Депрессия в стиле Вонгола

Аэропорт Чхеклапкок поражал. Огромные лайнеры, лениво ползущие по взлётным полосам, периодичный ровный гул турбин, который отзывался дрожью где-то в самой глубине тела, будто рык большого спящего зверя. Огромные окна, высокие арочные потолки, яркие вывески и широкие длинные проходы. Сотни огней, звуков, запахов из множества кафе и ресторанчиков. Вся мощь неба, заключённая в стекло и бетон. А за окном — глубокая бархатная ночь, полыхающая яркими огнями небоскрёбов. Тсуна неуверенно зажалась на паспортном контроле, когда протягивала документы суровому мужчине в форме, испуганно пищала, когда её подхватил поток людей и понёс к выходу, ошарашено вдыхала жаркий влажный воздух, когда оказалась на улице. Одно плечо оттягивала небольшая спортивная сумка, в которой было только самое необходимое: банные принадлежности, бельё, пара джинсов, кофт и икс-перчатки. Второе плечо оттягивал Фонг. Собственно, причина, по которой девушка оказалась в международном аэропорту, была не до конца понятна ей самой. Просто всё произошло слишком внезапно, просто в последние дни случилось множество самых разных событий, просто открылось несколько важных тайн-не тайн, и Тсуна поддалась неожиданно бурному потоку собственной жизни, расслабилась, пытаясь получить удовольствие. В тот вечер, когда Фонг появился на подоконнике её комнаты, все были немного ошарашены. А Тсуна — ещё и напугана. Она думала, что всё закончилось, что её больше не будут трогать, но вот коллега Реборна, аркобалено Урагана, мастер боевых искусств и кто-он-ещё-там Фонг сидел на её подоконнике с таким видом, будто всё так и надо. — Что вам здесь нужно? — с отчаянием обречённого спросила Тсуна, едва сдерживая слёзы. — Почему вы все не можете оставить меня в покое? Уехали — так и уезжайте, незачем напоминать о себе постоянно! — О чём ты говоришь, девочка? — недоумённо поднял брови Фонг, которому не дали и слова сказать, и внимательно оглядел девушку с ног до головы. Тсуна поёжилась от такого пристального взгляда и упрямо вскинула подбородок. — О том! — всплеснула руками девушка. — Почему вы все не можете просто уйти и оставить меня в покое? Сначала рушите мою жизнь, делая из неё непонятно что, а когда все более-менее приходит в норму, рушите снова! Что вам наговорил Реборн, зачем вы сюда пришли, если Девятый выразился вполне ясно? — Тсуна съёжилась, отчаянно сдерживая слёзы. Она не будет плакать, не будет! Не перед этим плевком прошлого, который стоит сейчас здесь так спокойно, будто ничего и не произошло. Будто ей не исполосовали всю душу, не заставили с только-только обретённой почвы какой-никакой уверенности снова падать в пучину комплексов и страха. — Я не имею никакого отношения ни к Девятому Вонголе, ни к Реборну. То, что мы оба аркобалено, ещё не делает нас друзьями до гроба, — спокойно пояснил Фонг тем же мягким голосом, что и раньше. Тсуна дёрнулась и съёжилась ещё больше. Такой ласковый тон у Реборна, как правило, означал, что тот близок к ярости и смертоубийству. Фонг тем временем продолжил: — Мне написала моя ученица — И-пин, спрашивая моего совета. Письмо было буквально пропитано беспокойством и, как мне показалось, не могло отразить всей картины, поэтому я решил приехать лично. И, судя по тому, что я вижу, не зря. Кажется, с моего последнего визита в Намимори, многое здесь изменилось, причём явно не в лучшую сторону, и я хотел бы знать, что. И-пин нравится здесь, и я бы не хотел, чтобы она волновалась. Тсуна выдохнула и сползла по стенке, закрывая глаза. Все силы, злость и отчаяние будто выпили, оставляя в теле только всепоглощающую усталость. Она задумчиво смотрела на старый покрасневший клён и обнимала колени. — Ничего не изменилось, — буркнула она наконец. — Всё просто пришло в норму. Девятый нашёл нового кандидата на пост Десятого, а меня выкинули, как ненужную игрушку. Сначала использовали, сломали мне всю жизнь, а потом «надеюсь, ты сможешь быть счастлива»! — девушка издевательски процитировала письмо, перевернувшее её жизнь. — А Хранители? — спросил Фонг, не совсем понимая, что произошло. Точнее, он вполне мог понять что произошло, он не понимал как. — Остались при своих должностях. У них был выбор: остаться или поехать в Италию, но, судя по тому, что я не вижу их здесь, выбор очевиден. Воцарилась тишина. С кухни доносились приглушённое пение Наны, звон