Totum revolutum — «полный сумбур»
Я сам не заметил, как жизнь стала потихоньку налаживаться. Дни текли неспешно, погода стояла теплая, и мне очень жаль было, что слоняться по улицам в одиночку пока не разрешали, а сопроводить меня было некому: и Дима, и его невеста пропадали на работе. А я, чувствуя себя последним лентяем и трутнем, отдыхал на больничном, ничего не делал — и это было по-настоящему страшно. Руки чесались чем-нибудь заняться, кроме чтения новостей и сотого возвращения к воспоминаниям о своем первом ночном выезде, едва не закончившимся трагедией… А еще в дом продолжал наведываться врач, но и он был скучен. Осматривал мою ауру, цокал языком и качал головой, однако не задал ни единого вопроса. Может быть, он чувствовал рядом присутствие одного деятельного духа? Поначалу я думал, что сосуществовать с мертвым будет труднее, но Влад оказался на редкость удобен: он исчезал, когда мы были не одни, ничего от меня не требовал, а с холодком, окружающим духа, я успел свыкнуться. Димка часто удивлялся, почему я ношу дома рубашку с длинным рукавом, а не футболку, ведь погода за окном была по-настоящему летней, но ведьмак не требовал многого от человека, которого били по голове. А еще я изрядно перестраховался: опасаясь инстинктов духа, очертил вокруг дивана меловой круг. Втайне от Димана я разбрасывал плашки с рунами в нужном порядке и беспробудно спал целую ночь; я ненавидел оставаться беспомощным, пусть и сознавал, что превращаюсь в параноика. Влад посмеялся, пожал плечами, но не обиделся, когда обнаружил эту небольшую самодеятельность. Но это не разгоняло странные видения, рождавшиеся в моей голове, не помогало избавиться от навязчивого тревожного чувства, еще сохранявшегося на душе, когда я пробуждался мутным петербургским утром. Я не знал, было ли то прошлое или будущее, и, сказать честно, вовсе не хотел в этом разбираться, щадя свои нервы. «Иногда легче оставаться простым человеком» — этот девиз сопровождал меня по жизни. И мне нужны были светлая голова и способность трезво мыслить — я скоро выходил на работу и пользовался последними днями спокойствия. Когда в твоей (вернее, совсем не твоей) квартире появляется дух с явными психическими отклонениями, — как еще объяснить потребность вечно лезть с советами в любое дело? — жить становится гораздо веселей. Влад носился вокруг, жадно стараясь жить в мире людей, и имел нездоровое чувство юмора и тягу к любому делу, к которому можно было употребить слово «опасно». Изредка это казалось даже забавным, но большую часть времени я следил, как бы Влад случайно не снес половину квартала — я скоро понял, что криво, как подбитые бомбардировщики, летающие сахарницы были лишь началом. Натренировавшись с простеньким телекинезом, облегчавшим ему жизнь на Земле, Влад как-то расслабился и стал хвастаться мне, показывая начальные связки Высших боевых заклинаний. Его по-ребячески веселил мой ужас. Утром воскресенья я сидел за столом на кухне, примостившись буквально на краю и уступив все место оставленным ведьмаком книгам и склянкам, пытался одновременно мониторить последние новости с компьютера Димана и дозвониться до офиса и намекнуть Огневу, что завтра приду на работу в любом случае. Кардинал, по всей видимости, был занят чем-то, и я пока слушал мерные гудки. Клавиши старенького ноутбука заедали, буквы не пропечатывались, да и сами они стерлись от многократных нажатий, так что я путался и с нетерпением ударял по одной несколько раз. Работа шла медленно. Так еще и Войцек объявился и внимательно разглядывал один из брошенных Диманом амулетов. Будь я чуть меньше занят, обязательно расспросил бы Влада, за чем он так пристально наблюдает в ворохе хлама (точно там могло бы нечто живое — пробрало мурашками!), но… — Кирай, ты чего не отдыхаешь? — внезапно ожила трубка стационарного телефона, неудобно зажатая плечом. — Вот ведь неугомонный… Да я знаю, что это ты! Кто еще может звонить из дома Димки, если сам он пошел патрулировать? — Мы знакомы? — оробев, спросил я. — Еще нет. Но я видела твое личное дело и помогала поддерживать в тебе жизнь, когда ты захлебывался кровью, — протянул веселый девичий голос. — Ты интересный экземпляр, если не погиб от таких серьезных ран, а теперь еще и рвешься на службу. Не иначе как понравилось на грани жизни и смерти? Я вспомнил человека с волчьими глазами, почувствовал ледяной холод внутри. Будто я замерзал, покрывался толстой коркой. Покосившись на стоявшего рядом Влада, я не застал его ни за чем преступным: он читал книгу, лениво перелистывая страницы короткими взмахами указательного пальца. Его поза показалась мне какой-то искусственной, неловкой; он стоял, точно манекен в витрине, но не как живой. — Вижу, заставила тебя задуматься, — довольно поддел голос в трубке. Хотя я долго молчал, она не отключилась — видимо, я завоевал любопытство неизвестной собеседницы. Поразмыслив, я подумал, что к телефону подошла секретарша Огнева — правда, в прошлый раз я ее не видел, и это невольно настораживало. Девичий голос казался заспанным, но все равно часто трещащим, звонким — похоже, она сильно уставала на этой работе (инквизиторы теперь выходили каждые сутки), но не обозлилась, что я беспутно отнимал ее время. — Что ты хотел-то? — спросила собеседница, судя по всему, широко зевая. — Огнева сейчас нет на месте, у него совещание по Скайпу, но за ним не пойду. Он тогда и меня заодно четвертует. Ее слова настигли меня как-то с опозданием — я внимательно вычитывал текст на экране, который наконец смог выбить из этой кучи хлама. Как любой инквизитор, я имел доступ к архивам, и хотя далеко не все инциденты туда заносились в угоду гладкой статистике, рост преступности все равно поражал. По сравнению с Будапештом, в котором я привык работать, Петербург и впрямь представлялся тем еще загнившим местечком. Мне не хотелось портить впечатление о городе, поразившем меня в первый день, так что я напомнил себе, что население Петербурга где-то в пять раз