Catharsis

      Просто не думать, не видеть, не чувствовать, забыть, навсегда стереть из памяти и оставить в прошлом несбыточной мечтой. Ничего не было, ничего не было, ничего…       «Блять, ну нет, ну почему сейчас?» — Чимин нёсся через плохо знакомые улицы, не видя дороги под ногами. Рюкзак неприятно хлопал по спине, а непослушные ноги спотыкались о камни и бордюры. Перед глазами навязчиво маячила сильная кисть с чёрной полосой и слабые разводы по её краям. Хотелось влепить себе пощечину, чтобы выбить эту картину из головы. Приблизительно так же, как метка, сейчас размывалась его суть: контуры текли, смазывались, краски выгорали, оставляя выжженную пустошь. Он — никто, пустое место, закрашенное поле, где уже невозможно поставить отметку. Внутри всё горело обидой и утратой, разъедало сожалением, что не довёл до конца и что вообще начал. Душило осознание собственной непринадлежности. Наступила опасность словить первый сабдроп.       Хотелось вернуться и кричать о несправедливости, а через минуту исчезнуть с лица земли. Внутри заезженной пластинкой звучало «это не ты», и Чимин не мог оставаться на месте ни секунды, будто в спину гнали осуждающие взгляды. Он не имеет права хотеть или обижаться. Потому что, сука, это действительно не он.       С самого начала было понятно, что эта связь бесполезна, временна, но так тянуло к загадочному парню, от одного пронизывающего взгляда которого бросало в дрожь, что долгосрочная перспектива казалась чем-то неважным. С Юнги всё было иначе, в нём Чимин видел более смелую, сильную, дерзкую версию себя, ему он завидовал, таким он хотел бы стать, Чонгук же был особенным, в нём было что-то другое, распаляющее. Чимин любовался этим тёмным опасным огнём и просто льнул навстречу, как мотылёк на ночной свет, безнадёжно и слепо.       Вот только никто не предупредил, что выделенное время выйдет настолько быстро. Теперь в один момент оказалось невозможным оставаться рядом, смотреть в чёрные глаза, чувствовать на себе его взгляд, жар, руки. Потому что теперь этот огонь был слишком близко и сжигал заживо, превращая волю в пепел. Чимин прекрасно понимал, что останься он ещё хоть на пару минут, то не устоял бы, поддался бы на просьбы, уговоры или приказы, а потом винил бы себя ещё больше. Поэтому сбегал. Трусливо и жалко.       Уставшие ноги несли то вверх, то вниз по тонким улицам. Старые, полустёртые ступеньки плыли перед глазами, мутными пятнами мелькали стены домов и дощечки высоких заборов. Отчаянное бегство вело его всё дальше в запутанный чужой район, и не было больше места, где бы он мог спрятаться от себя, своих желаний, страхов и обиды. Путь в последнее тайное убежище отныне для него табу.       Внутри снова и снова вспыхивали волны боли, будто в груди засела когтистая тварь. Всё летело к хуям, и нигде не было инструкций, как это остановить. Чимин добрёл до первой лавочки и устало опустился, не сдерживая шипения. Всё тело ныло и пульсировало болью, ему нужен был отдых, но на голову сыпались только новые причины для стресса.       В кармане завибрировал телефон — забыл отключить его после того, как звонил Чонгуку, придурок. Если это родители, то брать всё равно не будет. На экране высветился незнакомый номер, и Чимин втайне понадеялся, что это Юнги. Наверное, только ему он смог бы всё рассказать, в поиске поддержки. Он бы понял, сделал бы вид, что ему плевать, но понял бы.       — Алло, — дрогнувшим голосом выдохнул Чим, молясь, что это не полиция, родители или, что ещё хуже, журналисты.       — Пак Чимин? — Знакомый голос вежливо осведомился о том, до кого дозвонился и после короткого «угу» продолжил: — Это ваш классный руководитель, если вы меня не узнали. Вы не явились на занятия, и я звоню, чтобы узнать причину, если такова есть. Или мне лучше связаться с вашими родителями?       