Я забыл, каково это, Я не помню, это правда. Понадобится всё, что у меня осталось, чтобы это исправить, Но я бы хотел попытаться с тобой*.
Погружение. Растворение. Нейтрализация. Полное абстрагирование от окружающей реальности и потеря себя. Почти безжизненное тело, послушная игрушка, такая податливая и без единого упрёка. Подчинённый насильно, утративший свою волю саб перетекал в руках из позы в позу, словно жидкий металл. Холодная кожа становилась пламенно горячей, румянец украсил его бледные щёки. На приоткрытых губах задержался безмолвный выдох, сладким ядом приправляя искусственную страсть. Он был здесь и в то же время не был. Ощущал и не чувствовал одновременно. Хосоку он казался виртуозно созданным роботом, ожившей куклой. Пугал и завораживал. Сможет ли Юнги однажды отдаться ему так же безвозвратно и абсолютно? Но, нет, таким он быть не должен. В его глазах Хосок хотел бы увидеть отдачу, доверие, осознанную просьбу, а не вот эту пугающую пустоту. Темнота расширенных зрачков поглощала, затягивала и отражала, заставляя видеть там только себя. Одиночество. Несоизмеримое и травмирующее одиночество. Оно глядело сквозь глаза юного саба, было им. И, погружаясь в это чувство, Хосок словно очнулся от бредового сна и увидел себя со стороны. Иллюзорная ограда вокруг них упала на пол водопадом белой ткани. Барьер резко опустился, ударяя по ушам тяжёлым металлом, и складки шатра накрыли ступени снежным туманом. Зрители тихо ахнули от открывшейся картины. Их допустили к сокровенному, пропустили за грань, и сплетённые тела актёров девиантной постановки предстали перед их голодными глазами. Заворожённая тишина разразилась громкими криками восторга и аплодисментами. Зрители выражали благодарность за полученные эмоции, восхищение, зависть — различные оттенки плескались между элегантными хлопками горящих ладоней. — Вставай, — Хосок аккуратно слез с ложа и подал руку. — Давай же, поднимайся, — он стоял с протянутой ладонью и разглядывал силуэт собственноручно изломанной куклы. Парень продолжал лежать неподвижно, лишь его рёбра ритмично двигались от тяжёлого дыхания. Мороз полз по коже, хотелось сбежать и забыть обо всём. Или остаться и спасти. — Оставь нашего гостя, ему помогут, — озаряясь своей ухмылкой сытого хищника, ведущий шоу поднялся к ним на сцену и похлопал Хосока по плечу. За ним шли двое плечистых мужчин, одетых в форму официантов. — Ты свою часть работы выполнил, я зайду к тебе позже, — бросил он, прикрывая микрофон, и махнул своим сопровождающим, — мальчики, уносите его. Прожекторы погасли, пряча сцену в полумраке. Только тонкая полоса рассеянного света выделяла во мраке кукловода, вышедшего к своим гостям. Его пылкие комментарии о вечере заструились в микрофон, зрители дружно отвечали бархатному голосу, но для Хосока все звуки слились в бессмысленный шум. Что он только что сделал? И что ему делать дальше? Слева скрипнула кровать, звякнула тяжёлая цепь. Взгляд метнулся на звук, но после яркого света рассмотреть что-то было почти невозможно. Можно было лишь догадываться, что паренька подняли и унесли, словно вещь. Он даже идти сам не может. В животе скрутился узел: отвращение к самому себе. Вряд ли Хосок смог бы сейчас как-то повлиять на ситуацию, но судьба мальчишки больше не была безразлична. Хорошо бы узнать, где его держат и, что хуже, что с ним делают. Но только не сегодня. Оставаться на месте Хоуп больше не мог, ватные ноги понесли обратно в гримёрку. Какая-то одежда валялась у подножья лестницы, что-то из всего вороха он захватил на ходу, даже не проверяя, его ли это. Кожу под браслетом начало жечь. Только сейчас или раньше он не мог сказать точно, просто заметил лишь теперь. В уме всплыла страшная картина, как по его вине метка начинает покрываться язвами, ожогами, кровавыми струпьями. Следующей мыслью логично пришёл образ Юнги, и стало страшно. Всё ли с ним в порядке? Пустая