посуды, на кровати тихо сопел Ламбо, которого сморило после плотного ужина. И-пин сидела мышкой, прячась под рукой полыхающей недовольством Киоко. Фонг, задумчиво рассматривая человеческую улитку из Тсуны, о чём-то напряжённо размышлял. Девушка пошевелилась, немного меняя положение, и добавила: — Я всё понимаю, правда, — тоскливо проговорила она. — Я, и правда, никакой босс — слабая и трусливая, а этот парень совсем другой. Он будет гораздо лучшим боссом, чем я. И ребята тоже, это правильно, что они уехали — Гокудера и Мукуро точно. Но Рёхей и Ямамото, я не хотела их вмешивать, они ведь не имели отношения к мафии. Но они выбрали этого Авеля, и я не злюсь на них… А Гокудера мне иногда звонит, и Ямамото тоже, но… Как я могу теперь вот так просто забыть обо всём и иногда общаться по телефону? Как я могу сидеть здесь, зная, что они рискуют жизнью? Как я могу снова быть никчёмной, когда я могу быть другой и сделать что-то полезное? Девятый и… — девушка немного замялась, — отец, они просто выбросили меня. Неужели нельзя было… сделать как-то по-другому? — Тсуна сморщила носик и снова уткнулась в колени. — Не знаю… найти заранее этого другого наследника и не вмешивать меня, или с самого детства готовить меня, или… я не знаю! Но не так… — Значит, ты хочешь всё изменить? — Фонг смотрел пытливо, с каким-то теплым искрящимся в тёмных глазах интересом. Тсуна дёрнула плечами и замерла. Что-то внутри подсказывало ей, что вот он — её шанс. Надо только найти правильные слова, надо только понять, решить для самой себя, чего же она хочет. — Я… — Тсуна потёрла лоб рукой. «Хочу быть счастливой»? «Хочу спокойствия»? «Хочу всё изменить»? Это всё не то, неправильно. Нужны какие-то другие слова, что-то простое и сильное. То, чего она на самом деле хочет. Спасать мир, изменять людей, быть мессией и светом — всё это не для неё. Она Тсуна, только Тсуна, и без всяких там дополнений. Тсуна беспомощно пожала плечами и перевела растерянный взгляд на Фонга. — Я не хочу ничего менять. Я хочу, чтобы мои друзья и семья были в порядке, чтобы они были счастливы, хочу быть собой, чтобы у каждого был выбор, и если для этого надо что-то изменить, то да, я хочу это изменить. Фонг тонко и, кажется, довольно улыбнулся и кивнул. — Тсунаёши, — помедлив, он подошёл к девушке. Тсуна вздрогнула, когда почувствовала, как волос коснулась маленькая ладошка и погладила, по-отечески неловко и нежно. — Как ты смотришь на то, чтобы стать моей ученицей? Вот так Тсуна и оказалась в Чхеклапкоке. Конечно, всё было далеко не так легко и просто. Пришлось уговаривать Нану, которая ни в какую не желала отпускать дочь непонятно куда непонятно с кем, и только слова Кёи о том, что они поедут вместе к его родителям, успокоили женщину. Разумеется, Кёя никуда не поехал. Фонг сразу сказал, что присутствие кого-то из друзей рядом с Тсуной негативно повлияет на процесс тренировок. Что Тсуна должна научиться со всем справляться сама и не полагаться на помощь, поддержку и заступничество друзей. Тсуна была с ним согласна. Потом был долгий и тяжёлый перевод девушки в другую школу в Гонконге, покупка билетов, судорожный сбор вещей. Пожалуй, самым ярким воспоминанием об этих нескольких неделях были короткие, но яркие рассказы Кёи о его прошлом. Точнее, рассказы Фонга о прошлом Кёи, пока он не сбежал из-под надзора крупнейшей Триады в Гонконге — «Золотого лотоса». Тсуна послушала и впечатлилась, став чуточку лучше понимать холодного молчаливого подростка. Сам Хибари на это выразительно молчал. Следуя коротким указаниям Фонга, девушка вышла на платную парковку чуть в стороне от основного столпотворения и огляделась. Её, точнее Фонга с ней, должна была ждать машина, которая и отвезёт Тсуну в её новый дом на ближайшее неизвестно сколько время. Фонг не говорил, сколько будет длиться её обучение. Тсуна вздрогнула, когда чёрная солидная машина остановилась рядом, но, подчинившись словам учителя, неловко села внутрь. Фонг устроился рядом, незаметно сжимая её тонкие пальчики своей ладошкой. Пожалуй, только благодаря его присутствию Тсуна до сих пор не потеряла способности действовать. Она была в новом незнакомом месте полном людей и опасностей. Она ничего здесь не знала, и жалеть её тут точно никто не собирался. Тсуна задыхалась — и не только от душной жары Гонконга. — Фонг, скажите, почему вы предложили мне