Kick down the door Вышиби дверь, Kick through the pain Избавься от боли, You’ve been talking to the wall Всё это время ты разговаривал со стеной, Everybody is dead in this house. Ведь все мертвы в этом доме.*
Полчаса ранее. Чон Хосок продолжал сидеть у барной стойки и раздражённо облизывать передние зубы, сверля взглядом входную дверь. Давно сколотый резец царапал обожжённый дешёвым алкоголем язык, а едкий дым сигарет резал глаза: в воздухе висел непроглядный табачный туман и никакая вытяжка не могла с ним справиться. Набитый зал гудел, как осиное гнездо, и в груди так же, только на пару частот ниже, гудела тревожная струна. Предчувствие чего-то нехорошего, напоминая лёгкую дурноту, осело якорем меж внутренностей и тянуло, тянуло. Он отвлекал себя созерцанием всего окружающего, концентрируясь на мелочах и деталях. Рядом кто-то играл в дартс, исколотая мишень чудом избегала попаданий, а пол под ней был усеян медными дротиками; высокий бокал покатился по столику в углу, и золотистое пиво растеклось по столешнице, пачкая брюки и обувь; уже три пары спустились вниз, крепко вцепившись друг в друга, а кто-то получил отказ и теперь заливал горе алкоголем. Невысокие деревянные створки, ведущие в зал, словно в ковбойском салуне, с тихим скрипом послушно пропустили новых посетителей, но ожидаемого человека в них так и не наблюдалось. И так уже целый час. — Ждёшь кого-то? — бармен подобрался незаметно, отчего вопрос заставил Хосока вздрогнуть и резко обернуться. В светлых карих глазах Джина светился проницательный интерес извечного наблюдателя, пустой улыбкой вскользь от него не отделаешься. Работа у парня такая — всё обо всех знать. — Да, c Тэхёном договорились встретиться, вообще-то, но он опаздывает. Кстати, слышал, ты вчера помог ему дотащить меня в комнату. Спасибо, дружище, мне даже как-то неловко. — Небрежный взмах руками диктовал растерянность, и слова будто шли вразрез со смыслом, но слушатель понимающе улыбнулся и закивал согласно. — Было такое дело, знатно вы вчера накидались. Пришлось моему номеру послужить обычным отелем, — будто подчёркивая, что между постояльцами ничего не было, подметил лукаво Джин. — Кстати, раньше я тебя только с ТэТэ тут видел, но вот мне стало интересно, с Шугой вы когда успели познакомиться? Насколько мне известно, он не очень жалует доминантов. Хосок даже подвис от вопроса. Шугой? С Юнги, что ли? Они с ним в принципе не так уж и знакомы-то. Связаны — да, но вот чтобы знакомы — не сказал бы. А то, что он доминантов не жалует, заметил, с этим не поспоришь. — У меня к нему особое отношение. Жаль только, что он этого понять не хочет, — красивый профиль перекосило недовольством, как бы Чон не пытался пустить всё на самотёк, ситуация с неприступным сабом его бесила. Джин прищурился, будто читая приписку в конце текста мелким шрифтом, и задумчиво кивнул, принимая полученную информацию. — Особое отношение говоришь, понятно. А что Тэ должен прийти — это хорошо, у меня к нему дело есть. Джин всё же не удержался, и тень ревности к прекрасному Тэхёну пробралась в его речь, но он скрыл это за своей фирменной улыбкой и решил быстро откланяться, дабы не выдать себя с потрохами. — Ладно, не скучай тут, зови, если что, — бросил он Хосоку и уже полез было в морозилку за новой порцией льда, как вдруг обратно его внимание привлёк неожиданный клиент. Рядом с Чоном на стойку фактически свалился владелец всего этого праздника жизни. — Тащи сюда свою отраву, Джин, нервы мои уже совсем ни к чёрту, — старик протёр вспотевшую лысину и уселся на высокий стул. Для своего возраста он выглядел довольно паршиво: весь словно перекачанный шар, круглый, без каких-либо острых углов или прямых линий, совершенно лысый, в мешковатой одежде и от ходьбы раскрасневшийся. Он явно с трудом поднялся по крутой лестнице. Кроме неказистого вида, рекордная жадность вдобавок не сильно красила его личность, но вот нервозность была ему несвойственна. Так что это его состояние настораживало. — Что-то случилось, Сэджин-хён? — откупоривая новую бутылку, Джин нахмурился и быстро глянул на наручные часы. Прошло около часа, как Юнги спустился к клиенту, связанно ли это… — Он снова пришёл, потрошитель наш. Смерти моей хочет, изверг проклятый. Говорил же ему не крутиться здесь, — пробурчал недовольный толстяк, прежде чем одним махом залить в горло едкий напиток. — Бр-р, ну и гадость же, парень. Неужели есть