гримёрка встретила разбросанными вещами, но там было тише, и наконец-то исчезли сотни пар любопытных глаз. Вокруг зеркала горел ряд ярких лампочек, освещая весь оставленный впопыхах погром и бардак. Что-то похожее сейчас творилось на душе, там, где раньше обитала уверенность в себе и распухшее эго, теперь — полнейший хаос. Стирать макияж пришлось с закрытыми глазами: смотреть на своё отражение оказалось делом неприятным. Каково это, быть самому себе противным? Гадко, мерзко, безнадёжно. — Ты ещё здесь? — в комнату заглянул всё тот же мужчина, что совсем недавно угрожал Хосоку чем-то похуже увольнения. Неужто передумал? — Хотел тебе сказать, мы тут обсудили твоё желание уйти, — он сделал многозначительную паузу, словно напомнил о цене этого ухода, а затем продолжил, любуясь бледным видом Хосока, — и решили, что впредь твоими партнёрами будут лишь «чистые» актёры. Никаких «допингов». Не хотелось бы провоцировать производственную травму, — кивая на место пониже пояса, тихо посмеялся мужчина. — Нам нужна твоя боеспособность. Ну что, ты рад? Чон знал, что дрожащий голос может его выдать, поэтому просто кивнул. — Вот и отлично, тогда, надеюсь, в следующий раз ты будешь в лучшей форме. Зрители, может, и не заметили, но я всё вижу. Живее, парень, где твой былой задор? Когда за режиссёром закрылась плотная тяжёлая штора, служившая дверью, Хосок облегчённо выдохнул. Он устало опёрся руками о туалетный столик и снова прикрыл глаза. «Это не мне надо быть живее, а вон тому бедолаге», — подумал он. Пришлось призвать всю свою выдержку, чтобы продолжить собираться. Когда всё превратилось в такой кошмар? Так было с самого начала, или что-то пошло не так только сейчас? Что изменилось? Окружающие или сам Хосок? Сперва ему нравилась эта «особая» работа. Он всегда ловил кайф, наслаждаясь процессом природного подчинения. Тешил своё самолюбие и кормил инстинктивное желание доминанта. Поистине получал доступное удовольствие, неплохо при этом зарабатывая. Он лишь играл в жестокие и порочные взрослые игры. Секс был его талантом, его хобби и козырной картой. Хоупа начали узнавать в определённых кругах. Фанаты ловили его взгляд, искали встреч, обещали деньги, подарки, статус, лишь бы он уделил им внимание вне сцены. И он расслабился, возомнил о себе чёрти-что и потерял голову. Как он мог быть таким слепым раньше? Почему не заметил вовремя, насколько всё плохо? Это всё не просто развлечение для взрослых. Тут происходит что-то поистине пугающее. Скорее, даже пикантные развлечения в этих стенах — лишь прикрытие. Найдёт ли он в себе силы покинуть этот порочный круг? Обычно Чон покидал вечеринки, раздавая победные улыбки и иногда номер телефона, сегодня же бежал, словно поверженный. Рассекая толпу, Хосок не отрывал взгляда от пола и, только дойдя до выхода, решил обернуться. В плотной толпе невозможно было разглядеть кого-то конкретного. Эта толпа вдруг почудилась сплошным гигантским монстром. Он постепенно пожирал новые жертвы, и они становились его частью. Это чудище разрасталось и захватывало всё больше пространства, оно качалось в такт музыке и выдыхало горько-сладкие клубы дыма, что поднимался на десятки метров ввысь, куда-то к бетонному потолку. Если проследить за витками сизого тумана, то можно было увидеть абсолютную темноту. Так было всегда, под землёй не могло быть иначе. В который раз Хосок поднял голову, не надеясь увидеть далёкий свод, но его ждал сюрприз. Где-то в метрах пятнадцати над вип зоной на небольшом выступе-террасе сидел одинокий человек. Оказывается, там был балкон. В руках человека светился прямоугольный планшет. Загадочный субъект что-то печатал, совершенно не глядя вниз на качающееся столпотворение. Его внешний вид совсем не подходил месту: строгий тёмный пиджак, свитер с высоким воротником, чёрные брюки, аккуратно уложенные назад волосы и очки на носу. Хосок нахмурился и потёр