Para bellum — «готовься к войне»
Я осторожно прокрался вглубь квартиры, держа в руке нож обратным хватом. Из-под приоткрытой двери по полу скользила яркая полоса света. В кухне слышались громкое шебуршание, грохот и звон посуды. Я подошел ближе, думая, что в мой дом явились враги — искать кольцо Соломона. Я сам едва вернулся с дежурства, успел скинуть куртку и ботинки, как заметил что-то неладное. По моим подсчетам, Влад должен был еще носиться с магами возле угрожающе налившихся магией кругов, а если и нет, то не стал бы действовать молча и с приглушенным светом. Выходит… На кухню я влетел с тем расчетом, чтобы напугать нежданных гостей и напасть первым. Что ж… ввести врага в ступор у меня получилось. Влад застыл, покачнувшись на табурете, схватился за протяжно скрипнувшую дверцу шкафчика, чтобы не упасть. Он как раз разматывал бинт, вытащенный из глубины полки, когда я ворвался. С рукава на пол вязко капала кровь. А еще Влад до того удивленно смотрел на меня, что я смутился и тоже замер. — Сейчас бы грохнулся и шею свернул, — укоризненно заметил он. — Совсем ты с ума сошел так врываться. Очень неприлично. Мало ли, чем я тут занимаюсь! Меня перемкнуло от его наглости, поэтому я не нашел, что сказать. Пробормотал невнятно: — Перестань кровоточить на мой пол. — Ага, блядь, сейчас возьму и перестану, спасибо, что напомнил, — ядовито огрызнулся Влад. Неловко спрыгнул на пол, перекосился от боли. Я внимательно рассматривал окровавленный рукав, пытаясь понять плачевность ситуации. Рубашка черная, так сразу и не разберешься. Но одно я осознал: этот придурок опять во что-то ввязался. Мне стало и печально, и тревожно. После того, как сила свалившихся на наши головы теней, гвардейцев и вороха разной магии изменила ауру города, запертого под куполом, вокруг фактически воцарился настоящий Ад. Влад во плоти перестал меня морозить, но его можно было ранить, достать, убить… — Тебе помочь? — предложил я, думая, что с раной на правой руке Влад сам не перебинтуется. Он, что удивительно, быстро согласился, даже не попытавшись по обыкновению изображать героя. — Очень болит? — сочувственно спросил я. Влад усмехнулся; я не сразу понял, чего он это такие гримасы мне корчит. Прежде чем я успел что-то сказать, Войцек, сдирая пуговицы, снял рубашку. Я мазнул взглядом по магическим татуировкам на его спине. Увидев залитое кровью плечо, онемел. Пулевое ранение. Твою мать. Я резко захотел взвыть или ударить его хотя бы, но завис. — Вытащить надо, магией пока залечить не могу, — признался он. — Болит… не могу, как болит. Наверняка с рунными насечками. И вот тут я от помощи не откажусь. Я покачал головой, зная, чего он от меня хочет. В больницу бы надо… Но если он сам перевязываться полез, а не к врачам, и заикаться не стоит. А нас в Инквизиции учили, конечно, пули вытаскивать, но на живых людях я не практиковался и почти уверен был, что сделаю хуже! Но Влад — бледнее обычного — с надеждой посмотрел на меня, и я сдался. — Садись, — велел я, указывая на стул. Влад кивнул на подготовленный им металлический пинцет, лежащий на столе рядом с парой моих ножей. Сказал, что все протер. Я старательно отвел глаза от влажной раны, потянулся за так и не допитой бутылкой виски, налил на два пальца. Сам пить, конечно же, не стал, но протянул Владу. Войцек устало посмотрел на предложенную рюмку. — Да я нормально, — нетвердо сказал он. — Если б не немного свинца в плече, то вообще заебись. Вздохнув, я зажег поярче свет, осмотрел рану. Крови я никогда не боялся, с такими фобиями в Инквизицию не идут, однако тут что-то начало недобро терзать душу, мучить. Не знаю, почему я вдруг так поразился окровавленному ранению — обычному, в общем-то. Влад терпеливо застыл; он не дышал, грудь не вздымалась. — Может, магией? — предложил я, вовсе не испытывая восторга от того, что мне предстоит копаться в нем. — И выдрать кусок мяса вместе с пулей? Я же не могу так метко сам на себя колдовать. — Да у меня сейчас не лучше получится, — хмыкнул я. — Влад, руки дрожат. Я же покалечу тебя так… Нож и правда сильно плясал в руке; Войцек понаблюдал за нервным блеском стали, но не стал отказываться от своей неадекватной просьбы. Я же сам предложил помощь, но никак не мог сосредоточиться! — Спокойнее, я почти обрубил себе ощущение боли, можешь хоть всего меня вскрывать… — Ты же понимаешь, что совсем не помогаешь, да? — сквозь зубы выцедил я. — Рука не поднимается? — ехидно оскалился Влад. Я тут же взвыл приглушенно, потому что я все-таки смог резануть возле раны, расширяя ее, чтобы видеть, насколько глубоко засела пуля — не расковыривать же все пинцетом. Влад рухнул буквально, процарапывая мне столешницу, закусив костяшки. Его пробрала дрожь; я инстинктивно коснулся спины, желая его успокоить, но поражаясь холодности кожи — казалось, Влад должен был пылать жаром. — Не будет болеть, да? — вздохнул я. — Либо твоя магия окончательно нихрена не может, либо ты коварно врешь… Идиот. Ори