больше… — Ты еще там? — с сомнением протянула секретарша. — Да-да, я отвлекся. Прости. Он еще не пришел? Нужно было торопливо перестраиваться на разговор с ней. Тут пришлось столкнуться с иной трудностью: имени я, конечно, не спросил, а она не спешила знакомиться, точно играя в какую-то непонятную мне игру. А мое воспитание не позволяло и дальше общаться с ней на уровне «эй, ты». Мне стало ужасно неловко. Влад помахал призрачной рукой у моего носа, обжигая легким холодком, и потребовал читать по губам. «Эта красавица все для нас сделает, надо правильно попросить!» Я нахмурился. — Что ж, выходит, в каком-то смысле я обязан тебе жизнью! Будет здорово, если ты еще раз меня выручишь. Уверен, Огнев вовсе не такой зверь, а мне нужно срочно уладить вопрос о больничном. С меня коробка лучших конфет! — повторил я за Владом, может быть, слишком скованно. Девушка фыркнула сначала недоверчиво, потом — вроде бы кокетливо: — Что это, подкуп? Так и знала, что придется идти. Ладно… Конфет не надо: вы, мужчины, их выбирать не умеете. Шоколадки лучше тащи. — Идет, — легко согласился я, заодно запоминая стимул самостоятельно прогуляться до ближайшего магазина. Моя собеседница (я на всякий случай быстро начеркал на подвернувшейся под руку салфетке: «Узнать уже имя») рассмеялась, и я услышал дробный стук каблуков — и впрямь к Огневу куда-то пошла. Я замер в ожидании. — Почему красавица-то? — понизив голос, спросил я у Влада. — А других в секретарши не берут, — усмехнулся он. Я задумался, мог ли Влад знать об Илонке из Будапешта и мог ли я проговориться о ней, пока был без сознания, но эта мысль занимала меня недолго. Да и какое ему дело до бывших секретарш? — Огнев — совсем не такой человек, — я не смог не заступиться за начальника и тут же смутился своего порыва. Мы не были близко знакомы, но уже по первому впечатлению я предполагал, что зубоскальства Влада пусты и безосновательны. — Никогда не суди по паре дней знакомства. Ты не знаешь ни Огнева, ни меня, — поучительно произнес Влад. — Люди носят маски. Постоянно. Не позволяй им запутать тебя и обмануться строгим видом или беззаботной болтовней… Ты слишком взрослый, чтобы я объяснял тебе простые вещи. — Я ничего о тебе не знаю, потому что ты молчишь! — не стерпев, воскликнул я. — А Огнев был честен со мной в тот день, когда меня ранили… — Чуть не убили, — настойчиво поправил Влад. И замолчал. Я хотел продолжить спор, но понял, что ничего не добьюсь этими словами, приходившими мне в голову, и сохранил их при себе. Гораздо интереснее было наблюдать за сосредоточенным Владом, взмахивающим вытянутой рукой над столом. Повинуясь движениям его пальцев, все расползалось в разные стороны: по-змеиному извиваясь, ползли нитки, шуршали травы, перекатывались цветные пуговицы и обломки из пластиков для аквариума, которые ведьмак сегодня собирался зачаровывать, но не успел. В конце концов точно посередине остался один, уже заряженный амулет. Влад критически осмотрел блестящий камушек. — Ебанет. — Чего? — оторопел я. — Амулет, говорю, ебанет, — терпеливо повторил Влад. — Кто ж так работает, а? — Дима — хороший ведьмак, — вступился за боевого товарища я, хотя в голосе наверняка зазвучало сомнение. Недавние слова Влада заставили меня задуматься. Этот амулет, судя по слабому красному сиянию, был боевым, а мнение Высшего мага, привыкшего, играясь, обращаться со смертоносными силами, тут лишним не считалось. — Янош, ты с кем там разговариваешь? — подозрительно раздалось из телефонной трубки. — Здравствуй. Услышав сипловатый, усталый и прокуренный, но уверенный голос Огнева, я едва не вздрогнул. А я про него слегка забыл, переключился на неправильные амулеты ведьмака. А ведь со стороны наверняка выглядело, будто бы я говорю сам с собой, — услышать голос духа кардинал бы не смог. Мне не хотелось прослыть безумцем. — Да это я так, размышления вслух, — я попытался быть как можно более убедительным. — Думается лучше, глупая привычка. Извините. При телефонных разговорах вошло в привычку напрягать слух, и лишь поэтому я услышал тихий вздох Огнева — значит, не поверил. Да любой бы не поверил, чего уж там, но я почувствовал благодарность, что он развивать эту тему он не стал. Каждый из нас имел право на секрет, на скрывающую самые сокровенные тайны маску. — Работать, значит, хочешь? — переспросил кардинал, когда я изложил ему просьбу. — Трудоголик, да? Посидел бы еще немного, подлечился, чтоб нам всем спокойней было. — Его голос прозвучал странно заботливо. — Правда, мне не нужно, чтобы кто-то погиб на дежурстве. Я отвечаю за каждого из вас, — твердо напомнил Огнев. О да, мне было как раз спокойно, как он и сказал. Очень-очень спокойно. А еще создавалось впечатление, что кардинал нарочно хочет держать меня как можно дальше от подозрительной работы, связанной с нападениями на нечисть, но я был не такой дурак, чтобы озвучивать. Если и придется узнать причину всех этих недоговорок, то надо действовать тайно. — Нет, спасибо, но я уже достаточно отдохнул, да и дел много, — я специально выделил эти слова, потому что знал: работы у питерской Инквизиции хватит сейчас на целый год, а то и на несколько. — Я же вижу, какой Дима измотанный домой приходит, не могу оставаться в стороне, ему нужен второй напарник, они с Аней не справятся… Положи амулет! — Что? Оставалось надеяться, последней фразы кардинал не услышал — я быстро прикрыл динамик ладонью. Впрочем, меня недавно серьезно ранили, так что ничего страшного с точки зрения Огнева не должно было произойти — ну, помутился у бедного парня рассудок… Отговорка становилась на редкость удобной и привычной, способной сгладить все странности, порожденные Владом. А еще крыша определенно поехала у Войцека, осторожно поднимающего над столешницей тот самый подозрительный амулет. Он едва оторвался от столешницы, словно бы весил тонну, но мне уже казалось, будто воздух начал сгущаться в преддверии взрыва. Я замер — можно было выхватить амулет, но и лишних пальцев