Periculum in morа — «опасность в промедлении»
— Падай. Голос — громом в висках бьется, скользит змеиным шепотом по шее — чуть сильнее стянет и задушит вовсе. Голос отливает сталью, голос дрожит, разлетается на тысячи осколков, как зеркала, в которые я смотрюсь, и осколки эти больно вгрызаются в спину — по позвоночнику вверх и почему-то в сердце. Боль, боль, боль… страшная, играющая на натянутых венах, подобно арфистке, заставляющая кусать губы и чувствовать ржавый вкус крови, вечная… Этим голосом гвозди вбивать — в крышку собственного гроба. Он высекает искры, будто из камня, а они тут же гаснут и тонут в нем. Он растягивает на невидимой дыбе, пересчитывая все кости поочередно, а когда ты уже ничерта не видишь в проклятом багряном дыму, вновь громом грохочет сверху. Он командует «Падай!», и я срываюсь вниз, потому что не могу сказать ни слова против, потому что мрачная змея обвилась петлей и держит клыки в миллиметре от горла; с них капает, громко шипя, яд. Я падаю, потому что больше нет ни шанса спастись. Так ли чувствуют себя Падшие? Так ли ветер рвет их, вцепляется в тело, как одичавшая тварь из адских глубин? Но не важно — где ангелы, а где я, человек среди тысяч нелюдей и недолюдей, человек с полупроданной душой и с призраком прошлого за плечом? Падение. Хруст костей позади — то ломаются не крылья, а кости, словно под тяжелой подошвой наступившего сверху. Попытаться подняться рывком, захрипеть… Ад. Вот что видится при взгляде в глаза того призрака, когда они от злости становятся обсидиановыми. Так гремит и рычит только Ад — Ад, воплотившийся в одном безумном человеке. Падая, я знаю, что меня ждет в конце — не вычеканенная фраза, брошенная тем, в чьи запутанные мысли я побоялся бы заглянуть, а Преисподняя, сейчас протягивающая ко мне руки, по локоть покрытые черной-черной кровью… Взгляд на собственные руки — это ведь они, они в крови, с них капает кровь на песок — песок аловатый, странного цвета; кажется, оттенок зовется «кардинал» — вот забавно, Господи, ты опять смеешься надо мной громозвучным, раскатистым смехом, ты опять сбросил меня в самую бездну… бездна, бездна — о, у нее есть дно, и я там, я на дне, я смотрю вверх и думаю лишь об одном: не смей снова протянуть мне руку и притвориться, что все хорошо, не смей душить меня временным благоволеньем. Бог не отвечает людям. Бог не отвечает никому. Бога здесь… нет? Так чей же хохот я слышу сверху и почему так болит горло, будто я долго-долго кричал?.. Вспышка — громадный черный пес бросается на меня, почти взлетая в высоком прыжке, глаза его горят бешеным светом, а с клыков хлопьями падает пена; вспышка — сверху срывается ворон, распахивающий клюв в хриплом крике, от которого болит сердце, а зубы в клюве у ворона — собачьи клыки, и вот от него не получится сбежать, он налетает вихрем блестящих перьев… Вспышка — еще, еще! Все мешается в ужасном крике: всполохи и дикие твари, вцепляющиеся в меня клыками и когтями, огонь погребальных костров, отсвечивающих на мечах, мечах с рукоятками из выбеленной кости… Блеск стали небесной и стали демонической, громкая песнь и высекающиеся искры… Толпы безликих по умытой кровью брусчатке чеканят шаг. И блестящие обсидиановые глаза — со щитом или на щите; да он уже на щите, на щите с ярко-алой надписью: «Пади». Пади с грохотом и звоном, пади и утащи за собой в свой ад того, кого посчитаешь достойным. Он говорит: «Падай!», и падает небо, падает прямо на меня, купол обрушивается, срываются звезды, и по бледному диску луны растекается алая человеческая кровь, и страшные слова гремят надо мной и во мне: — Ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять? И я не могу — тоже не могу устоять, ибо падать можно, и будучи на дне. Я падаю все это время, а звери мелькают в темноте, неотвратимые и озлобившиеся, нападающие по одному… — Просыпайся, — приказывает знакомый голос. — Ян, просыпайся.***
Я рывком сел на диване, трясясь от воспоминаний. События сна, спутанные, как клубок разноцветных нитей, все еще мелькали перед глазами, и я не видел больше ничего, кроме клыков и красного песка; я смотрел прямо на Влада, продолжающего что-то говорить, но и одновременно сквозь него, снова в сон. И никакие слова не могли помочь мне выпутаться из видений… — Harsiv mere, — быстро бросил Влад. Помимо воли я моргнул, зрение возвращалось медленно, но я мог видеть духа, хоть это и сложно было: сгустились ночные тени, а Влад едва вырисовывался в ночи, сидел рядом в кресле. И все же я его различал, и перед глазами не мелькали никакие отголоски кошмара. — Ты знаешь древний язык Преисподней, — тихо и довольно заметил Влад. — Что? Язык Преисподней… архидемонский — странное наречие, разобраться в котором живому сложно, но мертвый сам интуитивно понимает его, как и все остальные языки. Когда нет тела, становишься свободнее; смерть — свобода, даруемая вечностью, это мне сказал один мертвец, а ему — другой… Я пытался забыть, спрятаться от его допроса. — «Посмотри на меня», — перевел Влад, усмехаясь. — Не вздумай отпираться. — Я и так смотрел. — Лжец, — с наслаждением сказал он. В темноте мелькнула быстрая тень — Войцек встал, прошелся по комнате. Знакомо — мне тоже в движении думалось лучше, а сейчас, похоже, Влад о чем-то сосредоточенно размышлял. Я не хотел, чтобы кто-то докопался до правды; Сандор Кирай любезно стер все лишнее, представив меня племянником-сиротой, избавил меня от напряженных разговоров. Я спрятал все прошлое, убрал даже из мыслей, иначе Влад бы мог их прочесть, но оно нашло способ возвращаться — во снах. В какой-то момент я задумался: что будет страшного, если он узнает? Едва ли Влад — человек, которого можно напугать или отвратить подобной историей. Нет, я боялся не раскрыть тайну ему, а заново пережить все. Собрать обрывки, сложить мозаику. А Влад, как и всегда, был прав: кошмары меня мучили, когда было время выспаться. Вряд ли он сам наслал эти видения — слишком реалистично, по-натуральному, все то, чего я боялся и боюсь. Да и Влад не стал бы меня будить, разве что, посчитав, что я настрадался. Но тогда почему он так удивлен? — Ты всегда говорил, что не разбираешься в магических языках, — вздохнул Влад. — Ты не понял, что написано на моих печатях, а я способен отличить правду от лжи. Ты… Кто ты такой, Ян? Я потянулся за мобильником, но в кармане его не