Crimson Rises (Возрождение Алого)

W.A.S.P. - Invisible Boy Странно, но наркотики не приносят удовлетворения или счастья. За секундными вспышками удовольствия приходит долгое, болезненное забытье, слишком похожее на явь. — Не вертись, Джей! — строго делает замечание отец семейства Уильям Эклз, неодобрительно зыркнув на младшего сына. Тот послушно садится за столом ровно, стараясь игнорировать подколы старшего брата. Миссис Эклз незаметно суетится, накрывая мужу и детям на стол, прикладывая все усилия, чтобы не беспокоить супруга. Свое прозвище «Красный» Уильям получил отнюдь не за цвет любимого свитера или, дай-то бог, носков. «Красный», «Яростный», «Вспыльчивый» — все это шло ему и едва не прибавлялось к фамилии. Мистер Эклз обладал крутым нравом, не терпел пререканий и не давал никому послаблений. Впрочем, к себе он был весьма уступчив, позволяя себе партию с друзьями в покер по четвергам да пинту пива по пятницам. Сегодня он не в духе именно поэтому — он жестоко проигрался, спустив половину зарплаты, но отчитываться перед женой не собирается. Плохое настроение он привычно выплескивает на неугомонных мальчишек. Точнее говоря, все его нападки направлены на младшего — Дженсена, которому двенадцать лет назад приспичило появиться на свет. Именно из-за него жена не смогла выйти на работу, а Уильям был вынужден вкалывать на двух заводах. Война к тому моменту уже закончилась, так что вакантных местечек за пазухой у государства не было, и пахать пришлось самостоятельно. Тогда он утешал себя какими-то семейными ценностями, но раздражение и недовольство брали свое. И если его первенец, широкоплечий Джошуа, радовал каждым своим поступком — будь то отметки в школе или победы футбольной команды, то мелкий паршивец разочаровывал с каждым днем все больше и больше. Вот и сейчас сидит, стреляет по сторонам бесстыжими зелеными глазами, пока мать вертится на кухне. Бездельник. — Иди матери помоги, — сквозь зубы бросает Уильям, едва сдерживая собственное негодование. Дженсен спешит на кухню, а через минуты две слышится звон разбитой тарелки. Уильям с ревом врывается на место преступления, выдергивая из шлевок армейский ремень. Дженсена раздражают эти воспоминания. Он пытался. Он всегда пытался добиться хоть какого-нибудь одобрения. Он пробовал хорошо учиться и помогать по дому, был смелее своих сверстников на улице, тут же превращаясь в робкого олененка, стоило перешагнуть порог дома. Как избавиться от картин прошлого? Почему именно теперь им нужно укутывать его раз за разом? Наверное, все дело в том, что экстази не действует или же к нему слишком быстро появляется толерантность. Может, мет? Благо Джаред всегда знает, где достать пару таблеток счастья. Двухъярусная скрипучая кровать этой ночью не издает ни звука. Супружеской чете Эклзов бы заподозрить что-нибудь, но их сон слишком крепок после празднования годовщины свадьбы в ближайшем ресторане. Как уже ясно из абсолютной тишины, Джошуа и Дженсена в доме нет. Их путь лежит через старый район, а затем через парк к заброшенным ярмарочным аттракционам, которым уже, пожалуй, исполнилось полвека. Сюда запрещено ходить всем детям и подросткам города, но что такое правила, когда на кону твоя честь и смелость? У сетчатого забора, испещренного табличками предупреждений, боязливо толпится стайка мальчишек. Дженсен среди них самый младший — ему всего четырнадцать, но именно он первый карабкается через преграду под ошалелое молчание остальных. Джошуа победоносно фыркает и следует за ним. Когда Эклзы уже шагают по пыльной земле старой ярмарки, другие дети только-только забираются на запретную территорию. Объектом их непоседливого внимания становится колесо обозрения, наполовину лишенное кабинок. Оно гордо высится над всеми несуразными железяками, маняще очерченное лунным светом и тут же становится причиной спора. Джошуа сомневается, пытается отказаться под насмешливый гогот друзей, а Дженсен, залихватски взъерошив короткий ежик волос, хватается за металлический прут и смело лезет вверх. Никто не смеет думать, что его брат трус. Отец не вырастил бы труса. — Ну, кто еще смелый? — задиристо бросает он через плечо, с удовлетворением замечая в глазах брата восхищение. Железные опоры глухо гудят, когда по конструкции пыхтя и ругаясь начинают подниматься еще двое мальчишек. Когда все трое поднимаются на высоту трех метров, колесо тонко стонет, скрипя разболтанными гайками. Парни постарше переглядываются и пристыжено сползают вниз. Но Дженсен этого предупреждения не слышит — за ним с восторгом и ужасом следит десяток пар глаз, и он не может подвести их ожиданий. Сегодня он герой в их глазах. — Слезай! — громко шепчет Джошуа, заметив мелькание фонариков где-то за забором. — Дженс, нас