поехать с вами? — тихо спросила Тсуна, вглядываясь в проносящиеся огни трассы. Она наговорила ему кучу глупостей при встрече, а он взамен дал ей шанс стать кем-то большим, чем скучной никчёмной девчонкой из провинции. Мужчина в теле младенца тонко улыбнулся. — Потому что мне нравятся твои причины. Я думаю, что у каждого должен быть шанс изменить себя. Я верю в то, что каждый человек имеет чистую душу, и, если ты сделала выбор в её пользу, я хочу раскрыть тебя. Это уже мой выбор и мой долг. Такие слова были странными для любого другого, кроме него. Место, куда привёз её Фонг, находилось далеко загородом, где-то в горах. Ехали они долго, поэтому Тсуна успела и подремать, и запаниковать, и передумать множество разных мыслей, и только присутствие рядом аркобалено не давало ей позорно сорваться в истерику. Потому что впечатления буквально зашкаливали, на девушку давила новая, постоянно меняющая обстановка, большой город, другая природа, культура, густой влажный воздух. Нигде не бывавшая кроме маленького Намимори, Тсуна с жадностью губки впитывала новые ощущения, не зная, смеяться ей или плакать. Пугало буквально всё: от слишком узкого горного серпантина до знакомо-незнакомого языка в магнитоле. Тсуна жмурилась, пыталась отрешиться от реальности, но тут же снова распахивала глаза. Фонг только едва заметно улыбался, следя за девушкой. Он искренне не понимал, как Реборн мог отказаться от своего ученика, тем более от такого ученика. Тсуна, на взгляд мужчины, была невероятна: гибкая как в эмоциональном, так и в физическом плане, принципиальная, наблюдательная, не без склонности к аналитике, решительная, основательная. Да ещё и с таким Пламенем. Она была почти огранённым алмазом, и лепить из неё было истинным удовольствием. Её стоило только немного подтолкнуть, взрастить в ней стержень, чтобы гибкость девушки не вредила ей самой. И Фонг не понимал, почему Реборн решил сделать из алмаза графит, пойти по пути слома личности, а не отшлифовал то, что уже было. Неужели не видел? Фонг вздохнул. Что ж, Тсуна была носителем чистейшего Пламени Неба, Пламени, в котором все атрибуты горели ровно и равно. Реборн привык подчиняться, ему нужна была доминанта в Небесном Пламени, но сутью Тсуны было равенство и принятие. Возможно, в этом причина? Фонг вздохнул и посмотрел на ворота своей скромной, по меркам мафии, усадьбы с покатыми крышами-пагодами. Ему определённо предстоит много работы. Дом Фонга хоть и был построен по классическим китайским канонам, изнутри был вполне современным — сказалась тесная связь мужчины с итальянцами, англичанами, американцами и многими другими национальностями. Как брат главы Триады — и иногда личный тренер любимчиков — Фонг не мог податься в монахи и медитировать. Однако он не носил никакой официальной должности и являлся чем-то вроде личного советника в сложных ситуациях. Ну и толмача, который налаживал неформальные связи во время своих «поисков дзэна». В семье на это смотрели сквозь пальцы. А уж после становления аркобалено, Фонг и вовсе приобрёл своеобразный вип-статус. Поэтому и на его прихоть привезти из Японии бывшую наследницу итальянской мафии не обратили особого внимания. Возможно, на неё и были планы, но Фонг определённо собирался их пресечь. Девчонка ему нравилась — тем самым глубинным пониманием сути вещей, — и привязывать её кровью* к Триаде он не желал. Тсуне в доме понравилось. Здесь было много красок, ярких деталей и света, что было непривычно после её собственного европеизированного дома и минималистичной обители Кёи. В её новой комнате девушка тут же упала на мягкую кровать и принялась рассматривать цветных — красную и синюю — рыбок с длинными хвостами на потолке. Да, у Фонга было удивительно спокойно. Первый день аркобалено отвёл на знакомство с домом и территорией, с прислугой, которая приходила с утра и по выходным, на деловые и не очень звонки, на дружелюбное общение с самой девушкой, разбор бумаг и создание непринуждённой атмосферы. Тсуна смотрела на текучего, как вода, и гибкого, несмотря на детское тело, мужчину, который успевал одновременно делать, кажется, сотню дел, и не могла поверить в реальность происходящего. Когда вечером девушка надела уютную хлопковую юкату (специально выпросила у матери) и свалилась на кровать, её голова гудела и не желала ничего решать, зато и страх, кажется, ушёл, сметённый