переносицу. Это ещё кто? — К чёрту, с меня на сегодня хватит, — махнув на всё рукой, он развернулся и вышел в коридор, чтобы незаметно скрыться вдоль старых колей. Луч от фонарика в телефоне прыгал по частоколу шпал, отсчитывая шаги, и звук отбивался от узких стен тоннеля, словно ноты забытого инструмента. Забытого и заброшенного, как давно потерянная мораль. Раньше тут ходили вагоны метро, а теперь шатается запутавшийся в себе рыжий доминант. Кто бы мог подумать. Хоуп слепо брёл, спотыкаясь и сбивая носки модных ботинок, он так погрузился в раздумья, что ничего не замечал, пока не оказался на освещённой станции метро. Яркий свет после густой темноты больно полоснул по глазам и привёл в чувство. Несколько минут пришлось постоять у холодной стены, привыкнуть. За спиной зияла чёрная дыра старой линии, впереди тянулись бесконечные ступени наверх. Символично. Поезда в такое время уже не ходят, как ни крути, придётся подниматься наверх и ловить машину. Выключенные на ночь эскалаторы приглашали пройтись каскадом сотен застывших ступеней, от одного взгляда на которые начинали болеть ноги. Позже, специально для гостей вечеринки, их запустят, но сейчас только так. Хосок вздохнул и начал свой подъём. Два, четыре, шесть, восемь… двадцать четыре… тридцать шесть… сто двадцать восемь… двести пятьдесят шесть. Всего их шестьсот семьдесят три. Непарное количество. Ночной город встретил порывом усилившегося ветра. Лёгкие горели, сердце грохотало где-то в ушах, прохлада поначалу порадовала, но быстро превратилась в пронизывающий холод. К счастью, белое такси припарковалось у обочины сразу, как только рука взлетела в привычном жесте. Произвольно, а может и нет, местом назначения стал не собственный дом, а адрес Юнги, который запомнился так же чётко, как и его переполненные злостью и обидой глаза. Название улицы само слетело с губ, прежде чем Хосок до конца осмыслил решение, и машина тронулась в заданном направлении. Можно было передумать и развернуться, но Хосок просто пустил всё на самотёк. Только заглянет в окно, в надежде увидеть хотя бы силуэт, и можно будет ехать к себе. На большее он и не рассчитывал. Тихая музыка играла по радио, в тепле салона начало укачивать, сейчас бы просто уснуть. Но вот знакомая улица вынырнула из-за поворота, и шины тихо заскрипели об асфальт. — Приехали, — сказал пожилой водитель такси и обернулся за деньгами. — Наличка? — Да, конечно, — порывшись в кармане, Хосок протянул нужную сумму и вышел. Тихий проулок огласил лай соседской собаки, когда с её двором поравнялся незнакомый человек. Никто ему тут не рад. Остановившись у нужного дома, Хосок отошёл в тень и приготовился ждать. Свет горел во всех комнатах, значит, Юнги был где-то там. На улице становилось холоднее, воротник лёгкой куртки не спасал от осеннего ветра. Пришлось подождать несколько минут, напрасно кутаясь в тонкую кожанку, прежде чем чья-то тень впервые мелькнула у окна. Тёмные волосы навели на мысль, что у Юнги гости, но когда стали видны тощие плечи, Хосок узнал его. Он перекрасился. Стал казаться младше, не такой вызывающий, обычный школьник. Просто мальчишка, наводящий на кухне порядок. Передвигался Мин неспешно и аккуратно, недавние раны всё ещё доставляли ему беспокойство. Закусив губу, Хосок сжал руки в кулаки. Если бы он остался тогда, а не ушёл, изменило бы это печальный исход? Или он не смог бы ни на что повлиять, даже если бы был рядом? Осознание собственной бесполезности — жестокий удар по гордости. А вкупе с чувством вины так вообще — нокаут. Можно сколько угодно кидаться красивыми словами и строить из себя героя, но поступки всё равно покажут, кто есть кто на самом деле. Зачем он вообще пришёл сюда сегодня? Зачем стоит и смотрит украдкой? Трус и эгоист, оправдывающий себя. Всегда приходящий слишком поздно. Общая боль, общая радость, неразрывная связь — вот что, и ещё много чего другого, есть