Мёртвый Лес

Огненные снаряды и вспышки молний прорезали темноту ночного неба. Волны, словно взбешенные тем, что перестали быть в этом краю света главными, также отрывались — доходя до десяти-пятнадцати метров, они накатывали на остров и безуспешно разбивались о многочисленные волнорезы, скалы и щиты, установленные его жителями. Помимо битвы стихий, отличались и творения человеческого гения — многочисленные осадные машины, установленные на… плавучем острове? Нет, издав величественный яростный рык, небольшой остров оказался живым существом, мифической гигантской черепахой, на которой для битвы, вероятно, самой опасной в жизни этого древнего существа, прибыла целая армия. Для битвы? Наверное, это не совсем правильное определение для планируемого действа… Для истребления. Война всегда ставит свои условия для людей, и этот конфликт между нациями, второй по счету, не стал другим. Все та же ненависть и прагматизм — уничтожение Узушиогакуре было необходимостью, и даже соперники были готовы на миг объединиться для этого. Ведь что может быть лучше, чем уничтожение старого врага и ослабление другого? Кровь еще не лилась рекой, но все ощущали витавшую в воздухе готовность вспороть друг другу глотки. Что уж тут говорить про особо выдающихся представителей деревни Скрытой в Тумане. Эти известные любители пролить кровушку, да и просто побаловаться, что с живыми, что с трупами любили. Милашки, да и только. Джинчурики Пятихвостого Кон, из Ивагакуре, тоже был не прочь развлечь себя после битвы. Но нет, не пытками, это за развлечение он не считал, скорее, за нудную работу… Его мысли текли в другое русло — он уже представлял, как радует его немного строптивая красноволосая наложница… Слухи ходили разные, но все сходились в одном — из представительниц клана Узумаки вырастают очень и очень красивые женщины. В мыслях у нестарого еще джинчурики разыгрывались целые представления — юные, стройные и уже взрослые, в самом теле аловолосые красавицы и он — высокий, темнокожий, сжимающий до пятен и синяков мягкую податливую плоть девиц… На лице непроизвольно выступила ухмылка, а клыки заострились. Что поделать? Бывает, с наплывом эмоций, и такое. Об одном жалел только он — та, ненависть к которой он пронес через всю жизнь. Та, имя которой гремело не так давно на все элементарные страны. Та, чей муж совершал невозможное… Та тварь, что отняла у него брата, не была здесь, под ударами этой смертоносной армады! Но ничего, утешал он себя, ничего страшного! Пусть воет, стонет и плачет эта старуха, пусть сдохнет от скорби, узнав, что ее клан навеки мертв, а оставшиеся представители, вернее, представительницы, обречены на то, чтобы рожать детей ему, ее давнему врагу, усиливая ЕГО семью и ЕГО деревню. Конечно, придется поделится и с главной ударной силой этого похода… Но если он как следует наподдаст Узумаки, его силу точно признают. Да и джинчурики всегда поможет джинчурики, если не пытается его убить, конечно, так что… — Ну что, пустим крови ублюдкам? — оскалился напарник, щурясь одним глазом. Что-то припоминал Кон про то, что один из ублюдков Узумаки сыграл главную роль в том, что он остался без глаза и без своей первой генинской команды. Давно еще, когда только закончилась прошлая война, и Ивагакуре, только оклемавшись от послевоенной разрухи, начала устанавливать дружеские отношения с другими врагами проклятой деревни Скрытой в Листве. Он наткнулся на союзников Конохи, как раз отряд этих Узумаки, и потерял все, кроме жизни. История не нова, и на собственном опыте Кон и сам знал, что это такое… Огромный, пылающий инфернальным огнем метеор ударился во вспыхнувший фиолетовыми разводами и трещинами щит, удерживаемый группой Узумаки над островом. Громкий гул и треск пронесся над наступающей армией шиноби и отрядом «послов» из Ивагакуре, посланных, дабы помочь Кумо в их борьбе против союзников их врага. На фиолетовом щите появились первые трещины и он, чуть смявшись внутрь, пропустил метеор в