восхищением, удивлением и ещё чёрт знает чем. Так начались совершенно новые тренировки. С Фонгом было странно. Тсунаёши признавала, что ожидала от аркобалено совсем другого: жёстких рамок, чётко поставленных требований, определённого распорядка, разочарования в ней и её силах, но Фонг лишь загадочно улыбался, молчал и предлагал выпить чаю. Каждый раз разного. Именно поэтому поначалу Тсунаёши пугалась и запиналась куда больше обычного, она совсем теряла способность мыслить, замыкалась и молчала в ответ на самые простые вопросы. Она самой себе казалось куда более жалкой, чем раньше, и ей было страшно подумать, какой её видит Фонг. Иногда в пронзительных глазах проклятого младенца мелькал пугающий тёмный огонь, напоминая, что мужчина вообще-то хранитель бушующего Урагана. В такие моменты Тсуна издавала свой фирменный писк и мечтала провалиться сквозь землю. Но учитель ничего ей не говорил и только звал пить чай. И Тсуне было совсем невдомёк, что злился он не на неё. Тренировки с Фонгом были… необычными. В них не было определённой системы и, как казалось Тсуне, особого смысла. Они могли часами сидеть на крыльце их дома или на тренировочном полигоне «Золотого лотоса» и под звон посуды и оружия разговаривать. Вернее, говорил вначале только Фонг. Он рассказывал о Пламени, о мафии, делился многочисленными историями о своих путешествиях и цитировал китайских философов. И Тсуна сама не замечала, как настолько погружалась в красочные рассказы, что начинала спрашивать, размышлять, спорить. Тогда Фонг невзначай переводил её внимание на спарринг, и спустя какие-то минуты они уже разговаривали о тактике, стратегии, Фонг учил её наблюдать, искать слабые стороны противников, оценивать и анализировать. Иногда Фонг заставлял её ходить по узким поребрикам, кружиться в разные стороны, а потом ходить по прямой* и, разумеется, лично обрабатывал все её раны и синяки под неторопливый рассказ-присказку. И Тсуна уже не чувствовала себя настолько никчёмной, слушая его плавный, обволакивающий голос. Но первым делом он научил её падать. Единственное, к чему был строг Фонг — к медитациям. И ради них Тсуне приходилось вставать в шесть утра, каждый день преодолевая себя и своё желание спать дольше. Тсуна не любила расстраивать людей и интуитивно чувствовала, что для Фонга действительно важно её присутствие рядом, а опоздания расстроят его. Зато вечерние медитации Тсуна любила, и скоро чашка цветочного чая, книга и медитации стали неотъемлемым ежевечерним ритуалом. А Фонг смотрел, как постепенно девушка перестаёт запинаться, как точно она отмечает суть вещей и явлений, с какой быстротой находит действительно весомые аргументы в спорах, и счёт к Реборну только рос. За лучшим в мире киллером водилось много грехов разной степени тяжести, Фонг знал это лучше всех, но именно запугивание Тсуны было так сложно простить ему. От злости мужчину не спасали ни медитации, ни доводы разума, ни от природы мирный нрав. Дорога, поначалу выбранная только из-за интереса и желания помочь самой девушке, приобрела оттенок мести: Реборн не смог раскрыть её потенциал, а он сможет. В какой-то мере это было вызовом педагогическому таланту Фонга — потому что вот Реборн им точно не обладал. Солнечный аркобалено шёл проторенной дорогой, снося все препятствия, будто был живым пособием по изучению его атрибута. Это можно было понять, но страха и унижения между учителем и учеником Фонг не понимал. Доверие Тсуны Фонг завоевал за два месяца, и вот тогда начались настоящие тренировки. Теперь были и жёсткие рамки нормативов, и чёткие задачи, и распорядок. Разочарования в ней не было. Остались и неторопливые разговоры, и медитации, и чай. Теперь Фонг объяснял необходимость каждого нового упражнения, каждого нового предмета, которые вводил в школьную программу девушки. Она обучалась на дому, но особо не расстраивалась отсутствию сверстников, без них было даже проще. Общения ей хватало с учителем, милыми девушками из прислуги и бойцами Триады, которые, кто как мог, помогали ей на тренировках. Фонг был строгим, но неизменно спокойным и миролюбивым учителем. Больше не было непонятных реборновских «залезть на гору и пробежать десять кругов вокруг города», были фонговские «сделать двадцать отжиманий, чтобы укрепить мышцы пресса». Тсуна не могла не признать, что последнее нравилось ей куда больше. Аркобалено