идиоты, готовые платить тебе за это пойло? Удивлённые взгляды заядлых посетителей со всех сторон тут же приковались к адресату громогласной критики. Стоило говорить потише. — Не поверишь, но есть ценители. — Джин подался вперёд, понижая голос, его вдруг охватило нехорошее предчувствие. — Восьмая комната? — Она самая. Жалко малого, я его предупредить даже пытался, но пацан совсем не в адеквате был, и зачем он только подписался на это? Видать, совсем дела плохи, — заглядывая в пустой стакан, сорокалетний Ким Сэджин, основатель и владелец Дыры, потянулся за любимым красным Мальборо. Он и раньше, бывало, чувствовал вину за потраченную юность десятков молодых людей, но сегодня она была особо острой. Свобода не всегда означает счастье. — Налей ещё сто. Я не готов снова столкнуться с результатами работы этого мясника. Перед глазами всплыла картина двухлетней давности, и Джина передёрнуло. Заново наполняя рюмку, он принял решение — впервые за всё время работы здесь — нарушить кое-какие правила. — Заказ пришёл анонимно, что я мог поделать? Шуге и правда нужен был вариант подороже, ну я и помог. Знал бы, кто это, отклонил бы сразу. Думаешь, всё может повториться? Он говорил, что завязал, с чего вдруг снова принялся за старое? Сэджин лишь пожал плечами и снова опрокинул рюмку. С каждой репликой их напряжённого диалога Хосок всё больше поддавался панике. Неохотно он осознавал, что ничего не понял вовремя. Не успел разглядеть отчаянного решения, не распознал, где была шутка, а где правда, и тяжесть нужды он тоже не смог своевременно просечь в пустом взгляде, хотя знал, какие трудности свалились на плечи Юнги. Идиот безмозглый. — Ладно, пойду я назад, нельзя надолго пост оставлять. Если что, ты, Джин, знаешь как себя вести при копах, хоть я и надеюсь, что всё обойдётся, но лучше подстраховаться. Проследишь за всем, — кивнув верному помощнику, хозяин встал со стула и затушил бычок в набитую битком пепельницу. Его вздох вмещал весь груз и неохоту сталкиваться с тем, чего он надеялся больше никогда в своей жизни не видеть. — Твой виски на вкус, может, и адова смесь, но вставляет отлично. Плесни молодому человеку за счёт заведения, а то совсем вон побледнел от лишней информации. Лишней, да не очень. Хосок молча принял протянутую рюмку и осушил её, окончательно забыв, что планировал вообще не пить сегодня вечером. Как только Сэджин дошёл до лестницы, исчезая из зоны слышимости, он протянул руку через стойку и за воротник дёрнул бармена на себя. — А теперь объясни мне, какого хрена тут происходит, потому что мне кажется, что случился какой-то пиздец, и это как-то связано с Юнги, а всё, что касается его, касается и меня, хочу я этого или нет. Джин недовольно убрал от себя чужие пальцы, измявшие отглаженный воротник, и удивлённо уставился на изменившегося в лице доминанта. Его поведение выходило за рамки обычного интереса. Коротко бросив взгляд по сторонам, Джин зашептал как можно тише, потому что говорить такое было очень непрофессионально, приватность личных встреч должна сохраняться в любом случае, но всё то же общее плохое предчувствие толкало отступить от привычного расклада. — Если всё так, как я думаю, то Мин Юнги прямо сейчас в опасности. И я имею в виду реальную угрозу жизни, — бармен смотрел прямо в блестящие тревогой глаза и убеждался в своей правоте: этот парень не просто хотел заказать Мина на ночь, он к нему по-настоящему неравнодушен. — На что ты готов пойти ради него? — Что такого в восьмой комнате? Перестань тянуть кота за яйца и ходить вокруг да около. Выкладывай прямо, что происходит, не тяни, по-хорошему прошу, — запах алкоголя опалил лицо Джина, Хосок не шутил, переходя на угрозу. За тревогой шёл гнев, и всё это бурлило в нём взрывным коктейлем. Забылись обиды на мелкого и его излишняя гордость, какой это всё имеет смысл, когда твоя родственная душа в опасности? — Чон Чонгук, слышал о таком? Должен был слышать, вчера вся Дыра о нём только и говорила. Так вот, с ним сейчас твой Юнги и заперт в восьмой комнате. Брошен монстру на съедение, так сказать. — Чонгук? Тот больной тип, что вышел из тюрьмы? — Ледяной ужас начал пробираться внутрь, заполняя пустоты и замедляя сердечный ритм. — Он самый, наш легендарный потрошитель без тормозов. Не знаю, что там у Шуги случилось, но он сегодня звонил мне и принял самый безбашенный заказ, и вот теперь я понимаю, почему он стоил так