Ну вот, сплошные причины для стресса.       — Нет, не стоит их тревожить, — стараясь не заикаться от страха, затараторил прогульщик, — я приду к следующему уроку. — Беспокойные пальцы начали сколупывать краску со старой скамейки, бездумные действия, как признак нервозности.       — Потрудитесь явиться вовремя и написать объяснительную. Я понимаю, что ситуация у вас особенная, но правила для всех одинаковые. Иначе я вызову ваших родителей в школу. До свидания.       Короткие гудки, означающие конец звонка, звучали оглушающе медленно по сравнению с загнанным сердцебиением. Сейчас только не хватало столкнуться в школе со всякими уродами, которые по-любому только и ждут шанса, чтобы отомстить за свои неприятности. Отличное продолжение дерьмового дня. Можно было бы не идти, но от мысли, что отца вызовут к директору, вообще начинало крутить в животе. Это и правда хуже.       Тяжёлый вздох сорвался с губ, Чимин устало опустил голову к коленям и зарылся пальцами в волосы. В черепушке билась тысяча и одна мысль, но всё вместе походило на панику, а не на какой-то конкретный план.       Небо снова затягивало тучами, становилось холодно, противный осенний ветер проскальзывал под одежду, что так предательски пахла Чон Чонгуком, и не было слова более подходящего, чем иностранное, короткое и лаконичное «fuck». В жизни происходил полный пиздец, и если раньше всё это можно было назвать адом, то теперь стоило подыскать название ещё чего-то похуже. И, скорее всего, это ещё не предел.       В любом случае, ничего другого, кроме как явиться в школу, не оставалось. Поэтому, сцепив зубы и кулаки, Чимин поднялся и двинулся бродить в поисках выхода к ближайшей остановке. Время было не на его стороне, как и всё прочее в этой жизни.       Ведомый приступом истерики, он не запоминал десятки поворотов и арок, которые успел пройти. Виляющие улочки вдруг показались запутанным лабиринтом, выхода из которого попросту не существует. В таком состоянии даже банальные задачи ориентации на местности кажутся сверхсложными. И любая неудача ведёт к новому приступу паники.       «Да блять, как же отсюда выйти?»       Срываясь на бег, Чимин бросился в ближайший проулок и едва успел затормозить, уступая дорогу несущемуся наперерез велосипедисту. Столкновения удалось избежать, но резкий поворот руля занёс неустойчивый транспорт, и водитель полетел на землю, царапая велик и сбивая Пака с ног, оглашая всю улицу громким матом.       — Дебил, смотри куда прёшь! — вскочив на ноги, высокий молодой человек стянул с головы шлем и порывисто шагнул навстречу неудачливому пешеходу. Он надвигался на лежащего Чимина, сжимая кулаки, явно собираясь устроить взбучку. Но, сделав всего лишь шаг, неожиданно замер, удивлённо уставившись в испуганное лицо. — П… Пак Чимин? Ты тут откуда?       — Ким Намджун? — Вот именно в этот момент Чимину стало по-настоящему страшно. Быть сбитым велосипедом хреново, но встреча лицом к лицу с капитаном бейсбольной команды пугала его до смерти. Всё, он падёт мучительной смертью прямо тут, в неизвестном дворе, далеко от дома, друзей, которых особо-то и нет, не познав любви, секса и вообще не пожив толком. Он сидел на асфальте и затравленно взирал на спортсмена-старшеклассника, ожидая ударов, криков и новых унижений. Но всё пошло не так:       — Прости, я очень спешил. — Намджун протянул руку, замечая, как Чимин дёрнулся от него в страхе, но продолжил держать её в воздухе, собираясь помочь подняться. Даже взмахнул слегка, подгоняя. — Давай, хватайся.       Вспоминая их последнюю встречу, Чим не знал, как себя повести. С одной стороны, то падение сквозь окно было случайностью, но даже так, особо милым Намджун с ним не был. С чего вдруг такое изменение? Поэтому, марая ладони о землю, он оттолкнулся от неё и поднялся сам, отряхивая руки о штаны.       — Ты это, прости, я не хотел, — пробасил капитан и опустил, наконец-то, проигнорированную руку помощи. Не дожидаясь ответа, он развернулся к велосипеду и стал поднимать его, оглядывая на наличие повреждений. Неловкость и напряжение, жуткие в своей концентрации, висели между ними. А Чимин не совсем понял, о чём именно речь.       — Я спешу в школу, не подскажешь, где тут остановка? — промямлил несмело Пак, потупив взгляд. Раз уж его не собираются убивать, да и всё равно спросить больше некого, на улицах ни души.       — Я… хочешь подвезу тебя? — прозвучало ну очень неожиданно, кажется, для них обоих. — Я тоже в школу спешу. Мне звонил завуч.       «Да что с ним? Ему промыли мозги?»       — Нет, не надо. Просто скажи, куда идти, — таким Намджуном Чимин был сбит не только с ног, но и с толку. Что происходит вообще?       — Ладно, — буркнул Джун, поправляя на шее тёплый алый шарф, — тебе вон за тот поворот, после только прямо. Выйдешь как раз на остановку семьдесят пятого маршрута, — махнув рукой, парень прокрутил колёса и быстро скрылся за указанным углом. Было такое чувство, будто его подменили. И оно не проходило, сколько бы Чимин не старался понять.       Это небольшое происшествие здорово отвлекло, и дорога до местного филиала ада прошла незаметно быстро. Даже слишком. Охранник, стоявший у ворот, с осуждающим взглядом пропустил задержавшегося к третьему уроку ученика, и только шагнув на территорию школы, Чимин понял в чём суть настоящей проблемы. Обычно прогуливающих учеников никто не вызванивает, на это смотрят сквозь пальцы, главное — оценки. Но сегодня всех отсутствующих в обязательном порядке «пригласили» по довольно простой и очевидной причине. Во дворе, внутри здания, в коридорах и классах — везде собрались журналисты, родители, служащие социальных ведомств и даже соцактивные блогеры. Все были охвачены ажиотажем, вызванным недавним скандалом. И если они с Юнги изначально не планировали являться сюда, то именно это всё и было главной причиной. О ней Чимину следовало подумать раньше, чем попадать под прицел камер и микрофонов.       Пройдя через ворота, он упустил шанс на отступление, его заметили. К нему тут же ринулись несколько корреспондентов, некоторые из них были с крупных каналов. Они подавляюще наступали, заглушая друг друга громкими вопросам, тыкали своими микрофонами почти в лицо застывшему ученику, и ему казалось, что его сейчас попросту задавят. Воздуха стало катастрофически не хватать, отступающие шаги закончились, потому что ступать больше было некуда. Камеры, мигающие красным диодом, ловили каждый его жест, и от всего этого безумия хотелось спрятаться.       Вдруг с одной стороны его схватили за руку и, больно потянув, вытащили из плотного кольца бойких писак. Крепкая ладонь железной хваткой сошлась чуть выше локтя и буксиром тащила к входу в холл школы. Позади остались раздосадованные журналисты, а впереди стоял, сложив на груди руки в замок, строгий заместитель директора. Переведя взгляд на своего спасителя, Чимин в очередной раз за день потерял дар речи. Чон Чонгук.       — Почему ты…?       — Мне позвонили.       Да, наверное, и правда обзвонили всех, кого не было на занятиях. Чтобы пригласить в этот цирк. Чокнутый мир сводит нас с ума.       — Вы оба, марш на уроки, — указав большим пальцем себе за спину, завуч вернул свой грозный взгляд к толпе зевак и, прочистив горло, стал просить всех покинуть территорию школы, потому что они мешают учебному процессу.       