оказалось — выпал, скорее всего. Вспомнилось: не раздевшись, я вырубился за столом, а кто-то — будто бы были варианты! — оттащил меня к дивану. Встряхнув головой, я словно бы надеялся избавиться от жаркого адского песка, залившегося в уши. На стене справа висели часы, и тогда я понял, что почему-то раньше не обращал внимания на громкое тиканье. Три часа ночи, как я и ожидал. — Давай завтра… то есть сегодня с утра разберемся, — предложил я, устроившись на диване удобней и закрывая глаза. Но пока по комнате метался Влад, спать я не мог. Пусть он и двигался неслышно. — Успокойся. Хватит того, что ты меня поднял в ночи непонятно зачем. Влад замер, перестав расхаживать из стороны в сторону, что было как раз вовремя — от этого у меня начинала кружиться голова. — Ага, то есть, когда в следующий раз ты во сне начнешь орать — все, блядь, под контролем, вмешиваться не надо? — ехидно спросил он. — Я… как лучше хотел. Я покосился на мрачно замолчавшего Влада и… поверил. Он ведь и правда меня спас, вытащил из затягивающего все глубже сна. И почему я на него злился? Просто не любил, когда кто-то знал обо мне чуть больше, чем ничего, а Войцек уверенно рылся в самых страшных моих секретах… В квартире было тихо, лишь мерно тикали часы, да проезжали редкие машины под окном. Я лежал, глядя в светлый потолок и чувствуя на себе внимательный взгляд — он то ли сидит и ждет новых кошмаров, то ли думает, я ему все расскажу. — Влад… — позвал я, сдавшись. — Можно вопрос, раз уж мы об этом заговорили? Ты хорошо знаешь архидемонский? Почему вообще демоны на нем говорят? Они же могут на современном, который люди понимают… — Это язык магии, их древних ритуалов, которые начали забывать к тому времени, когда в Преисподнюю пал Люцифер, — начал Влад привычным лекторским тоном. Это постоянство — его любовь поучать — успокаивало меня. — На нижних кругах Ада он чуть больше в ходу. Туда медленно доходит цивилизация, традиции еще живы. На архидемонском в быту говорят, если хотят запугать кого-то, насколько я слышал. И ругаются на нем. Но в этом деле очень легко переступить грань и проклясть. — Можешь перевести кое-что? Я не видел Влада в темноте, но догадался, что он кивнул. — Dʼjar, sverre, te al ire faiľa vere fahren, — отчеканил я. Как я не забыл это после стольких лет и смог выговорить? Хотя наверняка что-то напутал — не в слогах, так в ударениях. Но повторенная много раз фраза, даже на наполовину незнакомом языке, западает в память, как бы ты потом ни пытался ее вытравить. Я вот не смог, но посчитал, что оно и к лучшему — иногда стоит помнить, чтобы быть тем, кем стал. Прошла минута, Влад молчал. Может, пытался разобраться в моем бормотании. Я не знал перевода — не хотел проверить его или что-то подобное. Мне действительно было интересно, что за слова мучают меня изредка по ночам. — Ну? — «Заткнись, щенок, или я сломаю тебе ребра», — тихо сказал Влад. — Что-то вроде того. Ян? Неожиданно для себя я расхохотался. Горько, правда, срывающимся голосом… — Где ж ты раньше был, а? — На память пришла страшная, режущая, выворачивающая наизнанку боль — четыре сломанных ребра сразу. — Хотя не думаю, что это могло мне помочь… Влад долго молчал, а потом и вовсе исчез, оставив меня одного. Вслушиваясь в тишину дома и тиканье часов, я быстро заснул снова, на этот раз без сновидений, и спокойно проспал до самого утра, начавшегося традиционно — со звонка будильника.***
Набирая номер Анны, я вышел из дома и прикинул, успею ли добежать до остановки или лучше померзнуть, дожидаясь следующего автобуса, зато сейчас идти неспешным, прогулочным шагом. Сделав выбор в пользу второго варианта, я медленно побрел вокруг дома. Все-таки, мне повезло. Квартира нашлась рядом с работой, иначе пришлось бы просыпаться раньше или пытаться уверить таксистов, что я не инквизитор вовсе, а то они неохотно брали заказы к нашему офису и его окрестностям после той громкой истории с небесным огнем. Усмехнувшись, я ускорил шаг: на улице сегодня было прохладно, от пронзительного ветра не помогала и застегнутая под горло куртка. Во дворе было пусто. Где-то неподалеку гуляла бабушка с какой-то моськой, но я поспешил обойти их стороной: растревоженный воспоминаниями, я не готов был столкнуться даже с такой нелепой собачонкой. А народ затаился. В последние дни, особенно после теракта, отменили все массовые мероприятия, закрыли музеи и театры, ночные клубы… Мне казалось, что Петербург медленно перетекает в осадное положение. Наконец, на мой звонок ответили. — Прости, я очень хотел тебе набрать! — выпалил я, когда нудные гудки сменились несколько заспанным голосом Анны. Я приостановился на углу дома, возле разросшегося куста сирени, зеленеющего на фоне желтой листвы и травы. — Я хотел навестить вчера, но работа… Сама понимаешь, как она затягивает. Мне стало стыдно, что я оправдываюсь, однако Анна мягко, понимающе рассмеялась, и я почувствовал себя куда лучше. Судя по голосу, она пришла в себя и сейчас отдыхала. — Со мной все хорошо, мы быстро восстанавливаемся, — успокоила меня Анна. — Вчера вечером меня выписали, я дома. Может быть, завтра появлюсь на работе! — и добавила негромко: — Я тебя напугала, да? — Нет, что ты! — отмахнулся я. — Влад бывает гораздо более жутким… Я беспокоился, что ты пострадаешь. — Я давно не пила кровь, да, и я знала, к чему это может привести, — печально вздохнула Анна. — Понимаешь… — она помедлила, но решила, видно, что мне можно довериться: — Пункты выдачи закрыли, это были независимые… предприятия, а больница не предлагала нам много. Большая часть из нашего клана завела личных доноров… Но я не смогла. Я наотрез отказалась. Я кивнул, хотя Анна не могла меня видеть. В наше время кусать людей не возбранялось — главное составить документ о добровольном участии и заверить его у нотариуса. Цивилизованный век. — Ты не кусаешь людей? — догадался я. — Я не хочу никому вредить. Долгое время — пью из пакетов, — призналась Анна. — Я думала, что смогу справиться с собой и потерпеть до своей очереди в больнице, но переоценила… Я едва не устроила что-то худшее из-за своих глупых страхов и старых представлений о морали! Ей было совестно, она сердилась на себя, а я растерялся. — Наши страхи и убеждения делают нас людьми, — сказал я, надеясь, что Анна поймет правильно. — Я уверен, что ты не сделала бы ничего