дорого, — ответ Сокджина звучал виновато, вынести тяжёлый взгляд напротив было нелегко. — И всё это из-за денег? Чёрт! Пульс подскочил вместе с активацией всех инстинктов. Хосок швырнул на стойку деньги, что были в кармане, и уронил окурок прямо на пол. Уже в развороте Джин успел схватить его за край рукава, не позволяя унестись так просто. — Стой! Что ты хочешь сделать? Думаешь, сможешь что-то изменить? Ты не имеешь права туда врываться, пока дверь не откроют изнутри. Да ты этого даже не сможешь сделать. Всё предусмотрено, таковы правила этого места. Пойми, тебе туда не войти! — Джин повысил голос, привлекая лишнее внимание, и всё потому, что он видел решимость на лице Хосока. Он видел её и понимал, что все вразумительные слова летят в пустоту. — Боже, я понял, делай, что хочешь, только берегись его, предупреждаю, этот тип опаснее, чем ты можешь подумать. — Да я его в порошок сотру, если он навредил мальчишке, — Чон переходил на откровенно яростный тон, теряя контроль над собой. Руки задрожали, в глазах начало темнеть, внутри разворачивалась настоящая буря. Она корёжила, толкала действовать, сжигала душу, и не было больше места сомнениям. Он был не способен оставаться на месте, не мог держать себя в руках. Сначала почти незаметно в нервную систему проникла боль, чужая, не своя; как фантомная, но она росла, становилась сильнее, пока не достигла опасного для жизни уровня, накрыла с головой смертоносной волной. Она, как вода, проникла в сознание тонкой струйкой, постепенно превращаясь в бурную реку, её сила рушила и по себе строила заново, больше не одиноким, а цельным и словно бесконечным. Раненым, чувствительным и непобедимым. Метка Юнги проявлялась. — Я ощущаю его агонию, Джин, он — мой саб! Так вот оно что, это всё объясняет. Вполне ожидаемо и предсказуемо, и так волнующе. Отчаяние, признание сугубо личного, подтверждающее лёгкую догадку, подкупали, толкали Сокджина на небывалую глупость. Никогда раньше он так не переживал за кого-то, добровольно идущего на «встречу» в Дыре, и никогда так не поддерживал связь истинных в этих стенах. Потому что здесь нет понятия «это только моё». Или просто он не видел прежде такой искренности? Он просто не мог остаться в стороне. — Замки тут хоть и надёжные, но рамы дверей довольно старые, они — слабое место. Выбить дверь будет сложно, но реально. Я задержу Сэджина, поспеши. Забыв обо всём, Чон Хосок летел вниз по ступеням, почти сбивая людей, идущих навстречу. Всё вмиг переворачивается с ног на голову, когда до конца осознаёшь, что где-то рядом есть тот самый незаменимый человек и он в тебе нуждается. Внутри звенел крик о помощи, он разрывал на части, и это подгоняло. Внизу у своей стойки хозяин сосредоточенно подбивал выручку за день и даже пикнуть не успел, как мимо него промчался вихрь и с разбегу врезался плечом в добротную дверь восьмой комнаты. Словно бешеный пёс, сорвавшийся с цепи, Хосок ломился в номер, обрушивая нещадные удары один за другим. Он бился с такой отчаянной силой, будто готов был вдребезги разбиться об эту преграду, лишь бы добраться до своего саба. — Юнги! Мин Юнги! — Сердце разрывалось на кровавые ошмётки; кулаки, колени, плечо и бедро по очереди обрушивались на деревянное препятствие, а где-то в мыслях плавилась чужая агония, разочарование, страх и совсем чужеродное, неожиданное удовольствие. Оно было самым острым, жалящим чувством, лишним при таких обстоятельствах. Хотелось выть. — Эй, парень, что ты делаешь? Угомонись! Ты не можешь туда зайти! — по коридору шёл запыхавшийся Сэджин, он хоть и был не рад печально известному гостю, но нарушать правило приватности не собирался. Всегда есть что-то, что нарушать нельзя, иначе хаоса не миновать. — Отойди от двери немедленно! Его крик звучал совсем близко, но добежать он так и не успел. Джин спустился следом за Хосоком и теперь настойчиво, но как бы невзначай, преграждал путь злому боссу. Он надеялся, что это решение спасёт и поможет кому-то, а не лишит его работы. Громкие крики продолжали оглашать весь первый этаж, и только внутри комнат их не было слышно. От каждого выкрика у Сокджина холодело всё внутри, так это звучало надрывно и обречённо. Что же он чувствует, что так рвётся? Ад, Хосок удерживал внутри себя настоящий ад. Сердце продолжало биться где-то в висках, дрожь охватила каждую клетку тела, так его колотило у этой проклятой двери. Горло начинало саднить от крика, но