Чонгук втащил Чимина через главный вход, не останавливаясь протянул по длинному коридору, пока не запихнул его в кладовку в конце первого этажа. Закрыв за собой дверь, он повернулся лицом и просто стоял рядом, тяжело дыша и не говоря ни слова. Слабый свет из проёма внизу дверей позволял лишь различить тёмный силуэт, от этой неплотной темноты всё казалось слишком нереальным. От Чонгука пахло дымом, пивом и гелем для душа. Душ, в котором они совсем недавно…       — Чим, — не давая углубиться в цепочку мыслей, Чонгук приблизился и выдохнул прямо в губы, будто от этого развратные мысли могут покинуть больную голову, — я позволил тебе уйти, но это было ошибкой.       — Да, хён, всё это было ошибкой. Я не должен был приходить вообще. У тебя теперь есть твой саб, и он где-то рядом, ждёт тебя. Я знаю, что ждёт… — «Так же, как я жду своего мастера, как хотел бы ждать тебя».       Чонгук вспыхнул, схватив младшего за плечи, и ощутимо встряхнул. Не стоило перебивать его.       — Послушай меня, Пак Чимин. Я сам решу, что стоит делать, а что нет. И если я скажу тебе быть рядом, то ты будешь ходить за мной хвостиком и скрестись в закрытую дверь, как забытый на улице пёс, ты меня понял? — горячий шёпот, подавляющий тон и запах табака. Голова идёт кругом.       — Что ты делаешь? — слабый стон на грани протеста и капитуляции.       — Я тебя предупреждал, что бояться в первую очередь надо меня. Предупреждал ведь, глупышка ЧимЧим? — бархатная хрипотца в исполнении жаждущего Доминанта способна перевернуть твой мир.       На пол полетели задетые рукой банки с краской. Грохот невероятный, или это сердце так бьётся о тщедушные рёбра?       — Я всё равно не боюсь, — безумно или смело прошептал Чимин в ответ и совсем тихо добавил: — Я хочу тебя. — Вот теперь точно полетели банки, вёдра и швабры, когда Чимин врезался раненной спиной в стеллаж, вызывая лавину всего содержимого с непрочных полок. Чонгук прижал его, опаляя своим жаром. На шее и талии сомкнулись крепкие руки, в бедро упёрлось чужое возбуждение и последние трезвые мысли покинули это место. Гори оно всё синим пламенем.       Губы врезались сметающим поцелуем, царапаясь о зубы, наполняя крохотное помещение сбитыми вдохами. Они не сладкие, не приторные, не нежные, а жгучие, как острый перец.       Чимин первым разорвать поцелуй не смел и поэтому жадно втягивал воздух в секунды, когда его губы переставали терзать. Он задыхался сильнее, чем когда-либо в своей жизни. Пьянел и терял рассудок, забывался кто он, где и зачем. И Чонгук следом за ним терял себя, терял контроль и просто нёсся за своими инстинктами, сминая в ладонях упругие ягодицы. Он чувствовал, как трепещет в его руках возбуждённый саб, и эта дрожь отдавалась ему рикошетом. Они безумны, глупы и безрассудны. Потеряны.       Тёплая ладонь скользнула под футболку, царапая плоский живот короткими ногтями. Чимин выгибался и тёрся, подставляя шею под грубые укусы-поцелуи. Тянул за волосы, спасаясь от острых зубов, и цеплялся за плечи, чтобы не осесть на пол, слабые колени подводили, норовя подогнуться. Чонгук подхватил его рукой за талию и прижал к себе что есть сил, перекрывая возможность нормально дышать. Их страсть — полное сумасшествие, не имеющее право на жизнь, не дающее шанса на спасение.       — У нас мало времени, — попытка опомниться, осознать, где они находятся.       — Значит нужно поторопиться, — нет, всё же без шансов.       Развернув саба к себе спиной, Чонгук рывком сдёрнул с него спортивные штаны. Свои штаны, которые для Чимина были слишком длинными, но так охуенно смотрелись на округлой заднице. Чим только охнул, но послушно подставил зад, фантастически для парня прогибаясь в пояснице. Его щёки горели красным румянцем, а приоткрытые пухлые губы блестели от слюны. От этого вида член в узких джинсах Чона заныл от болезненного возбуждения, скорее бы оказаться внутри этого аппетитного тела.       — Ты такой развратный на самом деле, Чимин. Тебе понравилось стоять передо мной на коленях? Моё тело пришлось тебе по вкусу?       