If you put your hand on my chest Youʼll feel your soul*
Чёртов виски обжигал язык, грел нутро и кружил голову. Полированные поручни гладко скользили под ладонью, мелкие ступеньки сливались в сплошную мешанину чёрного и красного, а мысли раздирало противоречие. Он и правда это делает? Одновременно пугал риск и то, насколько было на него наплевать. Отрешённость и апатия завладели Юнги и вели его, словно тряпичную куклу на нитках. Только вот представление готовилось вовсе не детское, и сценой ему будет — эшафот. «Делая выбор, будь готов нести ответственность за него до самого конца». — Парень, подумай дважды, прежде чем заходить туда, — хозяин Дыры недовольно покачал головой, провожая молодого человека до дверей комнаты. Пепел зажатой в зубах сигареты полетел на вытоптанный ковёр, и мужчина не задумываясь растоптал его носком кеда. — Поверь старику, с ним лучше не связываться. Юнги поднял на толстяка мутный взгляд и смазано улыбнулся, вряд ли он вообще слушал, что ему говорят. Стеклянные глаза блестели в свете мигающей лампы, а напудренная кожа отливала смертельной бледностью. — Он уже там? — Лучше сразу перейти к делу, выслушивать бессмысленные поучения не входило в сегодняшнюю программу, на повестке дня было лишь одно: покорно позволить кому-то отыметь себя до вспышек под веками, как бы муторно от этого не было, и получить за это обещанную сумму. Похуй на его извращенские прихоти, лишь бы кишки остались на месте. — Нет, он пожелал, чтобы ты зашёл первым, но послушай… — владелец заведения пытался сказать что-то ещё, но его уже никто не слушал. Ручка повернулась, дверь тихонько скрипнула, отворяясь, и Юнги шагнул в комнату, оставляя за спиной невнятный шум бара и некстати навязчивого типа. Непослушная нога зацепилась о высокий порог, и сквозь зубы просочилось сдержанное ругательство. Внутри восьмого номера красный тусклый свет лился от высокого торшера в углу, оставляя большую часть пространства в интимном полумраке. Всё тонуло в атмосфере смелых игр, обещая боль с привкусом крови и кляпа. «Ты будешь кричать, давясь собственными грехами, будешь жаждать смерти, чтобы в процессе деструкции переосмыслить суть своей гнилой душонки и вознестись. В конце концов, тут все обретают умиротворение». Так гласила надпись на стене в конце коридора, так было в день создания Дыры и так есть по сей день. Глаза постепенно начали привыкать к темноте, в слабых лучах единственной лампочки бликовали окна и хромированные детали обстановки. Юнги смахнул проступивший пот со лба и, пошатываясь, двинулся вперёд осматривать возможные варианты неизбежного истязания. Деревянный пол, натёртый сотнями босых ног, поскрипывал при каждом шаге. С потолка свисали тяжёлые цепи, слегка покачиваясь, они цепляли голову и плечи, готовые принять в свои объятия безотказного нижнего. По периметру комнаты тянулись длинные дубовые лавки, на них могли восседать зрители или ожидающие своей очереди в доступе к распятому телу. По спине прошлась дрожь. По венам растекался пьянящий яд, он провоцировал онемение и жар. Поволока алкоголя и травы затягивала Юнги всё глубже, отчего движения становились медленными и тягучими, а в сознание пробирался спасительный фоновый шум. И только ничтожная доля рационального ещё тлела где-то в подкорках. Она-то и подпитывала инстинкт самосохранения, тянула бежать прочь, но нужда заставляла остаться. «Ты сам на это решился, вот и нечего теперь ссать. Тем более, это просто секс. Грязный, унизительный секс». На стене слева почти под самым потолком красовались откровенные изображения величайшего человеческого падения, самые яркие и дикие моменты погружения в гущу плотских утех едва различались в темноте, но суть была ясна: эстетика отвратительного, как и девиз Дыры. Слегка покосившиеся тяжёлые рамы прикрывали собой