себя, образовав большую брешь в своей поверхности. Видимые даже отсюда, стоящие на обрыве Узумаки дрогнули. Да, дрожите в страхе ничтожества из Водоворота — скоро ваши хваленые печати и техники не смогут спасать ваши ничтожные жизни! И через десяток лет никто уже не вспомнит о вас. Вы оставили свой вклад в историю, теперь настало время более сильных жить под солнцем вместо вас! А после вас… Кон улыбнулся, вспоминая мигом виденную на фронте с Конохой беловолосую девчонку Сенджу, а особенно ее достоинства. Да, после вас, мы займемся ими. «Соберу весь комплект!» — пронеслась шальная мысль в голове у джинчурики, — «Ну, а почему нет? Победителей не судят… Их замаливают и задабривают, ах-ха-ха!» Словно в ответ на кровожадность и готовность устроить небольшой армагеддон, погода еще раз явила свою ярость людям, и небеса, величественно сомкнув облака в непреодолимую для света тьму, погрузили наступающие армии в сумрак. — Аааа! — крик первого несчастного прозвенел над волнами, а ему уже вторили другие. — Нет! — Агрх! Могущественные высокие волны бились о бока черепахи, а кровь людей и этого могущественного животного стекала с ее боков, превращая воду в ржавый суп из тел людей и ила, водорослей и мертвых рыб. Темно-зеленая отрава плескалась у берегов острова, и шиноби, лишь коснувшиеся воды, молниеносно впадали в кому, погружаясь недвижимые в пучину. Кон сжал кулаки, глядя на то, как гибнет первая волна десанта. Это было… Неожиданно быстро. Нет, никто не сомневался, что все будет не так легко, однако, не предполагали… Что красноволосые ублюдки окажутся настолько мощными! Что же, значит, что они поступают абсолютно правильно, раз уничтожают эту заразу сейчас, а не потом! Иначе потом будет уже поздно! То, что врагов лучше убивать тогда, когда они еще пока не могут доставить серьезные неприятности, джинчурики Камня осознавал превосходно, считая случаи иного просто признаками гордыни. В конце концов, именно из-за гордыни одной из противниц он был жив и собирался отомстить, так что жизненный урок на эту тему он усвоил хорошо… И сам стал учителем. Пусть и для старухи — учиться никогда не поздно. Пальцы привычно сложились в печать, и огненный всполох, вырастая и увеличиваясь в размерах, ударил по берегу ненавистного острова, превращаясь в величественный разрыв и вспышками рассыпаясь по камню. Уши настиг грохот, слившийся с криками радости на панцире черепахи: — Да! — Так их! — Покончим с этими ублюдками! Хмыкнув на последнее замечание, джинчурики шире распахнул рот и закричал, что есть мощи: — Давайте покажем им, чего стоят настоящие шиноби!

***

Кон чуть привстал на локтях, отчаянно пытаясь игнорировать звон в ушах. Глаза, наконец, услышали команды мозга и смогли показать нормальную картинку, а не странное раздваивающиеся и трясущееся зрелище. И эта новая картинка была еще противнее старой картины: чьи-то кишки (Ками, только бы не его), оторванная нога и целые кучи метательного железа, вперемешку с комьями земли и чего-то подозрительно красноватого. — Ох… Проигнорировав накатившую слабость, Кон приподнялся еще сильнее и уставился на поистине ужасающее в своей кровавой непосредственности зрелище — сотни, если не тысячи трупов, устилавшие длинную улицу, протянувшуюся сквозь вражеское селение. Разрушенные дома, словно оползнем свалившиеся вниз стены, и то тут, то там срабатывающиеся техники и активированные печати дополняли ужасающую картину, написанную рукой какого-то настоящего маньяка. И среди трупов и ужасов типичных, в принципе, для мира шиноби, ходило несколько десятков живых… А живых ли? Присмотревшись внимательнее, Кон вздрогнул, ибо уже видел… Вернее слышал о чем-то подобном из рассказов дяди, когда тот, еще не став Тсучикаге, забегал к ним домой на обеды от его покойной матушки. Так вот, Узумаки были сильны в печатях, это известно всем… И чакры у них было прилично (преуменьшение) по меркам шиноби. Так что выжечь мозги печатями паре десятков человек те могли достаточно легко, превращая