не было. — Сержант, а ну доложите, что у вас происходит! — потребовал Огнев. — Да ничего, это у меня так… фильм включен, — выкрутился я, не отрывая взгляда от амулета. — Так вы согласны с тем, что завтра я приду на работу? Пожалуйста! Я здесь, чтобы быть полезным! Мелькнула мысль, что ответ кардинала может быть последним, что я услышу в мире людей. Я сгреб со стола телефон и медленно отступал на безопасное расстояние от Влада, пока спиной не вжался в стену. Провод натянулся, дрожа, и вот-вот должен был вылететь из розетки. — Приходи, что ж с тобой делать, — с досадой ответил Огнев. — Иначе ведь не отвяжешься, еще жалобу своим накатаешь… Я едва не рассмеялся. Влад внимательно рассматривал амулет, заставляя его медленно поворачиваться то одним боком, то другим. — Завтра в семь будь на месте, — добавил кардинал. — И чтоб без опозданий. Я пробормотал какие-то бессвязные благодарности и торопливо выключил телефон. Как раз сейчас что-то начинало идти не так, — удивительно легко, с чего бы? — и камень замерцал угрожающим красным. Не знаю, каким образом, но я секунда в секунду успел рухнуть на пол, когда магическая волна пронеслась там, где только что была моя многострадальная голова. Застонал воздух, и вовсе не стоило представлять, что могла натворить эта сила, не заметь ошибку Влад. Я вжимался в холодный ламинат. Некоторое время я не двигался, опасаясь остаточного колдовства. И как бы ни был Влад прав, он вполне мог взять неоконченный вариант, оставленный из-за спешки. Дух же спокойно рискнул моей жизнью и жизнью соседей, ведь это так повезло, что заряд боевой магии оказался слабым. Но, как и следовало ожидать, Влад стоял на том же месте, ничуть не изменившись, хотя от нормального — живого — человека остались бы ошметки. — То, что мертво, умереть не может, — попытался пошутить Влад. Наверное, до него слишком медленно доходило, что он сейчас сделал. О, Денница, он мог аккуратно выкинуть его, а не расковыривать взрывную магию! Внутри все заныло от ярости. — То, что мертво, вполне может сдохнуть снова, если сейчас же не съебется отсюда! — недружелюбно рявкнул я. — Черт… Извини. Ты мог бы уйти? Мне надо подумать в тишине. Хотя бы недолго. И не делай так никогда… Конечно, глупо было винить Влада в неосторожности — он не боялся смерти: ни своей, ни чужой. Но я вот как раз собирался задержаться в этом мире чуть подольше, и поэтому нам стоило кое-что прояснить.***
Мне сказали не бродить одному, и я покорно сидел дома, хотя и понимал, что ничего страшного не случится, если я выгляну. Никто даже не узнал бы — так почему я прилежно просидел дома полную неделю?.. Влад авторитетно заявил, что это называется синдромом отличника и ехидно спросил, уж не окончил ли я инквизиторскую академию с красным дипломом… Я гордо смолчал. Все так и было. Я собирался, точно на похороны. Вытащил из чемодана светлую рубашку в синюю клетку, джинсы… Я сильно расстроился, заметив, что одежда залежалась и выглядит мятой, даже подумывал взяться за утюг, но пересилило нетерпение: я не хотел терять ни минуты. Город звал. Я чувствовал, что зовет. Может, я действительно сходил с ума. Улицы Петербурга встретили меня радушно, как потерянного сына. Поначалу, выплутав из тихого дворика, я остановился на перекрестье улиц, жадно дыша, никак не зная, в какую сторону отправиться. Все направления манили меня. Я был оглушен свободой: неделю я провел в ведьмачьей квартирке и соскучился по этому ветру. Тот, что залетал в открытое окно, был совсем другим, необъяснимо отличным! Этот же жадно сбил меня с ног и взлохматил волосы. Я рассмеялся, вынудив обернуться какую-то парочку, идущую передо мной. Двое молодых демонов посмотрели на меня удивленно, но продолжили путь, тут же забыв, погрузившись друг в друга и в их легкий влюбленный разговор, обрывки которого долетали до меня. — Наконец-то вырвался, — добродушно буркнул Влад, появляясь у меня за спиной. — Это правильно, нечего быть паинькой. Я еще слегка злился на произошедшее с амулетом, но прогулка сделала меня таким счастливым, что я забыл обо всем. Брел куда глаза глядят, осматривал разноцветные витрины магазинов и разнообразные лица, выплывавшие мне навстречу. Прохожие торопились, но я смаковал этот вечер… Прямо передо мной вышел мужик с большим кудлатым псом на тоненьком поводке, и у меня невольно перехватило дыхание. Но я совладал с собой, прижался к дому, пропуская их, а потом бросился дальше… Когда я свернул к центру, не чувствуя усталость, ветер что-то выкатил мне под ноги. Я остановился и опасливо посмотрел на какой-то смятый листок. Пойти бы дальше — мало ли на улице мусора валяется! Но я наклонился и поднял его, торопливо разворачивая. Отошел в сторону, чтобы не мешать другим, нашарил взглядом какую-то пустую лавочку с выцарапанными на сидении кривыми именами. Я уставился на текст, напечатанный на принтере. Правый угол уже размок, окунувшись во что-то. Но читалось отлично. — Истинно, истинно говорю вам: близится конец времен, ибо по земле ходят нечистые и будят светлые силы к возмездию за подлость, — зачитал я, чувствуя, как слабеет голос. Что-то угрожающее сквозило в этих нелепых, если вдуматься, строках. — Dies irae, dies illa solvet saeclum in favilla teste David cum Sibylla… Латынь? Что это? День гнева, день, который… который… окунет в пепел?.. Давид и Сибилла. Они… — Это вроде как католическая молитва — ну, не совсем, секвенция. Часть мессы, посвященная Страшному Суду. Ты, кстати, хорошо понимаешь латынь, я удивлен. Да, приближается день гнева, день скорби, день слез, — зачастил Влад. — Приближается День Суда и наказания. Любимая моя книга… Нет, не Библия, что ты; Сапковский это! Однако нам обещают хорошее развлечение! — Это пропаганда, — сказал я, пряча листовку в карман. — Может, это те же самые, кто нападал на нечисть? — Что ж ты сделаешь, анализ почерка? — хохотнул Влад. Я не ответил. Но мне вдруг стало страшно представлять, что по городу бродит кто-то, приклеивающий такие угрожающие