Ira odium generat — «гнев рождает ненависть»
Никто не понял, как город так быстро превратился в военный лагерь, по которому беспрестанно мелькали люди и нелюди в форме. Магией — спешно, на скорую руку — пытались восстановить разрушения, оставшиеся после битвы с Тартаром, объявили комендантский час, население свезли подальше от центра в палаточный лагерь на окраины, особенно тех, кто потерял дома в этом безумии. Все боялись нового нападения. В том, что оно последует, не сомневался ни один из нас, по улицам все ходили, тревожно поднимая головы к небу, дабы убедиться, что там не зияет новая воронка. Постоянное ощущение страха нависало над городом, как и зловещие свинцовые тучи. Поставили барьер. Показания к этому были самые очевидные, но все равно это провернули как-то ловко, быстро, что никто не успел воспротивиться. Петербуржцы не были глупы — они осознали, что их решили скормить зверю. Многие рванули прочь, к границе, жирно проведенной правительственными магами, но проверки затянулись. Очереди из машин длились бесконечно, многие разворачивались и возвращались в осажденный город. Я наблюдал за этим издалека: покидать Петербург я все равно не собирался. Тем же днем, как грянул Тартар, начались новые волнения, и Огнев опять послал нас в помощь полицейскому оцеплению. Докатилось до усыпляющих заклинаний — это было гуманно, так что обошлось без серьезных столкновений… Возвращаясь вечером домой, я ехал в пустом автобусе, а водитель с изрядной долей любопытства косился на меня. Петербург вымирал. Я шатался по улице, ища магазин, полки которого не смели, чтобы раздобыть чего-нибудь на ужин, и везде встречался с опасливыми взглядами. Постоянно шли военные советы, но меня туда, разумеется, никто не пускал. Мало-помалу с нападения Тартара протекло полтора дня, а ощущения были такими, будто война длится как минимум несколько лет. Общая занятость, мрачное настроение — все это безумно изматывало, я не спал последнее время из-за банальной бессонницы и выглядел как озлобленный призрак убийцы. Самого Влада я не видел с того сражения, как ни странно. Он исчез, едва стало понятно, что мы победили, а в неразберихе я не заметил, куда и как он смог испариться. Неудивительно: было много раненых, вокруг крики, стоны, все куда-то бегут, спешат… Я подумал, он с остальными гвардейцами отправился прочесывать город, чтобы убедиться, что теней в нашем мире не осталось, но потом поспрашивал, и оказалось, Влада так никто и не видел. Он сгинул. Беспокоиться за него мне было некогда, потому что Огнев словно собирался угробить оставшихся целыми инквизиторов. Я мотался по городу на своих двоих — от машины, насколько известно, ничего почти не осталось, — а дел наваливалось все больше. Слава Деннице, жизнь нам немного облегчил Егор, который сообщил пару точек, где крестоносцы покупали у контрабандистов амулеты — они по-прежнему пользовались этими местами, так что мы при помощи полиции смогли временно оставить их без магической подмоги. Мы решили: бить теней бесполезно, пока они призывают новых, поэтому логичнее тщательно заняться Божьими Воинами, вычислить пастухов. Но ни Егор, ни Арина Соколова, отчаянно желающая заслужить прощение, ни та маленькая магичка Юля — никто не мог сказать, где искать их главного мага, которого искоса видел Влад на крыше. Иногда мне казалось, что его не существует. Когда все немного успокоилось, я сейчас же отправился к Арсеньеву в больницу. Есеня пообещала встретить меня там — я застал ее на пороге квартиры злой и лохматой; она призналась, что «Грешников» закрыли из-за военного положения и теперь она лишилась работы. Я думал совсем о другом и толком не смог ее обнадежить. Огнев злился — не на меня, дочь или кого-то, а вообще — на целый мир. Это напоминало мне Влада, затерявшегося где-то в беспокойном болоте Петербурга. Рядом с разъяренным кардиналом оставаться было небезопасно, поэтому я выпросил пропуск в больницу к Егору через любезную Анну. Огнев как раз закончил орать на кого-то из столицы по телефону — оттуда прислали не людей, а бесполезную против Тартара технику. Крик гремел по офису. Серое здание отдаленно напоминало ту самую недостроенную больницу, в подвале которой держали нас с Егором — недолго, зато впечатлений на всю жизнь хватит. Но нет, это здание было вполне обитаемо, после нападения — заполнено вдвойне, в окнах горел теплый желтый свет, дверь мне придержала какая-то симпатичная демоница — я даже улыбнулся, поначалу приняв ее за Ишим, но потом понял, что ошибся. Моя задумчивость объяснялась легко: последнее воспоминание о посещении больницы было сравнительно давнишним, но неприятным — когда Влад пытал магичку, а я позволял ему это делать. Меня снова начала тупо пилить совесть. Это был не самый бесчеловечный поступок за последнее время, но один из первых, с которых все началось, — поэтому так и запомнился. Сейчас я понимал: уже тогда во мне вспыхивала глухая ярость, пугавшая меня. Я успокоил себя тем, что с Егором ничего такого не случится — маг сотрудничал добровольно и рад был поговорить с Инквизицией, как мне донесли. Какое счастье, что я тогда решил ему помочь. Я пристыдил себя: спасать кого-то стоило ради сбережения человеческой жизни, а не ради выгоды. Я едва не столкнулся с Карой, задумавшись о спасении своей бедной души. Кого-кого, а вот командора, проводящую все время на советах, я встретить не ожидал, поэтому изумленно замер, уставившись на нее, думая, а не ошибаюсь ли снова. Мы стояли друг напротив друга среди вестибюля, почти полностью заполненного народом, несмотря на поздний час, и ни один никак не мог сориентироваться и понять, как себя вести. Близкими друзьями мы не были. Но я однажды, еще в Будапеште, снимал ее с креста, куда Кару приколотил один свихнувшийся священник… Кажется, это было весьма интимно. — Ян, — улыбнулась она облегченно — Кара и правда была рада меня видеть. — Необычно выглядишь, — заметил я. Кара пожала плечами, поправила темные очки. Она была в черной кожанке, как и я, и в военных ботинках — похожая на Влада. Неудивительно, что она решила избавиться от мундира — слишком приметно, а командор не любила лишнего внимания. Той же цели — скрыть ее личность от любопытных глаз — служили и темные очки, но в это время года и, к тому же, в Петербурге, они наоборот казались необычными. Мы отошли в сторону и сели на лавку у стены. Кара сняла очки, и я понял, что она тоже очень давно не отдыхала. Командор, радуясь минутам спокойствия, глубоко вздохнула, откинулась, устало прикрыла глаза, и на ее губах заиграла слабая улыбка. — А что, из Гвардии кто-то ранен? — спросил я. — Что?.. — Кара встрепенулась неожиданно, напрягшись всем телом. Я понял, что разбудил ее, случайно задремавшую. Мне знакомо было то состояние, когда проваливаешься в сон, оставаясь в одном положении больше пары секунд, и я сочувственно кивнул ей. Мне даже было немного стыдно теперь, когда я смотрел на Кару, протирающую красные от недосыпа глаза. Интересно, если на нас нападут, она сможет что-нибудь сделать?.. Не останется же командор Черной Гвардии вдруг такой беспомощной. Но сейчас я видел в ней больше от человека, чем от того монстра, рвавшего на части дракона и наш привычный мир заодно. — Я тут насчет протезов для вашего мага консультировала, — она все-таки услышала мой вопрос. — Помнишь, у Габриэль кисти нет?.. Это ей Михаил отрубил во время штурма. Мы смогли сделать ей новую руку из сплава демонической и