Урагана в противовес своему непоколебимому атрибуту был гибок. Он менял упражнения и задания, экспериментировал, находил то, что больше всего подходило девушке. Никогда не мучил её и не оскорблял. Она не была «никчёмной Тсуной», Фонг принципиально называл её полным именем. Вот так просто, без каких-либо приставок и уточнений. Она была просто собой, обычной девушкой с большим будущим. Но Тсунаёши неизменно звучало весомее, чем Тсуна. В Триаде её действительно полюбили, и понемногу девушка начала не только слушать и впитывать знания опытных бойцов, но и общаться с ними на самые разные темы. Они звали её играть в карты и маджонг, а интуиция помогала ей выигрывать. Или не проигрываться слишком сильно. Тсуне было немного стыдно перед Фонгом, но он только снисходительно кивал и говорил, что такие мелочи тоже могут ей пригодиться. Ну и не лишать же её досуга. Фонг постепенно увеличивал нагрузки, искренне интересовался ученицей, не ставил её в стрессовые ситуации, а постепенно учил действовать в них. Приучал быть самостоятельной, развивал её решимость, основательность и наблюдательность, учил её улыбаться, планируя план побега или боя. И всегда был рядом, готовый поддержать и объяснить непонятное. Взаимодействовать с миром оказалось неожиданно не так страшно, как думала девушка, и даже не так сложно. — Не бойся бояться, — говорил Фонг, пока Тсуна краснела в магазинах и перед незнакомцами, пока незаметно до боли выламывала пальцы, стоило кому-то обратить на неё больше внимания, чем она привыкла. — Бояться — это нормально. Умей справляться с этим, держи лицо и делай то, что должна, то, что хочешь. С тобой всегда будут те, кто поддержат тебя. И Тсуна училась держать маску уверенности, пока внутри её съедали смущение и страх. Впрочем, и они понемногу уходили. Она гордо поднимала подбородок и напоминала себе, что сама выбрала этот путь. Теперь отступать было глупо. Теперь она хотела это делать. — Мафия действительно не самое лучшее место для тебя, — признавал Фонг. — Но ты сделала свой выбор, и тебе придётся преодолеть свою неуверенность. Ты уже преодолеваешь её. Ты была создана для другого, а мафия… рассматривай её как большую неблагополучную семью, которую нужно помирить и наставить на путь созидания. Кем бы ты ни была, ты всегда останешься принцессой Вонголы — по крови, по Пламени. Этого у тебя никто не отнимет. И у Тсуны понемногу зрел план: пока неясный и неопределённый, но, несомненно, безумный. А потом начались тренировки с Пламенем. Вот тут Тсуна узнала, что её бесполезное прозябание в Кокуё вовсе таковым не было. Она сумела постичь главную суть своего Пламени — гармонию, осталось только понять решимость. — Семёрка атрибутов устроена очень просто. У каждого своя суть и свой смысл: два защитных атрибута — Гроза и Туман, два атакующих — Солнце и Ураган и три атрибута общего действия — Небо, Дождь и Облако, — говорил Фонг, и его голос тёк плавно и успокаивающе, как река, вошедшая в полные берега. — Несмотря на это, каждый атрибут уникален. Например, задача Грозы — кристаллизация. Это первая линия обороны, щит, на который натыкается враг. Гроза первой принимает на себя удар, давая время мобилизоваться остальным атрибутам, и в первую очередь — Солнцу. Потому что Солнце — это первая мощная атака, слепящая глаза врагу, прокладывающая дорогу разрушающему всё на своём пути Урагану. А после в дело вступает Туман, скрывая семью от разрушительного воздействия врага и заметая все следы. Он создаёт новую реальность, не позволяя врагам добраться до семьи. Роль Облака — расширять, поглощая, усиливать действие других атрибутов. Быть в стороне, с флангов, выполняя одновременно и атакующую, и защитную, и поддерживающую функцию. Задача Дождя — смывать все тревоги. Он, так же как и Облако, действует сразу в нескольких направлениях — объединяет остальных, скрывает их, позволяет течь в потоке внешних обстоятельств. Его стезя - дипломатия. Небо же… Небо гармонизирует. Уравновешивает всех остальных и объединяет их, служит внутренним семейным предохранителем, позволяя всем членам более мягко и эффективно взаимодействовать друг с другом. Оно включает в себя все шесть элементов и, по сути, является их палитрой, однако именно за счёт смешения оно стоит на уровень выше остальных и является доминирующим. — А как же стимуляция у солнечного Пламени? — спрашивала Тсуна, и