заметят! Хватит! Дженсен с бравадой машет рукой и рывком взбирается на следующий луч. Ржавый прут гнется, стонет и вдруг проламывается под весом Дженсена. Пальцы испуганно стискивают поперечную арматуру, но она срывается с трухлявых болтов, лишая последней опоры. Дженсен падает молча, успев подумать, что так он не привлечет внимания полицейских, рыщущих неподалеку. Его крик озвучивает Джошуа. Кажется, не будь рядом Джареда, Дженсен бы точно свихнулся. Он привычно подшучивает, сохраняя ощущение размеренности рок-н-ролльной жизни, заботливо делит косяк на двоих и находит девушек посимпатичнее. Лондон знаменуется шикарным шоу, на котором вдруг снова начинают болеть ребра, измученные ночными кошмарами. Он падает во сне раз за разом и каждый раз жалеет, что не может на этом проснуться. Радостные возгласы врачей «он легко отделался» Уильяму настроение не поднимают. Кроме раздражения при взгляде на укутанного в гипс сына он ничего не испытывает. Наверняка больница выставит кругленький счет. Хорошо еще, что на койке оказался этот, а не Джошуа. Парню оставался год до выпускного, и такая травма могла бы помешать ему подготовиться к поступлению в колледж. Собравшись с мыслями, Уильям прерывает причитания супруги и запрещает семье навещать засранца чаще раза в неделю. Если уж он не может ремнем поставить мальчишке мозги на место, то одиночество должно немного его вразумить. Сам «Красный» до выписки Дженсена в госпитале больше не появляется. По возвращению домой Дженсен действительно меняется. Он тих и послушен, его не видно и не слышно, он даже берется за учебу. Несколько месяцев без семьи отпечатываются где-то на подкорке прочным страхом одиночества, и он делает все, чтобы близкие больше от него не отворачивались. Свои карманные деньги он тратит на пиво отцу по пятницам, а свободное время на уборку или готовку вместе с матерью. Он понимает, неожиданно остро и больно, что бесполезный он здесь не нужен. Изголодавшись по вниманию и теплу, Дженсен делает все, чтобы больше его не лишиться. Изо всех своих сил он пытается быть хорошим, пытается соответствовать ожиданиям семьи. Его усилия приносят определенные плоды — отец почти не хватается за ремень, мать изредка даже хвалит, а за законченный без единой тройки год ему и вовсе перепадает праздничный торт с заварным кремом. Джошуа тем временем начинает общаться с Дени, прекрасной ученицей местного колледжа, и почти перестает бывать дома. В конце концов, он отказывается от идеи ехать в Нью-Йорк, на который Красный давно начал откладывать деньги, и поступает на юриста на один факультет с Дени. Дженсен старается не присутствовать во время скандалов, что разрывают дом Эклзов, но эти попытки тщетны. Конфликты разгораются за обедом и ужином, почти сразу после прочтения молитвы, находят братьев в их комнате или вовсе перед воскресным походом в церковь. От взбешенного рева отца едва не лопаются барабанные перепонки, гамму дополняет бой посуды. — Это из-за тебя, паршивец, — прилетает Дженсену обвинительный приговор, когда Джошуа уходит из дома, хлопнув дверью. — Это у тебя он дури нахватался! Презрительное молчание снова возвращается, став еще горше. Уильям хотел бы любить обоих своих сыновей одинаково, но увы. Он продолжает возлагать надежды на лучшее будущее, так и нереализованное им самим, на Джошуа, что все больше отбивается от рук. Из его комнаты все чаще пахнет травкой и пивом, а скандалы не вразумляют его. Его дважды едва не исключают из дешевого колледжа, куда он таки поступил, и Уильям четко видит причину этого ухудшения — всему виной мелкий паршивец, над кроватью которого появились сатанинские картинки каких-то поганых групп. Красный поражается только одному: как взрослый двадцатилетний парень умудряется идти на поводу у засранца, который даже школу еще не закончил? Уильям всеми силами старается вернуть себе любимого сына и пытается по совету жены притянуть его лаской. На двадцать первый день рождения Джошуа получает автомобиль, а плакаты Дженсена летят в мусорное ведро. Роннан все видит – наркотики, усталость, апатию. Дженсен понимает это по его подозрительным взглядам, по тому, что по возвращению в штаты ему дают отпуск, но семь дней перерыва пролетают незаметно в пьяном угаре. Несколько раз Дженсен и вовсе не может вспомнить, где провел ночь, но анализы на ВИЧ, к счастью, оказываются чистыми. На студенческих вечеринках всегда весело. Дженсену, ждущему в машине под дверью, пожалуй, хотелось бы в них поучаствовать, не ненавидь он колледж авансом. Ему ведь в принципе не светит попасть в этот клуб с такими-то оценками, как сейчас. Отец за его обучение платить не будет — мозгами не вышел. Впрочем, у него уже есть работа на ближайшем ранчо, где зарплаты ему хватает и на скромные