небесной стали, она вроде прижилась, но у ангелов регенерация очень сильная. Не знаю, сработает ли сейчас… Она рассказывала, рассеянно крутила в руках бликующие солнечные очки, а язык у Кары заплетался. Командор Черной Гвардии осоловело моргала, прикрывая ладонью рот и пытаясь подавить зевок. — М-м, Ян, ты не против? — спросила она, привалившись к моему плечу, уютно ткнувшись носом. — Нет, что ты… Горячее дыхание щекотало шею. Я застыл, боясь шевельнуться, а Кара удобно устроилась на моем плече, сонно ворча. — Какой ты… костлявый, — пожаловалась Кара. — Не мальчик, а скелет. Куда, блядь! — буркнула она, крепко ухватив меня за низ куртки. — Меня все устраивает, ты теплый такой, очень теплый. Посиди так… еще немножко. Я так устала, — тихо прохрипела она. — Перед своими солдатами я должна быть смелой и громкой, но у меня подкашиваются ноги, а в голове все мутится, и мне тоже бывает пиздецки страшно. — Все хорошо, — прошептал я. И погладил ее по спине, по лопаткам, откуда росли мощные красивые крылья. — Может, тебе лучше домой?.. — Нет у меня дома, когда идет война, — усмехнулась она. — Я могу лишь сражаться за него, но прятаться в Аду — нет… Прости, я вовсе не собиралась на тебя вешаться. Побудь со мной минут пять, ладно? Ничего другого мне правда не оставалось — а что иначе: сбежать, бросить полубессознательную Кару, открестившись от нее делами? Я всегда жалел и хорошо понимал других, чтобы так поступить. И она была права: на нас действительно никто не обратил внимания, слишком уж много вокруг было таких же уставших людей. Может, мне нужно было, чтобы меня кто-то украдкой обнял. Я почувствовал себя спокойнее, уравновешеннее. — Если Ишимка увидит, она выцарапает нам глаза, — неожиданно хихикнула Кара. — Обоим. Вспыхнуло какое-то странное воспоминание — Ишим, выхватывающая нож. Я тихо рассмеялся, продолжая расслабленно сидеть с ней. Я начинал понимать их. Приобщаться к их безумной семье, которую они выстроили сами; мне никогда не казалось, что они играли в это, притворялись — нет, они и были семьей. — Да я же ничего… — слабо попытался отмахнуться я. — Успокойся, я шучу, — доброжелательно хмыкнула она. — А ты спросить про что-то хотел, я же вижу. Давай, я в таком состоянии что угодно тебе расскажу, пользуйся. Я задумался. Спросить про Влада? Она должна знать, где шатается ее мятежный брат. Я однажды пытался, как раз после битвы, хоть на меня и шипела Ишим, утверждающая, что Каре необходим отдых — сама командор так не думала, кстати. Но она клялась: Влада она тоже не видела, он где-то запропал. К тому же, исчезновение Войцека было не единственным, что меня волновало. Меня тревожила его первопричина, так сказать. — Почему ты хочешь убить Бога? Мне показалось, сейчас Кара резко выпрямится, и на ее лице заиграет то самое страшное выражение, которое транслировали в последнее время по всем новостным каналам, обсуждая ее громкие заявления. Но нет, слабо дернувшись, она поморщилась и не двинулась с места. — Я не хотела убивать Его. Поговорить — это изначально, — призналась она. — Возможно, дело дошло бы и до насилия, учитывая мой, хм, слегка нервный характер. Нам всем есть, о чем поговорить с Богом, есть вопросы и совсем нет ответов. Вот и получив подтверждение существования Господа — Влад наверняка рассказывал, — я загорелась идеей найти Бога и поговорить. На повышенных тонах, не спорю, но я вообще-то сомневаюсь, что Всевышнего можно так легко убить. Я не маг, я на такое не способна. Я слабо припоминал, что и Влад в самом начале отмечал разговор… Да, а потом он швырнул меня с крыши в бездну, и до сих пор от воспоминаний меня пробирало нечеловеческим холодом. Он всегда хотел уничтожил Господа. — Мне есть, за что Его ненавидеть, — устало говорила Кара. — Все началось еще с детства. Ну, знаешь, я была ебаным ангелом когда-то. Тогда все начинали беспокоиться, куда же исчез Господь. Для светлокрылых Он не был каким-то эфемерным созданием, как для вас, людей. Это было вполне конкретное существо, и однажды оно исчезло и перестало откликаться на молитвы. Было это… пару тысяч лет назад примерно. Я была ребенком, но я все слышала. Слышала, что люди распяли Сына Божьего, и что грехов их оказалось слишком много даже для Христа. Искупления не вышло, а одна бывшая потаскуха соврала о воскрешении. Может, ее одурманил Дьявол. И, наверное, думали все, Господь горюет. Ему разбило сердце человечество, в которое Он верил. Он хотел спасти их всех, этих убийц и воров, шлюх и насильников, Он хотел избавить их от греха и дать искру света, да только им нравится жить во грехе, и это и есть свобода, которую Он им дал. Я не понимала этого. Мне говорили любить людей с детства, но меня гораздо больше занимало то, как стать лучшей среди других ангелов. Поступить в Избранную Сотню Михаила… — она рассмеялась. — Может, эта хуйня меня измучила, и я потом придумала Гвардию. Я всегда хотела славы, но я была ребенком, и это называли желанием стать хорошим слугой Божьим, целеустремленностью. Я-то знала, что это гордыня, грех Люцифера, и мне было достаточно лет, чтобы понимать это. Но время шло — на Небесах оно шло очень медленно, — а никто так и не сказал мне: «Эй, да ты ведь грешна!» И я вдруг поняла, что все, что написано в книжках — бред. Что и ангелы грешны, и это вокруг меня и повсюду, и, может, допустила я мысль на миг, демоны не есть зло, как нам вбивают на школьной скамье? Что, если людей не надо любить? Что, если Бог не вернется? Но нет, в Бога верит каждый ангел, это ведь невозможно, чтобы Он ушел навсегда. Спроси Габриэль, и она скажет тебе, что верит до сих пор. Она ведь сотворена лично Всевышним, архангел же, не забывай. Почему же она с нами выступает против Бога? Ну, я стала для нее другим Господом, — довольно ухмыльнулась она, и за этим наверняка крылась какая-то история. — Но то Габриэль, а я-то была рождена во грехе — ну, ты понимаешь. Признаться честно, я и не помню отца и мать сейчас. Помню, как их казнили, вот это я отлично помню… Как так вышло? Архангел Михаил занял трон, решив, что Отец оставил его именно ему. Правда это или нет, мы до сих пор не знаем. До того, до моего рождения, до ухода Господа мы жили довольно мирно, несли свет людям, желавшим этот свет получить. Проповеди, еще что-то такое, ну, и благие вести, почему нет. Помогали правителям, наставляли будущих ученых. Были… Добром, знаешь. Если и приходилось браться за оружие, то чтобы отбить души у демонов. Мы вмешивались, если суккуб соблазняла мудреца, способного однажды, путем отшельничества, прийти к какой-нибудь светлой мысли и принести много хорошего другим людям своим изобретением. Но после того, как нами стал править Михаил, из слуг Божьих мы превратились в воинов. Мы пошли против Ада, хотя жизнь демонов и без того была не сладка. И однажды ангелы взбунтовались против Михаила. Они-то тоже сначала хотели поговорить, а он приказал схватить всех… да, он назвал их «грешниками». Схватить и расстрелять. Ну, из луков. Ты понял. На глазах у всех. И я была в той толпе, ребенок лет десяти, и я видела, как моих родителей убивают, вонзив в их тела стрелы. Ихор стекал к моим ногам, перья разметал ветер, а Михаил смотрел. Он улыбался. Что же делала я? То же, что и все остальные на той площади. Я молилась, просила Бога образумить своего воинственного сына, просила помочь моим родителям. Ведь это было несправедливо, что ангелов убивают за правду. Должно было что-то случиться, какой-то знак или