Debellare superbos

Desine sperare qui hic intras — «оставь надежду, всяк сюда входящий»

Едва ночной поезд прекратил движение, резко дернувшись и отчаянно заскрипев, я подхватил все немногочисленные пожитки и начал понемногу проталкиваться к выходу, где уже нетерпеливо выстроилась длинная очередь из пассажиров. Миновав компанию с детьми, кричавшими похуже дикой нечисти, и группу галдящих азиатских туристов, я продрался сквозь скопление мужиков слегка бандитской наружности и тяжело привалился к стене. В вагонах еще гремели и собирались, заспанные люди носились с чемоданами. Топоча, по коридору бегала ребятня, мешаясь под ногами. Слышались визгливые окрики проводниц. Сумка неприятно оттягивала плечо, пока я проверял громоздкий чемодан, и уследить за всеми вещами сразу было невозможно. Профессиональная подозрительность заставляла меня беспрестанно вертеться и оглядываться. Однако никто из толпы не приближался, посчитав, вероятно, что со мной себе дороже связываться. Скорее всего, изможденное лицо не выспавшегося инквизитора — не то, что хочется видеть с утра в тесном, забитом людьми и нелюдьми пространстве. Это привычка чутко просыпаться от каждого шороха сыграла со мной злую шутку: я провалялся всю ночь, пялясь темноту и дергаясь от стука колес, тогда как мои соседи по купе — флегматичная престарелая пара и студент — спокойно спали всю поездку. Намучившись вдоволь, ближе к пяти утра я просто ненадолго потерял сознание от усталости, и от этого теперь было только хуже. Не глядя, я попытался пригладить отросшие до плеч волосы, наверняка выглядевшие весьма живописно со стороны. Запутавшись пальцами в собственных космах, тихо зашипел, но вовремя прикусил язык: хотелось выплюнуть пару проклятий на клокочущем архидемонском, но я не собирался распугивать женщин с детьми. Моего взгляда, присущего скорее убийце, чем стражу порядка, было достаточно, чтобы толпа рядом рассосалась. Нет — это наконец открыли двери, дохнуло свежестью петербургского утра… Конечно же, я выскочил из поезда одним из первых, чуть не столкнувшись с кем-то. Торопился, чтобы не попасть в толпу. На перроне слетались, встречались и вопили. Я видел обнимающихся родственников, влюбленные парочки… Меня некому было встречать в незнакомом городе, и одиночество по-кошачьи поскреблось в груди. Тут пришлось плотней запахивать кожаную куртку: налетел сильный порыв ветра. Пробрало, и я сцепил зубы, хотел бы обнять, обхватить себя руками, но боялся отпустить ручку чемодана. Показалось, кровь заледенела, и я в замешательстве оглядывался, не видя на лицах других ни малейшего признака этого ужасающего мороза, объявшего меня. Коченея, я сжал кулаки. Застегнул куртку до самого ворота, поспешил к зданию вокзала, отчаянно надеясь, что человек от местного отделения Инквизиции уже там, и меня не бросят одного. Тем более, погода хмурилась, по всем признакам собирался дождь. Ветер вцеплялся в живое, будто голодная псина, и рвал, рвал… Хотелось спрятаться от него хоть где-нибудь, сжаться в углу. Поезд зарычал двигателем, дернулся и громадной, ярко сияющей змеей устремился вперед. Я проводил его взглядом и ускорил шаг. В Петербурге я был впервые и оказался совсем не готов… Но вот я стремительно приближался к Московскому вокзалу, спешно проверяя удостоверение и прочие документы и одновременно пытаясь не уронить раззявившую пасть сумку. Недавно пришла заявка, просили прислать кого-то опытного по обмену в новое, едва образованное отделение в северную столицу России — второе воззвание, первое осталось неотвеченным. Над ними посмеивались. Но я, уже бывший кардинал Будапешта, решился окончательно, ухватился за это предложение с удивительной охотой: мне душно было, противно сидеть за бесконечными бумажками, прятаться в начальническом кабинете. Условия были туманны, мне предлагали поступить на службу сержантом, чтобы не смущать местных, работать в поле. Срок этой рокировки как-то подозрительно не оговаривался, но что-то заставило меня согласиться. Для себя я характеризовал это кратко: «Экстрима, блять, захотелось». Хотелось служить закону, а не отчетам. А еще я знал, что в Петербурге что-то затевается и сюда стягивают силы. Инквизиция до Исхода была подпольной, я еще помнил, каково увиливать от проверок и неудобных вопросов. Пару лет назад человек, утверждавший, что расследует преступления нечисти и против нечисти, оказался бы в дурдоме. Теперь нас если не уважали, то признавали, и полиция с радостью отдала часть полномочий. Людским правительствам Инквизиция не подчинялась, сотрудничала с Адом. Слава Деннице, мы по-прежнему увиливали от политических игрищ людей, потому неожиданный перевод в Россию мне состряпали довольно быстро. Выругавшись сквозь зубы, я сбился с шага: задумался, почти засыпал на ходу. Едва не отпустил сумку; не хотелось бы собирать все разлетевшиеся бумаги при таком ветре. Мне ужасно не везло: с погодой, с дорогой, даже с подло развязавшимися шнурками кроссовок. Кардинал Святой Инквизиции был