нужный человек его всё равно не слышал. — Юнги! Мин Юнги! — Сколько ещё ударов выдержит крепкое дерево? А сколько выдержит он сам? Связь начала пропадать, и от этого стало лишь хуже. Что там происходит? Казалось бы неприступная, дверь затрещала, поддалась, и Хосок влетел в комнату под собственный крик и звон металла. От резкого удара дверь врезалась в стену, а по полу разлетелись запчасти старого замка. Особая связь исчезла, переставая транслировать в обе стороны эмоции и ощущения родственных душ, но всё уже и так было ясно: отвратительная картина предстала прямо перед глазами. Словно молнией, Хосока пробило разочарованием, сжигая дотла болезненно сжимающееся сердце. Обнажённый, истерзанный, использованный, ненавидящий себя и всех Мин лежал на полу, возле человека, от грубых действий которого только что получал безумное аномальное удовольствие, и его жалкий вид — это его вина, Хосока, который должен был всё это предотвратить. — Мин Юнги! — почти беззвучно вторил Чонгук под вопль влетевшего в комнату неожиданного гостя. Их голоса слились в синхронном призыве, но несли совершенно разный посыл. Тихо и не так отчаянно звучал шок человека, который только что упивался контролем над податливым нижним и осознанием того, кем этот человек оказался. Всё это не имело форм и границ для описания. Это. Просто. Невозможно. Хосок замер на пороге, совершенно не зная, что делать дальше, он не мог оторвать взгляда от своего саба, который пожелал отдаться кому угодно, лишь бы не довериться ему. И это было словно нож в спину. Чонгук вскочил, отойдя наконец от шока, и двинулся к нежданному гостю. На его лице была целая гамма эмоций, но терпения или понимания среди них не наблюдалось. Лишь чистая бурлящая агрессия. — Даже знать ничего не хочу. Выметайся! — первое предупреждение прозвучало ещё до столкновения, всего лишь за секунду до жёсткого толчка. Хосок покачнулся, но остался стоять, где стоял, лишь перевёл взгляд с Юнги на темноволосого доминанта, ничуть не пугаясь безумного блеска в его глазах. Он сам себя в тот момент ощущал не менее безумным. — Пошёл вон. — Что ты с ним сделал? — сверкая сталью в голосе, спросил Хоуп и сжал руки в кулаки. — За что заплатил, то и сделал. Не твоё дело. Выйди и закрой дверь с той стороны! Юнги слабо пошевелился, издавая болезненный стон, у Хосока от этого звука окончательно снесло крышу. Только он имеет право причинять боль и удовольствие этому человеку. Он и больше никто. — Стисни зубы и умри! — Кулак врезался в острую скулу со скоростью горящей ненависти. Чонгука развернуло, но он лишь сплюнул кровавую слюну и злобно усмехнулся. Удар был сильным, но не впечатлил его. По венам нёсся адреналин, и каждый казался другому лишь мешающей преградой, недопустимой погрешностью, что нарушала планы и правила. — Исчезни.***
Когда чужие руки перестали служить оковами и опорой, Юнги свалился на пол, ослепленный и ошеломлённый, он не понимал, что происходит. Яркий после темноты за маской свет из коридора мешал сориентироваться. Голова кружилась, всё плыло и теряло чёткость, слабые руки дрожали, ноги давно онемели, а внутри всё горело адским пламенем, разорванное, повреждённое, не доведённое. Колючие вдохи царапали рёбра, об их осколки билось загнанное сердце, и так хотелось просто испариться, рассыпавшись пылью на полированных поверхностях. В дверном проёме в ореоле яркого света стоял человек, чья тень падала на деревянные доски пола и тянулась через всю комнату. Рядом с ним замер ещё кто-то, чьё лицо показалось смутно знакомым, но чёткость изображения, как и смысл происходящего, не доходили до затуманенного сознания. Юнги гас, как свечка, его тут почти не осталось, лишь слабая тлеющая искра потерявшего себя существа. Он моргал, пытаясь собрать мысли и принять реальность, но всё неотвратимо ускользало в красном свете, и лишь волны боли, физической и душевной, омывали каждый атом личности, вплетаясь в ДНК чужеродными витками. Только что терзавшие его вина, злость и разочарование смазались и растаяли, но всё равно запомнились, осели горьким послевкусием. Это были не его эмоции. Голоса у входа сливались в звенящий шум, он слышал их, но уловить смысл не удавалось. Голое тело начало зябнуть, по влажной коже шёлком гулял сквозняк. Чужие взгляды начали казаться острыми кинжалами, и захотелось прикрыться. Мин, почти не видя, шарил вокруг себя руками, но ничего даже отдалённо похожего