у истинных пар, но у них — лишь одиночество одно на двоих. Юнги всё время пытается сам справиться со своими проблемами, а Хосок не так хорош, чтобы свою помощь навязать. Хороши, действительно друг другу под стать. Светлые шторы разъехались, и Юнги выглянул в окно. Сердце пропустило один удар. Неужели это и есть то самое влечение предназначенных душ? Могло показаться, что он смотрит прямо на Хосока, но это, скорее, самообман. Тот стоял в такой темноте, что разглядеть было просто невозможно. Скорее, Юнги смотрел сквозь него. Время замедлилось, захотелось выйти на свет и закричать: «Я тут!» — но уже секунду спустя Юнги отвернулся и, сняв шторы с карниза, ушёл в другую комнату. Нутро охватило облегчение с привкусом разочарования. Это было опасно близко. Можно стоять так всю ночь, но холод пробирался в каждую клеточку тела, и зубы начали отбивать агрессивный ритм. Время уходить, но фигура Мина вернулась на кухню, и вид его растрёпанных волос снова привлёк внимание. Парень забрался на что-то и теперь был виден во весь рост. Слишком худой. Он орудовал тряпкой, убирая сгибом локтя прилипшую ко лбу чёлку. Карабкался на стол и опасно держался за подвесные шкафчики. Ещё минуту. Одну жалкую минуту. Сквозь закрытое окно звуки долетали приглушённо, но когда лавина посуды полетела из сорвавшейся со стены полки, Хосок вздрогнул и ринулся вперёд, пересекая полосу света. «Он же так снова поранится!» — крутилось в голове. Ступив ещё два шага, Хосок остановился у самого крыльца. «Не появляйся на моих глазах. Больше никогда». — Чёрт, — выдохнул облака пара доминант и упёрся головой в дверь. — Какой же я идиот.***
Вернувшись домой, Юнги долго смотрел на задержавшийся в этих стенах бардак. За пару дней он начал мозолить глаза и давить на совесть. Этот погром — травма, нанесённая их скромному уюту. Когда отец вернётся, тут должно быть всё как прежде, как в самые лучшие времена. Поэтому, скрипя душой и телом, парень закатил рукава и вооружился шваброй и тряпкой. Пришло время вернуть порядок — хоть где-то в его жизни. Физическая работа даст мозгу время для раздумий. Пока мыльная тряпка в руке будет стирать грязь с деревянных досок, возможно, родится какое-то решение. Или удастся просто отвлечься, от пустой тревоги и бездействия совсем сдают нервы. Да, это тупик, его туда загнали обстоятельства. Но если найти в себе силы бороться дальше, найдётся и выход. Он должен быть. Юнги не мог поверить, что Чимин просто сбежал. Он бы не оставил его вот так, без слов. Он не такой, как Юнги, он лучше. Сегодня у него не вышло вывести Чон Чонгука на чистую воду, ну что ж, значит в следующий раз обязательно получится. А если это и правда не Чон, то они с Джином проработают другую версию. Не провалился же этот чёртов Чимин сквозь землю. Тревога за близких людей — выматывающее чувство. Оно прогрызает внутри дыру, проскальзывает с каждой минутой всё глубже, пока не заполнит тебя до краёв. Свернётся под кожей и мешает дышать, сковывает сердце. Давит невыносимым грузом страхов и опасений, подгоняет действовать. И ты готов на что угодно, лишь бы узнать, что всё уже позади, что всё хорошо. Тяжёлый вздох пришёл вместе с признанием, что надо бы зайти к отцу. Ближе него нет никого, оттого так тяжело признать правду. Шансов мало. Где-то на улице залаял пёс, старый и верный сторож всегда провожал хриплым лаем прохожих. Кто-то поздно возвращается домой. Юнги выпрямился и бросил мочалку в ведро с водой. Коридор выглядел лучше, теперь самое сложное — кухня. Оборванная антенна вопросительным знаком торчала возле выключенного телевизора, испорченная еда и грязные тарелки заполнили собой стол, мойку и холодильник. На полках осел сантиметровый слой пыли. «Какой же ты свин, Юнги, тебе нужна девушка», — голосом отца всплыло в голове воспоминание, и горькая усмешка растянула тонкие губы. — Ага, девушка, пап? Гора мусора понемногу переползла