побежден обычными — даже не черномагическими — «найками», однако смеяться мне не хотелось. Мимо протолкался какой-то уверенный мужичок, за ним протащила чемодан согнутая седая бабка. В здании вокзала было много людей и нечисти — настолько много, что я немного растерялся и запутался в направлениях, хлопал сонными глазами. Они громко переговаривались на разных языках, что амулет-переводчик — простой камушек на шнурке, который я повесил на шею, — не успевал все сканировать и переливать мне в голову. Да я и не пытался за всем уследить, полностью утонув в море звуков. Отвратительная мельтешащая бездна. Неоновые вывески неприятно били по глазам, а справа от меня шумно бранились две продавщицы с горячими и якобы съедобными пирожками. Меня чуть не сбил с ног какой-то особо спешивший парень. Я отодвинулся в сторону, полностью оглушенный и ошарашенный — не привык я к такому оживлению, «в люди» я выбирался редко. Не потеряться бы тут… Опасения уже начинали потихоньку захватывать мою голову, когда я внезапно услышал свое имя. — Янош Кирай? — уточнила вдруг появившаяся возле меня хрупкая девушка. В руке у нее сиял амулет-переводчик, она жестом засинхронила его с моим и бойко проговорила: — Это ведь вы? Здравствуйте! — Д-да, это я! — Я с удивлением обнаружил, как сильно зубы стучат от холода, хотя я уже с пару минут был в помещении. — Доброе утро, — соврал, изображая приветливую улыбку. — Вы ведь… человек? — тем временем неловко осведомилась девушка. — Простите, для нечисти отдельная система регистрации, во-он там, — она указала мне за спину, — рядом с металлоискателем нужно считать ауру… — Человек, не маг. Уровень предрасположенности к магии самый низкий, — отчитался я. — Неужели я так жутко выгляжу после бессонной ночи, что похож на восставшего с того света? — Еще раз извините! — вспыхнула она, но я даже не подумал злиться. — Сначала встречать вас должны были другие инквизиторы, но в последний момент их отозвали на дежурство. Все так внезапно, я немного растеряна… Будьте добры документы, пожалуйста. Я протянул ей бумаги, с неудовольствием отметив негнущиеся пальцы. Некоторое время она тщательно изучала, листала, ни капли не обеспокоенная столпотворением вокруг. — Очень нечасто встретишь у нас обычного человека, — призналась девушка. — Обычно идут в полицию, а нечисть оставляют разбираться с себе подобными… — Я всегда хотел делать что-то хорошее. Для нечисти или для людей — не важно, — признался я, поражаясь, что могу так открыто рассказывать о себе первой встречной. — Так сложилось, что я пошел в Инквизицию. — Ваш дядя ведь был кардиналом? — переспросила девушка. — Сандор Кирай, я вроде бы о нем слышала… Давно. О, понимаю. Надеюсь, нам с вами повезло. Рассматривать ее открыто я опасался, боясь сразу прослыть невежливым. Она была красива: невысокая, худая и черноволосая, с плавными чертами лица, но едва ли я сам бы к ней подошел. Она куталась в черный плащ, тонкие запястья тонули в длинных рукавах; широкополая шляпа кидала тень на бледное лицо. Но я не мог бы назвать ее живой, цепляющей: губы плотно сомкнуты без намека на улыбку, словно она боялась обнажать зубы, а темные глаза казались бесчувственными. Почему-то в мыслях я ассоциировал ее с аккуратным, но хищным зверьком — какой-нибудь лаской. Словно уловив мои мысли, она подняла взгляд. Попытавшись немного улыбнуться, чтобы как-то соответствовать жизнерадостному фото в удостоверении, я явно в этом не преуспел — отчасти из-за чувства, что меня испытывают эти глубокие темные глаза, прощупывают. Она полезла в карман за амулетом, помахала им перед моим лицом и довольно кивнула. Меня несколько запутали бесконечные предосторожности, смутили, но я не стал навязываться и расспрашивать. Обернувшись, девушка, зычно позвала кого-то: — Диман! От неожиданности я поежился. Диманом же оказался среднего роста парнишка с таким жутким бардаком на голове, что даже я почувствовал себя адекватным человеком. Он кивнул девушке и косо глянул на меня. Я заторможено сообразил, что глаза у него какие-то странные, а потом понял, что радужка светится редким ярко-зеленым цветом, какой бывает только у природных ведьм. — И этого упыря нам в сержанты выдали? — тихонько фыркнул Диман. У него не было амулета-переводчика, как у девушки, и он совсем не рассчитывал, что я его пойму. — Я знаю русский, — заметил я, показывая окончательно вырубившийся амулет-переводчик, и тут же постарался выкрутиться: — Родственники из России были. Ложь, наполовину состоящая из правды, легко легла. Удивленно поглядев, девушка убрала свой амулет в сумочку и больше не доставала. Кто-нибудь другой смутился бы и попытался извиниться, а Диман только неопределенно хмыкнул, оценивающе глянул на меня. Я по-прежнему не мог сообразить, что у него: цветовая аномалия или качественные линзы. — Извиняй, друг, ничего плохого не хотел сказать, но тебе надо бы отдохнуть, — он ухмыльнулся, протягивая ладонь для рукопожатия. — Дмитрий Палатов, можно просто Диман. Капрал