листовки на столбы, на стены, на урны… Запугать? Посеять панику? Может, это чья-то жестокая шутка? Размышляя, я забрел далеко, смешался с туристами. Толпы бродили по Петербургу, несмотря на угрозу, немо нависшую над городом. Но я знал, что на неделю воцарилось спокойствие, точно произошедшее перепугало преступников. Мне хотелось думать так, а не подозревать, что они планируют нечто крупное. Небо побагровело и выплеснулось в лужи — кармин, киноварь, алый проблеск. Словно снова вспыхнул пожар Исхода, охвативший весь Петербург. Я остановился и улучил момент купить себе стаканчик кофе. Стоял, задрав голову, благоговейно уставившись на небо. Краем глаза я наблюдал за Владом, в тенях кравшимся за мной. Где он был в Исход? Может, он сражался вместе с Адом — я слышал, что многие мертвые шли с демонами. А вдруг он видел развалины Рая?.. Я прогуливался по аллее, а туристы фотографировали Медного Всадника, едва удерживающегося на вздыбившемся коне, на фоне багрянца. Должен был получиться отличный кадр, и я достал свой телефон, подержал его в руке, взвесил, но не решился пробираться через толпу и остался наблюдать издалека. Я пил кофе, наслаждаясь вечером и видом. Ветер шептался в кронах деревьев. Солнце медленно закатывалось над городом, уходя в набрякшую черную тучу. — Когда приневская столица, забыв величие свое, как опьяневшая блудница, не знала, кто берет ее… — мечтательно прочел Влад, глядя вверх, туда, где поверх деревьев виднелся золоченый, такой далекий и бессмысленный купол Исаакиевского. — Какая пошлость, — поморщился я. Прислонился к стене и отпил горячий горький кофе. Мне почему-то жаль было собор, как бывает жаль безнадежно больных. Влад зловеще расхохотался, с надрывом и наглостью. Я изумленно посмотрел на него, но ничего не произнес. — Не думал, что ты интересуешься русской поэзией. — Люблю Серебряный век, — неожиданно сказал Влад. — Цветаева жила в Праге несколько лет, бабка рассказывала и читала мне ее, а потом я и сам нашел собрание сочинений русских модернистов. У них очень красивые, нервные, умирающие стихотворения. Меня вштырило, не знаю… Я по ним кое-как изучил Петербург, хотя никогда здесь не был. — А я бы хотел здесь жить! — мечтательно воскликнул я, неожиданно расчувствовавшись. — Мне так легко, хотя город и старается выглядеть серым и колючим. Надеюсь, со временем это не улетучится… — Жить? — изумился Влад. — Вот уж какая глупость. В Петербурге приятно страдать, это верно; влачить существование, выживать, мучиться и томиться — это пожалуйста. Недолго ведь с крыши — на небо… Но жить! Хотел бы я на это поглядеть, господин инквизитор! — Что ты знаешь о жизни? — неожиданно поспорил я. — Ты что, не помнишь, каково радоваться дню? Постоянно бежишь куда-то, к чему-то стремишься. Я ни разу не видел, чтобы ты сидел без дела. Это существование! — Я вижу эту красоту, — пробормотал Влад, оглядываясь. На мгновение я увидел на его лице нечто настоящее, растерянно-робкое, совсем не присущее тому наглецу, которого я успел узнать. Маска съехала, обнажая истинного Влада. Или — следующую маску? — Я не могу жить, пока не закончено дело, — тяжело бросил он. — Никак не могу. Как будто кинули камень. Не в меня, на асфальт. Я буквально слышал, как грузно сорвались эти многозначные слова, и задохнулся от любопытства и от жадности. «Дело» Влада было загадочно, но я не успел ничего спросить, зацепиться… Влад истаял, оставив меня встречать сумерки в одиночестве.***
Утро понедельника было типично-серое для Петербурга, но не такое холодное, как я боялся. Вроде бы сентябрь вспомнил, что он — самый первый осенний месяц, поэтому температура держалась умеренная, а солнце иногда радовало светом. Мне сказали, такую погоду стоит считать почти благословением («Неужели Небес?» — саркастично ухмыльнулся Влад, невидимо подслушивавший). Утренний Питер был впечатляющим, куда-то непрерывно спешащим и мелькающим разноцветной толпой. Вот тут я немного поразился: на фоне серости пейзажа люди выглядели яркими из-за ветровок и курток всех цветов, а нелюди сами по себе были довольно запоминающимися. Странно: обычно я не обращал внимания на толпу — не из эгоизма, а потому что сам постоянно торопился, опаздывал, не находил мгновений, чтобы оглянуться и уловить интересные лица среди прохожих. Я отгородился от мира тонированными стеклами автомобиля, спрятался в кабинете. И так приятно было снова оказаться вышвырнутым в жизнь, проталкиваться в автобусе, медленно ползущим по остановкам и жадно осматривать Петербург через мутное заляпанное окно. Мне нравился этот город. Центр мелькал оживленно, но ровно настолько, чтобы создавался приятный фон, а столпотворений не было. Я выдрался из автобуса, прижимая к себе сумку, но не мог злиться — шел с немного странноватой, должно быть, не от мира сего улыбкой, с непонятным чувством окрыления. Дышалось как-то легче из-за пусть и порывистого, зато свежего ветра с Невы и более мелких речушек. К тому же, глаза быстро привыкли к невысоким зданиям, не сравнимым с многоэтажками, среди которых я работал в Венгрии. А тут голову поднял — и небо видно, а не бетон и стекло. А видеть его, тяжелое, свинцовое, но свободное и широкое, было невообразимо прекрасно. Мне часто говорили, что я по натуре романтик. Провожая меня, будапештские коллеги твердили, усмехаясь: такие из Петербурга, города поэтов, революционеров и императоров, не возвращаются. Так и случилось: сейчас я ни капли не хотел развернуться и отправиться в свою клетку в Будапеште. И дело не совсем в том, что дышалось мне тут легче, — хотя и в этом, конечно, тоже, — а во всех недомолвках Огнева. Загадки утягивали меня, цепляли рыболовными крючками. А я не любил, когда от меня что-то скрывают, и твердо решил разобраться, в чем дело. Меня вызвали не в офис, как мне поначалу подумалось, а сразу направили на место преступления. «Человек, девушка, мертва», — бросил Диман, а пока я пытался проснуться окончательно и сообразить, что от меня, собственно, хотят, ведьмак