вроде того. Но вот последнего на трибуне расстреляли, а я вдруг перестала молиться. Я не верила в Бога. Если Он позволил Михаилу это сделать, Его для меня больше не существовало. Одно слово, одно вмешательство, когда мы нуждались в Боге, и мы избежали бы тысячелетий войны и боли. Это Бог убил всех моих товарищей в тот день, оставил сиротами детей, женщин — вдовами. И я не хотела молиться. Не хотела служить. Я ненавидела Бога за то, что он закрыл глаза и отвернулся. Я стала стараться, завоевывать место для себя, сражалась из эгоизма… А потом я сама оказалась Падшей, увидела Ад, увидела людей. Я сожгла Рай, я втоптала в землю Михаила, но причиной всего этого был не он. Это Бог сказал ему: «Ты должен победить тьму». Я жила с этой мыслью, зная, что это не самая великая из Его несправедливостей. Знаешь, что злило меня больше всего? Он сдался. Люди убили Его посланника, люди предпочли грех — и пусть, это было их право. Можно было попробовать снова, когда они набрались бы ума и из варварских племен стали бы могучими народами — вот как сейчас. Это имело смысл. А Бог сдался. Когда я училась летать, я падала и поднималась, как бы больно мне ни было, а Всевышний взвыл от одной ошибки и опустил руки. Бездействием Он обрек на смерть много хороших демонов и ангелов. Миры запутались без Него, а Он не пришел на наши мольбы. Что ж, решила я тогда, значит, мы идем к Богу. Может, Он скажет, почему оставил нас. Если нет, то я всегда могу уничтожить еще что-нибудь вечное! Кара все говорила и говорила, и голос ее спокойно лился мне в уши. Я думал, мне было плохо? Я думал, Бог оставил меня, позволил пытать и ломать одного ничего не значащего мальчишку? Любому пришли бы такие мысли, любой озлобился бы. Теперь мне открывался… масштаб. Что-то, что я не замечал, будучи мелким обломком человечества, но что было ясно для ангела. Во мне никогда не было искренней веры, поступки Бога не казались мне предательством — они были далеки от меня. Но Кара — одна из тех, кого Бог действительно оставил. Когда монарх исчезает, народ остается полностью потерян. И кто тогда виноват во всех войнах, которые он начал? Сам народ? Но один ли он? Слишком сложно… Несколько дней назад я считал, что разобрался в идеях Влада, теперь, после рассказа Кары, я снова задумался. Да, да. Командора можно было легко понять: она жила в том мире, где Господь неожиданно исчез, оставив беспомощных ангелов одних, где из-за этого началась война, где совершили миллионы ошибок. Кара имела право ненавидеть Бога. На ее месте я тоже так думал бы, тоже хотел бы отмщения. А что Влад? Обычный человек. — Почему Влад, спрашиваешь ты, — криво улыбнулась Кара, будто прочтя мысли. — Я не знаю. Он теряет все в этой борьбе. Может быть, это его способ жить. Я дала ему цель, но я не смогу смириться с тем, что он умрет из-за нее, а ничего поделать не могу. Это… Все, что происходит, — мой путь, они идут за мной. Мои друзья умирали за меня, здесь же… Я ребенок, обиженный на Бога, Ян, им и осталась. И пускай. Я делаю, что захочу, и никто не остановит меня. И если нам суждено сгореть, мы уйдем, обрушив все напоследок. Но… За тысячу лет, отваживаюсь думать, я чему-то научилась, а Влад идет напролом. Он сгорит зазря, понимаешь? Я делаю это сознательно, я взращивала это в себе, а он — из-за какого-то слепого чувства. Я ощутимо вздрогнул. Мне обещали смерть в огне, но откуда Кара могла знать? Сказала просто так… Слишком много огня вокруг, и сейчас на моем плече лежит та, чье имя Холокост. Если бы не слышал, ни за что не поверил бы… — Что я могу? — растерянно спросил я. — Я хочу помочь ему, я… Влад постоянно меня спасает, и если есть шанс что-то сделать для него, я готов! — Я тоже не знаю, не надейся. Будь рядом; наверное, это все, что мы можем для него. — Я правда похож на того, кто способен кого-то спасти? Кара приподнялась, пристально посмотрела в мои глаза. Я думал, научился не отворачиваться от звериного взгляда Влада. Нет, командор, напротив, приковывала собеседника, и я медленно тонул в ониксовых безднах. Если у Бога такие же глаза, мы проиграем, едва его увидев. — Вы оба можете больше, чем думаете. Но если умрешь, то ты у меня получишь, рекрут Кирай, — оскалилась командор, потом снова помрачнела. — Держи его, пока я не могу. Я занята этой войной, и мне тошно, что приходится оставлять семью. А Влад готов помереть снова, если потребуется, ему нужна причина. Самая призрачная. Цель жить или цель умереть, Владу нет разницы. Он запутался, озлобился, почти сошел с ума. Я проходила такое, да я, понимаешь ли, уничтожила Рай, так сильна была моя ненависть! У меня до сих пор бывают такие вспышки. Ты, что ли, даже и не помнишь о моем представлении, раз сидишь так спокойно? О нет, она ошибалась: каждое слово запомнилось мне хорошо, чтобы сейчас процитировать любой выкрик командора. — Я привык, — признался я. — Это хорошо, — согласилась Кара, кивая не мне, а каким-то своим мыслям. — Всем нам нужен кто-то, кто видит не только чудовище. Тут она встала, посчитав, что отдохнула, небрежно нацепила очки, встрепала пятерней короткие волосы, потянулась. Я не ожидал, поэтому едва не вскочил следом за ней. — Мне пора, — с сожалением призналась она. — Приятно было поболтать, удачи тебе. Надеюсь, в следующий раз мы увидимся не на поле боя… — Почему ты мне это рассказывала? — запутавшись, спросил я. — Я тут случайный человек. Прохожий. — Я хочу, чтобы ты понял, куда идти и за что сражаться. Может, не поздно отступить? Это моя личная месть, и слишком много людей в нее вплетено, — она улыбнулась. — Я знаю, что я безумна, Ян. Меня это более чем устраивает, но я не хочу ломать тех, кто мне дорог. Тебя тоже. — А Влад? — Мы были молоды и любили громкие слова, — с ноткой ностальгии предположила она. — Ненависть ради ненависти, насилие как религия. Сейчас я не та, надо надеяться. Он — нет. И никогда не успокоится, пока живет. Существует. Но Бог — самый доступный… человек, которого можно обвинить во всех неудачах. Я знаю, за что я ненавижу, я вижу цель, а не исхожу злобой. У Влада спросишь сам. А ты? — Делаю свою работу, — вздохнул я. — Крестоносцы мешают закону, этого хватит. Где Бог, а где мы. Легче решать проблемы по порядку. Сейчас я обдумал все и понимаю это. — Я начинаю разбираться, зачем ты понадобился Владу, господин инквизитор, — очень серьезно согласилась она. Хитро, с вызовом прищурилась: — Но если нужно будет, ты выстрелишь? — Если очень нужно, — уточнил я, усмехаясь. Это было несерьезно. Мы оба говорили об этом, как о какой-то ерунде, а дать честный, разумный ответ я не был готов. — Я считаю, ничего страшного с миром не случится, если Бога не станет. Никто даже не заметит. Кара задумчиво кивнула, внимательнее рассматривая меня, словно увидела проблеск чего-то нового и крайне интересного. Потом, не прощаясь, развернулась и исчезла в толпе посетителей больницы. Я замер в нерешительности. Мир до сих пор не начал существовать — я будто продолжал беседовать с Карой. Что за смысл рассказывать мне это, а потом уходить? Она подарила мне еще несколько часов размышлений. Денница, редко мне так сильно хотелось выпить чего-нибудь очень крепкого!.. Когда Влад говорил о Боге, в его голосе звенело безумие. В Каре же я расслышал застарелую горечь и усталость. Да, все мы устали от войны, в которой сами запутались, кто против кого ведет битву. И есть ли в этом вообще смысл. Теперь, когда я видел все человеческие жертвы, начинал