Инквизиции, ведьмак. И, умоляю, никаких остроумных попыток пошутить. — Да я понял. Меня… Янош зовут. Никогда не видел ведьмаков — читал в книжках. Считалось, ведьмовство только по женской линии передается, а экспериментировать с формулировкой «седьмой сын седьмого сына» мало кто решался в наше-то время. Меня многие предупреждали, что в России — кладезь удивительной нечисти, какую не встретишь более нигде, и отчасти любопытство потянуло меня сюда. — Наша машина возле вокзала, — сказал ведьмак, взмахивая рукой в каком-то неопределенном направлении. — Сейчас немного отогреешься, а то в Питере станет на одну статую больше. Неужели не было прямого рейса из Будапешта?.. — Не было. Сначала до Москвы самолетом, потом поездом… Зато бесплатно, за счет предприятия, — порадовался я, стараясь воодушевиться хоть чем-нибудь. Я уже совершенно не скрывал, что закоченел до смерти и не ощущаю ног в трижды клятых летних кроссовках. Двери закрывались и открывались, подчиняясь людскому потоку, и ветер спокойно гулял по вокзалу. Поэтому я не сразу заметил, как Диман наклонился и подхватил мой обшарпанный чемодан, натужно охнув. — Я и сам могу, — поздновато спохватился, плетясь за ведьмаком и девушкой. — Вот сначала ты перестанешь трястись и синеть, а потом моги что хочешь, — по-простецки пропыхтел Диман. — Ты нам живой нужен просто капец как. Я был слишком уставший и замерзший, чтобы обдумать эту фразу, произнесенную как бы совершенно между прочим, но и тогда пытливый ум инквизитора вцепился в слова и спрятал их поглубже, чтобы потом выудить. Мне, однако, была приятна их забота, искреннее, как казалось, беспокойство, приветливость, с которой меня привечали в сумрачном городе. Машина невнятного серого цвета стояла и правда напротив вокзала, точнехонько под знаком «Не парковаться» с начерченной мелом на капоте руной невидимости, которую Диман украдкой смахнул — и эта груда металлолома проявилась перед нами. С оторопью я понял, что здесь правила не соблюдают так уж трепетно, но и жаловаться не хотелось. Дверца машины подозрительно заскрипела, но не успел я спросить, из какого года они достали это чудовище, как Диман ловко втолкнул меня внутрь. На переднем сидении устроилась девушка, имя которой я как-то совсем забыл узнать. Она сняла шляпу, поправила волосы и с необычайно прямой для обычного человека осанкой терпеливо ждала, пока ведьмак клал вещи в багажник. Наконец он сел на водительское сидение, оглянулся на меня. — Оживаешь? — уточнил Диман. — Правильно, давай, приходи в себя, тебе щас еще с кардиналом знакомиться. Судя по сочувственному тону, мне предстояло то еще удовольствие, но показалось, что начальство здесь уважают — печально улыбнувшись, я подумал, что вряд ли так же обо мне могли отзываться коллеги из Будапешта. Машина неожиданно мягко для такой развалюхи двинулась с места, осторожно выруливая. На зеркале покачивались несколько самодельных амулетов, сбивающих с нас камеры. Этот оживший плод воображения безумного мага как-то неспешно, с улиточной скоростью выползал на дорогу, встраивался в ряд. Из-за мерного покачивания я почти заснул; в голове мутилось. — Кстати, эта задумчивая мадама — Анька, — Диман ненадолго отвлекся от дороги, когда мы встали на красном светофоре, мигавшем цифрами. — Анна, Высший вампир, капитан Инквизиции, — отрезала она. — Дима просто не перерос свою родную деревню и иногда забывает о приличиях. Я не люблю сокращений… Я знал, что в пасмурном Питере селятся целые кланы вампиров, но и не представлял кого-то из них работающим в Инквизиции: из моего опыта казалось, будто вампиры по-прежнему живут парой веков назад, что для бессмертных вовсе не удивительно, и по-аристократически презирают всякую трудную работу. — Сейчас у нас напряженная обстановка, — начала рассказывать Анна, расслабившись. — Мы стараемся не объявлять об этом иностранным отделениям, простите. Прости. Мы можем перейти на «ты»? — я, улыбнувшись, кивнул. — Так вот, растет преступность, на нечисть совершается все больше нападений. Мне говорили, многие отделения сталкивались с подобным… — После Исхода, — вспомнил я. — Тогда нечисть решила, что теперь мир принадлежит им, а люди испугались за свои жизни, вспомнили сказки, кто-то объявил охоту на ведьм. Инквизиция взывала к благоразумию, убеждала, что можно жить в согласии. Не без помощи Ада удалось их примирить… Но почему теперь? — удивился я. — Мне казалось, люди и нечисть нашли общий язык. Прошло два года — не так много, но все-таки… — Мы не знаем. Надеялись, ты сможешь что-нибудь подсказать… Несколько тел находили прямо на улицах: демон, ведьма, несколько оборотней. Связать дела трудно: вряд ли они специально выбирают жертв, режут нечисть… — Они? — чутко переспросил я. — Вы думаете, это какая-то… организация? Смутившись, Анна пожала плечами, и я догадался, что это не официальная версия, а ее собственная, но навязывать ее новичку она стесняется. Вздохнув, она протянула руку, коснулась мерцавших амулетов, перебрала. Золотой