облупленную багровую штукатурку, придавали девиантному упадочничеству некую вычурность. Эта неухоженная потрёпанность здешних комнат была своего рода изюминкой. Под рядом шедевров вульгарного искусства разместились полки с арсеналом всевозможных инструментов. Всё для поощрения и наказания, лишь прояви долю креатива. Даже Юнги не знал предназначения всех деталей выставки. А вот металлические разнообразные элементы, подключённые к блоку питания — как ответ опасениям: тут и правда используют стимуляцию током. Парень рвано втянул воздух и сжал руки в кулаки. Не нравилось ему это всё, по своей воле он ни за что не зашёл бы сюда. Пальцы заметно дрожали, на лбу снова выступила испарина, заставляя течь дешёвую тоналку. Быстрее бы уже началось, ожидание неизвестного напрягало ещё больше. Он боится, что всё будет ужасно или наоборот, что понравится? В центре помещения внимание привлекала, как настоящий гвоздь программы, диковинная бандажная скамья — двухуровневая конструкция из тёмного дерева с обтянутыми истёртой кожей мягкими вставками для упора коленями и локтями. С крепкими ремнями и петлями она больше напоминала дыбы, чем ложе, будто антитрон для подчинённого. Чуть в стороне стояли два штрафных треножных козла: грубо выполненные треугольные железные каркасы с десятками креплений вдоль, чтобы зафиксировать опущенные руки и разведённые ноги от лодыжек до самых бёдер, — оригинальный приём для тех, кто жаждет быть обездвиженным и абсолютно беззащитным, получая заслуженное наказание. Все эти опорно-фиксирующие девайсы одним своим видом всегда вселяли в Юнги внутренний протест. Даже сейчас, находясь где-то на грани безумия, когда химические вещества добавляли ему смелости и безотказности, он не был готов признать, что унижение может приносить удовольствие. По коже бежали мурашки, а внутри будто разжигали угли: температура продолжала расти, одежда стала липнуть к телу, дыхание затруднилось, голова пошла кругом и пришлось опереться на ближайшую поверхность, чтобы устоять на ногах. Ладонь обожгло неровностью поцарапанной обивки, стойкий запах сотен стенаний и экстазов начал проскальзывать в ноздри, раздражая обоняние и дразня фантазию. Этот аромат въелся в каждый дюйм этих стен, мебели, он просто витал в воздухе. Юнги старался дышать спокойно, но дурнота понемногу подступала с каждым ударом сердца. Таким громким, что невозможно было услышать приближающихся шагов. Всё плыло и искажалось, реальность ускользала от него танцевальным шагом. Наверное, у него начинались галлюцинации, потому что где-то за спиной послышался знакомый голос. Дальнейшие события выбили из колеи, ворвавшись в забвение неожиданным порывом урагана, когда крепкая рука зажала рот и чьё-то тело прижалось сзади. Следующий вдох застрял между грубыми пальцами. — Я так рад нашей встрече, Шуга, — выдохнул напористый клиент, заключая в объятия со спины. Врезаясь своим ремнём в копчик, он прижался носом к волосам на затылке, откровенно вдыхая их аромат. Его губы страстно шептали совсем рядом, почти касаясь, и не было никакой возможности отстраниться. Хрипловатые слова проскальзывали прямо в уши, путая и так туманные мысли. Каждое его движение и жест были грубыми и собственническими. — Ты мне очень нужен, даже не представляешь насколько. Я думал, что сойду с ума, и не знал покоя. Но о чудо, сегодня ты — моё спасение. «А моим спасением станут твои деньги», — борясь с паникой, подумал Юнги, стараясь удержать равновесие на слабых ногах. «Он зашёл так тихо, или это я окончательно теряю связь с окружающим миром?». Прелюдия выходила за рамки обычного, чего и следовало ожидать. Чужая ладонь продолжала безжалостно закрывать и нос, и рот, полностью перекрывая поступление кислорода. Воздуха стало катастрофически не хватать, пульс пустился в дикий пляс, а в