ужасного. Ничего, с чем мы не смогли бы справиться. — Я рада, что ты мой напарник, — шепнула Анна, и я вообразил, как она улыбается. Сверившись с часами, я вынужден был двинуться дальше. Это была большая ошибка. Увлекшись беседой, я проглядел кого-то, несшегося прямо на меня — тоже ничего не замечающего. Я вильнул, улица была пустынна в ранний сумеречный час, но и это не помогло — в меня врезались, я чудом устоял, а мобильник упал на асфальт. — Ян? — тревожно позвала Анна. Ее голос доносился из динамика. — Ты в порядке? Телефон работал, да и экран вроде не разбился, подумал я, оторопело глядя на того, — вернее, ту — кто меня сбил. На меня недобро смотрела Есеня, немного дрожащая в легкой не по погоде одежде — короткое черное платьице, не доходящее до колен. Я изумленно рассматривал ее, срочно соображая, как она здесь оказалась. Может, я еще сплю?.. — Ну? — враждебно поинтересовалась Есеня, указывая на до сих пор лежащий на асфальте телефон. — Ответишь своей подружке или что? Обеспокоенная Анна была готова поднимать наших и вызывать полицию — она слышала невнятный шум и звук удара. Представляю, как она испугалась, если вспомнить все попытки убить инквизиторов и то, что с крестоносцами у нас личные счеты! Я быстро поднял телефон и уверил ее, что все хорошо, но, стоило упустить Есю на миг, она исчезла, кинулась прочь чуть ли не бегом — и это-то на высоких каблуках! Есеня, вне всякого сомнения, шла к тому же дому, в котором жил я. Неужели?.. Я ведь никогда ее не встречал тут раньше… но это понятно, ютился здесь совсем недолго, а домой на ночь возвращался. Стоило ожидать чего-то подобного — вспомнились слова Ярославы Игоревны: «Почему я должна следить за его глупыми детьми?». Меня стиснуло отчаяние. Ох, Денница, куда я попал? Задумавшись, я пропустил реплику Анны и, вздохнув, попросил повторить. — Нет, лучше не навещать меня, и Диме передай, он очень рвется, — сказала она. — Прости, мне еще… не совсем хорошо. Не хочу рисковать, кто-то может пострадать. Только не вы… Завтра посмотрим, а пока — извини. Я вслушался — голос тихий, уставший, но в нем чудился и страх навредить кому-то из нас. Хотелось напомнить, что на меня она не кинулась в прошлый раз, но я не стал — лучше и самому не вспоминать трясущуюся Анну, грызшую свои обескровленные губы. — Хорошо, отдыхай, сколько нужно, — согласился я. — Обещаем без тебя никого не убивать. — Да уж постарайтесь, — от души рассмеялась Анна. — Было бы жаль что-нибудь интересное пропустить! — и, посерьезнев, она добавила: — Удачи и берегите себя. Я выключил телефон, дошел до остановки, а тут как раз подъехал мой автобус. До работы оставалось еще немного, я прикидывал, найдется ли время зайти к Огневу и уточнить, как я оказался в одном доме с его дочерью. Отвлекся я, когда пришло сообщение от Димки — он требовал поторопиться. «Что-то важное?» — быстро напечатал я. Ответ пришел незамедлительно: «Огнев хотел тебе что-то сказать, лейтенант Кирай». Если бы мы говорили вживую, готов поспорить, эти слова сочились бы ехидством. Димана можно понять — в Инквизиции звания так быстро не меняют. Влад все-таки не соврал: с подачки Амона мне полагалось повышение. Все дело в отбитом у крестоносцев посольстве, захваченной пленнице, допрашиваемой сейчас параллельно со снайпером, а также раскрытом покушении на Огнева. Иногда мне казалось, что я слишком старался. Так и опять до кардинала недалеко! Я понял, что эта мысль не принесла мне ни капли радости. Я привык к неблагодарной оперативной службе, насыщенной удивительными событиями, о которых мне раньше доводилось лишь слышать… и разгребать их последствия. На работе меня встретил не слишком радостный Диман, оставшийся в офисе один с ведьмами — все остальные разъехались по делам, даже Огнев опять исчез, поговаривали, отправился провожать Амона куда-то. Московского и заодно адского посла на нашей территории оберегали, точно он был хрустальный. Понадеявшись, что и в этот раз с кардиналом ничего не произойдет, я принял у Димана новое удостоверение. Раскрыл его, всмотрелся. Обложка получше прошлой, тверже, отпечаток кровавой ладони вытиснен — вроде как герб, а внизу приписано мелким шрифтом: «Debellare superbos», в этом различия с прошлыми документами нет. Фотография внутри новая, я на ней на человека похож чуть больше, чем в жизни (недавно делали для базы, меня ведьмочки внизу снимали и, кажется, прошлись «Фотошопом» по усталому лицу — я им нравился). И написано — лейтенант Кирай… Интересно, долго придется привыкать? Но подумать над этим мне не дали; следом за удостоверением вручили папку с протоколом допроса некой Лидии Петровны Афанасьевой. Память подсказала, что это была упомянутая охранником Василием старший смотритель, «сущая фурия». Однако алиби стопроцентное, если только на дне рождения ее тетки не была умелая копия, но и детектор лжи — амулет — ничего не показал. Небольшая приписка авторства Ивлина гласила, что остальные сотрудники музея не знают ни о книге, ни об истинной профессии Риане. — А знакомыми этой шпионки занимался лично я, они тоже ничего дельного не говорят, — Диман ответил на еще не высказанный вопрос. — Странно, что я потратил на это весь вчерашний день? Ну, не всем же покушения раскрывать… Он сердился на что-то. Что его оставили в офисе копаться в бумажках, а я вчера бегал по городу и спасал начальство. Своей обиды Дима ничуть не скрывал, не притворялся, и это меня почему-то радовало. — Чтоб ты знал, Юлю пришлось пытать, — неохотно выдавил я. — Не самое приятное зрелище. Ох, ладно… Я знаю, что напарники должны работать вместе, но это был приказ Огнева, а потом я так перепугался, спешил… А вечером мне стало так паршиво… Мне стыдно. Ведьмак оторопел, изумленно глядя на меня. Кажется, и не думал, что я на такое способен, не представлял, что в наше трижды клятое гуманное время пытка возможна. Так и хотелось ему напомнить, что крестоносцы сожгли его дом, и невесту бы — вместе с ним, окажись она в квартире. И что на это он скажет? Разве он стал бы смотреть на меня с таким ужасом? На какой-то миг я понял, что мог бы и сжечь ее, ту упрямую девчонку с крестом у локтя, вернувшись к старым традициям инквизиторов, как назло, оставшимся в памяти у любого, у кого ни спроси. Если крестоносцы не гнушались никаких средств… Но мне стало страшно думать об этом, и я решил вспомнить