потише, соседей перебудишь… — Из квартиры инквизитора и должны раздаваться дикие вопли пытаемых жертв, — неразборчиво пробормотал он. — Ну, не в шесть же утра, а? Полицию вызовут… Я постараюсь быть аккуратнее, потерпи. На самом деле я радовался, что Влад отвлекся на разговор и стал привычно язвить и препираться — мне так было спокойнее, к тому же, по интонациям голоса я мог понимать его реакцию на мои неуверенные попытки подцепить пулю. Я запустил пинцет в рану, потянул… — Ой, да ла-адно, ты не сделаешь мне ничего — я знаю, что такое мучение, — он все же сорвался на стон, но быстро пришел в себя. — М-м, Ян, ты мне вот что скажи: ты когда-нибудь раньше пули вытаскивал? На практике; все вы, теоретики, такие, отличник академии нахуй… — Вытаскивал, конечно, — из трупов. Ты видел. — О-о, отлично! Я как раз мертвее некуда! — помолчал, снова уткнулся в стол. — Инквизиторство, бля, изверг!.. Он хотел добавить еще пару оскорблений, но захлебнулся новым взвоем. Все было не так плохо, но даже на самое слабое прикосновение Влад реагировал криком; однако же пуля глубоко не засела, слава Деннице, не из кости ее тащить, как в случае с демоницей Риане. Я вспомнил, как действовал тогда. Владу, считай, повезло. Не повезло только с неумелым и криворуким мной, поэтому тихие предрассветные часы наших соседей скрасились воплями и вполне звериным рычанием. Я тревожно наблюдал за его все бледнеющим лицом, думая, что сейчас Влад грохнется в обморок. Когда первый раз пинцет сорвался, показалось, он на меня бросится. Но Влад, не говоря ни слова, до дна выпил стоявшую на столе рюмку и слепо уставился перед собой. Как не было мне его жаль, помочь ничем существенным я не мог. Разве что снова попытаться ненавязчиво поговорить… — Кто это был? — подумав, спросил я, возясь с кровоточащей раной — кровь полилась странно, густая, вязкая, неживая. Рубашку всю перепачкала, не отстираешь — нахер это, потом разберусь… — Не понял? — Кому ты позволил себя пристрелить, ебанутый полудурок? Ты однажды погиб так, ничему жизнь не учит? Тебя могли убить! Ты больше не всемогущ, ты такой же мешок мяса и костей, как и я, так помни ты, сука, об этом! — Хоть бы посочувствовал, — жалостливо попросил он. — Не повезло, что поделать? Влад рассказал, что они с Гвардией рыскали в поисках того мага — тот словно стал его одержимостью. Может, Влад почуял достойного противника. Как оказалось, сегодня Гвардия перехватывала отряд крестоносцев у барьера. Они хотели спровоцировать прорыв, но благодаря картам Егора все круги охранялись. — Что значат твои татуировки? — полюбопытствовал я, стремясь разговорить его и дальше. Я видел их искоса в Аду, но теперь мог рассмотреть символы на его спине вблизи — они охватывали плечи, спускались по позвоночнику, черные, словно выжженные. — Хочешь посмотреть все? — нахально уточнил Влад. Я чопорно фыркнул. — Это все колдовские формулы. Они увеличивают потенциал мага, — сказал он, прикрыв глаза. — Я намешал всего подряд, не заботясь о равновесии. Соломоновы ключи, енохианский и сигилы Ада. Потратил на это кучу времени. Извратил свою ауру, отодвигая предел… А потом на меня навесили оковы, — безнадежно рассмеялся Влад, дернув рукой, вокруг которой обвивался грозный белый дракон. — Меня… поражает твое желание причинять себе боль, — печально сказал я. — Саморазрушение, да? Это же было ужасно. Вбивать в себя магию. Влад промолчал, уязвимо вздыхая. Спустя несколько томительных минут я вытащил кусок свинца. Влад обессиленно затих, шепча какие-то заклинания заплетающимся языком. А я присмотрелся к пуле, едва не вскрикнул. Полностью испещрена рунами, мелкими-мелкими, но аккуратно выцарапанными чем-то острым; она еще сияла и рассеивала магию, иголочками покалывающую мою кожу. И он все это время был в сознании, хотя руны выжигали ему руку изнутри? — Влад? — осторожно позвал я, заметив, что он замер, болезненно нахмурившись. — Эй, Войцек! — Да я тут, — слабо откликнулся он. — Спать хочу. Впервые за последние недели хочу спать. Думал, ничего, оклемаюсь, но… А тут ты еще, говорю же, изверг… — Вот и вали спать, а я уберусь. Он заинтересованно приподнялся, посмотрел на меня мутным взглядом, задумчиво встрепал волосы, перепачкав их в крови. Соображалось ему не так хорошо из-за всего пережитого — Влад медленно отходил от того жуткого заклинания. — Ну, так… у нас же один диван, — медленно сказал он. — А мне и коврика на полу хватило бы… Я вырублюсь сразу, а ты?.. — Приберусь тут пока, да и мне не привыкать за столом спать. Потом куплю раскладушку, раз уж ты здесь… Не перепачкай все в крови — рана залечилась? И… Если ты вдруг решишь снова явиться в таком виде… завтра, через неделю или когда-либо… я вышвырну тебя на улицу, — решительно выговорил я. — Клянусь своей жизнью, вышвырну. Прямо на мороз. Раненого. Я понимал: с Владом мольбы не сработали бы, я не смог бы убедить его по-хорошему — оставалось угрожать. — Понял, — он покривился от моего стального тона. — Извини. Случайно все вышло… — До рассвета осталось несколько часов. Тебе еще ритуалы с твоей шаманкой проводить! Я не хочу, чтобы у нас все провалилось из-за одного самоуверенного дурака! — Ага, — кивнул он. Выдавил: — Спасибо… что помог. Попытайся тоже поспать. Он исчез, прикрыв дверь. Я постоял немного на месте, потом облокотился о подоконник, закурил, пробормотал едва слышно: «Куда моя жизнь катится?» Но ни на секунду, глядя на припорошенный снегом ночной город и на всполохи на границе барьера, не пожалел об этом. А падать, как считается, можно бесконечно долго.***