глазах начало темнеть. — Надеюсь, ты в полной мере осознавал, на что шёл. — Вторая крупная ладонь легла поперёк живота, врезаясь согнутыми пальцами в плоть, царапая и сминая сквозь одежду полусознательного Юнги. — Мои желания грязные, жестокие и отвратительные. Никаких стоп-слов, никаких компромиссов, тебе ничто не поможет. На ближайшие несколько часов ты должен стать для меня рабом, безвольным и безотказным. Горячий язык коснулся кожи, слизал капельки холодного пота и зацепил мочку уха. Огонь и нетерпение ощутимо переливались в тихом шёпоте, что срывался в низкое рычание и пускал по коже мурашки. Юнги понимал, что вляпался по-крупному, но его уже так вело, что было почти наплевать. Смысл сказанного доходил с помехами, действия были понятнее слов. — Надеюсь, ты не разочаруешь меня, сладкий. Ты даже представить себе не можешь, как долго я этого ждал, как отчаянно нуждался. Помоги мне, сделай всё правильно. Ты же сможешь? — Позволяя ответить, заказчик убрал ладонь от лица, опуская её на тонкое плечо. — Да, — едва слышно прохрипел Юнги, жадно глотая воздух. Чёрная кожанка медленно стала сползать вниз, мужчина тянул её за рукава, медленно открывая себе доступ к телу. Его раскалённое дыхание опалило выступающие на шее позвонки, мурашки новой волной прошлись по спине и рукам, Мина всего пробило мелкой дрожью. Напряжение сковывало, пауза затягивалась, осознание пришло не сразу: от него ждали другого ответа. — Как скажете, Мастер, — бесцветно и чуть громче необходимого бросил невольный подчинённый, ощущая, как пересохло во рту. Нужные слова дались с трудом, порождая отторжение, вышло слишком дерзко и с вызовом. — А ты не из тех, кто легко подчиняется? — Под тяжёлый вздох Мастер выудил из кармана блеснувший кольцом ошейник, что ровно лёг под горло тонкой удавкой и стал безжалостно стягиваться. Слишком туго, Юнги снова задыхался. — К концу ночи ты будешь говорить совсем иначе. — Петля смыкалась всё больше, перетягивая и врезаясь, обещая оставить на шее яркий отпечаток. Сильная хватка заставляла подниматься на носочки, сражаясь за шанс сделать новый вдох. — Если вообще говорить сможешь. И запомни ради себя же. Не смей. Мне. Перечить. Пальцы ног почти перестали касаться пола, его держали в воздухе. Нужно бороться. Хаотичные взмахи руками тонули в пустоте. До него не достать. Отчаянно цепляясь кончиками пальцев за кольцо на ошейнике, царапая себя короткими ногтями, Юнги пытался вырваться, почти теряя сознание. Только хрип вырывался из сдавленного горла, сил дёргаться больше не оставалось, руки безвольно опустились, и он затих. И когда почти смиренное решение о смерти пришло в темнеющее сознание, петля ослабла. Падая, Юнги ударился коленями о деревянные доски. Острая боль пронзила раненую ногу, взрываясь сверхяркой вспышкой, судорожные вдохи царапали горло, вызывая кашель. Хотелось послать всё к чёрту и просто свалить, но когда дверь закрывается — приходит время играть по правилам. Рядом змеёй упал собачий поводок, за который раба сегодня поведут в длительное путешествие по миру унижения и подчинения. Начав крутить головой, мальчик хотел взглянуть на своего хозяина. — Не двигайся, — голос грянул, словно гром, над левым ухом. В спину упёрся тяжёлый ботинок, впиваясь рифлёной подошвой в хребет, он силой заставлял пасть ниц. Лицом Мин впечатался в доски, ощущая, как цепочка валяющегося поводка врезается в щёку. — Лежи смирно. Чувствуя на себе тяжесть, Юнги готовился к худшему, но на глаза легла чернота и затем его отпустили. Он так и не успел разглядеть заказчика, а теперь плотная маска из латекса туго обхватывала голову, отнимая зрение. Лицо стало явно перекошенным, перетянутым повязкой, это раздражало и приносило ощутимый дискомфорт. Открытым остался только рот, и в него неожиданно скользнул шершавый