Держась руками за стену вокруг дверного проёма, Чимин упирался лбом в слабую дверь, и согласно мычал, с удовольствием принимая откровенную ласку. Он опасался, что слабые завесы или замок не выдержат натиска и они оба вылетят прямо в коридор, горел от стыда и желания, ощущая на себе горячие руки, но всё, на чём он мог сосредоточиться — это желание наконец-то ощутить Чонгука в себе.       — Я стану первым, кто проникнет глубоко внутрь, прямо вот сюда, — Чонгук опустился на колени и прошёлся языком меж разведённых ягодиц. Чимин громко застонал и тут же испугался, что их услышат. Всё это было слишком, чтобы сдержаться. Чон понял это, поэтому поднялся и рывком стянул с себя футболку, заставляя саба зажать её в зубах, чтобы заглушить неизбежный шум. Оставил на взмокшем виске короткие поцелуи, а затем вернулся к тому, на чём остановился. Он ощутил, как колечко мышц сжалось от первого прикосновения, и прошёлся долгим, влажным движением, впиваясь пальцами в бёдра. Синяки и ссадины, чужие отметины на этом теле, они бесили, приводили в действие чувство собственности и вызывали тягу к насилию. Но он правда постарается быть нежным. Просто оставит свою метку так глубоко, как только сможет.       Чимин ощущал, как выгорает под умелыми движениями, как поддаётся и плавится. Белая ткань, зажатая в зубах, поглощала звуки и мокла, а им всё больше овладевали лёгкость и пустота, которая требовала чужого вмешательства, чтобы заполнили, придали форму.       — Чимин, всё хорошо? — спросил Чон и скользнул в расслабленное кольцо языком, совсем немного, но проникая внутрь.       — Ммм, — невнятно и затуманено, но согласно промычал Чим и захныкал, прося большего.       Чонгук улыбался, хищно и властно, когда смоченным слюной пальцем входил в тело податливого саба, наслаждаясь стонами и поскуливанием. Туго, горячо и слишком сухо, но чертовски обалденно. Оставаясь внутри, Чон протянул другую руку и заставил Пака облизывать два пальца, явно собираясь заменить ими тот, что сейчас внутри. Чимин принимал предложенное с готовностью, выплёвывая измятую футболку.       — Хороший, мальчик. Старайся, как следует, сейчас они окажутся в тебе, — Чонгук пошло шептал на ухо, продолжая круговые движения внизу. Чим едва держался, поражаясь глубине своих пороков. Его вело от всего этого, возбуждение застилало разум белой пеленой, а тело требовало идти дальше. И уже неважным были недавние мысли о том, что правильно. Какое это имеет значение, когда ты уже и так в самом низу. Два пальца вошли на удивление легко, игры с самим собой в тайне не прошли даром.       — Как такой бесстыдник до сих пор оставался девственником? — Дом не просто растягивал, он уже откровенно имел, жёстко врезаясь пальцами в простату.       — Я больше не могу, пожалуйста, хён, сделай это, — глядя вполоборота в чёрные омуты-глаза, саб умолял взглядом, словами, толчками навстречу неумолимой ласке.       — Ты хочешь, чтобы мой член оказался внутри? — Чонгук прижался к спине, обхватывая шею с чокером свободной рукой.       — Да.       — Ты хочешь меня? — глядя прямо в глаза на расстоянии вдоха, он наслаждался видимым блеском в расширенных зрачках напротив.       — Да, Господи, да.       — Проси правильно, — рык.       — Прошу, мой господин. Хозяин, умоляю. Мастер, возьми меня, — мольба.       — Так бы и сразу, зачем было убегать? — Головка у входа, лёгкий толчок, взрыв боли — наказание.       — Ах, не… не останавливайся, — снова мольба.       — Наконец-то я получил тебя. — Плавно, медленно, скользяще до упора, а затем ещё немного, так глубоко, что запредельно слишком. И сладостный вздох на пике — награда.       