***
С мафией Хибари Кёя был повязан задолго до того, как в его жизни появилась Савада Тсунаёши. Единственный сын потомственной принцессы якудза и свободного киллера Триады. Из Китая Кёя практически сбежал в возрасте десяти лет, хотя, спустя годы понимал, что сбежать ему позволили. Повязанный кровью и долгом, он не представлял себе другой жизни, кроме боёв и схваток. Но Намимори был тих и спокоен, кто-то мог бы назвать его болотом, но Кёе неожиданно понравилось. Здесь не было вечно придирающегося отца, чопорной матери — типичной японки, следующей всем правилам. Не было бойцов Триады и изматывающих тренировок до потери сознания. Конечно, тренировки Кёя и не думал забрасывать — слишком хорошо представляя, чем это может обернуться, но составить собственное расписание и следовать ему, готовить чай по всем правилам, спокойно спать в своём доме было истинным наслаждением. Кёе нравилась размеренность и упорядоченность жизни. Конечно, когда она совмещалась с тренировками и драками. А потом покой покинул Намимори. Вначале появился этот малыш — аркобалено Солнца. Разумеется, Кёя знал, кто такие аркобалено. И ему было откровенно непонятно, что такой человек делает рядом с травояднейшим из травояднейших — Никчёмной Тсуной, а потом он понял. Понял, что ему не сбежать. Потомок первого Хранителя Вонголы, человек, связанный с итальянской мафией кровью — кого благодарить за такой сюрприз? Но это вовсе не значило, что он не может продолжать действовать на нервы всем и каждому. В конце концов, он одинокое Облако, плывущее в стороне, и, значит, вовсе не обязан участвовать во всех глупых развлечениях травоядных. Впервые Кёя порадовался, что у него такой замечательный атрибут силы. В глубине души он понимал, что делает это из природной вредности, но подчиняться тому, кто слабее? Увольте! И, конечно, Кёя никуда не собирался уезжать из Намимори. Он знал — Савада бы позволила такое, из страха или подчиняясь своей поистине дьявольской интуиции, но уже одно это примиряло его с ролью её Хранителя. Новый же босс Вонголы мягко, но категорично дал понять, что хотел бы видеть всех своих Хранителей в Италии. В тот же самый момент Хибари понял, что им не по пути. Чуждый европейской культуре, он слабо представлял, что делал бы в шумной пышной Италии среди сборища травоядных. Поэтому он просто отказался быть Хранителем. Это оказалось не так сложно, как он думал — он не испытывал абсолютно никаких сожалений и его не пытались удерживать. «Странно», — подумал Кёя, знавший, что из организованной преступности уходят вперёд ногами, и что между Небом и Хранителями должна быть связь. Но едва ли кто-то тронул бы его — человека, напрямую связанного с Триадой. Итальянская мафия не настолько сошла с ума. А связь… что ж, должно быть, всё это выдумки травоядных. И вот тогда его озарило — у глупой Савады защиты Триады не было. Вообще никакой защиты. У неё был дурной папочка, появляющийся в Намимори дай бог раз в два года, который с радостью выкинул дочь и отдал пост незаконнорожденному сыну, а в том, что это было именно так, Хибари не сомневался. И о последствиях мужчина едва ли подумал. Или… слишком хорошо подумал. Любой из этих вариантов почему-то не устраивал Хибари. Представить, что в какой-то момент в его жизни просто не станет травоядной Тсуны и её далеко не травоядной матери, оказалось просто невозможно. Что заставило его вообще вспомнить об этом и задуматься, он не понимал. Он просто считал это правильным — если эта травоядная сможет, наконец, жить спокойно, как и хотела. Собственные чувства играли с Кёей в непонятную игру, он просто знал, что Савада должна остаться в живых. Поэтому он приставил к её дому парочку своих головорезов, наказав им ни во что не вмешиваться, а в случае чего