блеск, искорки — значит, на удачу… Мне, полусонному, сморенному, казалось, что в машине ведьмака спрятано немножко солнечного света — город за окном был сер и бледен. — Люди не любят тех, кто на них не похож, — тихо сказал я. — Наверное, нужны еще десятилетия, чтобы избавиться от суеверий и привыкнуть… — Суеверие — это креститься вслед демону или натягивать воротник при вампире! — Анна горько усмехнулась, и я угадал что-то личное, потаенное и обидное. — Но не убивать же! Конечно, бытовые ссоры случались, но не в таком количестве! — А я думаю, это маньяк, — встрял Дима. — Что-то ударило в голову, вот он и пошел резать нечисть! У нас в Любани… — Он поглядел на меня и важно, с некоторой гордостью пояснил: — Я оттуда приехал. Вот, там у них был маньяк, он охотился исключительно за блондинками. Но разве они чем-то были плохи? Это ничего не значит. Больной человек… Дальше разговор не склеился, и мы ехали молча. Постояли на мосту, и я, подзуживаемый Анной, выглянул и рассматривал вздыбившиеся статуи лошадей, яростных и живых, таких настоящих, а потом — дома, мелькавшие вокруг, вывески магазинчиков на первых этажах, их пестрые витрины и вместе с тем — древние стены с облупливающейся краской и сказочной лепниной… Не терпя тяжелого молчания, Диман включал радио. Я с удивительным спокойствием прислушивался к переливам старого рока — привыкал к русской речи… Мысли были волнительные, встревоженные. Когда пару лет назад грянул Исход, Последняя Битва, Апокалипсис — как его только не называли, — и человечество наблюдало горящие Небеса и срывающихся сверху ангелов, к нам явились победившие в вечном противостоянии демоны и предложили дружбу. Нечисть тоже вышла из тени. Обычные люди вдруг оказались в меньшинстве, и даже в Инквизиции я нередко чувствовал себя чуть ли не единственным человеком рядом с боевыми магами, ведьмами и прочими. В Будапеште это ощущалось еще не столь остро, а Россия и Петербург в частности были поистине многовидовыми: просто глядя в окно, я везде видел демонские рога, вздымавшиеся над текущей по тротуару толпой… Люди боялись их, хотя это не принято было признавать. Мы ухватились за протянутую руку Ада, предложившего общий мир, вывернувшего для нас свою магию, свою культуру и целый загробный мир, избавив большинство людей от сомнений — а что будет после?.. И не могли мы отказаться, выбора не было: в Исход видели, на что способны демоны, и лучше было с ними не враждовать. Однако слишком долго мы мучили себя страшными сказками… Что сказали бы марсиане, пришедшие с миром, увидев голливудские блокбастеры про пришельцев? Что думали демоны про наши легенды, делавшие из них абсолютное зло?.. Стараясь сейчас не зацикливаться, я, слегка пришедший в себя благодаря врубившему обогрев ведьмаку, сосредоточился на видах города. Куча балкончиков, лепнина, а все дома — невысокие, в пять-шесть этажей максимум. Все это выглядело не так ужасно, если, конечно, не покидать теплый салон. Что-то по-своему очаровательное было в нахмурившемся городе, цепляющее. Но, черт, только конец августа, а уже такой ветер, дождь! Угораздило же меня: в Будапеште было куда теплее. Оставалось надеяться, скоро я привыкну к суровой петербургской погоде… Петербург оказался странным. Тяжелым, монументальным, пропахшим насквозь ржавым железом и водой, бьющейся о набережную. Неспокойный, дерганный, мигающий сотнями огней. Город щерился острыми башенками и резными домами, скалился опасливо, приветствуя меня. И нечто холодное неотвратимо следовало за мной, точно испытывая стойкость… Я бы хотел здесь жить, по правде говоря. Тут все казалось каким-то настоящим, непричесанным… Задумавшись, я не заметил, как мы подъехали. Время пролетело до того момента, когда Диман выбрал свободное место на парковке около невысокого серого здания, ничем не выделявшегося на фоне остальных строений, — разве что, оно казалось поновее, не дышало историей. Шесть этажей, какие-то невнятные узоры на карнизе и под окнами, а сквозь эти окна, если приглядеться, виднелись ажурные занавески. Ведьмак заглушил мотор. Выйдя на улицу, Анна надела шляпу, опасаясь — теперь стало ясно — случайных лучиков солнца, неприятных для всякого вампира. Показалось, я тоже начинаю привыкать к погоде, но холод все еще гнездился в груди. Опять напал, стоило нос показать из теплого салона. Я перевел растерянный взгляд на офис Инквизиции. Хватило совести побороть желание усмехнуться. В Будапеште Инквизиция гнездилась в роскошном офисном здании посреди города, в бизнес-квартале, по соседству с посольством, так что я, ежедневно мотаясь из дома на службу и со службы домой, толком не видел красот старого города, отгородился от них. Здесь же… — Раньше в Северо-Западном округе было не так много отделений, как в центре, — начала Анна лекторским тоном. — Петербург… оказался проблемным. Вся нечисть текла в Россию через город, а многие оставались прямо тут, селились, сливались. После Исхода люди призывали Инквизицию создать отделение и здесь. Пока