сомневаться, правильно ли мы поступаем. Но отступать?.. Нет, в Гвардии презирали тех, кто сдавался. Даже Бога. Я смог оторваться от стены и в странном, немного бессознательном состоянии побрести наверх, где меня дожидался Егор. А куда деваться? От работы уклониться в такое время не получится, а планом Огнева не предусмотрены Падшие с интересными историями, после которых хочется ненадолго выйти в окно. Я показал пропуск охраннику, стоявшему у палаты — мы тщательно следили, чтобы к Егору не пробрался никакой крестоносец. Хотя фактически меня впустили, я вежливо постучался, подождал немного, после чего решил войти. Тесноватое, но светлое помещение, мебели по минимуму: кровать, пара стульев, журнальный столик, шкаф. Не успел я осмотреть палату, как с удивлением заметил, что Егор был не один: рядом с ним сидела Есеня Огнева, которую я не привык видеть в ее новом образе. Я удивился, что ее пропустили, но потом вспомнил, кто ее отец. — О, Ян! — первым среагировал Егор. Радость на его лице была неподдельной, но я кивнул немного настороженно, пока он бодро продолжал: — А я все ждал, когда ты придешь! Так хотел сказать спасибо — без тебя меня бы не спасли. Кстати, видел? Он взмахнул рукой, и я заинтересованно приблизился, рассматривая стальные протезы. Какой-то белый сплав — я видел такое у Габриэль, ее рука казалась живой. Егор же почти не освоился, поэтому двигал пальцами неуклюже, но его энтузиазм и горящие глаза меня радовали. Похоже, он успел оправиться и не собирался впадать в последнюю стадию депрессии. Ему подарили надежду. Я испытал сильную благодарность к Каре, хотя она делала это не для меня. — Можно спросить? — осторожно сказал я, боясь показаться бестактным. — Ты колдовать теперь не будешь? — С этими железками? — Егор взмахнул рукой, что-то звякнуло. — Нет, не получится снова тягать Высшие заклинания. Но простые — они легче, движения проще. Это я смогу! До последнего надеялся, что пальцы удастся спасти, но нет… Рубили клинком с какими-то рунами — все, навечно, ничего не восстановишь. Я пожалел о своем вопросе, Есеня тоже сердито сощурилась, слегка скалясь. Да уж, будь она кошкой, сейчас хлестала бы хвостом. Сочтя лучшим перевести тему, я залез в сумку, вытащил блокнот: — Ответишь мне на пару вопросов? — Я снова пошарился в сумке, нахмурился. — Твою мать, ни у кого ручки нет? Я забыл… Как-то так получилось, что я не захватил даже огрызок карандаша, вечно валявшегося на дне. — Помада, — предложила Есеня после недолгих поисков. — Пойдет? Не издевалась вроде бы, серьезно протягивала мне помаду какого-то бордового глянцевого цвета, потом рассмеялась, быстро вскочила с места. К длинным волосам то ли она не привыкла, то ли так вышло, что ее встрепанная коса едва не хлестнула меня по лицу. — Пойду спрошу у кого-нибудь, — вызвалась Есеня. — Я быстро! Дверь за ней с грохотом закрылась, я услышал удаляющиеся шаги. Неожиданно Егор дернулся ко мне, ухватил за руку. Я собирался вывернуться, но понял, что это не так-то просто сделать теперь. Маг испуганно уставился на мое лицо, перекошенное от боли, быстро отпустил. Потирая запястье, я устало заметил: — Я мог и выстрелить, нервы в последнее время ни к черту. Больше так не хватай. — Извини, — не стал настаивать Егор. — Но… пока она не пришла. Не хочу, чтобы Есеня в это влезла. Мы знаем, что крестоносцы оберегают тайны. В общем. Я, кажется, понимаю, как вам помочь. У меня дома есть карты, на них отмечены все магические круги. Через них к нам попадают тени. Если знать, откуда они придут, мы сможем отбиться? — Мы постараемся, — не стал обещать невозможного я. С помощью Гвардии у нас появился шанс; Кара рассказывала нашим магам и генералам, как они пытались закрыть воронки у себя в Аду. И все же меня мучили мысли о том, что это я проложил путь тартарским отродьям в мир людей, спровоцировав сильнейший всплеск энергии. Теперь я обязан был помочь с этим справиться. — На тайнике сильное охранное заклинание, вы могли его не заметить. Он в двери в спальню. Ну, она полая, понимаешь? Ваш маг разберется с моими картами, — торопливо рассказывал Егор. — Как его, Влад? Отведите его в мою квартиру. Вы наверняка там были, но я скрыл бумаги так, что найти их сможет кто-то, кто по силе равен мне. — А Влад равен? Егор рассмеялся: — Он мог бы убить меня сотней способов. Вы сами не понимаете, какая сила у вас есть? Да и он сам наверняка — тоже. Я видел, как он тебя лечил. Если бы не блок, я не знаю, что он смог бы… — Блок? Это… дракон? — уточнил я. — Белый дракон на руке? Это все-таки печать? — Похоже на замок, — предположил Егор. — Не знаю, кто его ставил и зачем. Если я правильно понимаю, Влада стоит бояться, а эта штука его сдерживает. Спроси как-нибудь, где на него нацепили этот намордник. Может, ответит? Я задумался, вспоминая все, что видел. Как он метко стрелял в Аду — Влад не позволял себе полагаться на одну магию. Не от того ли, что татуировка мрачно мерцала белым светом? Я пожалел, что не выпытал раньше. Отчасти я боялся, что Влад не вернется. — Почему ты при Есене не сказал про круги? — вспомнил я. — Она доверяет тебе — нам стоило бы ответить ей тем же. — Чем меньше она знает, тем безопасней ее жизнь. Я по себе знаю, на что способны эти фанатики, а Еська их пыток не вынесет. Никто не вынесет… — Егор содрогнулся. Тут, словно под дверью стояла и услышала свое имя, появилась Есеня, победно демонстрирующая мне ручку. Я вздохнул, понимая, что ничего особо интересного мне Егор теперь не расскажет — не в ее присутствии. Мой расчет оказался неверным: рядом с ней Егор не откровенничал, а закрывался — не хотел навредить Есене, которой по-настоящему дорожил. Я до сих пор не понял, какие отношения связывали их, однако Егор старался выглядеть непринужденно и довольно при ней, а это о многом говорило. — Как ты себя чувствуешь? — наконец спросил я. — Мне говорили, ты надолго терял сознание… — Да. Они переворотили мне всю ауру, для мага это равносильно смерти, — поморщился Егор. — Когда я очнулся и понял, что творится, услышал о Тартаре на улицах, осознал, что скрываться не могу. Тебе с напарниками я могу доверять. Ты враг крестоносцев. Так что давай, спрашивай. Сразу говорю, я готов нести наказание за соучастие преступлениям и магическую консультацию. Сколько мне за это светит? — Тебя не посадят! — с неподдельным жаром вклинилась Есеня. — Ты ведь!.. — Разберемся, — пообещал я. — Арсеньев, рассказывай, как связался с крестоносцами и что дальше было. Не слишком-то доверяя своей памяти, я записывал за ним и на каком-то моменте понял, что ручка двигается автоматически, а я толком не понимаю, о чем речь. История о верующем маге, ходившем в церковь после Исхода, была вовсе не скучной, однако я не мог воспринимать никакую информацию. Легче было бы поставить Егору диктофон, на который надо все наговорить. — Я понял, что не согласен, когда вместо проповеди мы начали нападать, — втолковывал Егор. — К тому времени у нас хватало средств и возможностей — какой-то адский вельможа помог. Я выступал против. И поплатился за это. — Но ты придумал план с Тартаром? — перебил я. — Они думали, оттуда удастся вытащить ангелов. Воскресить их. Но, сколько ни пытались, ничего не выходило. Неудачи расстраивали их, они стали приносить человеческие жертвы, но результата по-прежнему не было. Ангелы мертвы, — тяжело произнес Егор. Я понял: ему жаль. Он верил в их праведность. Вот бы дать ему поговорить с разочарованной, выжженной войной