Фонг мягко улыбался. — Стимуляция Пламени Солнца — та самая яркая вспышка, позволяющая быть Солнцу первой волной атаки. Характеристика, на основе которой появляется свойство и суть. Солнце стимулирует людей, явления и вещи к чему-либо: сражению или лечению. Всё это, разумеется, не означает, что носитель атрибута должен выполнять строго одну функцию. Что Гроза не может быть хорошим бойцом, а Ураган не сможет качественно замести следы и скрыть семью. Однако, как показывает опыт, характеристики атрибутов выведены не случайно. И носители склонны именно к той роли, которая приписывается данному типу Пламени. — Почему так? — Потому что Пламя — это решительность человека. Не типом Пламени определяется характер человека, а человек сам формирует своё Пламя. В зависимости от того, какие цели движут человеком, какие у него ценности, какие пути он выбирает, такое и Пламя у него будет. В конце концов, внутри нас всех горит совершенно одинаковый источник силы и Пламени и только нам самим решать — каким он будет. Но Тсуна не могла пробудить Пламя. Ни через месяц, ни через три, ни через полгода начала тренировок. Она добилась почти всего: не спотыкаться на каждом шагу, сносно драться, разбирать бумаги и руководить, красиво одеваться и краситься (о, этому её учила бойкая Киао, девушка, которая играла в их доме что-то вроде роли хозяйки. Как поняла Тсуна, она была из тех, кому поручали «долгие» скользкие миссии, но подробностей, разумеется, никто не рассказывал), но Пламя оставалось проблемой. Тсуна пыталась медитировать, пыталась доводить себя до пределов — физических и эмоциональных, но только чувствовала где-то глубоко внутри пожар, интуиция работала на полную, а Пламени не было. И это было проблемой. Фонг нашёл её в зале для медитаций. Тсуна расслабленно лежала на полу, раскинув руки звёздочкой. На лбу у неё блестели капельки пота, и девушка постоянно их вытирала, дыша глубоко и размеренно. Сезон дождей был в самом разгаре, по па́годе монотонно стучали капли дождя, и душная жара оседала тяжёлой дымкой на коже. — Ничего не получается? — спросил Фонг, присаживаясь на тёплые доски пола. Тсуна мутным взглядом окинула пустой зал и вздохнула. Двигаться не хотелось. Как не хотелось и думать, искать в очередной раз причину. В ней было Пламя — она научилась его чувствовать, но использовать не могла. — Знаешь, — сказал Фонг, задумчиво прикрыв глаза. — Пламя Посмертной Воли ведь не зря так называют. И не зря говорят, что основа его — решимость. Пламя Посмертной Воли исходит из решимости человека идти до конца. До самой смерти. Из решимости умирать за свои идеалы. Подумай, за что ты была бы готова умереть? — Фонг чуть склонил голову к шее, становясь неуловимо похожим на хищную птицу. Тсуна перевела на него взгляд и медленно села, подбирая под себя ноги. Вот в такие моменты она и понимала, что её учитель не просто божий одуванчик, а самый настоящий мафиози, киллер и какие ещё там грехи были за душой у Фонга. Тсуна посмотрела сквозь раскрытые бамбуковые двери в зеленеющий сад. Там, клонясь под каплями дождя к земле, рос куст бугенвиллии*. Её сиреневые цветы блестели, собирая тяжёлую влагу, а после вода стремилась к пробитым ею лункам. Тсуна смотрела на этот бесконечный цикл сбора-падения, и в её душе рождался жгучий протест. — Умереть? — пробормотала она, сжимая кулаки. Фонг давно уже ушёл, оставляя её наедине со своими мыслями. Тропический ливень даже не думал утихать, а на поместье опускалась бархатная ночь. Тени скрадывали очертания пустого зала, где не было ничего, кроме мягких подушек и статуи Будды. Тсуна смотрела сквозь бамбуковые створки и думала. Умирать она не хотела. Ни за что. Не было такой причины, которая могла бы заставить её расстаться с жизнью. Она не могла ответить на этот вопрос сейчас, не могла найти чего-то действительно стоящего. Для всего ей нужна была жизнь. «Какой смысл в смерти за что-то», — думала Тсуна, — «Если живой я сделаю гораздо больше? Я не хочу умирать. Я хочу жить!», — думала она, чувствуя ответный жар в груди. Пламя почти танцевало на кончиках пальцев, согласное с каждой её мыслью. Ему тоже не хотелось исчезать, становиться только воспоминанием. Тсуна уверенно кивнула, ни на секунду не сомневаясь в своём решении. Если, чтобы пробудить Пламя, ей нужно быть готовой умереть, она не собирается этого делать. Уж кому, как не