о деле. — Шакса отпустили вчера, его брат внес залог, — оповестил Дима. — Прямых доказательств его вины нет, так что пришлось… — Значит, висяк? — безнадежно уточнил я. Мне не хотелось оставлять это дело, иначе и повышение казалось незаслуженным, и Риане, с которой мы не говорили ни разу, выходит, погибла зря. Книгу не достать, но убийца должен был поплатиться. Будь проклята магия, раньше все было проще, и люди резали друг друга без скрывающих ауру амулетов, и было все как-то честней. — Последний шанс! — объявил Диман, хватая со стола распечатку и победно на нее указывая. — Уволившийся как раз до ограбления сторож, Григорий Сергеевич Морозов. Говорили, подозрительный тип. Надо проверить. Он заходил в день перед кражей. Больше ничего не известно конкретного. На допросах отмалчивался. — Поехали? — предложил я. — Не, туда — ты с Войцеком, а у меня еще здесь дела есть… Конечно… На лице снова проскользнула обида, и я внезапно понял: да он же ревнует, что я стал больше работать с непонятным, весьма подозрительным духом, а не со своими напарниками! Влад вечно таскался за мной (возможно, полагая, что иначе я случайно убьюсь — не то чтобы он был не прав), а с Димой и Анной мы стали меньше проводить времени. Я с тоской вспомнил наши мирные посиделки в доме у ведьмака, когда я отходил от ранения и знакомился с ними. — Прости, меня тоже происходящее сводит с ума, — сказал я. — Влад не лучше вас. Он на подхвате, потому что дела связаны с интересами Ада, а я… наверно, я тоже ему помогаю, — неуверенно пробормотал я. — Он же Высший боевой, — буркнул Димка. С ничем не прикрытой завистью. — Ну и что? — изумился я. — Сам подумай: я всегда гордился тем, что у меня нет дара! Стал бы я работать с кем-то, потому что у него крутая магия? Нет, это другое. Я правда понимаю, что отстраняюсь от вас, и мне это не нравится, — признался я — это меня мучило. — Может, когда станет поспокойнее, соберемся где-нибудь, выпить, пообедать?.. — Главное, чтобы наша мадам не пообедала нами, — добродушно фыркнул Дима, но я почувствовал, что он оттаял. Разделение с напарниками взволновало меня и по другим причинам: насколько у нас плохо с сотрудниками, что даже тройки разбивать приходилось для большей эффективности? Должно быть, одно из новшеств, о которых договорились Амон с Огневым. Но, прикинув, что в квартире бывшего сторожа вряд ли найдется что-то опасное, я легко согласился. Да и с Войцеком мне нечего было бояться. Влада не было с утра… или, если точнее, с ночи, он не отзывался, хотя я по пути на работу пытался с ним связаться через амулет. Это не помогало, я всерьез задумывался, мог ли магический камушек разрядиться или сломаться, но приходил к выводу, что вещица выглядит как обычно. Решив подождать, — у Влада могли появиться какие-то дела — я прекратил попытки «дозвониться». Дима торжественно вручил мне планшет — камеры из Эрмитажа еще раз просмотреть, я сам просил об этом, уповая на хорошую память. Я не хотел зря тратить время, дожидаясь Войцека. Без него же ехать бессмысленно: если придется столкнуться с магией, я ничего сам не смогу, а все живые маги слишком заняты. — Кстати, у нас есть отчет о баллистической экспертизе, — вспомнил Дима, уходя к столу Анны, на котором устроил привычный беспорядок, вызывающий у меня странную ностальгию. — С тебя обвинения сняты, стреляли из «Глока». — Семнадцатый? — хмыкнул я, выбирая нужный документ, но Диман мне не ответил, увлекшись каким-то файлом на компьютере. Иногда он подвисал так, ничего не слыша, — ведьмак, конечно, не техника. Я тоскливо помялся рядом, включая старый, не очень-то хороший планшет. Просмотрел быстро несколько записей предыдущего дня, но оказалось, что вычислить сотрудника, открывшего окно, будет трудно. Камеры в самом зале не работали, но всех, кто вышел из него, тщательно допросили. Мне подумалось, что в Эрмитаже может быть система переходов, о которых знают одни работники. Но это было из разряда теорий заговора. Никто, разумеется, не помнил, открывали ли окно. Уборщицы растерянно бормотали. Это не казалось им важной деталью, пока кто-то не совершил кражу, привлекшую внимание прессы к музею. Журналисты до сих пор не отцеплялись ни от нас, ни от полицейских. Никакого покоя… Я просматривал журнал посещений и неожиданно заметил там Морозова; как написал Андрей, он пришел насчет каких-то удержанных выплат. Тем не менее, это было подозрительно. Время шло, сменились дежурные. Я решил отправляться, уверенный, что Влад появится по дороге — он никогда не оставлял меня надолго. Стало беспокойно: вдруг он обиделся, что я скрыл от него правду о прошлом? Не потому ли он так покладисто отстал от меня ночью? До Морозова ехать было долго, и я пожалел, что угроблю на это чуть не полдня. — Огнев просил передать, что ты можешь забрать колымагу, на которой вчера катался, — сказал Димка, когда я, скрепя сердце, уточнил, не могу ли взять его машину. На столе (под завалами Димки) и впрямь лежали ключи, как гласила записка, от реквизированной мной вчера машины. Тем двоим хорошо досталось за халатность, а мне перепал совершенно законно транспорт — грех жаловаться, особенно учитывая, что выглядела машина уж всяко получше ведьмачьей. С другой стороны, сильно проигрывала перед оставшимся в Будапеште «Порше». Та никогда мне не принадлежала, по правде сказать, а досталась после смерти Сандора Кирая; я всегда чувствовал себя мальчишкой, угнавшим машину дяди… Я решил еще немного подождать Влада на стоянке: в офисе душно, так еще и ведьмы иногда косо посматривают, словно дел других нет, а потом шепчутся. Прислушавшись, я уловил что-то о крестоносцах и кардинале, а когда одна из девушек, как я понял, собралась подойти и расспросить обо всем лично, я окончательно сделал выбор в пользу улицы. Так и подхватил вещи, исчезнув под носом у ведьм. Разговаривать не хотелось. Душу тяготили и кошмар, и столкновение с Есеней… Ветер почти успокоился, поэтому я смог удобно устроиться на капоте, закурить и вернуться к камерам. Первым открылся недочитанный отчет, о котором я немного позабыл. Я не угадал: «Глок» был не семнадцатый, а двадцать шестой — если брать классический вариант, магазин там на десяток пуль; все в цель — выходит, не перезаряжался. Пистолет легкий, под одеждой спрятать можно. С камерами было интересней. Записи дня перед ограблением я