уже сбросил вызов. Дома он не ночевал, да и сейчас, видно, сильно торопился. Минутой спустя мне дошло сообщение с адресом. Делать нечего — я стал собираться, благо, доехать до нужной улицы можно было быстро, на автобусе. Было около половины седьмого утра, но сна было ни в одном глазу: я, широко раскрыв их, оглядывался по сторонам, поражался старой обваливающейся лепнине на домах, стоявших впритык. Однако я почувствовал, трудное восстановление сейчас давало о себе знать: я замедлился, сраженным зеванием; приостановился, стыдливо прикрываясь локтем, почувствовал, как ноет челюсть. — Может, кофейку выпьешь? — предложил Влад. Я научился не подскакивать, когда он неожиданно врывался в мир. Его возникновение всегда предвещал легкий холодок, пробегающий между лопаток. — Во-он то кафе вроде неплохо выглядит! — бодро рявкнул глазастый Влад, вот уже оказываясь передо мной. Мне пришлось затормозить, чтобы не пройти сквозь духа — от мыслей об этом заныло в груди. Разумеется, он пошел со мной, не желая слушать ничего. Как я мог его остановить? Влад шел, куда ему хотелось, и возился со мной, потому что это ему внезапно ударило в голову. Чем он жил… существовал — сиюминутными желаниями? В одни мгновения, особенно в ночных видениях, он представал жестоким зверем, а в другие — веселился, словно мой старый знакомый, заглянувший в гости. Я не знал, как вести себя с ним. — Войцек, ты такая бодрая скотина, что мои руки сами тянутся к мешочку с солью, — пошутил я и снова зевнул. Все же я так скоро привык к нему и почувствовал себя вправе подшучивать в ответ. — Бодрая мертвая скотина, — серьезно поправил Влад. — Фокус как раз в том, чтобы сдохнуть, — и никаких тебе мешков под глазами и криво уложенной прически. Кстати, ты соль забыл на кухне, у тебя ничего с собою нет, а угрожать надо не мне, господин инквизитор, а подлым преступникам! За ходом мыслей Влада было довольно трудно уследить: он легко перескакивал с темы на тему, язвил, а я в итоге никогда не мог понять, говорил он сейчас серьезно или столь успешно притворялся. Докопаться бы до его истинных целей, до того тяжеловесного, угрожающего «дела» — пока я видел лишь тень, обводок мелом по асфальту… Впрочем, соль было не жалко — против призраков достаточно было крестного знамения и нескольких слов на латыни, так нас учили в академии. Однако, сказать по правде, я не смог бы провести никакой ритуал полностью, а изгонять Влада всерьез не хотел: надеялся, что его опыт будет полезен. Однажды он спас мне жизнь, хотя и не напоминал об этом, словно не хотел связывать меня обязанностью; я подумал, что Влад сможет помочь, если снова придется столкнуться с кем-то, против кого мне не устоять. Пока, когда я еще пью обезболивающие и точно не переживу следующей драки, он был мне необходим. Перейдя дорогу как раз перед тем, как вспыхнул красный свет, я на секунду остановился и обернулся. Грузовик пролетел прямо сквозь слегка отставшего Влада, но тот как ни в чем не бывало шел дальше. Даже взгляд не изменился, но губы тронулась странная, будто бы мечтательная улыбка. Хотел ли он поймать чувство опасности, которое сделает его живым? Надеялся почувствовать хоть что-то? Он был невесом и неуловим, невидим для всех — Влад обмолвился, что его сможет рассмотреть Высший демон, кто-нибудь из знати Ада, или особо одаренный маг-человек, на что я вынужденно усмехнулся: пока нам это не грозило. Но как же ему, наверно, было одиноко скрываться ото всех — когда и поговорить-то Влад мог лишь со мной. Я свернул налево, потом еще раз. Обозначенная ведьмаком дорога привела меня как раз к мелкой гостинице, явно уступающей остальным, но, тем не менее, на что-то еще надеющейся. Расположение было удачное, близко к достопримечательностям (отсюда можно было пешком дойти до Александровского сада, в котором я вчера лениво прогуливался, наслаждаясь свежестью вечера). Так близко к Исаакиевскому — а дворик был маленький, вход забился в углу, а стены были посеревшие, обшарпанные, облезающие. Сбоку на здании уродливыми расплывшимися надписями ползли граффити. Я поглядел на свое отражение в глубокой луже на сером асфальте. Влада, стоявшего за моим левым плечом, там не нашлось. В остальном во дворе было пусто. — Прямо-таки сквозит чем-то недобрым, — провозгласил Влад. — Мне вот живо представляется, как из-за того угла выруливает банда с пистолетами-пулеметами… — Тебя так убили, да? Он замолчал. Единственное парковочное место было занято полицейской машиной — ну да, погибла же человеческая девушка. То есть, черт, просто девушка, поправил я себя. Я поморщился: нельзя разделять, я обязан осознавать, что кому-то нужна моя помощь, что я должен восстановить справедливость — раз уж ее некому было спасти. И не важно, нечисть она или человек. — Ян, смотри, — Влад указывал куда-то и дергал меня за рукав — вернее, проходился пальцами сквозь ткань рубашки. Я мог бы в очередной раз потребовать не сокращать так мое имя, но тут внимание оказалось приковано тем же: на стенде с объявлением о свободных комнатах краской был нанесен символ, похожий на сигил какого-то Высшего демона. Нет, тут было нечто совсем противоположное, и мы видели знак, заключающийся в обозначении одного из имен архангела Михаила. Я точно понял, что это енохианский. Обернувшись к граффити, по которым я раньше едва мазнул взглядом, я в переплетении линий увидел те же слова, бесконечно повторяющиеся, ползущие по стенам, как отвратительные теневые змеи. — Ми ка эль, — прочитал я, не опасаясь проклятия, как большинство людей. — Думаешь, наши… террористы постарались? Это связано. Он разом подался вперед, хищно рассматривая надписи, будто бы покачиваясь, как загипнотизированный. Вот для чего он явился в Петербург, понял я, наблюдая с легким онемением; конечно, окровавленный полутруп инквизитора не был главной причиной. Как бы мне не хотелось считать, что Влад отважно кинулся меня спасать из взыгравших в нем благородных чувств… Он, мертвый, не ценил