недавних людей в отмороженных в своей безумной мощи и обезумевших монстров, готовых рвать всех на куски. Но видеть такое… По словам дяди, он сам только слышал о чем-то подобном, словно легенде времен еще клановых войн. Аккуратно переместившись за ближайшее укрытие, когда-то бывшее, по всей видимости, отдельным ларьком, сложенным из камня, Кон попытался вспомнить, что вообще происходило в конце битвы… Оказавшейся не такой легкой, как он себе представлял. Огромные потери, техники всех стихий, мелькавшие в проходах улиц, огненные стрелы, горящие ненавистью глаза и горящее масло, что падало на незадачливых неудачников, потерявших осторожность в узких переплетениях улиц сердца острова. Дети, женщины, подростки, старики и сотни мужчин, не сдающихся и стремящихся насадить тебя на клинок, будь то кунай или обычный кухонный тесак — в пылу сражения обращать внимание на оружие не было ни времени ни банальных сил — все берегли их для того, чтобы всадить его тому, кто выскочит на тебя из-за угла… И часто лагерь осажденных успевал первым. Друг Кона умер у ворот Узугакуре, получив заряд молнии прямо в грудь. Ему оказал честь сам Узукаге — заодно истребив еще до полусотни шиноби атакующей армии, после чего исчез с той стороны, ибо брешь с обратной части деревни уже была пробита джинчурики Облака. Кон не знал, совладал ли тот с разошедшимся стариком, но несколько кварталов и километры стены с той стороны просто перестали существовать… Как и все шиноби, что находились там. Долго ли думать — чьим именно гневом они были испепелены? Кон был джинчурики вот уже двадцать девятый год, но… Откровенно говоря, он не желал увидеть своего зверя. А тут были те, кто был страшнее даже детских кошмаров, что снились ему сразу после запечатывания этого монстра. Кон, почувствовав что-то затылком, пригнулся, глядя на осколок зеркала, валявшийся на другом конце улицы. Достаточно большой, видимо, выбитый из дорогущего трюмо не самых бедных деревенских, так что Кон мог разглядеть, как ветер вдруг ни с того ни с сего собрался в воронку, стягивая внутрь себя все больше и больше разнообразного мусора, от кусков камня и бетона, до частей тел… Послышалось несколько стонов, снова вспыхнуло зарево огненных техник где-то далеко и завыла, заорала интуиция, буквально толкая джинчурики бежать. Над головой пронеслась одна из стихийных техник, продалбливая дыру в и так больше похожем на сыр доме, стены которого давно потеряли свой белый цвет, сменившись на краску из крови и копоти. Кунай, летящий в даль, встретила вылетевшая откуда-то взрыв-печать и в появившейся огненной воронке вспыхнул настоящий металлический цветок, расшвыривая свои лепестки через долю секунды по сторонам. Но Кон не видел этого, он бежал вперед, чтобы успеть добраться до разлома в стене, что раньше был воротами, и выбраться из деревни, ставшей гигантской могилой не только для жителей, но и для армии, что штурмовала ее. Словно желая затормозить джинчурики, сзади раздалось неприятное то ли рычание, то ли вой, и с грохотом через мгновения целые улицы стали проседать, опускаясь вниз и тут же поднимаясь в вихре огромного урагана, развернувшегося на самом настоящем могильнике. — «Даже сдохнув, пытаются забрать всех с собой!» — пронеслось в голове у Кона, когда тот, чуть не оступившись, не рухнул в появившуюся мгновение назад щель в улице. Внизу была видна странная грязевая волна из смеси почвы, камней, воды и бог знает еще чего. Кон не рассматривал — он бежал, не останавливаясь, пытаясь спасти свою шкуру. Вот, уже почти: впереди забрезжил свет, словно указывая, что до разбитых, втоптанных в землю, превращенных в широкий проход, ворот, оставалось всего ничего. И вот он, наверное, последний выживший, покинувший эту могилу, оттолкнувшись от ушедших после этого вниз каменных плит, пролетел последние пару метров, отделяющих его от долгожданной свободы, буквально чувствуя спасение своей кожей, как что-то сзади мертвой хваткой вцепилось ему в ногу.