палец, надавливая на нижний ряд зубов и язык. — Я не хочу, чтобы ты видел меня. Пока. Не бойся, по крайней мере, это значит, что твои глаза я трогать не буду. А теперь раздевайся. По голосу можно было сказать, что заказчик тоже молод, его руки сильные, а тело крепкое и тренированное — никакого жирного пуза Юнги не успел почувствовать, пока был прижат и почти задушен. И ещё клиент был явно выше. Вытолкнув изо рта солёный палец, Мин стёр с подбородка нитку слюны. Слабо опираясь на подгибающиеся руки, он сел и, подцепив край белой футболки дрожащими пальцами, медленно потянул её наверх, открывая виду строгий корсет. Размашистые движения давались с трудом, тело очень неохотно подчинялось. Когда вытянутые руки застряли над головой, и мир снова завертелся вокруг оси, Шуга, как именовал себя Юнги в этих стенах, начал крениться вбок — вестибулярный аппарат отказывал. Цепкие пальцы поймали его в падении, заинтересованно оглаживая тугой бондаж. Полностью скрыть болезненный стон не удалось. — У тебя сломаны рёбра? Что ещё? — Помогая избавиться от одежды, Дом тщательно разглядывал свою добровольную жертву, отмечая соответствие заказу. Тонкое, угловатое тело сегодняшнего нижнего было покрыто синяками и ссадинами, из-под атласа корсета выглядывал впалый живот и острые ключицы, а контраст чёрной ткани на белоснежной коже завершал впечатление эстетическим наслаждением. Казалось, всё просто идеально. — Колено. — Юнги как раз опустил руки и принялся стягивать с себя джинсы, стараясь не сильно сгибать повреждённую ногу. Ватные пальцы запутались в поясе и пуговицах. Держаться ровно становилось всё сложнее, а чужое дыхание продолжало оседать на коже влажными предприкосновениями. — Теперь вижу. Мне нравится, — ключицу обдало тёплым выдохом, тягучим горьким мёдом звучал довольный голос, он будто скользил по коже, пробуя на вкус каждую ранку, изгиб или впадинку. Всё это казалось таким трепетным и колебалось на грани с отвращением. Шеи снова коснулись подушечки пальцев, но на этот раз почти невесомо. — На тебе ещё нет метки? Сколько тебе? — В полночь мне исполнится семнадцать. — Юнги пытался на звук определить, в каком направлении повернуть голову для разговора. Врать смысла не было, они могут увидеть проявление метки, всё ещё находясь здесь, вместе. — Неужели, — голос дрогнул, будто был шокирован неожиданным известием. — Так я стану первым, с кем проснутся твои инстинкты? — Послушай, — позабыв о правилах обращения, сорвался Юнги, — я не саб, не будет никаких игр с инстинктами. Мне просто нужны деньги, так что хватит болтать и просто трахни меня, раз уж тебе это так нужно, — колючий характер давал о себе знать, снова и снова вызывая на голову новые неприятности. И в этот раз бунтарь снова бездумно погорячился. — Так это не обоюдное желание, а вынужденная жертва? Это в корне меняет ситуацию. Теперь я буду знать, что ты не искренен. Только вот я ещё не решил: плохо это или хорошо. Но, как бы то ни было, я не просто трахну тебя, малыш, будь уверен, — колючий смешок полоснул, словно лезвие ножа. Не стоило забывать, что заказ висел под номером один в топе. За что-то его туда определили и явно не за плохое чувство юмора клиента. Да и говорить об истинной причине принятия заказа тоже не стоило. Но разве Юнги осознавал, что творил? — Мне кажется, тебя ждёт сюрприз. — Доминант встал и отошёл на пару метров, продолжая посмеиваться. — Знаешь, ты мне кого-то напоминаешь, только вот не пойму кого. — Если ты хотел заплатить мне за выслушивание бесполезного трёпа, то попытка удалась, браво, — Мин храбрился, ощущая, как холод пробирается по жилам, смешиваясь с дурманом. Он старался взбудоражить не столько Мастера, сколько себя, чтобы не отключиться, не отпустить внутреннее сопротивление. Опасная дымка затягивала его в бесцветное ничто, где