Астарте мне не нравилась. Хотя бы потому, что шаманка, помогавшая нам узнать о книге Лилит, тщательно скрывала имя — я узнал его случайно, из разговора Влада и Кары. Это значило, что ей, вероятно, не стоит доверять. Но свое дело она знала и в межмировой магии что-то понимала. Нам пришлось просить ее о помощи. Демоница хозяйски прохаживалась вокруг, с умным видом перебирала невидимые струны магии. Она помахивала золотой кисточкой хвоста, как раздраженная кошка, зло шипела. Я старался не встречаться с ней взглядом, убрался как можно дальше. Едва я вспоминал нашу предыдущую встречу, начинало ныть запястье, на котором не осталось ни шрама — зато память была слишком яркой и пугающей. Поэтому я посторонился от группы магов, раз все равно из их разговора ничего не понимал. Издалека понаблюдал за тем, как Влад художественно размахивал руками — явно не колдовал, а рассказывал что-то, от чего остальные были не в восторге. Не заметить его было невозможно: чистая белая рубашка, черная кожанка, военные ботинки на высокой шнуровке. Он любил выглядеть эффектно, в этом ему не откажешь. Громкий голос звенел в утреннем тумане. Я, прислонившись к стене дома, курил, пил кофе из стаканчика (зимнее утро морозило глотку) и лениво за ним наблюдал. От вчерашнего состояния, когда Влад почти терял сознание, не осталось ни следа: он бодро носился между людьми, улыбался, критиковал всех и вся, однако я знал, какое ему это доставляет удовольствие. Признаться, насчет воронок и теней у него самого идей почти не было. Сегодня Влад серьезно выл от этого бессилия — я от того и очнулся, когда все же урвал себе немного времени на сон. Но среди остальных магов, переминающихся с ноги на ногу, он выглядел едва ли не самым уверенным. Или пытался. Разыгрывал свою роль для публики. Сегодня утром Влад швырялся в дверь моими ножами, предварительно разодрав в клочья все свои листы с рунами. Не знаю, откуда у меня взялась смелость завтракать там же, где он метался взбешенным зверем. Я перехватил его руку, когда Влад намеревался сжечь всю свою работу. — Ян, поди сюда! — свистнул мне Влад. Я хотел ответить, но решил не орать через всю улицу. Выбросил пустой стаканчик от кофе и затушил окурок, действуя аккуратно: никогда не знаешь, что взбесит магию в таком раздрае. Вздохнул, приблизился осторожно к спорящим магам. Я не был трусом, однако быстро проходить через защитные барьеры — это каким же самоубийцей надо быть! Сейчас в опустевшем, эвакуированном центре Петербурга и шага не получалось ступить, чтобы не вляпаться в магию. Войцек ловко сцапал меня за руку и подтащил к рисунку мелом, чуть не ткнул в него носом. — Я ж не понимаю в магии ничего, — ворчливо напомнил я. — Влад, серьезно, для меня твои руны — как древнекитайский… М-м, вот тут ты как в прошлый раз точку не там поставил… — Денница, храни Яна, он гений! — радостно отреагировал Влад, бросаясь исправлять ошибки. — Может, способностей к магии нет, зато зрительная память — это вещь! Ты молодец, инквизиторство. — Мы вместе телевизор тушили, не запомнишь тут, как же, — усмехнулся я. — Все, могу идти? — Не-не, — тут же остановил он. — Стой тут. Можешь отвлекать. И сигаретку дай… Он с наслаждением затянулся, а я стоял поодаль и думал. Я знал, что они ищут главарей крестоносцев, и вроде бы все дело продвигалось туго, судя по тому, что Влад с пулевым ранением завалился домой. Божьи Воины сопротивлялись, но должны были сознавать: они в ловушке, из города не выбраться. Мне Влад упрямо ничего не рассказывал, а узнать иначе я никак не мог, хоть и пытался намекнуть, что безнадежно погряз во всем этом и что молчание нечестно, подло… Мне стоило надавить на это, пока я копался в его плече пинцетом… — У тебя довольно кровожадное выражение лица, знаешь? — приветливо сказала присоединившаяся к нам Кара. — Что Влад опять натворил? Я пожал плечами, как бы намекая, что для перечисления всех его прегрешений понадобится очень много времени. — Как вы вчера, хорошо поохотились? — из вежливости улыбнулся я. Кара остановилась, нахмурилась недоуменно, и я сразу все понял. В душе вспыхнула тревога. Так, выходит, Влад был не с ней, а мне про Гвардию наврал! Чтобы отвязался и с вопросами не донимал, видимо. Он мог шататься где угодно, и я понимал: это увлечет его на дно бездны, вскроет, превратит в чудовище… То же едва не случилось со мной, но Влад почему-то вытянул меня за шиворот, а