карманные расходы, и на продукты дома. Полгода назад фабрика, где работала мама, закрылась, и новую работу она так и не смогла найти. Дженсен всеми силами старается закрыть эту дыру в семейном бюджете, пропуская занятия по средам и понедельникам. Иногда он даже слышит «спасибо» за купленные продукты, и тогда он на седьмом небе от счастья. На поцарапанных часах уже половина первого. Возвращаться домой будет жутковато. По телевизору как назло идет Кубок Чемпионов, отец не ложится, а значит, наверняка пропажа двух Эклзов-младших не осталась незамеченной. Дженсен сигналит несколько раз и заводит двигатель. Старенький Форд, подаренный Джошуа, фыркает, но оживает. По капоту начинают стучать дождевые капли. Дженсен раздосадован этим ожиданием. Он знает, что брата за отсутствие простят, может, наорут только. Его самого отец заметит совершенно не в том качестве, а ведь именно Дженсен сейчас забирает Джошуа с пьянки. Хотя он просто пытается быть тем самым «хорошим сыном», которого так желал отец. Он знает, что ничего из этого не выйдет: Дженсен — ведь это просто «испытание небес», посланное разгневанным Богом семье Эклзов, но не стараться он не может. Права ему выдали около месяца назад, и это очередная возможность стать полезным. Джошуа выползает из дома Дени, гремящего музыкой, только спустя полчаса. От него пахнет травкой, он что-то бормочет себе под нос, а, сев на переднее сидение, начинает громко возмущаться из-за проваленного экзамена. Дженсена внутри переворачивает от ужаса — отец этой новости явно не обрадуется. Но Форд все же трогается с места и ползет по скользкой дороге сквозь усиливающийся ветер. Состояние брата отвратительное, дома их ждет грандиозный разнос. Надо было идти в дом к Дени и силой вытаскивать Джошуа, пока он не напился. Брат тем временем приходит к выводу, что домой ехать рановато, ведь на вечеринке все самое веселое только начинается. Да и скандалы ему порядком надоели. Он требует повернуть назад. Дженсен отказывается. Чем скорей они будут дома, тем скорей закончится громогласный разбор полетов. Разгорается спор. При заезде на мост Джошуа пытается отобрать руль и случайно нажимает на педаль газа, перебираясь на водительское сидение поверх Дженсена, отчаянно цепляющегося за управление. Форд завывает мотором, сносит деревянные перила и падает в реку. Когда приходит время дописывать последние песни для альбома, Дженсену уже все равно, что играть. Если раньше он бился за каждый трек, отвоевывал у лейбла свое право на творчество, то теперь он просто запоминает написанные другими партии и отыгрывает их совершенно автоматически. Шеппард пытается растормошить его, но все без толку. Дженсен незаметно отправляет в рот очередную голубую пилюлю и безнадежно бренчит по струнам отличный продаваемый мотив. Дженсен не любит больницы за запах спирта и безразличия. Он терпеть не может скорбные лица и сочувствующие глаза окружающих. А еще он ненавидит себя за случившееся. Река несколько раз перевернула своими волнами автомобиль, смяла его кузов, выплюнув на берег на три мили ниже по течению. О смерти Джошуа Дженсен догадывается по одному виду отца. Он будто вмиг постарел на десять лет, его плечи сгорбились, лицо осунулось, но при виде младшего сына его глаза загораются недобрым огнем: — А с тобой что? Дженсену стыдно. Он-то снова легко отделался, только руку сломал, даже вставать врачи разрешили. — Запястье, папа. — Запястье… — эхом повторяет Уильям, словно не веря собственным ушам. — Хорошие люди, значит, шею, а у тебя запястье… — Я не хотел, — ком встает в горле. Только небо знает, как много бы Дженсен отдал, лишь бы этого не произошло. Он ведь пытался, до последнего пытался. — Лучше бы на его месте был ты, — чеканит каждое слово Красный. Он разворачивается и твердым шагом уходит прочь по коридору, оставляя Дженсена одного бороться со своей болью. Еще месяц траур не сходит с дома Эклзов. Мать не распахивает занавесок и не готовит того, что Джошуа не любил. Дженсен больше не ходит в школу и на работу, а родители этого не видят. Семья разбита горем, но каждый переживает его по-своему. Уильям заливает его виски, листает старые фотоальбомы и тихо плачет по погибшему сыну, пока никто не видит. К ночи его слезы усыхают, а градус в крови начинает требовать выхода, и он горланит обвинения и проклятия под дверью Дженсена. Тот пытается отсиживаться молча, пытается успокаивать, нарываясь на ощутимые побои. Мать не снимает черного платья и никуда не лезет, страдая в спальне возле дюжины церковных свечей и икон, словно Бог мог бы услышать ее молитвы. В конце концов, Дженсен не выдерживает и уходит из дома, добитый сломанным носом и очередным откровением отца: — Я хотел тобой гордиться! Но лучше бы ты вовсе не рождался!