ему было бы совершенно всё равно, что творят с его телом. Особенно, если опасения подтвердятся… Холодный смех резко оборвался, словно звук выключили. В тишине разлетались лишь частые асинхронные вдохи и хрустальный звон серебристых звеньев под потолком. Юнги тоже замер, сидя на полу, он отбросил от себя брюки и приготовился получать удары. Но их не последовало и через пять секунд, и через десять. Вместо этого ритмичное постукивание слышалось где-то в паре метров слева, как раз предположительно у полок с инструментами. Он выбирает? Думает, с чего начать? Затем звук сменился. Один за другим в тишине звучал хруст пальцев, заставляя Юнги вздрагивать. Это происходило каждый раз на счёт три. Раз. Два. Щелчок. Раз. Два. Щелчок. Будто метроном отмерял последние такты перед смертельной казнью. Эта пауза казалась невыносимо выматывающей. Юнги не мог видеть, как чёрные глаза пожирали его, как в них плескалось адское пламя и слабая тень сомнения. Ему оставалось лишь силиться понять, что происходит. Звуки долетали немного приглушённо из-за маски, но это было единственное чувство, на которое можно было рассчитывать, поэтому он вслушивался в каждый шорох. Скрип деревянных ножек скамьи о пол показался невыносимо громким. Как и шаги сразу после него. Поступь приближалась стремительно. Доминант подошёл впритык и присел напротив, протягивая руку. — Совсем скоро ты поймёшь, за что я собирался заплатить. — Длинные пальцы грубо дёрнули за подбородок, поднимая лицо кверху. Поводок щёлкнул карабином на кольце ошейника. Попался. Самые простые и банальные запросы могут выполняться, как чаще всего и бывает, совершенно бесплатно, на основе обоюдных желаний. Поэтому высокая оплата является редкостью и компенсацией крайне кинковых мероприятий. Как вот это. — Ползи. — Юнги настойчиво потянули, словно пса, принуждая двигаться следом. Больное колено не позволяло это сделать, как и запоздало проснувшаяся гордость. Поэтому Шуга остался сидеть, как сидел, вцепившись руками в поводок, говоря этим свой упёртое «нет». Протянув упрямого нижнего силой около полуметра, доминант сдался. — Не хочешь по-хорошему, ладно. Всё равно будет так, как захочу я. — Перехватив Юнги под живот, клиент поднял его и одним резким рывком бросил в центр комнаты. Там теперь не было скамьи, остался лишь пустой пьедестал, как сцена для падшего актёра. По нему и покатился Юнги после неудачного приземления. Всего метр-полтора в полёте, но в голове зазвенело от удара, каждый миллиметр в измученном теле отозвался болью. Его швырнули, словно тряпку, жалкую и не способную сопротивляться, но Юнги и не такое приходилось терпеть, так что его не так-то легко сломать, только дайте минутку прийти в себя. — Если ты не умеешь выполнять приказы, я научу, но если специально дразнишь меня — будь осторожен, можешь перестараться. — Раздражённый Дом ходил рядом, кружа вокруг лежащего, будто акула перед атакой. Оказавшись ближе к окну, Юнги почувствовал обнажённой кожей лёгкий сквозняк. Он успокаивал новые ссадины и ушибы, оглаживая прохладой, прояснял мысли. Этого было мало, чтобы остудить огонь безумия происходящего, но оказалось приятной мелочью. Все чувства будто усилились в стократ, эмоции переливались тысячью оттенков, сметали рассудок. Всё воспринималось резко и остро, хотя ещё минуту назад плавило в отрешённой апатии. Непонятно даже для себя, губы украсила кривоватая улыбка. Бедро неожиданно повело в сторону, когда ткань затрещала от сильного рывка. Безжалостно разорванная тряпка полетела куда-то, оставляя дрожащего Юнги совершенно голым. Острые колени инстинктивно сошлись в попытке прикрыться, но на раненую ногу опустился широкий каблук, вдавливая коленную чашечку в деревянную доску. — Мне нравится причинять боль, но ты слишком упрощаешь мне задачу. Хотя бы попытайся