немедленно сообщать ему. Поэтому он сейчас мчался неизвестно куда, потому что: «Хибари-сама, младшая Савада собрала вещи и куда-то ушла с самого утра. До сих пор нет». До сих пор — это в десятом часу вечера. Хибари думал, что убьёт это травоядное своими руками. — Босс, — стоило ему появиться около дома, как тут же из тени выскользнули два высоких силуэта его подчинённых, каждый из которых был раза в два шире и выше самого парня. — Рассказывай, — коротко приказал Хибари, готовый в любой момент достать тонфа. Амбал сглотнул и чётко отрапортовал: — Ушла в десять утра с рюкзаком за спиной. Дошла до остановки и села на автобус, идущий до остановки Кокуё. До сих пор не появлялась. Матери, насколько удалось выяснить, не звонила. «Конечно, не звонила», — раздражённо подумал Кёя. «У травоядной отродясь не было телефона». Но всё же, что глупой девчонке понадобилось в Кокуё? От воспоминаний о своём первом проигрыше Кёю передёрнуло, и он крепче сжал тонфа, прищуривая глаза. Иллюзионисты — такая проблема, даже если их нет рядом. — Почему не последовали? Амбал замялся. — Ну, так… это… — Забью до смерти! — рыкнул Кёя, не в силах выносить людской тупости и безинициативности, и бросился вперёд. Ветер покорно закружил в танце опавшую листву и пыль. Кёя злился. На тупых подчинённых, на тупое травоядное, но больше всего на себя. На кой-чёрт ему понадобилось ехать в Кокуё, он не понимал. С тех пор, как Хранители смотались, заброшенный парк снова стал самым обычным. Кёя лично проверял. Никаких больше отвратительных эманаций жадного и хитрого Тумана, никакой опасности из-за спины. На улице начали зажигаться фонари, и Хибари раздражённо фыркнул, останавливаясь на перекрёстке. Это уже становилось серьёзным. Врать себе он не имел привычки, а потому признался, что беспокоился за Саваду. Иррационально и глупо, но беспокоился. Если честно, он не особо интересовался травоядной после того, как все её Хранители смотались, но, кто знал, как там всё обстояло? Она ведь считала их друзьями. Кёя искренне не понимал, как можно наслаждаться обществом шумных и раздражительных личностей, но травоядные на то и травоядные. Наверное, Савада могла огорчиться их отъезду, хотя давно бы стоило понять, что такое мафия. Главное, чтобы мозгов хватило не наделать глупостей. Светофор мигнул синим, у остановки замер автобус, из которого вывалилась Тсунаёши собственной трусливой персоной. Кёя замер, как хищник, почуявший добычу. Несколько человек, ощутивших его ауру, постарались скрыться из зоны досягаемости. Кёя зло и яростно зарычал, не контролируя своё раздражение от того, что его вытащили незнамо зачем из дома, и достал тонфа. — Травоядное! — он бросился в атаку, уже готовясь нанести удар и забить Саваду, но что-то пошло не так. Тсуна развернулась на рычание, замерла и глупо хлопнула глазами, не пытаясь ни защититься, ни даже убежать. Кёю это сбило с толку, и он замедлился на секунду. На ту самую секунду, в которую Тсуна поднесла дрожащие не по-детски руки к лицу и разрыдалась.***
Всё было без толку. Тёплый огонёк в груди, как и уверенность, не желали находиться, что повергало Тсуну в отчаяние. Она использовала ещё две пилюли, снова рыдала, тихо и болезненно, раздирая горло и желая, чтобы кто-нибудь из друзей оказался рядом. Чтобы Ямамото беззаботно смеялся, а Рёхей кричал что-то своё. Она и не представляла, что стала настолько зависима от них. Нет бы отмахнуться — ушли, значит, не её, значит, чужие. Но… они были первыми её друзьями, первыми, кто увидел в ней что-то больше никчёмности. Девушка плакала, сжимаясь в комок у дивана, и ей казалось, что он всё ещё пахнет цветочными духами Хром. Она понимала, что не хочет возвращаться к старому. Она была здесь для того, чтобы начать новую жизнь. Не нужна