обживаемся, и тут на нас свалились проблемы с убийствами. В штате одни новички. — Я… — Начал и не довершил. Помолчал. — Я постараюсь хоть чем-то помочь. Уж ясно, работать некому: Диман наверняка едва достиг совершеннолетия, поступил на службу, а вампира привлекли к ежедневной работе на улицах, что вообще-то не соответствует международным требованиям безопасности. И инквизиторов из-за границы зовут на помощь. Однако подсознательно я понимал, что здесь нужны опытные, вышколенные оперативники, цепкие и хваткие, истинные «псы Господни», а я давно стал канцелярской крысой… — Вон там, — Диман указал направо, — гостиница «Октябрьская». Если заблудишься, ориентируйся на нее. Ну… пойдем? Не хочешь помолиться, нет? Я могу до любого храма подбросить. Или ты из тех, кто после Исхода в Бога не верит?.. Я не ответил, пожал плечами, гадая, что там у них за кардинал такой. Обеспокоенно покосившись на своих провожающих и, очевидно, будущих напарников, я пришел к выводу, что мой прежний пост им неизвестен. Это, наверно, к лучшему: начальство позаботилось, чтобы я быстро влился и приступил к работе, не смущая их прошлыми званиями и положениями, не вызывая ни зависти, ни желания подлизаться… Бодро — в силу своих возможностей — улыбнувшись, я схватился за дверную ручку. Та легко поддалась, и я едва не ввалился внутрь. Вышло бы неловко, думаю, но первый шаг был сделан, и именно теперь, а не на вокзале, когда Анна тщательно проверила документы, я почувствовал себя петербургским инквизитором. Офис был светлый, пах новой краской — около восьми часов тут проработаешь, и архангелов златокрылых увидишь, уж точно, — и вообще казался необжитым. Маги могли бы разглагольствовать про неправильную ауру, мне же офис казался банально пустым. Пройдя приемное отделение, я попал в рабочую зону. Просторная комната с рабочими столами по периметру. Компьютеры оказались дешевенькими, столы завалены бумагами, в которых чисто теоретически мог затеряться среднего размера вервольф. Сразу не сориентировавшись, я нашел дверь в кабинет кардинала только благодаря указанию Димана. Таблички еще не было. Из-за этой двери только что выскочил мужик волковатого вида, обросший, желтоглазый. Готов поклясться, будь он в зверином облике, поджал бы хвост от того рыка, который донесся ему вслед. Оборотень, вжимая голову в плечи, поспешил к выходу, сталкиваясь с некоторыми инквизиторами, но те вежливо отмахивались от его дребезжащих извинений. Куда большее внимание привлек я, прошмыгнувший к двери, чем оборотень — значит, явление нередкое. — Кардинал же… человек? — оторопело поинтересовался я, пытаясь сопоставить рык и образ, который мне рисовало воображение. Всеволод Огнев, пятьдесят лет примерно, фото в базе пока не было — только назначили на пост, но там было крупным таким шрифтом написано: «Человек». Я вдруг понял, что повторяю вопрос Анны, который она задала на вокзале. — Человек, человек, — успокоил ведьмак. — Охуенный мужик, только нервный немножко, но строгий. А Леху он гоняет для вида. — Леха — это?.. — вопросительно повторил я. — Это наша местная катастрофа. Провалы в памяти, сбой в облике вне зависимости от фазы Луны. Куча заявлений от соседей: воет ночами, понимаешь ли. — Пьет? — В том-то и дело, что нет. Решив оставить несчастного вервольфа в покое, я вернулся к более насущной проблеме. Осторожно постучав в дверь и получив грозное: «Войдите!», я опасливо сунулся внутрь; кардинал точно не отошел от стычки с проблемным Лехой, потому меня встретили сурово. Судя по возне сзади, ведьмак пытался слинять, но Анна решительно его отловила. Кабинет все еще обустраивался, и мне понадобилось еще лучше продрать глаза, чтобы не споткнуться о какую-нибудь коробку. В относительно человеческом состоянии находился только большой рабочий стол, где Огнев раскладывал документы в папках, канцелярию, какие-то записки. Я заметил полку с книгами, названия на корешках не поддавались расшифровке. Осторожно отдал честь. — Здравствуйте, — невнятно произнес я. — Вам наверняка обо мне докладывали. Венгерское отделение, прибыл по вашей просьбе по обмену… — Я покосился на ведьмака и вампиршу и добавил: — Сержант Кирай. Огнев оказался высоким и худым, по виду привычным больше к работе оперативника и рысканью по улицам, чем к скучному просиживанию стула в кабинете кардинала. Короткие темные волосы, тронутые сединой на висках, черты лица резкие, будто бы из дерева вырубленные, а глаза темные, темней цветных линз Анны, скрывавших алую радужку. Совсем рядом с глазом, вниз по щеке проходил глубокий старый шрам. Учитывая всю магическую и человеческую медицину, я побоялся представить, кто нанес эту рану. Он отчасти напоминал Сандора Кирая — стать и уверенность были те же. Сместив на меня взгляд, Огнев наконец оторвался от бумаг. Он слегка улыбнулся. Неловко дернувшись в ответ, я заметил арбалет в одной из коробок рядом со столом. Оружие без вычурной резьбы или чего-то такого — настоящий, боевой. Да, эта улыбка напоминала мне выстрел