внимательно просмотрел все, пытаясь отмечать людей в платках, головных уборах, темных очках… Никого подозрительного. Разве что, я засек, как зашел и вышел Морозов — времени он потратил немного, но так ли долго распахнуть окно?.. Включив запись камеры неподалеку от демонского зала в ускоренной перемотке, я подозрительного не заметил, да и он по сравнению с другими был менее посещаем. В соседних тоже происшествий не случилось. Потратив около получаса, я отсмотрел все по нескольку раз, но также ничего не увидел. Потом, озаренный внезапной мыслью, открыл записи дня, когда случилось убийство. Камеры на входе заметили Шакса и Соколову в сопровождении их экспертов, меня и Ивлина, вошедших в Эрмитаж, потом была пара человек из искусствоведов, но их проверили. Я быстро глянул другие входы, после — камеры, заснявшие музей общим планом. Все телепорты были исключены: вокруг стоял мощный блок. Интересно… Значит, догадка верная: убийца скрывался среди нас? — У тебя сигарета почти догорела, — подсказал Влад. Обычно при его внезапном появлении я вздрагивал, сейчас и не посмотрел на Войцека, увлеченный записями. А ведь он оказался прав: пепел сыпался по ветру, а я не заметил. Усмехнувшись, я бросил окурок под ноги и выключил планшет. Влад угрюмо молчал, глядя куда-то в сторону. — Harsiv mere, — повторил я услышанные ночью слова. Он заметно скривился. Позже я понял, что и сам поморщился — этот язык, он как ржавым ножом по венам. — Произношение хромает, знаю, — улыбнулся я. — Не практиковался… — Тебе самому-то, блядь, не больно? — неожиданно огрызнулся Влад. — Говорить? — я всерьез задумался. — Нет. Болеть нечему — все выбили. Мне показалось, он хотел что-то сказать или сделать, но промолчал. Точнее, сказал, но совсем другое: — Поехали, — сухо бросил Влад, кивая на машину. Даже не спросил, как она мне досталась. Он исчез, чтобы появиться на заднем сидении, а я постоял немного, глядя в хмурое небо свинцового цвета. Ветер разметал волосы, прошелся ледяным клинком по ребрам, а сверху гремело — начинался дождь. Первые тяжелые капли прокатились по запрокинутому вверх лицу. Я поморщился — холодно, отряхнулся и наконец сел в машину. Небо надвое разломила молния в тот же момент, когда заработал двигатель. Ориентировался я по навигатору и, прикинув время и расстояние, уменьшил скорость. Не хотелось из-за плотной стены дождя попасть в аварию, лучше не рисковать. Отвлекся на одну секунду и решил посмотреть, чем там занят Влад. Он, к моему изумлению, смог магией утащить к себе и включить планшет, который я бросил на соседнее сидение, и изучал все то же, что и я ранее. — Могу рассказать, что там, — великодушно предложил я. — На дорогу смотри, — отмахнулся Влад. — Я сам могу, а ты половину важного пропустишь. Я решил не спорить: потом сам жаловаться будет, что силы на телекинез потратил… или это считается техномагией? Не важно, главное, потом может случиться как в посольстве, и кто знает, повезет ли на этот раз. Я не готов был снова видеть, как Влад Войцек умирает. Опять и опять истекает кровью. А прошлый опыт наведывания в квартиры подозреваемых сделал меня излишне нервным. Внутренне я готовился к очередному сторожевому кошмарнику — к огромному адскому псу… — Занятно, — заключил Влад. — Есть у меня пара мыслей… — Мне ты их рассказывать пока не будешь? Он не любил подсказывать просто так; Влад хотел, чтобы и я не расслаблялся и доходил до решений своим умом. — Молодец, — улыбнулся он. — Угадал. Напомнить бы ему, что он в Инквизиции, пока приносит пользу, а потом будет радостно вышвырнут обратно в Ад, и поэтому лучше успокоить, подкормить начальство новыми версиями… Но теперь я хотя бы уверен, что он занят делом, даже выпал из того мрачного настроения, с которым на меня смотрел… Улицы Петербурга, такие же серые, как и небо, мерно текли мимо. — Ну как, доволен? — зло бросил я. — Чем? — Я предупреждал, что не надо в мою память лезть! Я чуть сорвался. Совсем немного, быстро успокоился и снова вцепился взглядом в дорогу, перестраиваясь. Казалось, это — единственное спасение сейчас: работа и крестоносцы. Кривая, рассыпающаяся в прах причина оставаться в живых, которая однажды предаст. Но пока этот злосчастный день не наступил, я должен — пытаться — жить. Делать мир справедливее. Долгие годы это было моим смыслом. — В память я и не лез, — вздохнул Влад. — Но… кошмар очень натуральный. Пиздец какой-то. Ощутимый, что ли. Я там сам чуть не остался, когда тебя вытаскивал. А мне… года два ничего не снится. — Совсем ничего? — Я рассеянно отмечал, что до боли в пальцах вцепился в руль. — Мертвые же могут не спать? — Да. Совсем, — согласился он. — А тут такое… меня чуть не прибило нахуй. Как ты с этим живешь?.. Я оглянулся. Кажется, не врет, ну и с чего бы ему? Не отрыл у меня в памяти ничего, и то хорошо. Но что он мог подумать о человеке, которому снится такое? Я по долгу службы кое-что понимал в психологии, хотя в случае Войцека никогда нельзя быть уверенным на сотню процентов, но вроде во взгляде Влада было… сочувствие? Такое непривычное и неловкое. До нужного дома доехали молча — от силы десять минут до него оставалось. Я припарковал машину, вышел и едва успел добежать до парадной прежде, чем промок до нитки. Отбросил со лба волосы, лезущие в глаза, выругался, представляя себя со стороны. Интересно, пустят ли меня в таком жалком виде на порог? Я набрал номер квартиры по старому домофону, крашеному в осыпающуюся хлопьями зелень, вслушался. Гроза грохотала над Петербургом, срывающиеся с неба капли доставали и меня, стоящего под крышей — лило наискось. На домофон почему-то не отвечали, я сквозь зубы матерился, чувствуя, как отмерзают пальцы — по первые фаланги, потом полностью. — Может, дома его нет? — растерянно спросил я. — Кто ж в такую грозу на улицу попрется? Ну-ка, отойди! — Влад указал в сторону, и я поспешил убраться с дороги — железную дверь он вряд ли вышибет, но мало ли… Не вышиб. Взмахнул руками, и, будь он живым, запястья хрустнули бы при таких движениях. Я ожидал вспышек, обычно сопровождающих колдовство, но не увидел ничего, а дверь, тихо скрипнув, открылась сама, будто приглашая войти в темную парадную. Заметив, что сыростью оттуда тянет даже больше, чем на улице, а запах сам — затхлый, словно болотный, я все-таки решил заглянуть. Не отступать же! Лифт — проржавевший