали со своей неуверенностью. У Антона изменился взгляд — сейчас он походил на дикое животное, уже полчаса терзающее его, Арсения, шею. Вся шея и плечи у Попова, наверняка, были в красных отметинах, что, собственно, наблюдалось и у самого Шастуна. Никто и слова не произнёс. Их руки сами потянулись куда надо, освобождая плоть, на которую болезненно давили тряпки и их собственная нерешительность. Воздух в комнате накалился, и стало особо горячо, когда Антон оседлал колени Арсения, вжав того в диван. Он приспустил штаны и сел вплотную, обхватив длинными пальцами и свой член, и член Арсения, с трудом наклоняясь ниже для поцелуя. Попов накрыл своей ладонью ладонь Антона, задавая ритм движению его руки. Они быстро скользили по всей длине, дыша через раз и тихо постанывая друг другу в губы. Свободную руку Попов завёл за спину Антона, опуская её на оголенные ягодицы, и сильно сжал упругую половинку, пальцами щекоча сфинктер. Шастун громко охнул, сжавшись от необычных ощущений, но возмущаться не стал. Уж больно хорошо ему сейчас было. Движения стали резче, а стоны — громче, и Арсений, в конец осмелев, толкнулся средним пальцем в тугое кольцо мышц, другой рукой доводя себя и Антона до исступления. Он вошёл пальцем до конца, с трудом растягивая мышцы, после чего задвигал им, трахая ерзающего парня, который громко охнул, обильно кончая от ласк со всех сторон. — Ты играл не по правилам, — решил Антон, сидя на полу и тяжело дыша. Он смотрел на свою футболку, которой пришлось ой как несладко. — Разве, у нас были правила? — удивился Арсений. — Ещё скажи, что тебе не понравилось. И Шастун в миг заткнулся, ибо понравилось ему уж точно. Он до сих пор ощущал в себе палец Арсения, хотя его там давно не было, и это чувство ему до странного нравилось. Но это не значило, что он уступит Попову роль актива — черта с два. Арсений же просто лежал довольный и счастливый. Мешающий им барьер был уничтожен, так что теперь им ничто не помешает. Возможно.