ей знать, что все ожидания рано или поздно сбываются. Вселенная в этом плане была весьма коварной дамой. Она будет жить — с Пламенем или без. Она слишком любила жизнь, чтобы умирать. А сейчас была способна защитить то, что ей дорого. Разве это не причина быть готовой жить? Жить, а не умирать. Оранжевое Пламя вспыхнуло мягко и довольно, ластясь к рукам юной богини. В сумраке бархатной наползающей ночи, скрадывающей очертания просторного зала для медитаций, рождалось настоящее чудо. Небесное Пламя горело ярко и равномерно, разливая вокруг волны безмятежного спокойствия. Богиня закрыла глаза, мягко улыбаясь. Она всё сделала правильно. Решимостью Тсуны, пробудившей Пламя Посмертной Воли, была решимость не умирать. Когда Пламя погасло, Тсуна не сдержала слёз от невероятного нервного напряжения и облегчения. Она была готова отказаться от всего, искать новый путь, но судьба, кажется, решила сделать ей щедрый подарок. Всхлипывая и неловко вытирая слёзы трясущимися руками, она поднялась с колен и кинулась искать Фонга. Прислуги и Киао в этот час в доме уже не было, и ничто не помешало девушке неловким вихрем, сносящим всё на своём пути, промчаться до гостиной, где Фонг предпочитал по вечерам разбирать бумаги или читать. — Получилось, — выдохнула она, притормаживая об кресло. — У меня получилось! Фонг осмотрел свою встрёпанную зарёванную ученицу и хмыкнул. Весь её вид говорил о том, что она только что совершила что-то невероятное. И аркобалено, зная, как долго она пыталась пробудить Пламя, был уверен, что всё именно так. — Значит, Пламя пробудилось? — спросил он. — Не радуйся слишком сильно. Один раз ни о чём не говорит. Научиться контролировать свою силу гораздо сложнее, чем познать её. Какова твоя решимость? Тсуна опустилась в кресло, от волнения выламывая пальцы. — Я подумала… подумала, что не хочу ни за что умирать, — она подняла на учителя отчаянно-вдохновенный взгляд, в котором ещё вспыхивали оранжевые искры. — Это так… бессмысленно. Я должна жить, я хочу жить! — она всплеснула руками, не зная, как объяснить то чувство правильности, которое заставило её до конца делать по-своему. Законы мафии так и остались для неё чуждыми, и она хотела создавать свои. — Значит, это была решимость жить, — Фонг склонил голову к плечу, снова становясь похожим на хищную птицу. Тсуна была готова поспорить, что учитель уже продумывал, как выяснить все последствия случившегося. Он не был учёным, но Тсуна знала того, кто был. — Это довольно необычно, — продолжил мужчина. — Впрочем, ты и сама очень необычна. Думаю, в такой трактовке для тебя нет ничего удивительного. К тому же, если ты пробудила Пламя, значит, этого достаточно, и твои чувства искренни и достаточно сильны. Покажи его мне. Тсуна сразу услышала знакомые твёрдые интонации, которые учитель использовал во время её обучения. Она закрыла глаза и сосредоточилась, пытаясь вызвать те эмоции, что снова заставили её перешагнуть через себя. Какое-то время ничего не получалось, и сознание перескакивало с одной мысли на другую, металось в экстазе, а Пламя где-то внутри полыхало слишком восторженно и неровно. Тсуна сделала несколько глубоких вдохов, успокаиваясь, настраиваясь на свою гармонию, и потянулась к Пламени, безмолвно говоря с ним. Фонг удивлённо приподнял брови, дрогнувшей рукой отставляя в сторону чашку с чаем, и замер, не в силах пошевелиться или отвести взгляд. Это было слишком яркое для него проявление эмоций, но он был поражён. Поражён и удивлён той силой и мощью, которая тлела в хрупком теле девушки, силой её чувств, её решимости. Яркий свет светильников блёк и тускнел по сравнению с одним маленьким огоньком во лбу девушки. Красочные лёгкие цвета в комнате приобретали глубину и законченность, растения в цветочных горшках и резное дерево перегородок будто оживали и тянулись к свету. Что ж, с такой мощью, Фонг был уверен — она свернёт горы. И, может быть, однажды, сможет изменить мафию. Но до этого было ещё далеко. — Слишком долго, — заключил он, приходя в себя, когда девушка убрала Пламя. — Ты же понимаешь, что должна делать это мгновенно? Этот навык должен закрепиться у тебя в спинном мозге, на уровне рефлексов. Тсуна кивнула, расправляя плечи. Она была готова начать тренироваться хоть сейчас. — Тренировки начнём завтра. Или нет… — Фонг на мгновение задумался. — Послезавтра. Мне нужно подумать, что