себя не считал достойным спасения. — Ладно… — протянул я, стараясь избавиться от неловкости. Прошло несколько недель с тех пор, как Кара, урча, лежала на моем плече — сейчас она была иной: собранной, хищной, готовой к драке. Так же и Влад, носившийся на грани защитного заклинания и костеривший каких-то колдунов, не был Владом, готовившим мне завтрак. — Что вы делаете? — рискнул я. — Вы смогли придумать контрзаклинание? — Хочется верить… — согласилась Кара. — Но не получается его испытать. Угроза все висит над нами. Но, понимаешь, вечно это продолжаться не может. И лучше мы вступим в игру по своим правилам, чем станем трястись в ожидании, пока тени прорвутся. Кара все время моталась по советам, говорила с какими-то московскими генералами, координировала их, пыталась помогать. Судя по изможденному виду, она вообще не спала в последние дни, осунулась, под глазами запали тени, но зато само выражение глаз было пугающе уверенным и яростным. — Вы хотите спровоцировать разлом? — удивился я. — Это безопасно? Заслышав нашу беседу, к нам подошла Женя Лисецкая, кропотливо измерявшая что-то амулетом. Кара с интересом посмотрела на нее, но ничего не произнесла. Ведьма выглядела уставшей, как и все, кто бился с проблемой воронок, но не изменила прежнему вызывающему стилю — она словно вывалилась на нас с рок-концерта. — Мы хотим поставить барьер меньшего диаметра и сразиться на выбранной территории, — доложила она мне. — Огнев почти согласился, но Инквизиция играет в этом не главную роль, поэтому его слово не решающее. Если что, всегда сможем отступить за барьер, — пообещала Лисецкая. За прошедшее время Женя тоже стала взрослее, серьезнее. Меньше ухмылялась и подмигивала, сосредоточившись на работе, перестала цапаться с Огневым, зачастую не замечала его упреков. Она превратилась в того собранного, знающего свой долг инквизитора, которого Огнев хотел видеть. Правда, одеваться по дресс-коду не начала. — Наше заклинание не подходит для воронки в Аду, но на маленьких можно попробовать, — сказала Женя. — К тому же, мы можем истреблять их небольшими группками. К большой битве, к огромному порталу никто не готов. — Через тот, что на Девятом, по-прежнему ползут твари, — заявила Кара, — но их меньше, легионы справляются. — Но они же, ну, твари, больше не в Аду? — запутался я. — Это поэтому вас отозвали в Петербург? — Они между мирами, — буркнула Женя. — Прилипли к границе нашего, как… как насекомые на стекло. Говорят, если телепортироваться неудачно, можно попасть в них, — угрожающе поведала она, зловеще прищурилась. — Наверное, поэтому порталы перекрыли. Я оглянулся на магов. Пару раз я видел, как Влад пользуется заклинаниями перемещения, несмотря на строгий запрет; должно быть, ничего на свете не могло его напугать. — Анна искала тебя, — сказала Женя, толкнув меня локтем, прежде чем отойти по просьбе какого-то мага. Расстроенно кивнув, я задумался: прежде я никогда не пропускал звонки напарницы, но в последнее время нас стало разделять слишком многое. Тайны, которые окутывали нас с Владом, отчеркнули от остальных инквизиторов — я чувствовал большую приобщенность к Гвардии, а не к ним. Может, потому что началась война и действовать следовало по законам Ада, а не человеческим кодексам? Я напомнил себе непременно перезвонить Анне и уточнить: вдруг ей понадобилось что-то важное… — Мы подсчитываем примерное время открытия воронки, разведываем местность. Я вот думаю, поставить стрелков на ту крышу или на ту… — Кара деловито прикидывала, по-птичьи склонив голову. Она была увлечена, погружена в себя, но внезапно спросила: — Как считаешь? — Не знаю, — честно сказал я. После жуткой ночи думать было трудно. — У меня по тактике в академии оценки слегка завышенные были. Я… близко общался с преподавательницей-практиканткой. Да. — В этом смысле? — шкодливо ухмыльнулась Кара, похожая на Влада. — Ну-у, это дело наживное. Ты хорош в логике, поэтому я и решила спросить тебя. И хотя Кару, безусловно, интересовал вопрос с крышами, она все равно краем глаза косилась на меня. Ждала чего-то? — Что? — глуповато спросил я. — Ты теперь в Гвардии формально, господин инквизитор, — напомнила она. — Не боишься? Я хотел рассмеяться. Чувство страха — это последнее, что вспоминалось мне за эти дни. Не до того было. — Боюсь? Тебя, Тартар? Или Влада? Нет, это моя жизнь, и я к ней… — И впрямь притерпелся?.. — перебила Кара. — Знаешь, Ян, что самое страшное? Мы не замечаем, как меняемся. Давно, еще когда я считалась светлым ангелом, было время, я думала, что схожу с ума. Я смотрелась в зеркало и видела усмехающееся чудовище, в глазах которого отражались пожары, огни. Оно улыбалось, щерилось и сладко шептало мне страшные вещи. Настоящий бес, он говорил со мной. Я знала это. А однажды обернулась и поняла, что с начала этим чудовищем из зеркала была я сама… Ян, ты тоже не тот инквизитор, которого я когда-то встретила. Всю свою жизнь я хотела повергнуть Рай, — улыбнулась