ей никакая мафия! Она просто хочет быть уверенной, и если для этого ей нужно Пламя — пускай. Но ничего не получалось. Солнце за окном перемещалось, рисуя новые и новые полосы на пыльном полу, коленки болели, и Тсуна очень надеялась, что лодыжка, попавшая в дыру между половицами, в порядке. День стремительно клонился к вечеру, а она не сдвинулась с мёртвой точки. Девушка даже не знала, что надо делать, чтобы пробудить Пламя. Реборн говорил, что это решимость, но это не очень-то помогало. Тсуне казалось, что она полна решимости изменить свою жизнь, но на самом деле она всего лишь хотела поплакать, и чтобы её кто-то обнял. Когда на улице стало совсем темно, девушка встала с пола и подняла сумку. Что ж, время у неё есть — много-много времени. Она придёт сюда завтра после школы, и послезавтра, и каждый день до тех пор, пока не пробудит Пламя. Или пока не откинет копыта. Этот вариант тоже был вполне так ничего. В какой-то мере, разумеется. Одежда была безнадёжно грязной, и Тсуна даже не стала её отряхивать. Только очистила, как могла, кровящую ранку на колене. Кокуё, окутанный темнотой, был ещё страшнее, чем днём. Тсуна невольно поёжилась и поругала себя, что не ушла раньше, но тут же упрямо вскинула подбородок. Она же хотела стать смелой — тогда пора избавляться от страха темноты. В конце концов, она в этом парке одна, едва ли здесь водятся какие-то по-настоящему опасные звери, а то, что нет фонарей — это такая ерунда, правда? Ведь правда же? — Всё хорошо, успокойся, — пробормотала девушка, обхватывая себя за плечи. — Всё в порядке, у тебя никого нет за спиной, — для верности она обернулась. Позади зловеще серело только здание кинотеатра. — Вот видишь? Бояться совершенно нечего, правда же? Парк ответил только шелестом листвы и скрипом старых качелей. Тсуна невольно ускорила шаг, желая поскорее покинуть пугающее место. С каждой секундой ей становилось всё страшнее. В стороне раздался шорох, хрустнула и упала сухая ветка, покатилась, подгоняемая ветром, банка из-под пива. — Хи-и-и! — запищала Тсуна и припустила со всех ног к выходу. Перед ней мельтешили кусты, смутные тени, казалось, оживали, заставляя ускоряться. Глаза жгло, когда она судорожно вытирала слёзы. На спуске у самой калитки девушка запуталась и кувырком покатилась вниз. — Б-больно… — всхлипнула она, аккуратно поднимаясь по решётке. Ей больше некому было помочь. Никто не подаст больше руки. Тсуна разрыдалась, глотая горькие слёзы и прижимаясь лбом к холодным прутьям калитки. У неё больше не было друзей. Они предпочли ей другого. Она снова никчёмна и никому не нужна. В автобусе Тсуна забралась в самый дальний угол и уставилась в окно, бездумно вырисовывая что-то на запотевшем стекле. Мимо проносились полупустые улицы, начали зажигаться фонари. Девушка зябко ёжилась в лёгкой блузке и мечтала поскорее оказаться в своей кровати, чтобы закончить уже этот сумасшедший день. Впрочем, завтра всё повторится, так что, какая разница? На остановке девушка споткнулась, чуть не украсив своей тушкой асфальт. К падениям и синякам Тсуна уже давно относилась философски — есть, нет, не имеет значения. Да больно, да платья ей противопоказаны, но что тут поделаешь. Тсуна уже собиралась отправиться домой, как улицу накрыла такая знакомая ужасающая аура, что невольно хотелось вжать голову в плечи. Ещё не осознавая, что делает, девушка повернулась, чтобы увидеть Хибари Кёю. Хибари Кёю. Уехавшего в Италию главу Дисциплинарного комитета, человека, который сейчас собирался, по всей видимости, забить её насмерть. Тсуна даже не задумалась, в чём снова провинилась. Она смотрела на разозлённого парня, будто на призрака, а на лице сама по себе расползалась дурацкая улыбка. Тсуна ничего не могла с собой поделать. Она была