насквозь и до ужаса древний — не внушил доверия ни мне, ни Владу, поэтому на третий этаж я поднимался по лестнице. На первый взгляд, обычный дом и обычные квартиры, стены измалеваны, но хоть со вкусом, ведь рогатого Люцифера оценил сам Войцек, а извечное «Цой жив!» (такая надпись чернела неподалеку от инквизиторского офиса) порадовало вариативностью: там было имя немного другого поэта. — Почему Есенин? — вслух задумался я. — В Петербурге потому что помер, — предположил Влад. — А ты, кстати, знал, что его повесили?.. — Войцек, все потом… Вспомнилась Еся, но эти мысли я быстро отогнал. Огнев мне не представлялся любителем поэзии, но, может, мать когда-то увлекалась русской лирикой?.. Никогда я не задумывался, почему ни разу при мне не вспомнили про «миссис Огневу», а кольца у кардинала нет, я бы заметил… Инквизиторы редко заводили семью. Я знал, что, вероятно, никогда не женюсь — и что никто не вытерпит того, что живу работой. Не то чтобы эта мысль меня сильно расстраивала. — Чувствуешь что-то? — одернул я Влада, вихрем прокатившегося по лестничной клетке. — Не уверен… Нечто нехорошее есть. Осадок… Квартира Морозова была напротив — и хорошо, что нахальные художества принадлежали не ему, а то я вообразил рисующим на стенах лысеющего мужичка лет пятидесяти — с ним я познакомился по фотографиям. Я позвонил, но ответа не дождался, как и в случае с домофоном, поэтому сам любезно пригласил Влада к замку. Оглянулся на вторую квартиру, подумал между делом, что, если не получится с Морозовым поговорить, можно нагрянуть к любителям искусства, спросить о жизни соседа. Его личное дело было удивительно чистым, а полиция ничего не смогла найти. Но те, кто живет за стенкой, нередко знают больше органов правопорядка. — Прошу! — объявил Влад, когда в замке, вспыхнувшем по контуру красноватым светом, что-то щелкнуло. Вытащив из ножен стилет, я открыл дверь, подождал пару секунд, после чего зашел в квартиру. В коридоре был погашен свет, я озадаченно пошарил по стене рукой, думая, где же должен быть включатель. Окна комнаты в конце коридора почему-то были наглухо зашторены. Я осторожно прошел вперед, но все равно едва не наступил на труп, лежащий в дверях. Вовремя взметнувшееся вверх белое пламя, осветившее квартиру, заставило меня остановиться. — Что за херня? — ошарашенно спросил я у Влада. В неестественно белом освещении труп выглядел жутко, а лужа крови, в которую я наступил — еще хуже, и мы поспешили зажечь люстры. Взмахом руки Влад раздвинул шторы в разные стороны, в комнату хлынул свет, который впору было называть призрачным. Я осмотрел окно, но оно было закрыто, как и дверь. Но не мог же Морозов покончить с собой — слишком неестественная поза! Я мельком осмотрел комнату, удивленно разглядывая расставленные у стен картины. Все помещение было завалено разнообразным хламом: пустые рамы, холсты, обрезки какой-то ткани, краски и кисти… Посередине этой художественной во всех смыслах свалки стояли стол и стул перед ним — единственная мебель в гостиной, исключая шкафчики на стенах. На столе — пара толстых тетрадей, опять краски, огрызки карандашей, недопитая чашка чая и много всего прочего. Я открыл одну тетрадь, пролистал. Какие-то расценки, названия, имена — походило на учетную книгу. Так Морозов сочетал работу в музее и рисование? Тяга к прекрасному взыграла, вот и выбрал себе должность в Эрмитаже. Вряд ли современный художник много получал. Тут была еще спальня, каморка, в которой ничего ценного не нашлось. Вдобавок, в ней мы с Владом едва не столкнулись — неприятно получилось, но моего бодрого настроя не сбило. Кухня тоже пустовала. Весьма заинтригованный, я решил осмотреть труп. Я наклонился, пригляделся к ране на шее. На этот раз не пулевая, но почему-то мне убийства казались связанными. На Морозова никто не стал тратить небесную сталь — выходит, расправа над Риане действительно была игрой на зрителей. Я вздохнул. Может, не потрать я время в ожидании Влада, успел бы предотвратить убийство? Но тут же засомневался: тело было холодное, может, пролежало тут явно с утра. Кто бы мог знать?.. — Так, два пореза, — сказал Влад, рассматривая рану. — Крови много, но смотри, один совсем тонкий, а вот второй рассек артерию, и наш гражданин скончался от потери крови. Почему первый был таким слабым? — Увернулся? — предположил я, но тут же понял, что Морозов в его годы и в, прямо скажем, неважном физическом состоянии вряд ли смог бы отскочить от преступника так ловко. — Сомневаюсь, — хмыкнул Влад. — Я бы ставил, что рука у убийцы дрогнула. Выстрелить всеми пулями в демоницу, значит, не дрогнула? Какая-то странная система ценностей у него: Риане ведь умерла навечно, а человек Морозов всего лишь отправился в Ад… Выходит, мы определенно имели дело с крестоносцами! Вероятно, убивать бывшего сторожа не хотели вовсе, но пришлось? Что же он такого сделал? — Похоже на зачистку соучастников и всех, кто был причастен, — сказал я, озаренный догадкой. — Вдруг Риане тоже была связана со схемой? Она одна из сообщников? Она могла рассказать похитителю про тайны книги, а Морозов — открыть окно и помочь с камерами, расписанием музея и так далее. Как тебе версия? Нужно проверить общих знакомых. Был ли преступник причастен к музею или это совершенно посторонний человек? «Я с Сергеичем витрины таскал…» — вспомнился дрожащий голос охранника. Там Морозов и увидел книгу, а потом… Что, решил украсть? Нет, скорее, рассказал кому-то, кто тут же заинтересовался! — Он знал убийцу, — вздохнул Влад, пройдясь по квартире. — Дверь закрыта на ключ, а связка вот, в коридоре висит! — Магией он всколыхнул, перебрал звенящие ключи. — А это значит, у убийцы были свои. Слышал я про магические отмычки, способные потом все запереть обратно, но, раз Влад ничего не нашел в замке, ключи были самые обычные. — Их и подделать можно. Дом старый, дверь — тоже, и если хорошо подготовиться… — Денница, за что мне этот упрямый баран? — недовольно спросил Влад, глядя в пол. — Чашку на столе видишь? Я кивнул — сложно не заметить, когда она почти на краю стоит, словно вот-вот упадет. И ничего подозрительного в ней нет, захотел человек чай выпить после работы… — И что? — спросил я после многозначительного молчания. — Там отрава? Вместо ответа Влад подтащил меня к тому месту, где стоял сам. Не очень приятно — словно