И каждая фрикция, как столкновение миров. Поступательные движения на рёбрах связывающей цепи, ладонь на устах, не позволяющая оглашать удовольствие криком и звёзды под веками. Чонгук хочет отобрать всё, волю, силы, тело и душу, а Чимин готов всё это отдать, бездумно и даром. И нет никого сознательного, кто бы остановил их.       За дверью послышался звонок — перемена. За тонкой перегородкой студенты бродят в шаге от чистого безумия, бала похоти и телесного голода. Они думают о том, как сдать неготовое домашнее задание, а Чимин возносится к небесам, больше не ощущая себя смертным человеком. Его распятое в чужих руках тело невесомо, а душа развеялась пеплом, исчезнув и оказавшись везде и сразу. Чонгук своим неистовым ритмом забросил неопытного саба в сабспейс**, подарив неоценимый подарок, но забирая взамен нечто очень важное.       Пот покрыл тела, влагой осел на коже. Тяжёлое дыхание сорвалось, и мышцы начало сводить от неудобной позиции, но шлепки обнажённых тел продолжали наполнять узкую комнатку, отсчитывая секунды и мгновения. Даже стоны больше не вырывались из груди, потому что для них не хватало воздуха.       — Я сейчас, пожалуйста, можно? — просил Чимин сбивчиво, едва слышно, ударяясь головой о двери. Оргазм подкатывал, словно цунами, грозя снести всё на своём пути.       — Давай, малыш, можно, — Чонгук тоже долго не мог держаться, давно он такого не испытывал, так ещё и Чимин слишком сексуален. Его стыдливость и неопытность так виртуозно украшают природную чувственность, что удержаться невозможно. Он как суккуб, манит в свои сети, отбирая покой.       Последние толчки вышли слишком яростными, немного перебор, но на пике удовольствия как раз. Чонгук низко зарычал и излился, заполняя горячим семенем послушного саба. Продолжая двигаться, они слышали все эти хлюпающие звуки, и Чимин краснел ещё больше, ловя себя на мысли, что хотел бы слизать капли. Это желание и несколько влажных, резких движений довели его. Лишь прижатый к груди и с закрытым ртом он смог проглотить свой крик освобождения.       «Да, да, да», — набатом грохотало в голове, а по внутренней стороне бедра стекала чужая сперма. Чонгук вышел из него, пройдясь ладонью по растянутой дырочке, и Чимин дёрнулся, выжимая из себя ещё одну каплю.       — Плевать на метки, ты мой, запомни. Даже не надейся, что я так просто отпущу тебя. Слышал? — Чон стоял позади, касаясь шеи лишь невесомым порывом воздуха. Его слова запускали новую волну мурашек и так хотелось в них верить, несмотря ни на что. — Если я увижу тебя с этим, просто поркой не отделаешься, ясно?       А вот последние слова можно было и не добавлять.       — Да что ты к Юнги прицепился-то? Мы с ним просто друзья! Это у тебя есть истинная пара! Чонгук, ты такой же козёл, как и все Домы! — в миг остыв от оргазма, Чимин вспылил, возвращаясь в жестокую реальность.       — Чимин, я доминант, я тот, кто я есть. И я заебался тебе объяснять, что я не милый, добрый и пушистый. Я думал, что мы это уже выяснили. Когда ты говоришь, что хочешь меня, ты же понимаешь, на что идёшь?       — Хватит, всё, ты получил, что хотел, теперь можешь просто забыть обо мне, — держась за свои задетые чувства, Чимин вытерся чужой футболкой, откинув её в пыльный угол, и натянул штаны. Вид у него был безбожно потрепанный, но пошло оно всё лесом. Он собирался сейчас же выйти отсюда, оказаться подальше, потому что всё это слишком, блять, для одного дня, да и для одного человека в целом.       — Чимин, какого хуя ты снова начинаешь разводить драму? Неужели нельзя оставить всё в формате «просто»?       — Какое «просто», Чонгук? О чём ты? — Чимин застыл ещё на мгновение, упиваясь дрожью и слабостью в теле, стараясь не подавать виду. Он не собирался устраивать истерик, но всё вышло само собой. — Когда твоё имя проявится, и этот человек появится в твоей жизни, посмотрим, что ты скажешь. А до этого времени, постарайся держаться подальше, пожалуйста, — договорив, Чимин развернулся и тихонько приоткрыл дверь. Он исчез в шумном коридоре, оставляя Чонгука наедине со своим шоком. Что это было?       