рада увидеть его, частичку своего недавнего прошлого. — Хибари-сан… — прошептала девушка, прижимая руки к лицу, и… разрыдалась. Это было глупо и попросту опасно, но ей было совершенно нечего терять. Хибари был здесь, пытался её избить, кривил губы в презрительной гримасе, и слёзы текли сами. Остался. Не уехал! Не важно, почему, едва ли из-за неё, но остался! Пусть ему на неё плевать, но это неважно! Её привязанности хватит и на двоих, главное, что он здесь. Что остался верен себе и своим принципам, а не погнался за эфемерной силой. Тсуна плакала, размазывая слёзы по щекам и не могла перестать глупо улыбаться. Хибари замер, смотря на никчёмную травоядную. Её поведение отличалось от нормального в такой ситуации, выбивало из колеи. Парень нахмурился, опуская тонфы. Он впервые в жизни растерялся. Не то, чтобы его так уж трогали женские слёзы — скорее наоборот, раздражали и проводили в крайне неуравновешенное состояние, — но эта девчонка, кажется, была… искренне рада его видеть? Хибари нахмурился ещё больше и шагнул вперёд. Волны какого-то странного тепла, ласкового и радостного, накрывали чувствительное Облако — Кёя был уверен, что это эманации Пламени. Тсуна невольно напряглась, но осталась стоять. Ей так хотелось ощутить его прикосновение, убедиться, что всё это не выверт уставшего сознания. — Травоядное? — спросил Кёя, вкладывая в единственное слово всё своё раздражение и недоумение. Убивать резко расхотелось, а вот разобраться в ситуации — нет. — П-прости-те, Хи-бари-сан, — выдавила Тсуна. — Простите, я… Тсуну била мелкая дрожь, и Хибари отметил, что на улице значительно похолодало. Девчонка, просидевшая весь день в Кокуё, наверняка продрогла, да и сам он одет совсем легко. Решившись, Хибари схватил травоядную за локоть и потянул куда-то в сторону, одновременно доставая телефон. Всё-таки Нану он уважал. — Савада-сан, — поприветствовал он женщину, когда та сняла трубку, — Это Хибари Кёя. Вы позволите, если Тсунаёши сегодня переночует у меня? Тсуна споткнулась, услышав такое заявление, но спорить не решилась. Мало ли, что придёт в голову грозному ГДК. Всё-таки это был Хибари Кёя, как ни крути. Что ответила на том конце Нана, девушка не слышала, но, судя по тому, как быстро и удовлетворённо закончил разговор Хибари, она отдала дочь на растерзание хищника. — Хватит ныть, — резко бросил парень, не оборачиваясь и наверняка щуря свои удивительно-серые глаза. Тсуна неловко кивнула, не подумав, что он её не видит, но слёзы утёрла, слишком удивлённая и растерянная, чтобы о чём-то думать. Шли молча. Кёя уверенно вёл её по тихим улочкам, и Тсуне оставалось только подстраиваться под широкий уверенный шаг. Спустя десять минут они оказались в трёх кварталах от школы Намимори, в том районе, где находились исключительно традиционные дома, где дорога утопала в гортензиях и акациях. На углу Кёя остановился и открыл ворота двухэтажного светлого дома в окружении зелени. Тсуна с опаской ступила внутрь, разглядывая жилище хищника. Она была здесь впервые, но почему-то так и думала, что Кёя должен жить в таком вот традиционном доме обязательно с садом камней и акациями по краям галечной дорожки. И дом оправдал все ожидания — стройный и строгий, от него так и веяло духом ушедших эпох. — Простите за вторжение, — промямлила Тсуна, кланяясь и стаскивая с ног потрепанные кроссовки. Кёя где-то впереди хмыкнул и окинул внимательным взглядом растрёпанную и перепачканную Тсуну. Как только она так может? Ему претила эта её неаккуратность и пренебрежение собой. Она была… ну да, никчёмной. Но зачем-то же он притащил её в свой дом, хотя даже Кусакабе здесь никогда не был? Хмыкнув, парень скрылся где-то в глубине дома, оставив девушку неуверенно топтаться в коридоре. Вздохнув, Тсуна