и как делать. Завтра у тебя заслуженный выходной. Ты молодец, — уголки губ аркобалено чуть дрогнули, обозначая ласковую улыбку. Он, без сомнения, гордился своей ученицей, и для Тсуны это всё ещё было внове. — А теперь иди спать, думаю, ты слишком устала. — Да… наверное, — Тсуна расслабилась и только сейчас поняла, что всё тело ныло даже в тех местах, где ныть не должно. — Это нормально? — спросила она, не в силах пошевелиться и все ещё под впечатлением от собственной удачи. Фонг кивнул. — Пламя пронизывает всю духовную сущность человека. Когда она болит или напряжена от боли или счастья, это отражается и на физической оболочке. Иди спать, Тсунаёши, ты можешь собой гордиться. Тсуна кивнула, сползая с кресла, и отправилась в свою комнату. Она была уверена, что заснуть не сможет, так сильно внутри всё дрожало и радовалось, но стоило голове коснуться подушки, как тело само взяло своё, и под размеренный стук капель по пагоде она заснула. Тренировки с Пламенем были куда более изматывающими, чем обычные. Сила не слушалась, рвалась из тела мощным потоком или, наоборот, не желала проявляться. Переход в гиперрежим был очень нестабильным, и сложно было предсказать, сколько он продержится в очередной раз. Девушка не умела управлять им по своему желанию. Пламя жглось и бесновалось, оно напоминало дикого неприрученного зверя, и Тсуна раз за разом пыталась его укротить. Силой воли, искренними чувствами, медитациями. В самом деле, с пилюлями было куда проще. Фонг убеждал её, что это нормально — для неё, по крайней мере. Её Пламя было её отражением. Аркобалено считал, что Тсуна так себя до конца и не принимает, не может смириться с Пламенем, а потому и оно отвечает ей нестабильностью и яростью. Тсуна вздыхала и отправлялась медитировать. Девушка перестала замечать течение времени. Сезон дождей сменился сезоном засухи, заметно похолодало, и она с ностальгией вспоминала тёплый котацу, который, наверняка, уже достала Нана. В доме Фонга было центральное отопление, но постоянно открытые окна, тонкие стены и узорные двери не давали помещениям нагреваться. Тсуне приходилось надевать тёплый свитер и пить горячий чай. Она не была дома уже полтора года. Конечно, с Наной она постоянно созванивалась, иногда в пустоту писала Кёе (как же ему не писать, обещал ведь забить насмерть в случае молчания), но оба они ничего не рассказывали про Намимори. Кёя ей вообще не отвечал, а Нана не считала нужным волновать дочь проблемами. Девушка очень хотела вернуться домой и, наконец, начать действовать. Как такового плана у неё не было, в конце концов, что-то вроде «поставить Вонголу на место» мало походило на руководство к действиям, но домой всё равно хотелось. И однажды настал такой момент, когда Фонг сказал: — Мне больше нечему тебя учить. Тсуна вздрогнула и с непониманием посмотрела на своего учителя, оторвавшись от очередной книги. — Я научил тебя всему, чему мог. Дальше тебе предстоит идти своим путём. Девушка моргнула и приоткрыла рот. — Значит… Всё?.. — неуверенно спросила она. — Ну почему же всё? — улыбнулся Фонг. — Ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью, но держать тебя здесь и дальше нельзя. Надо уметь отпускать своих учеников. — Я… спасибо, — Тсуна подняла голову и взглянула на аркобалено. Её глаза подозрительно блестели, а губы дрожали. Фонг понимающе кивнул. — Ну-ну, мы же не навсегда расстаёмся. — Д-да, — Тсуна выдохнула и глубоко вздохнула, не дав себе расплакаться. Этот дом стал ей по-настоящему родным, и расставаться с ним было тяжело и легко одновременно. Потому что она уходила и потому что знала, что может вернуться сюда. А в животе уже разрасталось такие приятное чувство невесомости, будто предвещая все те удивительные вещи, что с ней произойдут. — Просто это так неожиданно. — Я знаю. Но тебе и в самом деле пора возвращаться домой. Тебя ждёт твоя семья. Тсуна кивнула и на следующий же день купила билет на самолёт. Последние дни в Гонконге прошли весело и беззаботно: Тсуна гуляла по центру с Киао и Фонгом, устраивала спарринги с бойцами Триады, играла с ними же в карты, неизменно обыгрывая тех с помощью гиперинтуиции, разговаривала с учителем и просто отдыхала. Домой она возвращалась с небольшой спортивной сумкой, полной платьев, и чемоданом с оружием. По красному коридору*. Её ждали Намимори и мафия. Богине было почти семнадцать.