жизнь. «Дело» заключалось в группировке, устроившей нападения по всему городу — отголоски волнений разносились по миру. Я читал об этом каждое утро со все нарастающим беспокойством. По большей части в прокатившихся выступлениях участвовала молодежь, но названия этой неясной и логически необъяснимой оппозиции против демонов и нечисти в общем не было известно. Думаю, имейся оно, обязательно просочилось бы где-нибудь. Взятые же живьем нашими сотрудниками преступники, которые клеили листовки на улицах, не говорили ничего, несли околорелигиозный бред. — «Кто как Бог», — задумчиво произнес Влад. — Так переводится имя. Это словно загадка и напоминание одновременно! Но ебаный Михаил окончательно мертв, а его именем пользуется общество террористов. Забавно. Хотя, думаю, он бы одобрил убийство нечисти. Ангелы были жестоки и непримиримы… — Себя они называют революционерами и участниками нового Крестового похода! — я припомнил один из телевизионных репортажей. — Да и с чего ты взял, что архангел мертв? Столько лет он сам управлял Небесами, так неужели не мог хорошо притвориться в общей неразберихе? Мы живем в мире, в котором возможно что угодно! Войцек улыбнулся, и я внезапно подумал, что с подобным выражением лица обычно разговаривают с недалекими людьми или маленькими детишками. — Ты не понял, Ян. Я там был. Я видел, как Михаила убили, так ясно, как сейчас вижу тебя, и поэтому это не может быть он. Это ебаная подделка. Они хотят напугать нас так же, как и ссаным листочком, который мы вчера нашли. Но теперь я вижу ясно: все куда серьезнее… Прежде мне и в голову не приходило, что он мог присутствовать там. Это звучало невозможно. По-еретически. И теперь становилось понятно, почему Влад так уверенно и легко размышлял о бойне и крови, почему он встречал смерть как старого друга и не прочь был играть с огнем и опасной магией. Он был там. Он сражался в Святой Войне. — Пусть лучше с этим криминалисты разберутся, — решил я. До того, как войти в саму гостиницу, я сделал несколько снимков енохианской печати и на всякий случай подержал амулет, способный улавливать ауры, над рекламным стендом. Я добился лишь того, что знак рисовался самый заурядной краской, которую можно купить в любом магазине, рукой обычного, но находящегося под чьей-то защитой человека. Тупик. Но никто и не говорил, что будет легко. — Думаешь, это связано? Девушку убили фанатики? — спросил я. — Они никогда не убивали людей и не угрожали, а напротив, явно стараются предостеречь пророчествами о наступлении темных времен. С чего бы им это делать? В самом здании было тепло, даже жарко. На первом этаже слонялись несколько полицейских, которые пропустили меня тут же, стоило показать новенькое удостоверение, со второго доносился визгливый женский голос, вызывающий ассоциации с лесопилкой. Мне подсказали, что Инквизиция там сейчас допрашивает хозяйку гостиницы. Я осмотрел небольшую стойку регистрации, информационную доску с ценами хостела, искусственный фикус. Все было обычное, чуть запыленное. Мне бы не хотелось погибнуть в таком заурядном месте. Лестница под ногами скрипела, но на самом деле ступени оказались ничуть не шатающимися. Это был несомненный плюс: рухнуть вниз под ноги двух полицейских было бы не лучшим началом и без того не самого блистательного дня. — Обои в цветочек, — вздохнул Влад, уже переместившийся наверх и с совершенно странным интересом рассматривающий упомянутые расплывшиеся по обоям розы. По-прежнему дико было смотреть, как пальцы легко погружаются в стену. — Неудивительно, что дела идут херово. Я б тут жить не стал, мои эстетические чувства в глубоком шоке! Я не отвечал ему, опасаясь показаться психом. Вспомнив про это, Влад решил оставить тему отвратительного дизайна. У него удавалось, ничуть не смутившись, не выглядеть глупо в любой ситуации, и я начинал завидовать такой удобной способности. Как в нем сочеталась серьезность того, кто участвовал в кровавом взятии Рая, и почти мальчишеская дурашливость?.. Уже можно было уловить мерзкий трупный запах, который явно пытались скрыть освежителем. Сочетание тяжелого аромата каких-то цветов и смерти вызывало достаточно неприятные ощущения. Я пытался дышать ртом, но понимал, что потом долго не смогу избавиться от противного привкуса. В коридоре я миновал нескольких экспертов, кивнул им, с интересом посмотрел — ведьмочки, увешанные блестящими амулетами, ползали по углам, выводя странные пассы и шумно переругиваясь. Меня не заметили. На втором этаже располагались комнаты, дверь в одну из которых — первую от лестницы — оказалась открыта. Я заметил ту самую женщину, подвизгивающую при разговоре на повышенных тонах, и Инквизицию в лице Димана, записывающего в блокнот ее слова. Тихо войдя, я постарался не отвлекать их обоих и прислушался. — Значит, вчера вечером с девяти до одиннадцати вы были в магазине… — повторил ведьмак самым терпеливым тоном, на который был способен. — Адрес не подскажете? Кривясь от неудовольствия, женщина называла дом, находящийся на той же улице, что и гостиница. Видимо, она зашла за продуктами на неделю, вчера ведь было воскресенье. Что-то тут не сходилось. — Вы два часа провели в магазине? — уточнил я. — Как-то слишком много для повседневных покупок. Женщина от неожиданности вздрогнула; увлеченная объяснением своего алиби ведьмаку, она не заметила, как я вошел и встал у двери. Я же старался смотреть на нее, а не на Влада, тем временем методично обшаривающего комнату. За спиной Димки на тумбочке сдвинулась ваза с пышными искусственными цветами, и у меня внутри все напряженно перекрутилось. — Сначала я купила еды, потом зашла в хозяйственный, в аптеку… Я встретила подругу по дороге домой, — признала владелица хостела и сама с готовностью продиктовала телефон, по которому с этой подругой можно было связаться, предугадав наш следующий вопрос, что сделать довольно просто. — У нее не очень хорошая память, но в тот раз мы обсуждали ее нового ухажера, так что она должна