в пакет, посуда скрипела от чистоты, в воздухе висел, щекоча нос, запах моющего средства. Снятые шторы отправились в машинку, давно пора было это сделать. Как бы сильно этого ни хотелось, пришла очередь карабкаться наверх. — Как же дотуда достать, — залезая на табурет ногами, Юнги ворчал, как старый дед. Чтобы избавиться от пыли в самых уголках, пришлось ухватиться за полку, что в итоге оказалось глупейшей ошибкой. Звон посуды был слышен в каждом уголке дома и, наверное, даже на улице. Злосчастная полка висела на одном креплении и осуждающе болталась, подобно метроному. Юнги стоял в шоке в окружении фарфоровых осколков. — Ну, этот сервиз, видимо, пора было выбросить. Всё равно чай мы из него не пили, — обречённо сказал он и аккуратно спустился на пол. Отправиться за веником ему не позволил стук в дверь. Поздний гость стучал настойчиво. Спотыкаясь, Юнги спешил открыть в надежде, что это Чимин.***
— Ты уверен? — Тэхён сидел так близко, что тепло его кожи гуляло по руке, подобно крыльям бабочки. — Не смогу тут заснуть сегодня, — Чонгук обернулся и окинул взглядом дом. — Пойду куда-нибудь. — Куда-нибудь? Нет уж, поедешь ко мне, — Ким Тэхён поднялся и отряхнул руки о штаны. — Доктор, я смотрю вам и правда приспичило, — сквозь кривоватую полуулыбку хмыкнул Чон и поднялся следом. Формальная речь в его исполнении звучала, как виртуозное издевательство. Одним мизинцем он аккуратно почесал свежее тату внизу живота и с вызовом заглянул в глаза. Как же быстро переключается его настроение. — Забудь об этом, акция закончилась, мне просто будет спокойнее, если я буду уверен, что ты ни во что больше не вляпаешься, — поднимая руки в знак капитуляции, ответил Тэ и закрепил эффект спокойной улыбкой. Он выглядел крайне уставшим и вымотанным, но продолжал поддерживать тёплую атмосферу. Ну или пародию на это. Поляну перед домом освещали окна нижнего этажа, и в слабом освещении пара людей смотрелась застывшими статуями. Ещё один поединок взглядами, без лишних слов или жестов. — Ладно, — сдаваясь чужой уверенности, Чонгук дёрнул торчащую в земле лопату и вместе со своей понёс их в дом. — Как скажете, мистер Айболит. Пока хозяин дома отправился собираться, Тэхён сделал несколько глубоких вдохов и двинулся к мотоциклу. Его тревога понемногу улеглась, он верил в лучший сценарий. Теперь верил, несмотря ни на что и вопреки всему. Они всё выяснят, Чимин найдётся, и после он обязательно разберётся со своей родственной связью. Поможет Чонгуку, а тот поможет ему. Как и положено истинным парам. А даже если всё закончится плохо, он всё равно не сможет вот так просто уйти. Хотел бы соврать себе, да не сможет. Его влечёт к Чонгуку. Рубикон пройден. Порывшись в кармане, Тэхён выудил телефон. На экране засветились четыре двойки, уже довольно поздно. Почти севший аппарат молчал весь вечер, никто не искал его, и это, наверное, к лучшему. С минуту молодой человек раздумывал, стоит ли написать Хосоку, с кем собирается сегодня домой, но всё же решил оставить это при себе. Пока. Незачем понапрасну тревожить друга. У того своих проблем сейчас хватает. Им ещё предстоит поговорить о Юнги. Невозможно вечно избегать этой темы. — Ну что, поехали? — Чонгук накинул куртку и вышел на улицу. Входную дверь он всё же закрыл под строгим взглядом, недовольно бурча о бессмысленности действий. Чёрная кожаная одежда делает его вид невероятно сексуальным и опасным, будто сразу предупреждая о содержании. — На вот, надень, — бросив шлем, Тэхён первым сел на мотоцикл и завёл двигатель. На секунду дыхание сбилось, когда чужие руки грубо обхватили талию. — Обещаю крепко держаться, — погромче сказал пассажир и еле заметно прижался сильнее. Ему явно нравилось издеваться. Самоуверенный болван. Хотя кого обманывать, издевательство ему удавалось на ура. Мчась по пустеющим вечерним улицам, Тэхён думал, что пора менять транспорт. Зима близко, самое