Карой, подарившей ему новые руки… Я выдохнул спокойно: по крайней мере, воскрешения светлокрылых нам не придется ждать. — Но они, — Егор избегал называть своих товарищей иначе, — заметили, что в Тартаре и так полно неизвестных науке существ. Чудовищ. Их приманивали небольшие разломы. Тогда кто-то решил использовать их как силу. На нашей… на их стороне по-прежнему нет мощной армии, по сравнению с государством — толпа фанатиков… Но чудовищная орда — это меняло дело! Мы стали искать артефакт, который может проломить межмировой барьер, и нашли… — Они так безжалостны? — не удержался я. Егор прикусил губу. — Тогда-то я вышел. Постарался… отвлечься. У меня же еще клуб! Я был занят. Но им нужна была помощь мага, чтобы правильно поставить круги, а я отказывался их консультировать. Тогда меня схватили и добились всего пытками. Мое место занял другой маг. Он сильнее, но в теории… не дотягивает, — с едва заметной, усталой ехидцей сказал Егор. Я вспомнил, как Арина рассказывала, что с ней связывались два разных мага — между крестоносцами происходили… кадровые перестановки. Я размышлял, кто может быть остальными двумя из Троицы. Егор отказался говорить об этом, может, боясь за свою жизнь. Спустя полчаса я вышел из палаты, нагруженный размышлениями о том, можно ли считать верующими крестоносцев или же они желают власти, а для того нашли удобный инструмент. Егор верил, и мне, сидящему рядом, было совершенно все равно на его религиозность — пускай, это даже хорошо, ведь он отказался убивать людей. Пока это не касается других, человек волен исповедовать что пожелает… Я хотел пройти к лестнице, но неожиданно остановился. Около стены, прислонившись плечом к дверному косяку, стоял Влад. И опять я не сразу нашел, что сказать. — Кара передала, ты в больнице, — странным голосом выговорил Влад. Очень вымотанным и каким-то потерянным. — Она забыла уточнить, что я тут по работе, да? — неуверенно улыбнулся я. — Как подло с ее стороны. Я с изумлением рассматривал его. Он был помрачневший, разбитый, хотя, казалось бы, духи не устают. Вспоминая, как его нервно трясло во время битвы, я готов был поставить под сомнение это всеобщее заблуждение. Владу нужно было отдохнуть, а он вместо этого кинулся куда-то в омут, в самую глубину. — Расскажешь, где ты был? — осторожно спросил я. — Может быть… — Влад резко дернул головой и сам того не заметил. — Я… Не важно, где я был. Искал. Охотился. Сейчас я здесь, этого достаточно. Если бы Влад не был мертвым, по его движениям я мог бы сказать, что он вот-вот рухнет прямо передо мной. Может быть, потому он и выбрал удобную позу, чтобы не сползти по стене… Я никогда не понимал, кто из нас может называться живым с большей уверенностью. — Отдохнуть надо, — признался Влад. — Свалить в Ад, напиться в хлам и поспать пару дней. А то я так окончательно умом поеду. А-а, теперь туда все равно не получится. Заебался я… Ян, пошли домой, а? Доделаю то заклинание… — В таком состоянии ты дом разнесешь случайно. Спасибо нам не скажут. — Разберемся, — слегка усмехнулся он. — Мне нужно какое-нибудь тихое место без людей. Слышать ничего не могу про войну и про Бога. — Ты же хотел… — Я хотел убить Бога. Я не хотел, чтобы это все стало новой Святой Войной. Я пережил одну такую, я помню, как терять товарищей. Потому что это, вообще-то, отвратительное состояние — смерть. Боюсь представить, что там дальше. Мы уже обсуждали, что больше всего Влад боится видеть, как умирают его близкие. Такая война и была его кошмаром. Не знаю, почему он опомнился сейчас, когда Тартар пришел в мир людей. Он не так наивен, чтобы не догадываться, что именно повлечет конфликт с крестоносцами. Недавно он не мог ничего сделать, ощутил беспомощность. И это вскрыло его. — Все, Войцек, я тебя трезвым воспринимать не могу, — признался я. — Домой так домой. Валяй портал. Влад моргнул, обалдело посмотрел на меня. — Ян, с тобой все нормально? — Вокруг творится ебаный пиздец, я не спал, на меня трижды наорали, Кара рассказала о нелегком детстве, у меня болит рука от того, что я исписал со слов Арсеньева полблокнота, а голова болит… ну, потому что я, видимо, старею. Охуенный день, я считаю. Я едва сдерживал крик, радуясь, что этаж пуст. Охранник безмятежно разглядывал потолок. Мы хорошо оберегали нашего крестоносца. Где-то рядом завозились — из-за двери высунулось любопытное личико Есени, но, заметив Влада, она быстро скрылась в палате Егора. Войцек совсем не весело рассмеялся, скалясь: — Ну, и что с нами стало? — У нас есть дома какой-нибудь алкоголь? — с сомнением спросил я. — Вискарь я брал, — подумав, вспомнил Влад. — Могу чистого спирта от отвара плеснуть. Ладно, шучу. Тебе унесет с первого же глотка. — Отлично. И почему мы еще здесь?***
Влад, пытаясь отвлечься от невеселых мыслей, занялся малеваньем своих заклинаний на белых листах, обрывками которых был засыпан пол в несколько слоев. Я буквально лег на стол, страдал от боли в висках, лениво наблюдая за его попытками соорудить вменяемую комбинацию рун. На треть пустая бутылка виски стояла рядом, больше я не осилил, потому что вкус оказался не очень-то мягким. Ударило в голову. Я задумчиво рассматривал рюмку, потерявшись где-то между граней. — Закончим с Богом, возьму отпуск, — лениво бормотал я. — Уеду куда-нибудь на море. Поедешь со мной? Будешь работать холодильником… У Влада что-то опять пошло не так, бумага истлела прямо в руках… Я поежился. Взгляд мой расплывался: нет, заклинание на самом деле горело, зависнув перед ним. Если бы я не устал так, начал бы орать, что он чуть не поджег квартиру. А сейчас… Всю жизнь бы так сидел, наполовину засыпающий, наполовину пьяный. — А ты думаешь, выживешь? — спросил Влад. — Я живучий, — отважно отозвался я. — Ян, птичка моя… Я изумленно уставился на него, лихо черкающего карандашом. Напомните, кто тут уговорил треть бутылки? — Какая птичка? — аж протрезвел я. — Обычная птичка. На иве живет. Наивняк. Влад насмешливо усмехался, и на самом деле я был рад, что он все это несет, а не впадает в то жуткое состояние нервного срыва. Он вздохнул по привычке, сел рядом, тупо уставился на стопку чистых листов. Встрепал волосы, тихо застонал. Он стал человечнее — таким же я видел Влада в Аду. Но от его плеча по-прежнему подмораживало, хотя я и не отодвигался: не хотел его обижать. — Что я, мать вашу, делаю не так? — Все? — Спасибо за веру в меня, Ян. Мне очень приятно это слышать, знаешь ли. Он с завистью посмотрел на виски, жалея — по лицу видно, — что не может тоже хлебнуть. Мне пришло в голову, что его сбивает присутствие сильного артефакта в доме — примерно как компас на магнитном месторождении. Удивительно, что он не нашел кольцо! Но рассказывать Владу о нем я не планировал, не после услышанного от Кары. — А что ты пытаешься сделать? — Я легко выдержал его сомнительный взгляд. — Расскажи, может, я помогу? Давай, я сейчас могу генерировать абсолютно любые идеи! — Не, бесполезно, — фыркнул Влад. — Завтра подумаю. Смысл в том, что создавать новые заклинания почему-то дохера сложно. Всю жизнь работал по гримуарам, а тут замахнулся на масштабную магию. Понимаешь, для убийства Бога обычного огненного боевого будет маловато. — Возьми готовое за основу, сделай надстройки, — предложил я. — Усиль магию… Ты не можешь из-за блока? Все дело в нем? Влад посмотрел на меня изумленно, но с досадой кивнул: — Это тебе Кара?.. Или Егор? Не важно. Да, я связан. Как-нибудь потом расскажу, настроения