Кара. — Все мы хотели. Несложно было убедить их пойти за мной. И, уверяю, ты сегодняшний тоже пошел бы. И наблюдал бы пожарище с таким же торжеством в душе. Командор многозначительно усмехалась. Понимаю: я казался ей заигравшимся мальчишкой, стоящим на краю и с любопытством заглядывающим в темноту, среди которой она привыкла жить. Она не приручила своих, как это принято говорить, внутренних демонов, не сковала их и забыла, не игнорировала… Нет, она сама стала самым главным демоном. — Ян, — неожиданно обратилась она ко мне, — то, что сейчас будет… Тебе не обязательно на это смотреть. Можешь пойти и поискать свою любезную напарницу… — А… что будет? — неловко спросил я. Влад незаметно появился рядом с нами, безрадостно смотрел на Кару, но ничего ей не говорил. Вряд ли боялся командора, но не хотел спорить. Однако если ему затея не нравилась… Сердце забилось чаще. Маги разбредались — отъезжали машины. Куда-то растворилась Женя с амулетиками. Стало ясно, что грядет нечто опасное, от чего наши помощники спешили посторониться, спрятаться. Я заметил, как припарковался джип Огнева. Его внушительную машину не так-то легко было пропустить. Интересно, что ему тут понадобилось? Тоже хочет осмотреть местные дома, опустевшие после эвакуации, и решить, где расположить засаду на теней? Едва ли это было подходящее занятие для начальника Инквизиции, однако Кара с искренним интересом варилась в этих военных приготовлениях, невзирая на адские титулы… Оглядевшись, я подумал, что место подобралось мрачное. Мы стояли на вымершей улице. Подтаивали сугробы — на город навалилось такое же внезапное потепление. Пестрела вывеска на витрине закрытого магазинчика. Петербург, с его старинными фасадами, всегда производил на меня, чрезвычайно впечатлительного, странное давящее впечатление. Звенящая тишина казалась попросту зловещей. Все время хотелось понизить голос, даже Кара говорила на пару тонов тише привычного. И город застыл в ожидании чего-то. Следом за Огневым притормозил полицейский фургон для перевозки преступников, из которого несколько человек в спецназовской форме вытолкали еще пять пленников, закованных наручники. Я с изумлением узнал в измученных людях тех крестоносцев, которых мы захватили в непостроенной больнице. Наемники или не слишком умные фанатики. Они так и не сообщили, что искали в антикварных лавках (скорее — не знали и сами), и дело заглохло, к моей малодушной радости: мне не хотелось копать под себя, а от кольца уже никак не получалось избавиться. Я осмотрел арестантов, однако не узнал среди них тех, кто напал на меня в переулке. Этих я видел на фотографиях, подшиваемых к отчетам. Теперь они под бдительным контролем спецназа неохотно приблизились к нам; все бледные, напуганные. Я насторожился — у Кары на лице заиграла улыбка, а взгляд стал голодным. — Вы знаете, что я этого не одобряю, — вздохнул Огнев. — Более того, я считаю это преступлением и бунтом, командор. Но выступать открыто он не стал. Курил в стороне, запахнувшись в длинное черное пальто, да невесело смотрел на Кару. Она же медленно прошлась вдоль ряда скованных крестоносцев. Усмехнулась. Кивнула кардиналу, держащему в руке арбалет; я заметил, что стрела, наложенная на него, вся переливается от магии — рун на ней можно вырезать куда больше, чем на пуле. Мне вспомнился кусочек свинца, вытащенный из Влада, стало противно. Кара небрежно бросила людям в черном: «К стене их». На лицах пленников отразилась паника, на моем, подозреваю, — тоже. Я знал, что она хочет сделать, однако не смог пошевелиться. Не из страха. Что-то такое на меня вдруг напало. Я следил, как Кара, по-военному чеканя шаг, обходит крестоносцев, жадно глядя на их лица. Заметил, как пара из них шепчет что-то, слишком похожее на молитву. Кара взахлеб рассмеялась, показав клыки, но ни одного связного слова так и не сказала. А вот один парень поднял голову, вызывающе посмотрел на нее. — Убьешь нас? — болезненно щурясь, спросил он, и я ясно увидел, что пары зубов у него нет, а десны кровоточат. Он быстро говорил, отплевываясь кровью, брызжа розовой слюной: — Нас не истребить, Бога нельзя убить, а твои попытки смешны. Ты, жалкое создание, считающее себя достойным свободы, но лишь обрекающее на мучения других! Ты хочешь смерти, а мы света, и потому — мы непобедимы! Кара резко кивнула, повела плечами, будто разминаясь перед битвой. И обворожительно — то есть, страшно до ужаса — улыбнулась крестоносцу. Тот опешил — ожидал рыка, ответной речи, да хоть твердого удара ботинком с железными набойками под ребра. Кара повела пальцами правой руки, словно борясь с желанием сжать кулак и броситься на наглеца. Крестоносец был совершенно беззащитен и измучен, и она могла бы в мясо избить его при желании и бросить умирать, переломать пару костей и заставить корчиться на земле перед ней. Но Кара не сделала ничего такого. — Хотите уйти? — спросила она вдруг. — Хотите свободы? Вперед. Она кивнула куда-то вдаль, взмахнула