куда-нибудь под лопатку — чтоб побольней. Огнев вряд ли желал мне зла, просто изучал. Похож он был на свой арбалет — взведенный, но спокойно дожидающийся чего-то. — Как дорога? — вежливо спросил он. — Ночной поезд… Наверно, вам нужно отдохнуть, однако похвально, что вы сразу же решили прибыть на работу. — Чудесно себя чувствую, — твердо заявил я. Ответом мне стала одна усмешка; врать ему было бесполезно. — Благодарю за теплый прием. Порывшись в выдвинутом ящике, он выложил на стол папку — вроде бы со стандартной инквизиторской присягой, но я ее уже приносил, так что просто быстрым росчерком подмахнул документ о приеме на службу. Когда-то давно требовалось капнуть немного крови на бумагу, но теперь традиции стирались. — Вот лицензия на оружие. Здесь страховка… — Мне в руки сунули заламинированные бумажки. — Вот табельное! — Заранее приготовленное, его Огнев выудил из того же ящика. Я едва успел подхватить новенький пистолет. ПМ, как я и думал. Отлично помнилось, что мне еще мне полагалось личное оружие на выбор: кто-то изощрялся и ходил с мечом на средневековый манер, у меня в Венгрии был один такой подчиненный, мнивший себя рыцарем, но лично я бы предпочел пару недлинных ножей. — А амулеты? — ненавязчиво уточнил я, рассматривая пистолет, взвешивая в руке. — По уставу… — Я прекрасно знаю, что там по уставу, — отмахнулся Огнев. — Однако сейчас вся Инквизиция на взводе из-за уличных нападений… Надеюсь, вас успели ввести в курс дела? Отлично. Амулеты мы выдаем патрульным, чтобы они смогли защититься в случае чего. У вас Палатов есть — он сам может зарядить простенький амулет, а ресурсов не хватает. Подавив раздосадованный вздох, я кивнул и поглядел внимательно на Димана, выглядящего сущим мальчишкой — я и сам был молод, однако ведьмак выглядел так, будто недавно окончил школу. Но ради собственной шкуры работается только лучше всегда — это я знал. — Должно быть, вы ожидали совсем другого, когда сюда ехали, — предположил Огнев со сдержанной горечью. Стальная маска ненадолго сдвинулась, позволяя взглянуть на усталого, умаянного волнениями человека, и я вспомнил себя кардиналом в первое время, когда не знал, за что хвататься, — а ведь в Будапеште все было спокойно как на кладбище. — Ничего, я понимаю! — не кривя душой, заявил я. — Я здесь, чтобы помочь со всем справиться, можете рассчитывать на меня, кардинал Огнев! — Поздравляю с назначением на пост, сержант, — Огнев быстро пожал мне руку, но радости в его голосе я не уловил. Пока я торопливо крепил кобуру на пояс и засовывал документы в наплечную сумку, Анна неуловимым для глаза обычного человека движением наклонилась к кардиналу и торопливо зашептала ему на ухо. Из ее реплики я ничего не услышал, но и Огнев не показался слишком обеспокоенным. — Вольно, сержант, — задумчиво выдал Огнев. — Можете идти. Дмитрий, проведите экскурсию, введите в курс дела. Поселите… у себя поселите. Не решаясь протестовать, ведьмак просто застонал вполголоса. — У меня ж не общежитие, — все-таки не сдержался он. — У нас тоже. Имущество инквизиторов отчасти принадлежит организации. Вы присягу-то читали, Палатов? — раздражаясь, огрызнулся Огнев. Проворчав что-то нечленораздельное, Диман уставился в пол. Видимо, правда читал кое-как и на уроки в инквизиторскую академию не ходил. — Для начала поживете у Палатова, Кирай, — настойчиво сказал кардинал. — У нас сейчас некоторые проблемы с общежитием, финансирование урезали, все брошено на усиление ночных патрулей. Потом сообразим, что с вами делать, сержант. Вышел из кабинета я в запутанных чувствах. С одной стороны, Огнев показался человеком, достойным уважения, и не он желал мне зла, не стал бы выдумывать глупых и ненужных испытаний для инквизитора по обмену, но обстоятельства играли сами, запутанно ходила судьба. Оглянувшись, когда Анна прикрывала дверь, я успел заметить, как Огнев обеспокоенно набирает какой-то номер на телефоне. Что у них там происходит? — Обычные будни Инквизиции, — с готовностью откликнулся Диман. — Ведь мы только начинаем работать, у вас, в Венгрии, конечно, все приличнее. Я запоздало сообразил, что высказал последнюю фразу вслух, а потом сразу застыдился, что заставляю их оправдываться, и бормотал какие-то извинения, уверяя, что офис очень уютен, что буду рад работать с ними — Анна с Диманом были хорошие, верные своему делу нелюди, это я почувствовал сразу. Ведьмак тоже вытащил мобильник и торопливо набирал текст сообщения. Судя по перекошенному лицу и частому стуку ногтей по экрану, он был немного зол, но я предпочел не лезть к нему в душу. Стеснять напарника я не хотел, сам трепетно относящийся к личному пространству. — Я мог бы поехать в гостиницу, но надолго моих командировочных не хватит, — сказал я. — Так неудобно получилось… — Кардинал же обещал что-нибудь придумать! — с надеждой напомнил Диман. — А пока поселишься у меня на диване, вещей, я смотрю, у тебя немного… В сообщениях он как раз с кем-то договаривался, и я догадался, что с ним еще