нет. Я не могу творить магию, как раньше. Это не обычная татуировка — проклятие, отпечаток на ауре. Пару лет я пытался его вытянуть, да так и не получилось. Поэтому на Бога я предпочту идти с заранее заготовленным заклинанием. Я знал о таких: многие маги произносили формулы загодя, чтобы потом отдохнуть, набраться сил. В битве же спускали старую магию и били поверх едва сколдованной, чистой импровизацией. Я порадовался, что у Влада зародился подобный план и что он не собирается бросаться куда-то с голыми руками. Он помолчал, погонял по столу сточенный карандаш. — И с каждым разом, когда у меня все сгорает, я думаю: а есть ли смысл? Что еще я готов угробить, чтобы дойти до цели? И будет ли это что-нибудь значить? Все представлялось легко, а на деле я стою на месте и пытаюсь что-то спасти. — И ты решил сдаться? — не поверил я. Даже привстал, несмотря на сильную мигрень. Влад отвернулся, не давая мне и шанса заглянуть ему в глаза, но меня это не остановило. — Серьезно? После того, как затащил меня в это? После того как показал, что можно не существовать, а жить ради чего-то? У тебя есть цель, ты не можешь ее бросить. Насколько неправильной она бы ни была, в ней и есть ты. Влад удивленно уставился на меня, видно, раздумывая, говорю я сам или дело в алкоголе. Но нет, это было именно то, что я хотел сказать с самого начала. Он мог быть безумен полностью и абсолютно, мог быть отрицательным персонажем, но, черт возьми, он умел завоевывать доверие. А я повелся. Хмыкнув, я снова уставился на рюмку и неверной рукой наполнил ее до половины. — Зато у нас есть карты, — вдруг вспомнил я и рассказал про то, что узнал от Егора. — Поставим барьеры вокруг кругов, чтобы никто не пострадал… Здорово, что он нам попался. — Ага, неебически! — Влад мрачно уставился на меня. — Не верю я ему, хоть убей. — Так ты уже, — счел своим долгом напомнить я. — Да ладно тебе, не придирайся к словам. Есть в нем что-то подозрительное, вот я и думаю, как бы еще хуже не получилось. Больно похоже на ловушку. Вот выведем там защиту, оцепим, людей эвакуируем и пару батальонов поставим — ну, там из Москвы кого-то прислали. Обещали. А дальше что с этой воронкой делать? — Молиться, — пьяно ухмыльнулся я. — Вдруг прокатит. Типа… Кара же извинилась и попросила. И сработало. Слу-ушай, а не боялся ли Он ее? Если бы Кара лишилась Ишим, она уничтожила бы мир, так? Потому что может, потому что ей это доставляет истинное удовольствие. Вы ведь все там безумные. Наверное, поэтому меня в Гвардию занесло… — Ну, в Гвардию я тебя привел. Ты даже был против сначала. — Ты так думаешь? — улыбнулся я. — Запомни, никто не сможет меня никуда затащить, если я этого не хочу! — И Бога ты убивать вместе со мной собрался, не потому что я все мозги тебе промыл своими неадекватными идеями? Правда, слушай, не обязательно в это лезть… — Я, может, от чистой души ему помочь хочу. Жалко мне тебя, Войцек. Ты сам не знаешь, что тебе надо. Жить, не сражаясь, не пробовал, да? Спокойно так, свету там радоваться… Не-ет, тебе нужна битва. Да ты мечтаешь сдохнуть за что-нибудь, за хоть немного стоящее дело. Идея фикс, Влад, мне наплевать, насколько она верная или нет. И тебе тоже. Просто помереть хочешь, раз жить не умеешь. Остаться в памяти, совершить что-нибудь громкое, чтоб все запомнили. Ты не можешь сидеть спокойно, потому что для тебя это равносильно медленному и мучительному умиранию, и одна мысль о мире приводит тебя в ужас. И знаешь, зачем я буду рядом? Чтобы не дать тебе погибнуть, ненормальному придурку. И ты от меня не отделаешься. — О-о, все плохо, — понял Влад. — Ян, спать. Я даже рубить тебя не буду, ты сам в несознанку сейчас улетишь. — И это все? — возмутился я. — На то, что я сказал, — это все? Я старался! — Нет, не все, — признался Влад. — Меня не нужно спасать. То, кем я хочу уйти, тебя не касается. — Я за тебя отвечаю — так в документах написано! — возмутился я. Он хотел поспорить, но, подумав, махнул рукой. Я ушел спать, оставил его наедине с амулетами, искренне желая проснуться не в горящей квартире, потому что Влад — натура увлекающаяся, и мало ли, до чего он дойдет с этими рунами. Через пару секунд мне было все равно.***
— Влад, у тебя есть что-нибудь от похмелья? Утро было не самое паршивое за мою жизнь, но солнце в Петербурге — это само по себе странно, а солнце, ударившее мне прямо в глаза, — это натуральное издевательство. Сам виноват, что окна не зашторил, и нечего жаловаться, если по справедливости. Выползя на кухню, вытирая волосы после душа, я прежде всего увидел Влада. Денница, как хорошо, когда в доме есть маг… Этот самый маг, не глядя, указал на мою кружку, продолжая колдовать над очередным амулетом. Тот тревожно мерцал красным и выглядел как то, что вот-вот взорвется. Я быстро цапнул свое варево и на всякий случай отошел на безопасное расстояние. По крайней мере, оно казалось безопасным. — Спасибо, — от души поблагодарил я, отпивая зелье. Голова прошла, а в глазах посветлело. — Как прогресс? Придумал, как уничтожить Всевышнего? — Угадай!.. — Он определенно собирался добавить «блядь», но тут кинулся выправлять неправильные завитки в рунах. На подоконнике я увидел несколько бумаг, подозрительно не похожих ни на зарисовки Влада, ни на инквизиторские отчеты. Поглядел и чуть не рассмеялся — Андрей Ивлин все-таки прислал официальные обвинения для Влада! Словно у Ада было время разбираться с этим… Мы с Ивлиным одинаково цеплялись за привычную жизнь, когда все рушилось. — Когда в следующий раз решишь кого-нибудь завалить, зови меня, — подмигнул Влад. — Нечестно, что все веселье достается одному тебе. — Мне совсем не было весело! — вспыхнул я. — Знаю. Но попробуй иногда относиться ко всему менее серьезно. Влад отшвырнул в сторону амулет, взял стопку карт города, принялся торопливо рыться в них, после чего лихо резанул по ладони невидимым клинком, залив кровью бумагу. Не знаю, насколько это нормально, но кровь прочертила красные дорожки, напоминающие те же руны, собралась вся в одном краю карты. — Я еще сплю, да? — наконец понял я. — Войцек, что происходит? Он обернулся ко мне и легко стукнул в плечо. Не больно, но ощутимо. — Магия ебнулась, — сказал Влад. — Петербург штормит. Лей-линии рвутся от перенапряжения энергии, их замещает сила Тартара. Представь, что мы стоим на берегу горной реки и начался паводок. На меня нахлынуло ночью. Возможно, поэтому и тебе было так паршиво. Я думаю, скоро будет прорыв. Я грел руки о стенки кружки. За окном была серая, склизкая зима, подвывал ветер, как побитый пес, гудел в проводах. Под стеклом билась разлапистая ветка. С первого взгляда, все осталось по-прежнему, но я ощущал какую-то перемену. Воздух стал гуще, стекленел. Рядом с Владом я увидел связной амулет — сейчас спящий, безмятежный. — Как там Кара? — Я говорил с Сэмми… С Самаэлем, — пояснил Влад. Я вспомнил блестящие синие глаза Антихриста, лучащиеся любопытством — он и правда казался обычным мальчишкой, поэтому я не удивился, что Влад относится так легко, почти по-домашнему. — Он здесь? — Нет, в Столице вместе с Люцифером. Потерять наследника Ада — последнее, чего он сейчас хочет. Самаэль пытался вспомнить сказочки своей дражайшей матушки, — объяснил Влад, и я улыбнулся: это была моя идея! — Я думал, может, в них зашифровано что-то важное. Крестоносцы с помощи книги открыли Тартар, нам нужно контрзаклинание. Но ничего не получилось. Не помнит. Я ругался… Если придут