на одежду рядом не оказалось. Подобрав под себя колени, он хотел занять как можно меньше пространства, чтобы казаться незаметным, но даже от мельчайшего движения тело пробило болью. От неё он тихо простонал и начал скулить, жалея себя. — Исчезни, — пробилось сквозь пелену дурмана, и Юнги принял это на свой счёт. Он бы с радостью, только не может. Почему — не помнит, но он должен жить. У двери определённо кто-то боролся, до ушей долетали звуки ударов, тяжёлых шагов и хриплого сбитого дыхания. Кто бы это ни был, Юнги было всё равно, пусть хоть поубиваются. Лежать вот так он мог бы ещё долго, окунаясь в невозможную глубину своего падения. Он кончился, прямо здесь и сегодня, он умер для себя самого. Саб… чёртов саб. Растоптанный, грязный, падший саб. Короткая стычка закончилась вмешательством кого-то третьего. Громкие крики новой тональности царапали слух и заставляли всплыть на поверхность, попытаться снова ухватить суть того, что происходит. Открывать глаза не хотелось, от этого укачивало ещё сильнее, но шаги приближались. В поле зрения мелькали ножки лавок, цепь, доски, чья-то тень. Кто-то стоял очень близко и смотрел на него. Невозможно было угадать, чего следует ожидать дальше, удара или помощи, поэтому Юнги так и продолжил лежать, прикрыв глаза и не двигаясь. — Юнги, ты слышишь меня? — плеча почти невесомо коснулась тёплая ладонь. Его словно будили от крепкого сна, тихо и бережно. — Юнги, посмотри на меня. Он не хотел смотреть, потому что уже знал, что станет только хуже. Теперь Мин узнал этот голос и в груди что-то сжалось, невероятно остро и глубоко. Вина, злость и разочарование. Вместе с этим узнаванием в мысли пробиралась ясность, прямое касание этих рук приводило в чувство, будоражило. — Да блять, какого хуя вы вообще позволили кому-то войти? А как же ваша хвалёная приватность? Отпустите меня! — потревоженный Мастер кипел, его задело и не отпускало. Звуки его шагов пугали, по коже прошлась волна ужаса. Мин был готов к новому наказанию. — Я не ясно высказался? Я сказал убирайся! С плеча слетела ласковая ладонь, будто того человека рывком оттащили в сторону. Мысли всё ещё путались, но туман понемногу отступал, сознание начало светлеть и апатия будто рассеивалась. Какое наказание? О чём он? С каких пор Мин Юнги принимает позицию подчинённого? С титаническим усилием Юнги перевернулся, силясь поймать взглядом лица сцепившихся людей, чтобы наконец-то убедиться, что это и правда чёртов Хосок и… и Чон Чонгук? Увидеть второго здесь было слишком неожиданно. Как? Почему? Разве это не он оплатил их с Чимином лечение? «Знаешь, ты мне кого-то напоминаешь, только вот не пойму кого»,— так ведь он говорил. Правда не узнал его? «Хватит врать себе. Признай, тебе понравилось», — нет, Юнги замахал головой, нет. Не может этого быть. Абсолютно все события этой ночи выглядели полным абсурдом и казались дурным сном. Сквозь невероятное усилие Юнги оттолкнулся руками от пола и смог сесть, стараясь перенести вес тела на одну сторону. В комнате оказалось слишком много действующих персон, и он не может лежать тут изломанной куклой. Не бывать этому. Что бы с ним не случилось, он восстанет заново. Всегда так было, и грёбаная метка этого не изменит, ведь с ней или без неё он остаётся собой. Его всё ещё качало, а локти грозили в любой момент подогнуться. На внутренней части бёдер алели кровавые разводы, жестокий Мастер и правда порвал его. Шею жгло, и это было ещё хуже, чем разодранная задница. От этого кровоточила душа. На Хосока смотреть не было сил, но и врать себе не получалось. Он — его доминант. Он — часть его души. — Я звоню в полицию! Немедленно прекратите! — кто-то орал, стоя у входа, но к размахивающим кулаками подойти не решался. Все силы Юнги тратил на то, чтобы заставить взгляд сфокусироваться. Мир продолжал крутиться вокруг своей оси, но теперь можно было хоть что-то ухватить из этой светопляски. В дверях стоял Ким Тэхён, он спорил с толстяком-хозяином, отбирая у него что-то, кажется, телефон. Откуда здесь этот мозгоправ? Там же стоял бармен, не пропуская других посетителей. Люди пытались заглянуть в комнату, ведомые любопытством. Прямо по центру комнаты кружили друг напротив друга два Дома. На них смотреть оказалось было невыносимо, на каждого по-своему. «Тебя никто не заставлял приходить сюда, ты сам принял это решение». «Мин Юнги, посмотри на меня». Голова разрывалась от противоречивых