живет девушка, и дело стало куда более мучительным и смущающим. — Ты кардиналу понравился, — между делом сказала Анна, очаровательно подмигнув мне. — Правда? Как-то не очень заметно… — Ты еще жив — значит, понравился, — пошутила она. — Нет, я честно говорю! Кардинал любит тех, кто относится к работе серьезно, он сам из таких. Диман по-прежнему был поглощен спором, строчил, а вампирша остановилась у кофейного аппарата и скормила ему несколько монет, получив взамен пластиковый стаканчик с самым обычным кофе, а не со второй положительной, например, как можно было ожидать. Поразмыслив, я тоже вытащил кошелек и вскоре схватился за горячий стакан с черным кофе без сахара. Напиток обжигал, и холод стал отступать. — О, сказал бы сразу, что любишь кофе, я бы тебя угостила, — тепло улыбнулась Анна. — Вообще-то я обычно предпочитаю морс или сок, но сегодня такое настроение… — На вкус лучше крови? — из любопытства спросил я. — Конечно! Была бы моя воля, я бы ее не пила, — погрустнела она. — Она нужна, чтобы существовать, энергия… Да ты и сам знаешь. Правда, кофе тут все равно дешевый, а в столовую — она в здании через дорогу — соваться не советую. Этого даже нечисть не выдержит. Удивительно, как легко она называла себя так. Впрочем, ведь и любой человек не обиделся бы, напомни ему о его принадлежности к виду homo sapiens, и я немного оттаял, перестав сдерживать себя, боясь сказать какое-нибудь неосторожное слово и обидеть коллег. Ведьмак тем временем издал кровожадный рык, едва не выронил мобильник, а его собственный амулет, висевший на шее, тревожно замерцал, ловя магическую активность. Спохватившись, Диман закрыл глаза, пытаясь успокоиться и, видимо, считая до десяти. Амулет потух, никто и слова не сказал. Скорее всего, тут подобное случалось часто; это объясняло и то, что встреченные мной инквизиторы, вовсе не носили амулетов в офисе. — Так, — ведьмак пришел в себя. — Янош, если в квартиру явится ненормальная фурия и будет плеваться ядом и орать, ты ее не убивай. Просто по голове приложи немножко. В поисках поддержки я оглянулся на Анну, но та была поглощена кофейным аппаратом: нажимала какие-то кнопки, регулируя количество сахара и насвистывая какую-то мелодию. — Твоя девушка? — спросил очевидное я. — Упаси Астарот, — вздрогнул Диман. — Невеста. Ведьма та еще — и это я в прямом смысле. Так что к двери подходишь только с амулетами… Да расслабься! Не оставлю я тебя на улице, иначе меня Огнев расстреляет. Вспомнив внушительный арбалет кардинала, я улыбнулся. Жил Диман в съемной двушке неподалеку, так что до работы можно было доехать на автобусе. Как мне прямо заявил ведьмак, он не таксист и возит меня исключительно в первый день, а я и не настаивал, ведь передвигаться на его машине, поддерживаемой исключительно амулетами, можно было только на свой страх и риск. Водил Дима аккуратно, очень даже прилично, но я не отваживался спросить его о правах. Что-то подсказывало мне, что их у ведьмака нет. Квартира, правда, оказалась лучше, чем я предполагал. Жил он пока один, снимал, а еще делал для старой хозяйки амулеты, что заметно снизило плату; иногда к нему наезжала невеста и пыталась что-то переделать в квартире на свой женский взгляд. Влюбленные ссорились, обменивались парой проклятий, а потом мирились — оставалось надеяться, не на том самом диванчике в гостиной, где предстояло ютиться мне. — Комнаты две, гостиная и спальня, ты в мою один лучше не лезь, — рассказывал Диман. — Ничего личного, просто там пиздец какой-то с амулетами, сам несколько раз ночью просыпаюсь и слежу, чтоб ничего не сдетонировало или портал в Преисподнюю не открылся. — А ты можешь? — из вежливости заинтересовался я. — При о-очень, очень большом желании… Только огребу серьезный штраф: Аду вовсе не нужны экскурсанты. Но это не от меня зависит, магия тут дикая совершенно! — воскликнул Дима. — Место такое, город же на бывшем болоте стоит, к тому же, при строительстве столько погибло, революции, блокада… вот и природные силы путаются. Ты сам почувствовал, когда приехал. — Холод — это природная магия проявляется? — удивился я. Хмыкнув, ведьмак снова на меня внимательно поглядел, пожал плечами и снова повторил, что петербургская магия непривычная, он, приезжий, тоже до конца не свыкся — до сих пор мучился, переплетал заклинаньица для амулетов десять, а то и двадцать раз. Изнанка мира, по его словам, была такой вырвиглазной и дикой, что лучше на нее не заглядываться подолгу. Мне отдали гостиную с диваном, небольшим плазменным телевизором и неплохим видом на окрестные дома. Решив разобрать вещи потом, я обессиленно упал на диван, откинулся на мягкую спинку. Голова была совершенно пустая, мне чудилось, что все это происходит не здесь и не со мной. Я кинул взгляд на часы и с изумлением обнаружил, что уже давно перевалило за полдень. Ясно теперь, почему меня так сморило. Хотел приключений себе, так получай. Полный город нечисти, постоянно сбоящая магия и крохотный штат Инквизиции, который