ответить… Влад легко шагнул сквозь стену в соседний номер. Он полностью игнорировал любые двери то ли своего удобства ради, то ли для наслаждения моей ошарашенной физиономией. — А где был ваш муж… — Диман сверился со своими записями. — Руслан Иванович Уралов? Он может подтвердить, что вы ходили в магазин в указанное время? — Он сейчас в командировке по работе… в Сербии… Женщина достаточно путанно объясняла, что они уже полгода как не живут вместе и она понятия не имеет, где ее бывший муж и чем он занимается. Так, значит, ссора супругов? Достаточный мотив — испортить репутацию гостиницы трупом постояльца. Предположение было довольно логичное, но я в него не хотел верить. Навредить бизнесу можно было куда проще, не прибегая к крови на руках — и так поступил бы любой адекватный человек, а Димка подсказал, что ни Уралова, ни Уралов ранее не были судимы. Неужели семейная размолвка могла привести к смерти кого-то постороннего, невинного?.. — Спасибо, мы с вами свяжемся, — дежурно объявил ведьмак. — Пожалуйста, не покидайте город до завершения расследования, нам может понадобиться задать вам еще несколько вопросов. — Да куда я денусь? — устало ответила женщина. Я присмотрелся. Ей было около сорока, хоть строгий пучок на затылке и прибавлял ей года, она вполне еще могла считаться красивой женщиной. Ухоженная, но нервно заламывающая руки, она не была похожа на преступницу. И пускай это был очень поспешный вывод, я бы сказал, что Уралова не убивала бедную девушку. Я был так твердо уверен в этом! Я нахмурился. Эта мысль поселилась у меня в голове. Но откуда она там взялась? Причинно-следственные связи были оборваны. Дима сказал, что труп в соседней комнате, вышел вместе с Ураловой, а я остался в номере, солгав, что хочу тоже выпить воды — на столике стоял большой графин. Из стены выскользнул Влад. — Ну, если ты так думаешь… — протянул Влад, когда я сообщил ему свой вывод об Ураловой. — Сложно представить, что она такое натворила, это правда. А-а, полный сумбур! «Такое» он произнес с нажимом, и от духа оказалось вдвойне страшно слышать подобные слова. А я думал, Влада ничто не в силах вывести из себя, но в его голосе угадывалось и отвращение, и ярость, и незначительный страх. Что-то отталкивающее он увидел через стену, и мне — хотя это было так неправильно — стало даже любопытно. Я догнал Диму с чуть извинительной улыбкой. Показалось, вдалеке, где скрылась Уралова, послышались слабые всхлипы, какие бывают, когда сам зажимаешь себе рот ладонью. Возвращаться к ней никто не отважился, да и не знали мы, что тут можно сказать. Неужели ее так тронула гибель неизвестной девушки?.. — Слава всем легионам, ты явился! — слабо улыбнулся Диман, когда мы наконец-то остались одни — ну, это он так думал. — Мне показалось, с ума сойду. — Не спал? — Что, так заметно? Да, глупый вопрос, я в курсе. Но зло не дремлет, а Инквизиции, следовательно, вообще присесть некогда. Всю ночь патрулировал. — Ничего, меня это только ожидает! — подбодрил я товарища. Не говоря ни слова, я наблюдал за Владом, пытавшимся разобрать хоть строку в блокноте, который ведьмак держал в руках. По своей привычке Диман часто жестикулировал, когда говорил, и Влад не успевал ничего прочесть. — А где Анна? — Прочесывает район, ищет. Может, удастся найти след — крови там много, и убийца — или убийцы — должен был здорово в ней испачкаться. Надеемся на лучшее, но пока она не звонила. Блин, стоит выписать собак, хватит вампиров и оборотней гонять, — пожаловался Дима. Невольно я поежился. Эти слова будили невеселые мысли, коварно пробивавшиеся сквозь все остальные, затмевающие. Я повернулся туда же, куда смотрел ведьмак. Этот вопрос нужно было задать, хоть мне и не очень хотелось. Но такова работа инквизитора: задавать неприятные вопросы. — Что там произошло? — Думаю, точно описать будет сложно. Идем, сам посмотришь. Согласно кивнув, я вслед за Диманом направился к средней комнате — не начало коридора, но и не его конец. До того, как открылась дверь, я успел заметить две вещи: выцарапанные на ней охранительные символы, нанесенные ведьмочками, и вновь испарившегося Влада. Описать далее представшую картину действительно было трудно. В середину комнаты вытащили большую двуспальную кровать, чтобы подступить к ней можно было со всех сторон; на постели лежало тело молодой девушки. Вероятно, когда-то и ее длинная ночнушка, и постеленное белье было белоснежным, но теперь насквозь пропиталось ярко-красной артериальной кровью. Густые темные волосы разметались. На худом, после смерти заострившемся лице отпечаталось нечто странное — изумление, страх… Стараясь ни о чем не думать, я наклонился над жертвой. Так и есть — вены на руках были перерезаны от запястий до локтей, горло вскрыто. Казалось, неизвестным мучителям нравился вид ее крови, я насчитал еще несколько глубоких и длинных царапин: на боках, на бедрах, под локтем… Беспорядочные порезы, нужные, чтоб выпустить больше крови. — Кровопийцы? — вслух предположил я. — Зачем резать вены, если можно укусить? — логично предположил ведьмак. — Раны нанесены очень острым лезвием, предварительно причина смерти — невосполнимая потеря крови. — Тогда личный мотив. Очевидно. Надо понять, ищем мы нечисть или человека: когти это или нож. Может, мы напрасно ищем орудие убийства? — разумно заметил я. — Это точно выяснится после экспертизы. — Ты старше по званию, — легко уступил Дима, — ты и распоряжайся, пока Ани нет. Я хорошо исполняю приказы, — застенчиво буркнул он, — но не привык вперед всех лезть, ну, понимаешь. У нас дома не принято было высовываться. — Шесть старших братьев, — вспомнил я. — Конечно. Как тебе удобно. Так, тело срочно на экспертизу, мы еще пройдемся вокруг: окрестностей слишком много на одну Анну, ты прав. Тебе ничего не показалось странным в хозяйке? Я потер лоб, словно силясь что-то вспомнить, но так и не нашарил. Что же это было? Нечто важное? Меня сводила с ума эта нелепая комнатка, в которой погибла девушка. И