время сменить адреналин на комфорт и надёжность. А ещё вдруг захотелось ехать под музыку, чтобы подобно рёву мощного двигателя, она заглушала внутренний голос и всяческую мысленную чепуху. Похоже, он получил свою порцию острых ощущений в достатке, раз потянуло на что-то спокойное. У подъезда они столкнулись с пожилой соседкой, выгуливающей пса. Женщина недовольно окинула взглядом парней и, бурча что-то себе под нос, уехала на лифте, не дожидаясь попутчиков. — Кажется, мы ей не понравились, — заметил Чон. — Любой здравомыслящий человек будет тебя опасаться, — равнодушно ответил Тэхён и снова нажал на кнопку вызова лифта. — Кхг, значит я не ошибся на ваш счёт. Совсем мозгов нет. — Для тебя в самый раз, — открыв дверь квартиры, доктор Ким зашёл первым и пригласительно взмахнул рукой. — Ну вот, добро пожаловать. Чувствуйте себя как в гостях, пожалуйста. — Покажите, где можно отключиться, и я с удовольствием попробую это сделать, — сбрасывая обувь, сказал ершистый гость и смело прошёл в тёмную прихожую. Чонгук пытался вести себя учтиво, хотя в свойственной ему манере это всё равно получалось бесцеремонно и нагло. Тэхён запер дверь и с тяжёлым вздохом собрал разбросанную обувь. На ощупь по памяти поставил её на специальную полочку и неспешно выпрямился. Хотелось провести аналогию с приглашением вампира в дом. Раз позволил — и уже не в безопасности. Такие вот бредни лезли в сонные мысли. — Ты больше ничего не хочешь мне рассказать? — пытаясь возобновить диалог по существу, он опёрся спиной о дверь и серьёзно взглянул на Чона. Было так странно видеть его рядом весь день, а теперь ещё и в собственном доме. Слабый свет лился через большие окна в гостиной, холодный оттенок ночного светила выделял острые скулы и явное недовольство. Освещения не хватало, но Тэхён не спешил искать выключатель. Всё совсем иначе, чем с любым из его пациентов. Ну конечно, они же не были его родственными душами. — Нет, пожалуй, на сегодня с разговорами закончим, — Чонгук стоял в метре, держа руки на поясе и не отводя глаз. Он послушно делал всё, о чём просят, но жёстко пресекал то, что ему не нравится. Давал мнимую иллюзию власти над собой. — Хочешь чего-нибудь? — Тэхён решил сменить тему, нечего ломиться в закрытую дверь. — Вообще или из того, что не запрещено законом? — можно было не глядя представить, с какой жутковатой ухмылкой Чон это спрашивает. Сложно понять, когда он серьёзен, а когда шутит. — Насколько я помню, ночной перекус по закону не наказуем, так что могу предложить бутерброд или лапшу, — Тэхён оторвался от двери и двинулся на кухню. С чётким щелчком, наконец-то, в квартире вспыхнул яркий свет, и последние сомнения, что всё это галлюцинации, исчезли. — Не утруждайтесь, — Чон остался в прихожей, на свет выходить не захотел. Точно, как вампир, оставался в полумраке, но обернись — и ясно увидишь нахмуренные брови, гордо поднятый подбородок и слишком заметную родинку под губой. Тэхён не обернулся. — Хорошо. Можешь умыться, в ванной есть запасное полотенце, а я пока постелю на диване, — удивляясь своему спокойствию, Тэ остался стоять неподвижно, пока не услышал, как хлопнула дверь и не зажурчала вода. Слишком много эмоционального напряжения. В какой-то момент силы его покинули. Тяжёлыми выдались последние дни. И ночи. Возможно, сегодня им удастся выспаться без надоевших кошмаров. Хотя с такой атмосферой попробуй уснуть. Разделяемые одной стеной, они так близко и всё же далеко. Так странно, тревожно, волнительно. Чонгук лежал на диване и разглядывал потолок. Он слышал, что Ким тоже не спит, возится в своей постели и вздыхает. — Спасибо, — едва слышно сказал Чонгук, не уверенный, что его вообще услышат. — За что? — тут же спросил голос из другой комнаты. — За то, что веришь в меня. Даже я на это не способен. Довольно глупо и явно опасно для здоровья. Но всё равно спасибо. Лёжа в ворохе подушек, Тэхён