занимается в основном воющими по ночам вервольфами, а должен распутать дело с неведомым то ли культом, то ли маньяком… Я вспомнил свои отчеты, тепло кардинальской квартиры, совещания, улыбчивую секретаршу… Достал телефон, на который так и не купил новую сим-карту, и понял, что она, конечно, не звонила. — Остались родственники в Будапеште? — спросил Диман. — Нет, я сирота… Был дядя, но он умер незадолго до Исхода, — едва ворочая языком, сказал я. — Секретарша Илонка — хорошая девушка… Но мы с ней попрощались, она, может, и не вспомнит обо мне никогда. Служебный роман, ничего серьезного. Да, мы очень вежливо расстались… — Поспи, — посоветовал ведьмак, — а я съезжу кое-куда, там свидетелей опросить… Ключи запасные на тумбочке, бери, не стесняйся! Нацепив кеды, он с развязанными шнурками выбежал из квартиры. Автоматически я включил телевизор, и на экране быстрой скороговоркой забормотала телеведущая. Я особо не прислушивался, полностью поглощенный своими размышлениями о причине тех или иных поступков. В конце же концов удалось прийти к мысли, что я просто устал сидеть в кабинете и наблюдать. Со временем начинаешь ценить даже ночные дежурства, которые в самом начале службы ненавидел. А тот факт, что процент преступности нашего профиля резко упал, меня некоторое время радовал, пока не пришло осознание: Инквизиции банально нечем заняться. Зато тут работы — просто завались! Что, вспомнить молодость, что ли?.. Удостоверение (то самое, в котором я вовсю улыбался, а глаза были нормального серого, а не красного цвета) сообщало, что мне всего двадцать пять. А было ощущение, что прошло лет сто с Исхода, там вертеться пришлось, но с предстоящей теперь работой не сравнится… Девушка из телевизора продолжала улыбаться, надиктовывая какой-то текст на камеру. Говорила она как раз про убийства в городе, но скоро сюжет кончился, когда моя усталая голова переварила сказанное. Я прислушался, но уловил уже что-то про вооруженные столкновения в Африке, которая все еще не мирилась с Исходом, потом новости резко переключились на Россию. Прежде чем меня окончательно сморило, уловил из телевизора что-то о новой конференции с Адом, показали мельком Люцифера, неотличимого от человека, молодого и бледного, с косой черных блестящих волос, а рядом с ним еще какую-то ершистую фигуру с лохматыми крыльями, но… Но я уже счастливо уснул, просто разом выпав из реальности, как и мечтал. Без мыслей и без проблем я мог обойтись только в глубоком сне. Именно из-за этого показалось, будто я прилег буквально на пару секунд, однако отдохнувшее тело, быстро взметнувшееся с дивана, разубедило меня в этом, как и темнота за окном, разбавляемая только редкими и маленькими огоньками. Я замер на месте, пытаясь сообразить, почему я так резко проснулся и где это я оказался. Закипела злость: и кто меня потревожил, зачем, если я так сладко спал? В соседней комнате громко и со вкусом матерился ведьмак, срываясь с русского на шипяще-грохочущий язык Преисподней. Стены слегка дрожали от такого количества ругательств из другого мира. Толком не понимая происходящего, я решил рискнуть и нарушить условие, которое Диман поставил днем, и осторожно прокрался к его комнате. Дверь была распахнута настежь. — Что там? Ведьмак словно только сейчас вспомнил о моем присутствии в его квартире. Удивительный человек, на самом деле, очень… увлекающийся — в нем я уже чувствовал провинциальную открытость и душевность, потому думал, что мы сойдемся. — О, точно! — обрадовался он. — Короче, у нас вызов, объясню по ходу, сейчас собирают всех свободных инквизиторов — прости, конечно, что совсем не дали поспать. Собирайся, ты тоже едешь! — Прямо сейчас? Ночью? — Я удивленно следил за тем, как он рыскает по комнате в поисках джинсов, и отвернулся, когда ведьмак стал вытряхиваться из домашнего. — Я думал, дежурные… В тот же момент снова зазвонил телефон, взвыв на высокой ноте — он-то меня и разбудил, я узнал рингтон. Справляясь с пуговицами рубашки, ведьмак принял звонок, и даже я услышал голос Анны в телефоне. Вампирша пыталась втолковать нечто безмерно важное, но общий смысл был весьма туманен. По итогу я понял, что кого-то убили, причем убили магией, зверски, и это требовало немедленного участия Инквизиции, но по-прежнему не объясняло, зачем понадобилось дергать именно нас в столь поздний час. — Приезжайте сюда, сами поймете, — голос Анны дрожал, как она ни пыталась это скрыть. — Только быстрее! Это наши дежурные! Они напали на Инквизицию! Звонок оборвался, мы оторопело уставились на замолкший телефон. Первым себя в руки взял, к моему удивлению, именно ведьмак, который отнюдь не казался теперь мальчишкой, школьником, а собрался и грозно, зло блеснул глазами, тяжело вздохнув. — Блядь, подумать только… — выдавил он. — Это слишком. Никогда раньше они не покушались на наших. Быстрее собирайся, выезжаем. Не увижу тебя в человеческом виде около двери через несколько минут — побежишь своими ножками. Все ясно? Мне не нужно было повторять.