злосчастные обои в цветочек мучили еще больше! Я не мог даже смотреть на истерзанное тело на кровати. Слишком много дурманящей голову крови. — Не знаю. Ну, разве что история про магазин. Ты ее подозреваешь? — Сложно сказать… Что по жертве? Кто, откуда, что здесь делала? Вещи? Дима кивнул на прикроватную тумбочку, на которой стояла женская черная сумка с пушистой кисточкой, свисавшей с ручки. Я надел предложенные перчатки, заглянул, быстро нашарил кошелек. В том же кармане лежал студенческий. Виктория Краснова. На фотографии она жизнерадостно улыбалась. — Мало вещей, — сказал я, указав по очереди на сумку и на холщовый шоппер у двери. — Значит, она остановилась на ночь. Сбежала из дома? Поссорилась с кем-то? Скрывалась? Деньги не взяли, мотив личный. Нужно выяснить, зачем она сюда явилась. — Уже работаем. Предварительно ведьмы говорят, что она умерла вечером, в десятом часу, а обнаружила ее уборщица утром. Полиция успела опросить, она ничего не знает. Нас вызвали, потому что подозрение на нечисть. Я снова поглядел на девушку. Не хотелось касаться ран, липкой от давно засохшей крови кожи. — Идем отсюда, — решил Диман. — Сейчас ее заберут в морг. Мне почему-то пришло в голову, что сейчас эта девушка в Аду и не подозревает, что стало с ее прежней жизнью. Она даже не попытается отомстить, смирится и начнет заново. И это как-то слишком неправильно.***
Я осторожно вскрыл едва купленную пачку сигарет, вынул одну… Ладно, тут, наверное, требуется заметить, что руки у меня серьезно так дрожали. Но перед глазами все еще стоял окровавленный труп. Почему-то она меня и добила. Не убитые дежурные, не разбитые в осколки ребра, не стальной голос Влада в видениях. Она, хрупкая девчонка, которой было едва за восемнадцать. Со своими мечтами, с надеждами, она стала случайной жертвой какого-то убежденного безумца. Она не хотела сражаться со злом. Она жить хотела. Как мы все, в общем-то. — Я знал, что это тебя добьет, — тихо заметил Влад. Он сидел на ограде рядом. — Правда, думал, сигаретами все не закончится. Эй, ты же вроде как пытался бросить, так ты говорил! Я жадно вдыхал никотиновый дым — выбрал самые тяжелые, какие нашел. Легкие с непривычки саднило, но крышу сносило по-прежнему. А в голосе Влада нечто напряженно зазвенело, раздавался стальной скрежет. Неужели его так расстроило, что я предал свое убеждение? Пачка сигарет и холодный ветер в спину. Позади, за парапетом, бурно шумела взметенная ветром Нева, что-то ворчало в глубине чернильных мутных вод. Люди проносились мимо, я методично щелкал зажигалкой, глядя куда-то сквозь их лица — осуждающие и безучастные. — Я подумал, ты решил с моста спрыгнуть, — то ли пошутил, то ли правда предположил Влад. — Было бы… очень печально. По паузе я понял, что он и сам размышляет. Думает, может ли переживать. Действительно ли ему будет жаль, если я упокоюсь на дне. — Что, пришлось бы искать еще одного беднягу, который согласится тебя терпеть? Он усмехнулся. Впервые за долгое время я разговаривал как обычно, не понижая голоса, и, что удивительно, никто из прохожих не обращал никакого внимания на беседующего самого с собой человека. Сквозь застилающий глаза дым я всмотрелся в них. Никто не притормозил ни на шаг. — По-моему, у тебя рабочий день в самом разгаре, — напомнил Влад. — Огнева я бы злить не стал, он неебаться серьезный человек. — Я… да, сейчас. Все нормально. Я готов работать, но мне нужно немного времени, чтобы собраться. Я просто… не был морально подготовлен. Слишком долго работал с бумажками в офисе, так что теперь это ранит меня сильнее. Сложно вернуться. Еще и сам недавно едва не погиб… Но я в порядке! Это была любимейшая ложь человечества. Вероятно, когда-то и сам Влад Войцек произносил те же самые слова, поэтому он так глядел — с искрой веселья. Мы оба знали, что я лгу. — Понимаю, — Влад опасно откинулся назад, почти перевесившись через парапет. — Знаешь, мне однажды дали один охуенно полезный совет. — И? — Не знаешь, что делать, — падай. Я покосился на него, широко усмехающегося. Как-то незаметно Влад оказался стоящим на узком бортике и балансирующим на нем, не прилагая особых усилий. Один неверный вздох, и сорвался бы вниз. Вот только он не дышал. Интересно, а когда я умру, я тоже смогу еще улыбаться? Или это у одного Влада получается так жизнерадостно щериться, показывая острые клыки? Но радости за этим было никакой, это все маска, веселый оскал актера великой трагедии, смысл которой я еще не мог постичь. — Слезай, — попросил я, хотя, конечно же, знал, что и не упадет Войцек оттуда, и не увидит его никто. Но я не мог позволить ему свалиться. Комплекс мессии — кажется, так это называется. Словно мне что-то подарило уверенность, что, если я спасу его, и мне самому станет легче. — Мне уже, можно сказать, лучше. И падать я не собираюсь. — Ну, обычно никого о его желании и не спрашивают. Это происходит. Земля обваливается под ногами, и вот она — Бездна. Улыбается тебе, обниматься лезет. Телефон в кармане оповестил о пришедшем сообщении. Его жужжание заставило меня дернуться; третье за полчаса, я отважно считал и размышлял, как скоро у Огнева кончится терпение. Кому-то я так сильно понадобился… Сдавшись, я достал мобильник и несколько секунд вчитывался. — Что там? — полюбопытствовал Влад, опасно наклоняясь. — Слезай, говорю. У нас еще работа есть. В воду тлеющей кометой полетела недокуренная сигарета, тут же потонувшая в темной-темной воде, погребенная под набежавшей волной. «Падай», — мысленно повторил я. Если так вдуматься, я и падал. Всю свою сознательную жизнь падал, иногда цеплялся за что-то, но вскоре снова бывал отброшен вниз, вышвырнут из своего уютного мирка. Я надеялся попасть в тихую гавань здесь, в Петербурге, в маленьком отделении. Но очутился посреди бешено вращающегося водоворота, утягивающего всех нас глубже. Это было падение из тех, когда ты уже мечтаешь наконец врезаться в землю и с оглушительным хрустом сломать хребет. Но у Бездны не было дна.