всё-таки прошла в дом и присела на высокий барный стул. Кухня в доме Кёи была вполне современной: никаких очагов и всего такого. Обычная плита, барная стойка, несколько стульев вокруг и только минимализм во всём напоминал, в чьём доме она находится. В комнате напротив виднелся низкий столик с подушками вокруг него, через открытые сёдзи в дом проникал свежий ветер с запахом трав. В стены были встроены шкафы с неброской росписью журавлями. На энгаве стояло роскошное кресло, обитое зелёной тканью. Тсуна хихикнула, представив Хибари в этом кресле с какой-нибудь книгой, и тут же зажала рот ладошкой. Не дай бог, хозяин услышит! Девушка всё ещё не понимала, зачем она понадобилась Кёя, раз уж не собирается забивать её до смерти. В животе поселилась неприятная пустота, и Тсуна боялась лишний раз пошевелиться. Быть в этом доме было очень странно и неловко, но в то же время радостно. Сейчас Тсуне было абсолютно безразлично, что будет дальше, но эти мгновения определённо были лучшими за последнее время. — Травоядное, — Хибари появился как всегда неожиданно, заставив Тсуну пискнуть. Парень раздражённо закатил глаза и сунул что-то ей в руки. — Ванная прямо по коридору и направо. Умойся и переоденься, а то выглядишь как бродяжка. Тсуна покраснела до ушей, но покорно взяла домашнюю юкату и полотенце. Спорить с Хибари вообще крайне не рекомендовалось для здоровья. Спотыкаясь и не смея поднять глаза на хозяина дома, девушка выскользнула в коридор и отправилась на поиски ванной. Юката, которую Хибари дал девушке, оказалась приятного кремового цвета с ярким абстрактным рисунком. Тсуна восхищённо провела ладонью по ткани, заматывая оби. Она совсем не разбиралась в одежде, но почему-то ей казалась, что эта вещь совсем недешёвая. Тем удивительнее было, что Хибари дал её вечной неудачнице. Тсуна довольно быстро справилась с задачей «отмыться» и сейчас вертелась перед зеркалом, сама себе удивляясь. Но непривычная одежда (Тсуна надевала юкату дай бог по большим праздникам) неожиданно подошла ей куда больше привычных шорт. Кремовый хлопок подчеркнул каштановые вьющиеся волосы и насыщенно-карие большие глаза. Тсуна смотрела на себя в зеркало, и ей едва ли не впервые действительно нравилось то, что она там видела. Когда Тсуна снова вышла в коридор, по всему дому разносился запах травяного чая, и девушка направилась на кухню. Кёя обернулся на тихие шаги и окинул её одобрительным взглядом, заставляя краснеть, бледнеть и отводить взгляд. Тсуна чувствовала, как буквально пылают щёки и ничего не могла с этим поделать: вся эта ситуация, когда она вынуждена остаться с главой ДК в его доме была непонятной, неловкой и пугающей. — Ну? — с места в карьер начал Кёя, ставя ароматную чашку на стол и кивая девушке, чтобы она села. Тсуна, изобразив каракатицу, забралась на высокий стул и уткнулась носом в чашку. Понять, что же происходит, было вне её сил. — Ты объяснишь, что делала в Кокуё? Тсуна покрутила чашку и глотнула горячий напиток, невольно вздрагивая. Это была редкая вкуснота. Нотка каких-то фруктов гармонично сочеталась с горечью чая и каких-то терпких трав. Тсуна удивлённо вскинула взгляд из-под ресниц на невозмутимого ГДК. Кто бы мог подумать, что он может заваривать такой потрясающий чай? — Так что? — поторопил её Кёя, теряя терпение. Вся эта ситуация его бесила, но раздражение накатывало волнами, так и не вырываясь наружу. Он не мог понять, что происходит, зачем он притащил сюда Саваду и почему не может её просто забить. Внутренний зверь бесновался, и у Кёя буквально руки чесались, но негласное правило — никакого оружия дома — не позволяло даже сбросить это напряжение. Тсуна помялась и вздохнула: оттягивать неизбежное и дальше было просто опасно. — Тре… — заикнулась она и