соседи, вали все на меня! Я вздохнул: дом у меня был хороший, что бы я ни думал, тут терпимо относились к любым странностям. А сердобольная Ярослава Игоревна сейчас больше времени проводила в офисе Инквизиции, пытаясь помогать всеми силами, но и она не видела ничего насчет Тартара, даже с помощью магической черепушки. Говорила, что существуют такие слепые пятна. — Эту книгу Лилит создавала из любви, а она принесла столько несчастий, — проговорил я. — Странно! — Люди извращают даже самые светлые чувства, чтобы добиться цели, — цинично ухмыльнулся Влад. — Не скажу, что я бы ей не воспользовался, чтобы грохнуть Господа. Но на Девятом ничего не нашли, — сказал он. — Книга уничтожена, памяти о ней не осталось. Я Самаэля не виню: сам плохо помню, какие там сказки мне читала бабка. Придется справляться самим. Вторя его словам, за окном раздался какой-то угрожающий гул. Вздрогнув, я снова прилип к стеклу. В небе мелькали военные самолеты. Еще вчера такого оживления над нами не было. Влад включил старенький телевизор, и в новостях я увидел колонну из черных автомобилей. Откуда все это взялось? И что происходит? — К нам прибывают маги, чтобы работать с воронками. Кара говорит, стянули взводы солдат из Москвы, техника… — Влад цокнул языком. — Эффективность сомнительна, но они хотя бы помогают. Лучшие специалисты со всей страны. Пытаются вытащить кого-то из-за границы, но те затаились, боятся отправлять. — В городе что, всеобщая эвакуация? — я пригляделся к бегущей строке. Но я представлял, что многие откажутся покидать дома, пусть даже на пороге встанет десяток тартарских чудовищ. Мне сложно было вообразить, как Ярослава Игоревна оставляет свое уютное гнездо и бежит куда-то в неизвестность. Это был их город, их отдельный мир… — За барьер по-прежнему никого не пускают, — жестоко рассмеялся Влад. — Почти все дороги перекрыли, народ свозят в безопасные районы и на окраины. Нам повезло с картами, хоть знаем, откуда могут напасть, выставляем везде отряды — слава Деннице, их хватает. Он говорил о войне спокойно, с легким азартом — значит, Влад свыкся, смирился. Может быть, мои ночные речи помогли ему обрести равновесие. — Часть кругов стоит не на артефактах, а на человеческих жертвах, — пояснил Влад, указав на что-то на карте. — Наверно, ими занимался еще сам Егор. За природными колебаниями изнанки их пропустили. Да и сейчас они не очевидны: все перепуталось. Я подумываю отрубить круг от линии и бить теней, пока воронка не исчерпает все силы, тогда она фактически сожрет сама себя. Это в теории… Ян, дай руку. Я не понял, когда он успел переключиться, но привык к тому, что Влад сразу способен заниматься несколькими делами, а попутно обдумывать новые. — Опять резать будешь? — обреченно спросил я. — Буду, — признался Войцек. — Проверить хочу, не сбивается ли магия, но моя кровь не подходит, хуйня получается. Нужно живую. Когда мой нож с тонким лезвием легко прошелся по руке, я постарался никак не показывать боли, незаметно прикусил губу. Кровь полилась на новую, чистую карту, разложенную на столе, тоже вырисовала странный узор, но немного другой. Но указала на тот же угол карты, сместилась чуть правее, но сути это не поменяло. Влад торжествующе улыбнулся, и я снова увидел тот самый взгляд гончей, с которым он шел по следу крестоносцев. — Та-ак, там есть один круг, нам повезло, — присмотревшись к бумагам Егора, заключил он. И схватился за амулет, прикрыл глаза, сосредотачиваясь на ком-то… Мне хотелось подслушать, и Влад понятливо поставил магию на «громкую связь», чтобы и я тоже услышал шум улицы, шорох метели и сердитый голос Кары. — Отправь демонов побольше, у них есть опыт сражения с Тартаром, — велел он. — Остальные круги тоже не оставляй без внимания, мало ли, что изменится в последний момент. Магия предсказания, пусть и на крови, может быть ошибочной, сама знаешь. Ставьте на каждый круг самый мощный барьер… — Влад, давайте сами сюда, — перебила командор. — Ян, слышишь? Хватит травиться в одиночестве… Тут много работы! — Почему это в одиночестве? — возмутился Влад. — Он пьет, я завистливо смотрю. Идеальный вечер, я считаю. In vino veritas, как говорится. Кара неразборчиво фыркнула, но насмешка была дружеской. — Подъезжайте к Инквизиции, говорю, — настаивала она. — То есть, подходите. Дороги закрыты, а через портал не вздумайте: размажет по барьеру. Огнев поставил перед офисом щит. Влад, захвати свои амулеты, подкинем государственным умникам, хоть какая-то польза от них будет. Я довольно хмыкнул. Влад ненавидел свою неудачную работу до трясущихся рук, потому что закончить никак не мог, а вот сторонний маг поспособствовал бы свежим взглядом. Войцек — упрямый баран — в другое время страдал бы сам, но с войной, разворачивающейся за окном, он поспорить не мог. — Так, теперь сделайте для меня две вещи, — нехотя согласился Влад. — Да… Кара, побыстрее найди мне некую шаманку Астарте и пару-тройку хороших лей-линейщиков. — Легко, — практически тут же отозвалась командор. — Если твоя шаманка в городе, мы ее выволочем из любой норы. Это все? — Все. Он резким жестом смахнул вызов с кристалла, довольно улыбаясь — не так уж часто удается покомандовать Карой. — Ты сказал, две вещи, — напомнил я. — Ага. Ян, дай сигареты, сдохну сейчас. Влад вцепился в протянутую пачку, жадно затянулся. Такого блаженного выражения лица я у него давно не видел. — Спасибо, — сказал Влад, и мне показалось, я ослышался. — Ян, я благодарен! То, что ты орал мне ночью, встряхнуло меня, заставило вспомнить, за что я сражаюсь. Когда пройдена большая часть пути, поздно останавливаться! — Ты сейчас рубашку сигаретой прожжешь, аккуратнее, — подсказал я, осторожно отводя руку Влада в сторону. Влад опомнился, уставился на тлеющий окурок, потряс головой, пробормотал что-то вроде: «Совсем я с вами ошизел». — Я рад, если тебе лучше, — вздохнул я. — Ты мог поговорить с кем-то, а не исчезать. — Да ладно, ничего со мной не случится, — оптимистично заявил Влад, метко зашвырнул сигарету в пепельницу. — Ну что, инквизиторство, идем спасать мир? — По-моему, Гвардия специализировалась на его разрушении, — напомнил я. — Но один раз можно, да?***
Той же ночью Огнев отослал нас рыскать на улицах. Я встретил ее неожиданно, за взламыванием двери небольшого магазинчика на углу. Когда на ночном дежурстве инквизиторы натыкались на преступника — а случалось это чаще обычного, — они сначала застывали на месте, словно надеялись, что он сможет улизнуть и им не придется возиться с оформлением бумажек. Нашей заботой были крестоносцы, не мелкие воришки, но Огнев ясно приказал: сохранить город, не дать ему скатиться в безнаказанность и анархию. Ко второму часу ночи любой, даже самый исполнительный и добропорядочный инквизитор готов великодушно простить всех неудачливых воров, вандалов и шляющихся по улицам проституток. При должном скудоумии Есеню Огневу можно было принять за нечто среднее между этими тремя типами. Но не узнать ее я не мог. Было холодно, я натягивал шарф на нос. Снег шел крупный, клочьями. Еся, возившаяся с замком и шипящая себе под нос сложные матерные выражения, отвлеклась от работы, посмотрела на меня. «Как олень, неожиданно выхваченный светом фар», — почему-то подумал я, рассматривая белые, цвета метели, и ужасно спутанные волосы, усталое личико с потекшей тушью. Она не собиралась бежать, зная, что я не стану за ней гнаться. Улыбнулась, обнажая звериные зубки, приветливо взмахнула