проявить больше смирения, иначе всё закончится слишком быстро и печально. Ляг и позволь рассмотреть себя как следует. Сцепив зубы, Мин старался не прокусить щёку до крови, но проклятья прорывались наружу. Как же это было больно. «Бесит. Этот чёртов тип бесит». Юнги не мог стерпеть и подчиниться, не хотел просить о пощаде, он просто бездумно пытался сесть или отползти подальше, насколько это позволяла длина поводка. Мастер начал накручивать на руку длинную цепь и притягивать уворачивающегося парня к себе, продолжая давить ботинком на выбитое колено. — Я должен сломать тебе ноги, чтобы ты лежал смирно? Я хотел пропустить это, но, видимо, придётся начинать с основ, Шуга, — его голос прозвучал совсем близко, щекоча кожу и нервы. — Вставай. — Юнги слышал приказ, но подчиниться не был способен. Стоять на ногах казалось задачей неисполнимой, сейчас он даже встать самостоятельно не мог. Деревянные доски постамента врезались тупыми занозами в ладони. Юнги продолжал лежать на том же месте, игнорируя приказ. Он просто смотрел в свою бесконечную черноту и улыбался, ожидая последующих действий, а вокруг смыкалась непроглядная бездна. В неё затягивало, и роковое погружение было стремительным и бесповоротным. Виноват ли он в том, что жизнь привела его сегодня в это место? Сначала на руках защёлкнулись тяжёлые колодки, а уже в следующую минуту, подхватив под мышки, Мастер поднял своего нижнего, прижимая тощее тело к себе. Твёрдый член упирался в ягодицу, обещая яркие впечатления немалым размером, но доминант до сих пор был одет, будто главным было для него совсем другое. Он с лёгкостью удерживал Юнги одной рукой, пока приводил в действие лебёдку другой. — Не можешь стоять, будешь висеть. Оковы перестали тащить кисти вниз, наоборот их потянуло вверх. Механизм поднимал Юнги к потолку, перенося весь вес на тонкие руки. Пола едва касались большие пальцы ног, а дышать мешали перетянутые рёбра, долго так не выдержать. Зафиксировав трос, Мастер вернул своё внимание к Юнги, ласково оглаживая оголённые ягодицы. Их обожгло первым размашистым ударом под тихий стон. — Я лишь преподам тебе урок, но кто-то должен будет научить тебя манерам, мой милый «не саб». Юнги закусил губу и постарался не издавать звуков, но плеть с каждым разом врезалась в нежную кожу всё сильнее и сильнее, оставляя яркие полосы. На них начали проявляться рубиновые капельки крови. — Тебя никто не заставлял приходить сюда, ты сам принял это решение. Раз такой глупый, что пришёл, найди в себе мужество завершить начатое. Отработай принятый заказ. — Свою правоту Мастер вкладывал в каждый взмах, поистине веря в то, что наказывает непутёвого мальчишку. Рука сама собой вздымалась вверх, и плеть опускалась на тело праведным гневом. Так и должно быть, доминант обязан показывать своему нижнему, что он не прав, что он оступился. Его задача — наградить заслуженным наказанием и этим восстановить душевное равновесие, своё и боттома. Юнги выгибался от жалящих касаний бича, он выгорал изнутри и давился сдерживаемыми криками. Его впервые в жизни пороли, и это новое и неизведанное казалось экскурсией в чистилище. Сцепленные зубы скрипели, мышцы сокращались, и слабые руки подтягивали тело вверх, будто пытаясь избежать нового удара. Внизу всё грело, сопротивление и ярость мешали мыслить ясно, и явное возбуждение смущало сильнее стонов, но признать, что ему нравится, он не мог. Это злило, унижало, раздражало до слёз, но точно не приносило удовольствие. Когда аккуратные ягодицы приобрели совершенно алый цвет, Мастер отбросил кнут и снова прижался к Юнги, рыча в шею. — Ты, маленький ублюдок, будешь умолять меня трахнуть тебя не потому, что тебе нужны деньги, а потому, что ты хочешь этого. И я дам тебе всё, в чём ты нуждаешься, только попроси об этом правильно. Затолкай