не смог сдержать улыбку. Чонгук как переменчивый океан — то затишье, то шторм. Но он начинает входить во вкус. Ходить по тонкому льду весьма занимательно. — Не благодари. Я рад, что ты обратился ко мне. «Давно я не слышал ничего подобного. Да и никто, кроме Чимина, не сказал бы мне что-то настолько бессмысленное. Кто же ты? Какой ты там, внутри, за всем этим напускным бесстрашием? Почему так упорно цепляешься, играешь со мной в проклятое «тяни-толкай». Зачем тебе это? Неужели и правда всему причина — метка?». И сил не осталось, и сон всё не шёл. Сквозь закрытые веки в сознание проскальзывало чужое дыхание. Звёзды украдкой подглядывали сквозь прозрачные шторы и шептали ночи украденные тайны. Они бродили в уголках сознания и поднимали вихри странных желаний. Зашуршала простынь, и послышались тихие шаги. — Тебе что-то нужно? — голос Тэ прозвучал встревоженно. Парень сел на кровати и потёр слипающиеся глаза. За соблазнительным видом его испуг был почти незаметен. Светлые волосы собраны повязкой назад, белая футболка съехала на бок, оголяя плечо, на шее тонкая полоска мягкого чокера. Чонгук застыл, как зачарованный, исследуя глазами каждый видимый нюанс. «Можешь врать себе сколько угодно, но Ким Тэхён всё равно останется сумасшедше притягательным. Интересно, чокер такой же гладкий, как и кожа на выступающих ключицах? А имя под ним, оно уже полностью проявилось?» Как-то раньше они были слишком заняты, чтобы вернуться к этой теме. А тут вдруг Чонгука накрыло полночное любопытство. Хотел было подойти и снять эту скрывающую имя полосу ткани, увидеть чётко и, возможно, прикоснуться, но здравый смысл вовремя вернулся. — Хотел кое-что проверить, но ладно… Спокойной ночи, Ким Тэхён. — Споконой ночи, Чон Чонгук.***
Дверь закрылась с тихим щелчком. Было ещё совсем рано, восход солнца только-только окрасил небо алым, поэтому чёткий звук прозвучал для Тэхёна подобно выстрелу. Выдернул из сна и заставил сердце барабанить в ушах. Не то чтобы он этого не ожидал… — Ну, он хотя бы пробыл до утра и не убил меня ночью, уже хорошо, — сонно проворчал разбуженный и решил поспать ещё часок-другой. Катись оно всё к чёрту до первого будильника. Но на смену крепкому сну пришли всяческие бредовые вариации на тему «мы могли бы быть вместе, если бы я был тобой, а ты кем-то другим, мы бы жили в другом городе, на другой планете в стране счастливых людей». После получаса подобных сюжетов Тэхён не выдержал и мигрировал на кухню в поисках крепкого кофе и чего-нибудь поесть. Сложно вот так осознать, что ты встретил свою родственную душу. Пусть сам факт тебе известен, но до конца принять и осмыслить его пока не получается. То есть вот он, человек, спал в твоей квартире, умывался в твоей ванной, укрывался твоим одеялом. И этот человек способен — или думает, что способен, — убить кого-то, и в то же время, он — продолжение тебя самого. — Нет, слишком тяжело для раннего утра, — взмахнув головой, Тэхён отбросил спутанные мысли и решил принять душ, а может быть и ванную. Телефон зазвонил в комнате, когда лицо и волосы покрывала густая шапка ароматной пены. Мелодия вызова была едва слышна, момент был крайне неудачный, и можно было бы забить, но в такое время звонки никогда не означают ничего хорошего. Шлёпая мокрыми ногами по паркету, Тэхён обещал себе после всё сразу вытереть, но услышанные новости кардинально изменили приоритеты. Звонили с незнакомого номера. — Алло, слушаю Вас, — едва справляясь влажными пальцами с сенсором, Тэхён склонился над телефоном. С мокрых волос капало прямо на экран. — Это я, Чонгук, — одного голоса было бы достаточно для узнавания, Чон явно обладал уникально недовольным жизнью тоном. — Куда ты исчез? — спросил Тэхён, стирая с экрана капли мыльной воды. — В школу. Четверг, вообще-то, — выдержав небольшую паузу, собеседник наконец-то объяснил настоящую причину своего звонка: — Мин Юнги тоже пропал.