мыслей. Он жалел, что пришёл, и жалел, что не исполнил заказ до конца. Что было бы, если бы им не помешали? Каким вышел бы Юнги отсюда после всего? И вышел бы вообще? А что будет с оплатой? — Вторгаться. Нельзя. Это. Правило, — сопровождая каждое слово взмахом, разгневанный Мастер вымещал своё негодование. — Может, просто убить тебя? — Попробуй, чокнутый мальчишка. Хосок подхватывал этот безумный ритм, и они продолжали кружить и наносить удары. Хозяин закричал, что пойдёт за пистолетом, если не за копами и, хлопнув дверью, исчез в коридоре. Это нужно остановить. Юнги бездумно протянул дрожащую руку, пытаясь привлечь внимание, но голос пропал. Слабо качаясь, он сидел и неотрывно смотрел, как Хосок улыбается ему, продолжая сдерживать слетевшего с катушек Чон Чонгука. Какое безумие, всё это — какой-то бред. — Не надо, — очень тихо, слишком хрипло шептал Юнги, наблюдая, как кулаки Чонгука слишком быстро врезаются в живот несносного придурка-Хосока, — остановитесь. Он этого не просил, он никого не просил вмешиваться. Зачем всё это? Неистовство Чонгука побеждало. Против его желания нанести ущерб противопоставить было нечего. От последнего удара проигравший согнулся пополам и осел на пол, сползая по стене. Это было похоже на конец поединка, только Чонгук не останавливался, он снова занёс кулак над рыжей головой. Это могло продолжаться до тех пор, пока один не перестанет дышать. — Хосок! Чон Чонгук! — не выдержал Ким Тэхён и, рванув за плечо, развернул обезумевшего доминанта на себя. Не только Юнги не смог вынести это зрелище. — С ума сошли? Что вы творите? Чонгук не думая отбил протянутую руку и зло уставился на зарвавшегося саба, не сразу узнавая, кто перед ним. — Что вы тут устроили? Вся Дыра на ушах! Джин тихо зашёл в комнату, продвигаясь мимо эпицентра катастрофы по контуру помещения и прямо к Мину. Пока всё внимание было занято неожиданно вмешавшимся Тэ, он решил вывести пострадавшего наружу. Подхватив под мышки Шугу, он помог ему встать. — Прости, что допустил это, я не должен был принимать тот заказ, — Джин и правда сожалел и хотел побыстрее убраться подальше. — Пойдём, если хочешь, вызовем скорую. — Не надо, всё нормально. Я мог бы выполнить заказ, зачем вы вмешались? — Юнги двигался медленно, не сдерживая матов. Он уже понял, как этот цирк отразится на его заработке. — Он же мне не заплатит за один час, верно? Джин был крайне удивлён такой реакцией, он всё-таки верил, что помогает спасению, а не просто вмешивается, куда не просят. — Юнги, твоя шея… — Знаю, но давай не будем. Раз уж припёрся, просто помоги дойти до машины. — Прости, Юнги, мне правда жаль, я отдам тебе треть суммы заказа. Зайди завтра, — Джин осмотрел изувеченное тело и поправился: — можешь прислать поверенную особу. Юнги осмотрел напоследок всех собравшихся и сделал для себя вывод, что комнаты Дыры для него теперь закрыты. Джин же не мог оторвать взгляда от Ким Тэхёна. Он совершенно не выглядел как саб, выдерживающий внимание двух ёбнутых Домов. Он был словно над ними. Сверхчеловек. — Хосок, вали отсюда, с тобой потом поговорим, — Тэ видел, как тот сверлит его злым взглядом и не двигается с места. — Хоуп, пожалуйста, сделай, как я прошу. И Хосок послушал, недовольно встал и двинулся на выход, не забыв бросить многообещающий взгляд темноволосому Дому. Они ещё встретятся. Не здесь и не сегодня, но обязательно встретятся. — Мин Юнги останется, мы не закончили! А ты и все остальные могут убираться, — командный тон саба выводил Чонгука похлеще рыжего придурка. — Слышишь, Мин, имей гордость закончить то, что начал! — Нет, Чонгук, он уйдёт. Уходите все, сейчас же! — Тэхён фактически выгнал всех из комнаты, закрывшись один на один с «потрошителем», совершенно не боясь новой вспышки его гнева. Джин не мог оторвать взгляда от тонкого силуэта, пока двери не захлопнулись, ему такой расклад вообще не нравился, но с Тэ не поспоришь, а Хосок вообще думал только о Юнги. Прогулка в десять метров отняла у Мина слишком много сил. Просто упасть и отключиться. Его отвели в седьмой номер. Соседняя комната — вечное пристанище бармена, так хорошо знакомое Хосоку, было обставлено гораздо больше, схоже с обычной спальней. Вид кровати тянул прилечь и провалиться в спасительный сон. Слишком много, всё это — просто слишком много и сложно. Но и это ещё не конец… — Юнги, — Хосок оказался рядом в считанные секунды, хватая за руки. Джин