рукой, хоть в том и не было надобности. Крестоносцы озирались, переглядывались, но затихли изумленно и все остальные: спецназовцы, инквизиторы, оставшиеся маги… Командор оказалась в центре внимания, что ничуть ее не смущало. — Хочешь жить? — хмыкнула она. — Можешь идти. Я разрешаю. Кто я такая, чтобы лишать человека свободы? Кто я такая, чтобы уподобляться вашему Богу? И снова все смолкло, мало кто понимал происходящее. Но все молчали, внимая, ожидая чего-то. Командор всегда права — первое, что вбивают в голову каждому гвардейцу. Но мы-то не были ее подручными псами! И все равно она завораживала меня. Молчание затягивалось, время шло, а у нас над головой грохотали тучи, обещая грозу. Кара спокойно прикурила, чиркнув зажигалкой. И ничего не происходило. Не выдержал тот самый парень, выступавший раньше. Рассудив, видно, что терять ему нечего, он шагнул из строя, тут же испуганно замер, боясь, как бы автоматная очередь не переломила его. Кара, однако, одобрительно кивнула, выдыхая густой дым. Осмелев, еще пара человек неловко шатнулась вперед, но командор и тогда оставалась спокойной. Оставшиеся стояли, выступили всего трое самых отчаянных. На что они надеялись? Но так уж водится, что воля человека к жизни слишком сильна, и он готов схватиться за что угодно, за любую ниточку, пусть та и грозится вот-вот оборваться. Я наблюдал, как светлеют лица трех человек, как рождается в их взглядах сильнейшее и страшнейшее чувство — надежда. Сначала они отдалялись неспешно, слегка неловко из-за наручников, но потом бросились со всех ног. Я проникся их ликованием, но… — Отпустить врагов? — не выдержал Влад. — Кара… Кара стряхнула пепел, но даже не посмотрела на нас. Глаза ее неотрывно следили за быстро удаляющимися крестоносцами. Она… что-то сосредоточенно высчитывала. Потом вдруг дернулась к Огневу, рыкнула требовательно: — Арбалет! Кардинал толком не понял, но автоматически отдал ей. Хороший, многозарядный арбалет, которым мы, шутя, пугали друг друга с напарниками… Я хотел по-детски зажмуриться. Кара схватила оружие, благодарно кивнула, поняв, что оно заряжено. Подняла арбалет быстрым движением, прищурилась, выстрелила. Трижды. Упали с предсмертным криком три фигуры — глаза Падшей были слишком зоркими. — Что ты делаешь?! — вскрикнул я. Она же… обещала. Почти отпустила. — Отнимаю судорожную надежду, — ощерилась Кара. — Очень приятное чувство, на самом-то деле. Тут она перевела взгляд на оставшихся. Те испуганно застыли, задержали дыхание. После случившегося мало кто верил в милосердие Кары, но какая-то их часть надеялась на… награду, за то, что они не побежали. — Убить всех, — бросила Кара спецназовцам. — Быстро. Один из крестоносцев заорал в ужасе, и этот крик надолго засел у меня в ушах, не стерся, даже когда отгремели автоматные очереди. Я внимательно смотрел, как крестоносцы, падая рядом, раскрашивают в алое и стену, и асфальт. Что же мы наделали… — Ты… ты их казнила, — пробормотал я, не боясь тяжелого взгляда Кары. — Как Михаил — твоих родителей. Разве так должно быть? Ее лицо дрогнуло — мне удалось до нее достучаться. — Ян… — она посмотрела на меня странно, долго. — Ты же понимаешь, это иное. Мои родители хотели справедливости и умерли за нее, эти уебки желали расшатать все, что мы смогли выстроить. Меня оглушила эта сцена. Я мало что соображал. — Они приносили жертвы для этих кругов, — хрипло сказал Влад. — Мы тоже. Мы спровоцируем разрыв и испытаем магию. Это был жестокий план, но мне стало обидно, что меня не посвятили в него заранее. Кара загасила сигарету, бросив под тяжелый ботинок. Я в глубине души был рад, что не увидел на ее лице бешеной радости — одно лишь спокойствие. Для нее это была работа. Кара обожала битву, сам ритм схватки, скачки адреналина, а вот такие расстрелы не приносили ей ничего, кроме смутной тревоги. Глаза потемнели. Мы ожидали ее слов, но Кара обратила взгляд к небу. Слегка торжествующий, будто она думала, сам Господь все видел. И будто Он станет плакать по этим пятерым, принесенным в жертву войне. Дождь так и не пошел.***
Самое жуткое, что я видел за последнее время — это сплоченная толпа, собравшаяся перед офисом Инквизиции. Их было не так много — часть петербуржцев все-таки вняла здравому смыслу и оставила родные улицы, переместившись в лагерь на окраинах. Однако и осталось прилично. Пока требовали объяснения расстрелам — без внимания это никто не оставил, реакция последовала незамедлительно, не успело пройти и несколько часов. Почему-то слух пошел, что людей расстреливала именно Инквизиция, а роль Огнева, подавшего арбалет, явно оказалась преувеличена. Но как объяснить все этой взведенной толпе, испытывающей страх перед крестоносцами, так еще и вдруг услышавшей о том, что мы убиваем кого-то? Что мы не их защита, а такое же жестокое сборище… Мы с Владом и другими инквизиторами стояли перед ними, вдобавок к заграждениям и магическому барьеру. Досталось место по центру. Инструкции Огнева были