Чонгук развязал рубашку, что всё это время висела на поясе, накинул её и застегнул пуговицы до середины. Плевать, что грудь светится, пуговиц выше давно нет, а футболку лучше просто выбросить. Выйдя из кладовки, он сразу направился в туалет, хотелось умыться и вообще остыть. Прямо сейчас он может убить кого угодно, случайно подвернувшегося под ноги.       В уборной было несколько парней из младших классов, но завидев Чонгука, они быстренько покинули комнату, тихо хлопнув дверью. В зеркале Чон увидел не выспавшуюся и затраханную версию себя. Отлично, вместе с рубашкой на распашку ему сейчас больше пришлась бы к лицу Дыра, а не классная комната.       В одной из кабинок у кого-то зазвонил телефон, и Чон неосознанно прислушался, удивляясь низкому голосу. Красивый взрослый голос просил говорить быстро, потому что он занят, а потом обещал кому-то встречу. Чон вслушивался и пытался понять, кто это. Не похоже на ученика старшей школы.       Метка жутко чесалась под браслетом, наверное, потому что рука вспотела под широкой полоской тиснённой кожи. Быстро намочив кисть, парень намылил полоску и смыл пену под открытым напором, наблюдая как чернила смешиваются с мыльной водой, он немного залип на этой картине, отстранённо думая, что совсем скоро узнает, кому так адски не повезло.       Видимо, закончив разговор, парень из средней кабинки звякнул пряжкой пояса и нажал на слив. Чонгук почему-то испугался, что его застанут за подслушиванием и решил быстро покинуть помещение. Уже выйдя в коридор, он подумал, что это глупо, но тут же отмахнулся от мыслей и направился в свой класс.       Нахмурившись, он брёл по коридору прокручивая в голове бесящий разговор с Чимином, наверное поэтому не сразу обратил внимание на объявление из динамиков.       — Повторяю, все ученики класса 2-3, а также, Мин Юнги и Чон Чонгук, вас вызывают в актовый зал. Немедленно.       Чонгук застыл на месте, не понимая, что происходит. Класс 2-3, это класс Пак Чимина, значит там собирают участников происшествия, возможно, дисциплинарный комитет, но при чём тут он сам?       В конце коридора мелькнула взлохмаченная макушка Чимина, и Чонгук бегом бросился догонять его, не беспокоясь о том, что их увидят вместе. Больше он не будет скрывать их связь, чтобы это не значило. Догнал как раз у входа в актовый зал и не успел ничего сказать, как со всех сторон повалил народ из класса 2-3, они оттеснили его в сторону, разделяя с Чимином на расстоянии нескольких метров. Все эти ублюдки поглядывали на зажавшегося в углу саба, как стая акул на свежую закуску. Блять.       — Эй, Пак Чимин, ты уже успел настучать, что нас тут всех собрали?       — Твоя мамочка придёт сказать нам «но-но-но»?       Обидные и абсурдные вещи летели в Чимина со всех сторон, и Чонгук ощущал потребность вступиться. Больше он не мог делать вид, что его это не касается. Он уже раскрыл рот и шагнул ближе к центру, когда двери зала хлопнули ещё раз и зашёл последний участник собрания.       Шок — единственное слово, которым можно было описать состояние Чона, провожающего взглядом знакомую фигуру. Вот чей голос он слышал из средней кабинки.       Улыбаясь ослепительной улыбкой, шикарный в своей утончённости молодой человек пересёк ряды сидений и взобрался на небольшой постамент у сцены. Стоя за кафедрой, он оглядел собравшихся и заговорил:        — Здравствуйте, ребята. С сегодняшнего дня я буду работать в этой школе, и я приложу все усилия, чтобы помочь вам всем преодолеть устоявшийся конфликт. Я психолог и практикующий психотерапевт, зовут меня Ким Тэхён.