порыв ветра в спину ударил, я едва не упал, чудом устоял. Войцек, как всегда, все предусмотревший и подхвативший меня, и не подумал извиняться. Он указал в кучу хлама у стены прямо перед нами. Я присмотрелся. — Вторая чашка, причем разбитая. Вот, гляди! Сервиз тот же, можешь сравнить, — довольный находкой, объяснил Влад. Я наклонился, разгреб пустые палетки из-под акварели, и наткнулся на обломки фарфора. — Значит, пил чай он с кем-то, — рассуждал Влад. — Предположительно, потом произошла ссора, чашку отшвырнули в сторону, вторую почти сбили на пол. В остальном следов борьбы нет, так что он не сопротивлялся. Скорее всего, был ошарашен, начал отступать к дверям, где его и добили. Звучало логично. Я благодарно кивнул: — Я бы в таком бардаке чашку не нашел. Извини. Мой просчет. — Как и я, — признался он. — Только по запаху. — Дух-ищейка? — усмехнулся я. — Ты подъебывай сколько хочешь, но мне мир видится немного по-другому, — серьезней обычного ответил Влад. — У нечисти в принципе обоняние лучше, а я вообще мертвый. Это почти как с аурами. Незаменимый какой. Я хотел сказать какую-нибудь колкость, но Влад неожиданно оказался рядом, лицом к лицу, диковато посмотрел на меня, хватая за руку. От нахлынувшего холода я едва не задохнулся, зажмурился. Когда открыл глаза, с удивлением обнаружил, что все вокруг расцвело странными полупрозрачными вспышками. Меня словно ударило. Он разделил со мной то, что видел сам. Я отчетливо осознал, чего был лишен всю жизнь… — Это ауры? — ошарашенно выдавил я. — Они… — Это изнанка нашего мира — самый ее край. Ауры. Цвета. Запахи. Звуки, — Влад перечислял отрывисто. — Все тут оставляет следы. Если хорошо прочитать, можно найти что угодно. Он прочертил линию от стоящей на столе чашки до той, что была на полу, указав на тонкие, едва заметные мазки темной краски, скользящей в воздухе. Увлеченный, я осматривался по сторонам, с грустью отмечая, как многообразие цветов бледнеет. Успел заметить наши с Владом следы, понять, что синие всполохи повсюду — это мертвый хозяин квартиры. Было что-то еще. Неуловимое, приглушенное — наверное, так выглядит аура под глушителем. Что-то светлое вилось вокруг Морозова, но я ослеп — увидел бездыханное тело. И все. Но оно было там — то, что мы искали. Свет, мягкий цветочный запах… Казалось, Влад ничего не заметил. Может, и мне привиделось? Я вздохнул, снова возвращаясь к трупу. Если он пятился от убийцы к дверям спиной вперед, то должен был упасть иначе, скорее всего — лицом вниз. Труп, выходит, переворачивали, и я начинал догадываться, зачем это. Самая первая мысль найти одинаковые контакты у убитых провалилась — телефона банально не было. Его украли. — Влад, можешь мобильник мне поискать? — безнадежно попросил я. Он же застыл над телом, почти ничего не слыша. Усмехнулся чему-то своему, покачал головой и готов был рассмеяться, но оглянулся на меня и встряхнулся. Но ликования на его лице было не скрыть — он так быстро нашел разгадку? — Что, очередная гениальная теория? — Аура та же, это наш вор. Я говорил, что узнаю ее, если встретится снова. Сказав это, Влад преспокойно развел поиски телефона, заставив меня рыться в навесных шкафчиках. Сам он не переставал улыбаться. Напомнить ему, что я-то читать мысли не умею, а знать версию хотелось бы? Тогда я решил рассказать про цветочный запах. — Это женщина, — убежденно сказал я. — Помнишь, мы говорили, что вор очень… тщедушный, чтобы пролезть в окно. А теперь это… Но амулет должен был скрыть все, если он не бракованный! — Я думаю, это духи или какая-то подобная хуйня, — решил Влад. — Амулет замазал природную ауру, а этот запах был наложен поверх. Он искусственный. Большинство не знает про такие тонкости. Да и я прежде нечасто встречался… — Если ты начнешь обнюхивать всех женщин, которые были в тот день в Эрмитаже, нас точно отстранят. Влад многообещающе ухмыльнулся. Телефона не было, опасения подтверждались — убийца забрал его с собой. Ну ничего, номер найдется в базе и придется обращаться к оператору — у них должны быть записаны все разговоры и сообщения, но в телефоне могло быть много всего интересного и помимо того: контакты, фотографии, заметки… Кажется, все, что могли, мы сделали… — Что-нибудь еще важное есть? — спросил я Влада. Тот остановился, прекратив мелькать перед глазами, отрицательно покачал головой, и я достал телефон, собираясь вызвать наших и полицию. Но кто-то среагировал раньше — когда я разблокировал его, мобильник пронзительно зазвонил. «Кем-то» оказалась Лисецкая и, не видя смысла поступать иначе, я ответил мгновенно: — Что случилось? — А почему что-то должно случаться, может, я соскучилась? — Я в красках представил ведьму, пожимающую плечами и ехидно улыбающуюся. — Но ты прав, тут за тобой из ФСБ явились. Спрашивали, поехал ли ты к Морозову, собирались догнать. Подумала, что тебе будет важно узнать. Если вы с Войцеком занимались чем-то противозаконным, сейчас же прекратите! И заметите следы! — Как хорошо она меня знает! — обрадовался подслушивающий Влад. — Это Соколова? — вздохнул я. Она нашла, к чему придраться? Немного не вовремя, как по мне, у нас вот-вот начало что-то вырисовываться, хотя компания возможных сообщников подобралась довольно странная: неизвестный вор-крестоносец, шпионка Люцифера и художник. Был четвертый или нет? Тогда нельзя медлить: если в деле два трупа, могут появиться еще. Но я отвлекся, а Лисецкая все тараторила в трубку: — Я их личные дела на планшет Палатова скинула. Почитай, может, что полезное найдешь. Полезут арестовывать, звони Огневу, он должен сейчас быть на связи. А, и твой мертвяк просил кое-что. Тоже там. Почему вы вечно под кого-то копаете? Хобби такое? — Спасибо. И пришли кого-нибудь по адресу, на который я поехал. Здесь тело! Женя забористо выругалась и отключилась. На планшете, вернее, на электронной почте Димана, висело несколько новых файлов. В одном все о Соколовой: 22 года, родом из Сибири, закончила то и то с отличием и красным дипломом… и прочая не важная информация. В другой — какой-то седеющий мужчина из того же ФСБ, имя его я запомнил, но не нашел ничего интригующего. Достаточно знать, что это Арина пытается вновь мне помешать. Поразительные рвение и обидчивость, а что я по сути сделал? Ничего, поставил на место, когда она начала откровенно угрожать. Конечно, не каждому такое