четкими. Стрелять строго запрещено, на провокации не отвечать. Просто молчать и оставаться на месте, смотреть, чтобы они не перешли в наступление. Я слепо смотрел на вынесенные плакаты, не способный прочесть надписи на них. Владу явно было скучно, он устало прислонился к заграждению, курил, зло осматривал толпу. Та, вопреки оптимистичным предсказаниям Огнева, уходить не спешила, и эта демонстрация могла затянуться до ночи. — Знаешь самый лучший способ психологического воздействия? — лениво говорил Влад. — Нет, не крик, нам не нужно угрожать и орать, достаточно молчать. И выбесить его, народ, будет легко. Набросятся, дикие и отчаявшиеся. У нас в Аду как-то пытались казнить пару человек, захваченных в плен после восстания на Девятом… Знаешь, есть такой способ повешения, когда умираешь не от удушения, а от разрыва спинного мозга… — Влад, заткнись! — взмолился я, не выдержав. Он замолк оскорбленно, ненадолго скрыл лицо за сигаретным дымом. Но что поделать, если я не хотел слушать про изощренные казни? — Правда, хватит. И так как-то… странновато, — призналась Анна, стоявшая по правую руку от меня. Дул пронизывающий ветер, но Анна стояла спокойно. Я оказался зажат между них, холодных и мертвенных, хотя это не казалось мне таким страшным, скорее — чуть забавным. — А тут ты еще… — пожаловалась Анна. Повернулась ко мне, морща носик: — Он никогда не замолкает? Я молча кивнул, считая себя выше каких-то жалоб — хотя хотелось, не без этого. — Бедняга, — шепнула мне Анна и смущенно хихикнула. — Я бы его убила. — Идея года два как устарела, — оскалился Влад. Услышал, кто бы сомневался. — Так что придется терпеть! Тут с задних рядов прокатился какой-то гул, мы тут же вскинулись, даже Влад, притушивший сигарету. Я инстинктивно потянулся к пистолету, сам прикидывая, с какой скоростью успею выхватить ножи. Анна чуть подняла верхнюю губу, обнажив вампирские клыки. Позади ведьмы затянули заклинание хором тоненьких девичьих голосов. Это была Кара. Шла сквозь ряды людей, не останавливаясь, но они все равно успевали расступиться перед ней, будто она держала меч в руке. Но нет, она выглядела обычным человеком, даже лицо ее было невозмутимо и спокойно. Она остановилась, кивнула нам приветливо. — Каково, а? — дружески спросила она. — Собрались, ждут чего-то. Ну, всему учить надо… Она сбросила кожаную куртку, подала Владу, как верному оруженосцу, потянулась до хруста суставов. Помедлила, прежде чем повернуться лицом к собравшимся. К черту Влада с его ужасом молчания — когда начинала говорить Кара, все вокруг мигом переплавлялось в фантастический кошмар. Она обращалась ко всем сразу и лично к каждому, и ко мне тоже, даже если я не ощущал ни ее взгляда, ни горячего дыхания на шее, как тогда, в больнице, — и все равно она была рядом, стояла в шаге и лила в уши свои ядовитые слова. — Вы думаете, я не имела права их убивать, верно? — кричала она. — Что это нарушение всего, что можно представить: закона, права, дарованного вашей обожаемой конституцией, банальной человечности? Вы думаете, я не имела права?! Не имела права убить врага на поле боя? Вы не понимаете смысла этой жертвы, ваш уютный и правильный мир никогда не примет ее, не примет меня. Вы привыкли к миру и честности, я же живу войной — и что же, скажите мне на милость, что же в этом такого тотально ужасного? Я привыкла к ней, я видела больше убийств, чем вы можете себе представить; я была в Париже, когда брали Бастилию, я смотрела на казни королей, меня рвали на части на Марне, я была в Бресте в четыре утра лет семьдесят с лишним назад! Каждый ищет себе место, чтобы жить, забыться, умереть, сгинуть в бесконечном токе вечности! И я нашла это место. Вы можете не понимать, можете бунтовать, но ничего вы не измените, знайте же это. Я сама — война. Я искренне могу просить Всадника Апокалипсиса, чтобы он отдал мне свою грандиозную роль, и у него не найдется, что ответить. Люди в изумлении молчали. Я подумал, только Кара и могла выйти к ним так просто и высказаться прямо, не боясь быть убитой. А они начинали понимать, что командор, стоящая перед ними, пережила тысячи битв, что каждый из нас кажется ей лишь ребенком. — Вы можете судить меня в рамках общепринятой морали, но я настоятельно не советую это делать. И — вот еще совет — не надо лезть на Инквизицию. Они, вообще-то, от чудовищ вас защищают — от таких, как я! — хохотнула Кара. — Оставьте их. Они сражаются за город. А вот я открыто заявляю, что расстреляла тех пятерых. Что? Арестуете, устроите самосуд? Бред! Да ничего вы мне не сделаете, а меня не исправить. Я считаю, их нужно было убить, чтобы достичь большего, чтобы снять осаду с города, и, ну, давайте, как вы мне втолкуете, что это не так? Никто и не попытался ее переубедить; подозреваю, столь уверенным отпором она повергла каждого в шок. А что они могли ей возразить? Кара тоже была из фанатиков. Она расходилась, почувствовав внимание зрителя. — Ваши бесы смотрят из зеркал моими глазами! Я и