свою грёбаную гордость глубоко в свой худой зад и признай уже, что ты — вожделеющая кнута и члена дырка. — Иди на хуй, — было единственным, что успел сказать Юнги, прежде чем натянутый трос перестал держать его тело в воздухе. Тяжёлые колодки вмиг обрушились вниз, подкосившиеся ноги в который раз грохнули коленями о твёрдый пол, и Шуга растянулся на полу, часто дыша и кашляя. Сверху на грудь что-то капнуло. Крупные капли разбивались о ключицы, попадали в пупок и скользили по бедренным костям. — Иди сюда. — Подхватив под колени, Мастер потянул Юнги на себя. Проехавшись спиной по доскам, Мин сдержанно зашипел и с ужасом осознал, в какой позе находится. Согнутые ноги были широко разведены, позволяя жидкости капать прямо на промежность и пачкать горящую от порки кожу. От контраста температур передёргивало, вязкую гадость тянуло стереть. Холодно и скользко. Всё пекло, жгло, щипало и ныло. Хотелось прикрыться, и из груди вырывались инстинктивные всхлипы. — Чем больше ты будешь сопротивляться, тем глубже будет твоё наказание. — Мастер отбросил что-то, падение предмета сопровождал пустой звук, а затем ануса коснулся гладкий холод. — Посмотрим, как тебе понравится такое. Одним толчком гладкая пробка скользнула внутрь, растягивая стенки. Острыми зубами Юнги впился в руку, чтобы заглушить крик. Всё было бы ещё терпимо, если бы через секунду поворот регулятора не пустил ток по проводам. Гладкие мышцы внутри начали сокращаться под действием импульсов, и это было слишком странно даже в начале, так что на следующем режиме превратилось в пытку, вызвало дикий дискомфорт. — Не надо. — Юнги извивался, натягивая звенящие цепи и прося остановиться, но рука карателя лишь крутила регулятор в сторону «больше». — Не надо… Молить о пощаде здесь некого. — Надо, ты это заслужил. И мне это нужно. Я хочу видеть твою агонию, я готов за неё платить. Жестокая рука повернула ручку ещё на одно деление. Юнги забыл кто он, где он и зачем. В заднице долбил чёртов электроприбор, а в голове рождались ненавистные слова. Но он глотал их вместе с тихими слезами и продолжал изгибаться, принимая частоты повыше. Параллельно на грудь легли электроды, и теперь импульсы проходили не только внизу, но и между сосками. Те места адски щипало, мышцы сокращались, не поддаваясь контролю. Всё происходящее не поддавалось его контролю, и собственное возбуждение шокировало больше всего. Прошли минуты, он перестал осознавать течение времени, просто позволил безумию продолжаться. И уже когда решил, что сможет с этим смириться, всё снова начало меняться и покатилось в ад. — Хватит врать себе. Признай, тебе понравилось, — Мастер хмыкнул, и щелчок знаменовал отключение. Тело с влажным звуком покинул металлический стержень, и от груди оторвали присоски. — Перейдём к следующему аттракциону? Вопрос не имел смысла, потому что никто на самом деле мнением Юнги не интересовался. Хуже ноющего члена раздражало жжение в заднем проходе. Его точно слишком резко растянули, он был уверен, что на приборе осталась кровь, но вместо ярости или ужаса он понял, что испытывает зудящее желание… ещё. Бессмысленно, глупо и абсурдно, хотелось ещё. Наверное, это всё действие травы. Чужие пальцы проникали снова и снова, и он стонал уже не так сдержанно, а открыто и жалобно. Юнги перестал мыслить или что-либо анализировать, его просто выбросило за грани реальности, и вся его сущность растворялась в биполярных ощущениях. — Если ты попросишь правильно, я трахну тебя как следует. — Пальцы легко проникали в растянутое тело, вызывая новые волны дрожи. Юнги тонул в этом, терял себя. Его тошнило от влажных звуков, выворачивало от хлюпанья и шлепков, от своих стонов и желаний. Он почти был готов признать, что… , но нет. Шею вдруг пронзило острыми иглами: на загривке, к месту недавнего укуса, которого касался чужой язык, будто приложили раскалённое клеймо. Это чувство отвлекало и отрезвляло немного, но всё ещё недостаточно, чтобы противиться безумия возбуждённой плоти, но какая-то ясная догадка всплыла на поверхность.***