понравится, но… — Влад, ты думаешь, она?.. — Приехали, — оповестил Влад, смотревший в окно. — Встретим гостей или тут подождем? — Зачем дергаться? Я развернул стул к двери, сел, взяв со стола тетрадь Морозова, полистал. На лестнице что-то грохотало, но к нам не звонили. Влад метнулся в коридор на мгновение; теперь все выглядело так, будто мы специально оставили ее приоткрытой. Почти приглашая. Соколова была тут, внизу, но чего-то ждала. Слишком долго. А мне все меньше нравилась квартира Морозова. — Если я закурю, будет совсем наглость? — тихо спросил я, стараясь скрыть нервную дрожь руки. — Разумеется. Огоньку? — любезно предложил Влад, и на кончиках его пальцев вспыхнуло пламя. Я не успел ничего ответить, когда в квартиру, распахнув дверь, вломились двое. Впереди шла Соколова, а за ней следовал мужчина с пистолетом. Арина взмахнула рукой, беззвучно приказав убрать оружие, прошла вперед, остановилась у трупа. Простояла так немного, потом посмотрела внимательно на меня. — Ваша работа? — Нет. Все ножи сдать или так поверишь? Она удрученно вздохнула, поправила выбившиеся из косы волосы и тихо заметила: — Не знаю я, чему тут верить… — После чего сказала заметно громче и отчетливей: — Не надо ничего сдавать, сержант. — Лейтенант, — поправил я неожиданно. — Да? Поздравляю с повышением, значит… — Арина посмотрела на Влада, слегка улыбаясь: — А вы никак не успокоитесь, ищете вора? Боюсь, тут его быть не может. Но это квартира одного талантливого мошенника — делал копии картин с экспонатов Эрмитажа, перепродавал. Мы долго пытались на него выйти, а тут… опоздали. Когда полиция стала копать, мы обнаружили, что фото Морозова совпадает с описанием одного из преступников. Мы занимались этим делом, но никак не могли на него выйти. Влад посмотрел сначала на нее, потом на Морозова. Думал, что Арина обманывает? Но я с ней мог бы согласиться: цены в тетради были очень высокие для обычных картин. Я чувствовал здесь какой-то подпольный бизнес. — И как же вы нашли его сейчас? — вкрадчиво спросил Влад. — По результату допроса некоторых работников в Эрмитаже, — спокойно ответила Соколова. — Ничего противозаконного. Я недоуменно на нее посмотрел: Арина имела в виду пытки. Но она и не взглянула на меня, продолжая смотреть в глаза Влада. В конце концов Соколова же и отступила первой, не выдержав этого молчаливого сражения. — Как скоро Инквизиция здесь будет? — требовательно спросила она, встряхнувшись. — Уже едет, — предположил я, надеясь на Женю. — Отлично, — кивнула Арина. Но искренней радости я так и не услышал.***
— И что теперь? Мы стояли у подъезда, зная, что наверху в квартире ругаются инквизиторы, полицейские и пара агентов ФСБ. Я блаженно жмурился, глядя на неожиданно яркое солнце, выглянувшее после грозы, курил и пытался разговорить Влада. Последнее было почти невозможно. Он стал скрытнее после сегодняшней ночи, это я не мог не заметить. На планшете Войцек просматривал записи за тот день, когда похитили книгу. И камеры, стоявшие в окрестностях домов Риане и Морозова. Влад дернул меня за рукав, показывая на одну и ту же машину, засветившуюся на записях. Было это больше недели назад, а водителя не получалось рассмотреть — тот словно знал, где будут камеры. Очевидно, третий преступник… — Скажи Лисецкой, пусть номера пробьет. Нам нужны доказательства… Я послушно застучал по клавишам. Войцек что-то знал, но я ничего от него не мог добиться, ни единого слова. Он отмахивался и загадочно усмехался, позволяя мне и дальше строить невероятные теории. И посоветовал ознакомиться внимательнее с присланными личными делами — второпях не удалось. Одно было ясно: Морозов занимался копированием картин, работал, вполне вероятно, с экскурсоводом Риане, неплохо разбирающейся в искусстве, и кем-то третьим, кто мог прикрывать их. Сам художник рисовал и получал свою долю, ему хватало. В подтверждение этому нашлись записи о встречах с Риане в тетради. Там она значилась как «Р.», но я взял смелость предположить, что за инициалом скрывалась именно погибшая демоница. Но с этим разберется ФСБ, нас интересовал тот момент, когда Морозов уволился и из тройки этой вышел. Это было не так уж давно, как раз до кражи. Услышав о похищении книги, он спешно сбежал, оставив подельников. Дело в сменившейся цели или в важности пропажи? Не важно. Не опасаясь ли такого же предательства и от Риане, вор убил демоницу? А потом приехал договориться о молчании с Морозовым, но был вынужден убрать и его. Вопрос: кто же убийца? Эта женщина — крестоносец, определенно, в то время как остальные двое могли и не знать, с кем имеют дело. Кто, возможно, работал в музее или был с ним как-то связан? Кто знаком и с Риане, и с охранником? Как ни печально, не узнаем, пока не проверим контакты и не получим ответ Лисецкой, ведь ничего полезного у убитого нет. В записях в тетради предстояло долго разбираться. Съемную квартиру Риане рассмотрела полиция, разделившая с нами расследование. Выводы неутешительные. Пустота. Но, если она служила у Люцифера, она была профессионалом и не оставила бы следов. — Она могла предать Люцифера? — спросил я. — Строго говоря, она могла сохранить верность Аду, и ввязавшись в аферу с поддельными картинами, — прикинул Влад. — Всего лишь подработка. В Аду на такое смотрят немного иначе… Но она должна была понимать, что с книгой происходит нечто серьезное. Думаю, в этом Риане поучаствовала не по своей воле. Это объясняет, почему она так тряслась в тот день… — Мне показалось, она хотела поговорить со мной. Очень уж внимательно смотрела! — воскликнул я. — Убийца понял это и поспешил убрать Риане. Влад вынужденно хмыкнул и пожал плечами. — Так что делать? — повторил я. — Ждать, — коротко ответил Влад. — И чего же? — Финала, Ян, финала, — он многозначительно улыбнулся. — Нам нужно разобраться кое с чем насчет содержания книги, а я нашел того, кто подскажет. Может, это прояснит «секрет» крестоносцев. Но обещай, что не станешь мне мешать. — Если никто не пострадает, обещаю, — осторожно ответил я. — Охуенно. А как ты относишься к саморазрушению?.. Это считается? — Я заворчал, а Влад расхохотался. — Что касается дела… надо подождать, поизучать бумаги, чтобы быть уверенными. Тебе это, кажется, нравится больше, чем мне? Вот видишь — столько интересного чтива! В расчищающемся небе мрачно загремело вновь.