оставил их сразу же, накинув на плечи Юнги свой пиджак, и удалился успокаивать шефа и посетителей. Они с Хосоком остались тет-а-тет, чего очень не хотелось. — Мин Юнги, какого хуя? Скажи, зачем? — Чон Хосок, это я должен спросить, — едва стоя на ногах и держась за быльца, начал Юнги, — что ты тут делаешь и зачем? — В смысле? Тебя спасаю! — А тебя кто-нибудь просил? Ты думаешь добро сделал? Придурок, — как пощёчина, жестоко и бессердечно. — Всё самое ужасное и так уже случилось, понимаешь? Меня уже выпотрошили, а благодаря твоему ёбаному рыцарскому появлению я за эту экзекуцию даже денег не получу. Всё было зря! Я терпел всё это зря! — Юнги не выдержал и опустился на постель. Тут же боль прострелила повреждённые места, и он разозлился сам на себя, Хосока, Чонгука и весь этот чёртов мир. Злость, она разбудила сонное сознание окончательно. Юнги вспомнил, зачем он здесь и почему не может умереть, ради чего должен жить. Точнее, ради кого. — Думаешь, я не знал, что иду к чокнутому психу? Я был готов к этому, но благодаря тебе всё в пизду! Мало того, что оплата отменилась, так теперь я ещё и опозорен, потому что у меня есть чёртов спаситель! Потому что никчёмный саб! Юнги несло, он плохо осознавал, что говорит, но пиздецки скверное самочувствие было оправданием для всего, так он мог думать, по крайней мере. — Если тебе так нужны деньги, мог бы попросить у меня! — Хосок проявлял невероятное терпение, он кричал, но на самом деле хотел обнять и рассмотреть своё имя получше. — С какого хрена я должен что-то у тебя просить? Я разве не дал понять, что не хочу иметь с тобой дела! Что не фраза, то нож в спину. — Так значит лучше лечь под маньяка, чем просто ко мне обратиться? — Да! — Отлично. Только вот рассмотри свою шею повнимательнее, а уже потом такими заявочками кидайся. Ты принадлежишь мне, и это уже факт. — Это ничего не значит. Ни-че-го. Понял? Мне плевать. Я сотру это, вырежу, похуй что, сделаю всё, лишь бы тебя не видеть, — Юнги сжал кулаки, комкая рукава чужого пиджака, и врезался короткими ногтями в ладони. Это приводило в чувство и служило якорем. — Просто исчезни. — Юнги, машина у входа, едешь? — Джин заглянул в комнату, виновато поглядывая на Хосока. — Точно в больницу не хочешь? — Нет. Спасибо, я еду, — кровать спружинила, когда Юнги попытался встать, Хосок не раздумывая потянулся навстречу и подал руку. Мин оттолкнул её и, не поднимая взгляда, двинулся на выход. Уже у двери он не выдержал и обернулся. Всё сказанное им жгло язык и застревало в глотке, но так было нужно. — Не появляйся на моих глазах… больше никогда.***
— Что ты делаешь? — Тэхён выгнал всех, бесстрашно прикрыв за собой дверь. Испуганные глаза Джина провожали его до тех пор, пока он не исчез внутри комнаты. Никто не одобрял опрометчивый поступок, но Тэхён и не собирался учитывать чужое мнение, он был готов лезть к разъярённому монстру в клетку, потому что видел в нём в первую очередь человека, ступившего не на ту тропу. — Прекрати немедленно! Приди в себя, Чон Чонгук! Пойми, один звонок в полицию и твоя жизнь будет перечёркнута, в этот раз безвозвратно! Прекрати нарываться и успокойся! Тэхён успел нарыть всю подноготную, узнав о подробностях прошлых свершений. Он прекрасно знал, чем грозит Чону ещё один привод. Но тот его не слышал, он просто метался вокруг, словно раненый зверь, натыкаясь на мебель и разбросанные игрушки. Ярость и недовольство затопили его и так объятое пламенем жажды власти сознание. Как они посмели ворваться? Как посмели прервать его, выставить посмешищем? Его тут вообще за человека не воспринимают? «Я обязательно закончу то, что начал. Не важно, где и когда, но я выверну наизнанку этого саба, я вытрясу его душу из этого тщедушного тельца, чтобы ты, Хоуп, знал своё место», — задетая гордость, неудовлетворённые потребности, оскорблённое достоинство вели его ещё дальше, ещё глубже в собственное безумие. В груди разжигалась деструктивная сила, она гасила последние отголоски рационального, превращая человека в животное, ведомое инстинктами и чутьём. Он отомстит. «Ноги моей здесь больше не будет». Попавшую под ноги блестящую вещь Чонгук схватил и с размаху швырнул в стену, вкладывая в бросок свою злость. Металлический предмет пролетел через всю комнату и разбил окно. Осколки с оглушительным звуком обрушились водопадом на пол, и в коридоре кто-то ахнул. — Не смейте входить! — крикнул себе за спину