Чонгук упивался изломанными линиями, истёртыми и избитыми коленями, неровностью исцарапанной кожи, оттенками старых и новых кровоподтёков. И вершиной всего этого пира были сладостно-агонистические стоны. Он перевернул дрожащего парня на живот и перекинул его через своё колено. Пальцы легко проникали в горячее тело, что продолжало мелко дрожать после пропущенных зарядов тока, зубы вонзались в тонкое плечо, оставляя глубокие метки, а на языке оседали солёные капли, и от всего этого вело и бросало в жар. Он не хотел снова попадать в неприятности, не хотел ввязываться во всё это, но сил удержаться не хватило. Если бы он не пошёл на авантюру, кто-то мог бы пострадать. Чонгук не сумел сегодня погасить этот вечный голод, не смог справиться с собой и сделал единственное, что осталось — отправил Джину запрос о приватной сессии с выносливым и раненым нижним от имени анонима. Раненым, потому что не нужно было бы калечить, такому и так будет больно от легчайших воздействий, а именно чужая боль нужна была Чонгуку как воздух. Ведь Чону так отчаянно хотелось проникнуть, завладеть, заполнить собой слабое существо, изнывающее в агонии повреждений непрочного тела. Эта его мания сумасшествием заполнила все мысли и не давала покоя. Чимин, а потом этот Ким Тэхён, они оба разожгли огонь, пробудили спящих монстров и демонов, и теперь несчастный мальчишка получал всю накопленную страсть и агрессию, стираясь в руках Чона. Тонкая шея поворачивалась под опасным углом, грозя сломаться, распухшие губы влажно поблескивали в красном свете торшера, сдавленные стенания наполняли комнату, и внутри росло приятное тепло. Оно распространялось, достигало градуса вулканической лавы, захватывало собой всё сущее. Доминант трепетал от своей абсолютной власти, задор и восторг распирали широкую грудь, а чужая боль была слаще мёда и дороже жизни. Последние замки срывало, все предохранители и ограничители перегорали и крошились, выпуская наружу прежнего Чон Чонгука. Самым ярким видением стали те же изгибы, те же линии и формы, только больше украшенные алым. Этим стонам не хватает надрывности и обречённости. Мысли тянулись к ножу. Звуки, что издавал Шуга, странным образом сменились, они почти незаметно стали тише, но искреннее. Чонгук не сразу обратил внимание, но прояснившийся взгляд зацепил чёрные символы. На шее саба, а именно им и был парень, проявлялась метка. Пока ещё нечёткие и пунктирные тонкие линии складывались в имя. Он не просто был сабом, его истинный доминант был где-то рядом. Чонгук, словно загипнотизированный, смотрел на то, как медленно складываются чернильные точки в читаемое слово, и голова закружилась от первого «Чон». «Не может быть. Кто же ты?». Дверь задрожала, осыпая рыхлую штукатурку вокруг. Кто-то ломился с той стороны, изо всех сил стуча ногой. Скорее всего, этот кто-то кричал, но звукоизоляция гасила звуки. Саб хныкал и извивался, пытаясь избежать проникновений, он явно не заметил, что у них гости, но когда пальцы покинули его тело, он недовольно заворчал. Чонгук путался в завязках и высветленных волосах, лихорадочно пытаясь снять маску и рассмотреть наконец-то лицо, но ничего не выходило. Руки почему-то стали дрожать, отнимая контроль над мелкой моторикой. Идеальный момент стал таять, в памяти снова всплыли кадры прошлого раза, когда его увели отсюда в наручниках, всего в крови и почти без сознания. Когда наконец-то тёмная ткань упала, и Шуга, удивлённо хлопая ресницами, осел на пол и повернулся, дверь распахнулась, и Чон Чонгук получил свой ответ, теряя дар речи. — Мин Юнги!