рукой. Я в смятении подошел ближе и не знал, с чего начать разговор, но оказался избавлен судьбой от этого сложного решения — Есеня сказала первой: — Слава Деннице, — произнесла она, снова возвращаясь к работе, — этот твой мертвый придурок сегодня дома. Никто не мешает. Получилось слегка неразборчиво: во рту Есеня держала запасную шпильку на случай, если выронит ту, которой сейчас пыталась вскрыть замок. Она работала профессионально, насколько я различал в тусклом свете далеких фонарей. — Мы разделились. Так охватываем большую площадь… Ты специально подгадала магазин по маршруту моего патрулирования? Есеня дернула плечиком — как это толковать, я не знал. И все же решил, что кардиналу Огневу не помешает держать документы подальше от ее любопытного носа. — Я должен тебя арестовать, — осторожно заявил я. Фырканье Есени было красноречивее любых слов. — Ты же из Инквизиции, — нахально сказала она. — А я чистой воды человек. И дверь вскрываю человеческими средствами, не придерешься! И тут она не обманывала: ни капли магии в ее шпильках не было, иначе мой амулет горел бы ярче солнца. — Могу позвонить Ивлину, — не отступал я. — Заявить о краже со взломом. — Но не станешь? Она была права. Сам не зная, почему вдруг, если все инструкции твердили об обратном, я правда не стал никому звонить. Это не было проявление невиданной щедрости; я устал. И отчего-то знал, что ничего особо ужасного Есеня в этой лавочке не натворит… Если, конечно, вообще откроет упрямый замок. Шпилька выпала из ее пальцев; Есеня ругалась, выплевывая запасную. Ее слова застывали в воздухе мутными клубами пара. Она не сразу бросилась на новый штурм замка, а решила отдохнуть немного, выпрямилась, поглядела то на меня, то на яркие звезды, пока наконец не вытащила из кармана куртки потрепанную пачку сигарет. — Прикурить есть? — спросила она. Я любезно протянул зажигалку, но ее чуткий слух уловил мой тяжкий вздох. — Не любишь курящих девушек? — хмыкнула Есеня, затягиваясь. — Не люблю твою вишневую дрянь. Я вспомнил, как в салоне пахло чуть сладковато — куда бы я ни ехал, Есеня была со мной. В той самой разорванной чудовищем машине, где она едва не погибла. Я молчал; пожал плечами. Я же спокойный мирный парень. Вот Влад бы ей высказал пару ласковых, но его тут не было, и слава Деннице. Я не любил слушать, как они грызутся. — Значит, против меня ты ничего не имеешь? — мурлыкнула Есеня, придвигаясь ближе. Так близко, что ее вишневый дым забил мне глотку, и я всерьез задумался, не случится ли у меня приступ и станет ли она меня спасать. Кашель душил. — Огнева, — сипло — только лишь из-за дыма — сказал я ей, глядя в горящие глаза напротив. — У нас все равно ничего не получится. Так что давай ты не будешь ко мне лезть? У тебя есть Егор, в самом деле… О нем нужно кому-то позаботиться. — Зануда, — буркнула она, приобнимая меня. — Есе… — я закашлялся, отвернулся. — Блядь. Огнева, говорю тебе… Она отошла, едва расслышала угрожающие нотки в моем голосе. Я с удивлением увидел свою отмычку у нее в руках, ловко зажатую между пальцев. Она смогла вытащить ее из внутреннего кармана куртки? Я нелепо хлопнул по нему и рассмеялся от облегчения. Есеня как ни в чем не бывало вернулась к замку, насвистывая что-то, словно ничего и не было. Улица пустовала, снег усиливался. — Здесь же нет камер? — запоздало спросил я. — Конечно, нет. Я ведь не идиотка. — А сигнализация? Есеня пожала плечами. Возможно, ее забыли включить. Наконец хитрый механизм поддался, а дверь со скрипом открылась. Воровато оглядевшись, Есеня шмыгнула внутрь, а я, подумав немного, решил не присоединяться к ней, а остаться здесь. Издалека я слушал, как она деловито роется на полках и чем-то гремит. — Воровка, — устало и беззлобно ворчал я. — Не могла до утра подождать, обязательно сейчас вламываться? У тебя есть деньги, я видел, ты брала у отца! — Так экстрим же! — лихо крикнула она мне из темного недра магазина. — Так веселее! Никогда не хотел сделать внезапно что-нибудь противозаконное? Это легче, чем кажется, и неплохое развлечение на ночь! Что-то с грохотом упало, Есеня бешено расхохоталась. Я обеспокоенно подумал, что такими темпами она перебудит весь город и будет очень неудобно, если нас тут засекут. Я нервно топтался у крыльца магазинчика. Если уронит что-нибудь снова, выволоку ее за шиворот и сдам отцу… — Ночью нормальные люди спят, — строго заметил я. Я не слышал ответа, потому что Есеня неожиданно затихла — прошло целых полминуты, а она все молчала; удивительное дело! Я решил, что это очень уж подозрительно и странно. Подошел ближе, осторожно ступил в темноту, вглядываясь в пространство между полок с продуктами, но никак не мог ее найти. — Эй, ты живая? Эхо разгулялось. Тишина, тишина и ничего, кроме тишины. Вишневым дымом, разве что, пахло слегка, но он после столь близкого знакомства с сигаретами Есени мог и почудиться. Пройдя чуть дальше, я различил широко распахнутое окно, сквозь которое одна костлявая девица могла бы с легкостью протиснуться. На полке с алкоголем явно не хватало нескольких бутылок. — Ну, и ради чего все это было? — вздохнул я, вытаскивая кошелек. В груди разгоралась непонятная досада — такой нелепой мне стала казаться эта сценка, которой я стал случайным свидетелем. — Чокнутая идиотка. В следующий раз сдам в полицию. Но она ведь в действительности никакая не идиотка и второй раз не попадется мне на глаза, верно? Я вышел из магазинчика и аккуратно прикрыл дверь, порылся в сумке и опечатал ее на всякий случай, чтобы отпертый замок не искусил больше никого. Я закурил, размышляя о странностях Есени… — Она хочет тебя трахнуть, — заметил Влад, невозмутимо выскользнувший из теней. Я вздрогнул и изумленно уставился на него, ожидая, что он сейчас рассмеется, но Войцек был предельно серьезен. Подошел ближе, попросил у меня сигарету. В волосах Влада запутались снежинки, и поэтому все происходящее еще больше напоминало мне смутный сон. — Это отвратительно, — огрызнулся я, очнувшись. — Нет. Ей нужен понимающий друг, вот и все. Ты слишком поверхностно смотришь на вещи, чего я от тебя, признаться, не ожидал… — Я-то как раз нормально смотрю. В чем твоя проблема? — вздохнул Влад. — Говорят, для здоровья полезно… Когда умираешь, многое становится проще, — пояснил он. — Кто знает, может быть, мы все умрем завтра? Новый прорыв близко. Я чувствую, как трещит воздух. Я, блядь, во плоти! Я знал, что он привык жить стремительно, мгновенно. И куда это его привело? — Если завтра будет прорыв, я стану сражаться, — сказал я, — на другое у меня нет времени. Я не человек, Влад, я инквизитор. И мне не хочется, чтобы она ненавидела меня еще больше, поэтому, будь добр, не говори со мной больше на эту тему. Удивительно, но он послушался. Мы пошли дальше, туда, где должны были встретиться с Анной и Димкой. Во дворах что-то ухнуло. Мне казалось, что мы остались одни на целом свете — Инквизиция и ночная тьма. — И почему ты ее так не любишь? — силился понять я, вновь возвращаясь мыслями к Есене. — Она какая-то… оторванная. Я, сколько ни твержу про свою свободу, все равно умею быть чьим-то. Братом Кары, твоим напарником, врагом Господа, в конце концов. А вокруг нее — ебучая зона отчуждения. Ледяная пустошь. Делает вид, что полыхает, а сама холоднее мертвячки. Это… странно. А еще ее друг — крестоносец из главных. — Ты ее… подозреваешь? — запнулся я. — Пока не решил. Воздух и правда потрескивал невидимым электричеством.