Тэ и двинулся на встречу опасности, рассчитывая лишь на своё чутьё и слабую догадку. Чонгук не остановился и продолжил рушить всё, до чего мог дотянуться. С полок летели инструменты и приспособления, разбиваясь, ломаясь, под ногами хрустело стекло, в ушах стоял звон и всё это сопровождалось лютым рычанием. У Тэхёна дрожала рука, когда он протянул её, чтобы коснуться взмокшего плеча. Длинные пальцы легли на лопатку, и Чонгука словно подбросило пружиной. Он развернулся и вмиг оказался нос к носу, тяжело дыша и сверля жестоким взглядом. — Ты, снова ты. Почему везде, куда бы я не пошёл, я натыкаюсь на тебя? — вместе с настойчивыми вопросами, доминант вкладывал силу в стоящего напротив саба. Он намеренно действовал так: добавлял в голос то нужное звучание, в слова — тот посыл, что заставит подчиниться беспрекословно, ответить, упасть на колени, стереться, исчезнуть. — Что тебе нужно? — Я хочу, чтобы ты успокоился, — как можно тише и медленнее проговорил Тэхён, игнорируя приказы и угрозу, удерживая почти физически ощутимый зрительный контакт. Он не моргал, не отворачивался, не опускал и не отводил взгляда, словно перед хищником, доказывая ему, что не несёт опасности, но и слабой жертвой не является. — Хочу, чтобы ты взял себя в руки и прекратил рыть себе могилу. — Успокоился? Успокоился?! — Кажется, не сработало, Тэ не удалось обойти все мины, и он подорвался на взрывном характере неуравновешенного Дома. — Да что ты о себе возомнил, саб? Ты смеешь мне приказывать? Широкая ладонь сошлась на горле, Чонгук наступал, оттесняя, пока Тэхён не упёрся лопатками в угол, и даже тогда Дом не переставал давить, фактически впечатывая парня в стену. — Может, мне просто использовать тебя? Какая разница: тот или этот? Всё равно лишь подстилка, — свободной рукой Чонгук схватился за воротник и рванул вниз лёгкую рубашку. Ткань под его пальцами разошлась, словно дымка, оголяя живот и грудь сохраняющего спокойствие Тэ. — Ну давай, и что из этого? Чего ты этим добьёшься? Я не добровольная жертва. Меня ты всё равно не подчинишь. Хочешь снова загреметь за решётку? — саб держался за крепкую кисть, сжимающую горло, пытаясь добыть хоть немного воздуха. Слова застревали, давались с трудом, но его взгляд оставался холодным, ровным, отрезвляющим. — Чон Чонгук, ты слышишь меня? — вторую ладонь он положил на щеку доминанта, заставляя смотреть прямо в глаза, а не блуждать взглядом по голому животу. — Чон Чонгук, как твоя родственная душа, прошу, выслушай меня. — Как кто? — Чонгук замер, борясь с желанием свернуть тонкую шею. Эти слова застряли где-то в текстурах агрессии и жажды крови. Чернила на пальцах отвлекали совсем немного. Что это за эпидемия проявления меток? — Хочешь сказать, что ты мой саб? Не смешно. — Я десять лет прожил, ожидая этого дня, и после столкновения с тобой вчера моя метка начала стираться. Я не верю в совпадения. А ты? — Глаза Тэхёна затягивали, как два омута. Чонгук тонул в них, теряя градусы жестокости. Словно тумблер в голове, его мысли переключились и потянули за собой инстинкты. «Причинить боль» сменилось на «Завладеть». Коснуться кожи, узнать вкус, проникнуть в мысли, тело, прижимаясь бёдрами и вдыхая запах парфюма. Желания множились и росли, вместе со странным цветком чувств в груди. Душа? Да, это возможно. — Ты хоть понимаешь, с кем ты говоришь сейчас? Посмотри на меня, я чёртов монстр. — Чон потянулся губами за поцелуем, но в последний момент отклонился и уткнулся носом в шею у уха. — Знал бы ты, что я хочу сделать с тобой, бежал бы прочь, быстрее нашего толстяка. — Я видел, что ты сделал с Юнги, и всё ещё здесь. Чонгук, — вторая ладонь легла на щеку, и доминант снова заглянул в глаза бесстрашного саба. — Я помогу тебе. Просто давай уйдём отсюда. Чонгук не верил, что кто-то сможет помочь ему. Адреналиновая вспышка начала спадать и ужас от того, что он успел натворить и что мог бы, начал подкрадываться. Сожаление, его тень, маячило где-то на фоне. Но желание свернуть шею наглому сабу от этого не сильно уменьшалось. — Веди, куда хочешь, но не пожалей потом.I got to know that your heart beats fast and Я почувствовал, что твоё сердце бьётся чаще, I got to know I’m the only one for you Я понял, я создан для тебя. What have I become? Во что я превратился? I’m a fucking monster Я же чёртов монстр, When all I wanted was something beautiful Хотя всё, чего я хочу — стать кем-то прекрасным.