промямлила: — Тренировалась. Кёя озверел буквально за секунду. То есть, эта мерзавка год кричала, что ненавидит мафию, а теперь она тренируется?! А он, как дурак самый настоящий, ещё защищать её пытается! Аура смерти распространилась по уютной кухне, и Тсуна вжала голову в плечи, мечтая испариться и никогда больше не попадаться Хибари на глаза. — Поясни мне, — обманчиво вежливо начал Кёя. Многие считали, что в бешенстве Хибари бьёт всех подряд, но это было не так. В бешенстве он становился хладнокровным убийцей, продумывающим всё до мелочей. — Ты, кричавшая о том, что тебе до лампочки мафия, теперь, когда тебя, наконец, оставили в покое, тренируешься? — последнее он прорычал. — В чём причина, позволь узнать? Тсуна сглотнула и подняла глаза, раздразнивая хищника. — Я никчёмна, Хибари-сан, — неожиданно спокойно и с какой-то обречённостью начала она. — Всегда была никчёмна, вы и сами это знаете. Кёя согласно хмыкнул. — Но… Реборн… и ребята, — Тсуна втянула носом воздух, сглатывая обидные слёзы. — Они показали мне, что я могу быть другой. Я думала, что мне достаточно просто спокойно жить и не отсвечивать, и убеждала себя, что моя неудачливость мне не мешает, но… Я не хочу возвращаться к старому. Я не отказываюсь от своих слов, я не хочу иметь ничего общего с мафией, но я… Я ведь уже повязана с ней, верно? — Тсуна подняла больные глаза на парня, будто прося его убедить её в обратном. Хибари задумчиво кивнул, разбивая все надежды восхитительной в своей жалкости травоядной. Тсуна обречённо опустила глаза. — Я просто хочу перестать быть никчёмной. Найти друзей. Чтобы меня больше не бросали, — она обхватила себя руками и уставилась взглядом куда-то в пол. Хибари вздохнул, понимая, что от недавней ярости осталось только воспоминание. — В мафии нет друзей, травоядное. Тебе невероятно повезло, что про тебя забыли, обычно уходят отсюда только вперёд ногами. — Я знаю, знаю! — отчаянно воскликнула Тсуна. — Но я… — она и сама не знала, что хотела сказать, просто чувствовала, что так — неправильно. Что поступок её друзей был бесчестным. Что несправедливо ломать жизни людей просто потому что. Другого объяснения поступку Девятого у Тсуны не было. Она вспомнила свою силу, которая струилась по венам, которая обращалась в лёд и пламя. — Я могу всё изменить. Я знаю это, — совсем тихо сказала она, но Кёя услышал. — Медитации, зверёк, — устало сказал он. Тсуна вскинула глаза. Впервые он назвал её так. Что это значило, она не знала, но чувствовала, что это важно. — Помочь тебе пробудить Пламя могут только медитации, и завтра я покажу тебе, как это делать. А теперь марш спать. На втором этаже для тебя открыта комната. Тсуна распахнула и так широкие для японки глаза и испуганно сползла со стула, отправляясь по указанному Кёей маршруту. В голове не укладывалось происходящее, но по здравой мысли она решила подумать обо всём утром. Кёя смотрел вслед запинающейся шокированной девушке и с тоской вспоминал слова учителя, который говорил о разных типах тренировок для разных атрибутов. Кажется, Небо там было самым проблемным. Парень понять не мог, что происходит в голове надоедливой девчонки, но эти её слова… Не то, чтобы Кёя ненавидел мафию, но и любить её было особо не за что. Парень покачал головой, понимая, что всё это время его ярость успокаивали эманации чистейшего Пламени Неба, однозначно исходившие от девчонки. Что она там вообще натренировала в Кокуё? Как ей вообще в голову пришло тренироваться там? Вопросов было куда больше, чем ответов, но Кёя не был уверен, что хочет знать ответы на них. Вздохнув, он убрал чашки и отправился наверх, уверенный, что гостья уже спит. Не зря же он сделал ей снотворный отвар. А завтра будет чертовски сложный день. И раздражающий, разумеется.