есть та тварь из бездны, издавна прячущаяся в глубине ее! Вы хотите, чтобы я существовала! — кричала она, мелькая среди толпы в своей ярко-алой рубашке, вздымающейся революционным красным знаменем. — У природы окровавленные зубы и когти, дамы и господа! И если вы ни разу не хотели взять в руки тяжелый автомат и изрешетить несколькими очередями коллег по работе, назойливых соседей и случайных прохожих, да! тогда подите к черту и уйдите с дороги. Вы никогда не поймете меня и того, что я самозабвенно творю, омывая ваш город в крови и огне! Я делаю это не столько для удовлетворения своей жажды, сколько для того, чтобы защитить нас всех. Цель оправдывает средства, как говорится, а мы на войне! Да, она уже здесь, мое поле боя — это ваши родные улицы и дома, а вашей властью мне дано право делать то, что нужно для победы! — Ты убила людей! Живых! — прокричал кто-то. — Да? О, а я не знала! — рявкнула Кара. — Вот так новости! А почему вы вдруг почитаете их достойными жизни? Тех, кто всеми силами старался провести в ваш город существ, являющихся к нам в худших снах? Тех, кто не остановится перед убийством сотен людей, если им прикажут? Этими крестоносцами до безумия легко управлять, их главари скажут слово о Боге, и вот они стройными рядами направятся на зачистку всех неверных! И их надо бояться, и сердца, бьющиеся в унисон, — это страшная сила, способная повергать вселенные в изначальное состояние, я-то знаю! И потому мы должны остановить их и не остановиться сами — ни перед чем! Она многозначительно помолчала, слушая волнующуюся толпу. — Мы можем убить Бога, но мысль о Нем неуничтожима! Так не бесполезно ли пытаться? Я не знаю, говорю вам честно, но это желание — все, что у меня есть, и я не отступлю. А чтобы быть достойными повергнуть Господа, надо самим стать бессмертными, знаете? Но обрести бессмертие можно лишь стоя на пороге смерти, на краю бездны… — Но ты не Бог, чтобы решать, кому жить, а кому нет! — взметнулся молодой голос откуда-то справа. — Я — не Бог? — расхохоталась Кара в голос. — Да ты сам Бог, парень. И вы все. Каждый из вас. А я убиваю тех, кто говорит, что это не так. Кто твердит, что их Бог любит послушание, служение, преданность ему! И лучше вам не стоять у меня на дороге, если вы не хотите сражаться еще и со мной. Запомните это. Но если вы снова услышите о расстрелах крестоносцев, повешениях и пытках — да что там еще можно придумать?.. Знайте, что это была я. Потому что я могу. Потому что у меня поднимается рука стрелять в людей — в любого человека, угрожающего мне и моему народу. И я хочу, чтобы последняя пуля, выпущенная по моей отмашке, ударила между всевидящих глаз — им давно пора закрыться, коль уж они смотрят так слепо. И это последнее мое слово. Я потерялся в ее речи. Ненадолго забыл, кто я такой, утратил связь со всем, что удерживало меня на земле, растворился в грохочущем потоке чужих мыслей. Я не был инквизитором в цепи коллег. Тем, кто вжимался в плечо закоченевшей Анны, ища поддержку. Во мне вспыхивало нечто иное — то самое, дикое, неподвластное. Ему нравились слова Кары, и оно довольно выпускало когти. Очнувшись, я заметил, что Влад так же увлеченно следит за Карой, за ее небольшой фигуркой, мелькающей среди многоголовой толпы. Она не раскрывала крылья, но мы чувствовали их… Переведя взгляд на собравшихся, решив изучить их лица, я неожиданно наткнулся на знакомое. Есеня! Ее встрепанные белые волосы я не спутал бы ни с чем. Темный, угрюмый взгляд, куцая юбка, сигарета в вишневых губах. Она не была привидением, а стояла среди митингующих — правда, чуть в стороне. Ненадолго пересеклась со мной. — Аня, подстрахуй меня, если Огнев появится, — обратился я, стискивая холодные пальцы напарницы. Анна изумленно нахмурилась: она не привыкла, чтобы я нарушал правила. — Мне нужно увидеться!.. — взмолился я. — Минуту! Изумленная, она кивнула. В другое время Влад не оставил бы без внимания мое дикое желание встретиться с Есеней, но ему важнее была Кара, ее слова — он не последовал за мной. Командор славно отвлекала петербуржцев — я смог юркнуть в толпу, протолкаться к Есене. Она стояла, издевательски глядя на меня. Вокруг были люди и нелюди. Мне стало неуютно в толпе, но вытащить ее я не смог. Застыл напротив, задыхаясь. — Что ты здесь делаешь? — выговорил я. — Весело, — хохотнула она. — Все позакрывалось, никаких развлечений! И работы у меня нет. Хоть тут… — Здесь опасно! — выкрикнул я. Толпа гудела, говорила о чем-то с Карой, спорила. Вокруг бились крики, и мне показалось, сейчас нас растопчут, уничтожат, перемелют. Есеня отказывалась уходить… — Что ты творишь! — не выдержал я. — Это не игра! Ладно, ты привыкла делать, что в голову взбредет, но это переходит все границы! Ты воруешь в магазинах! Дружишь с крестоносцами! А теперь явилась смотреть, как станут громить Инквизицию! Ты!.. — Ты не имеешь никакого права меня отчитывать! — яростно прошипела она. — Не делай вид, что ты святой, Ян! А ты корчишь праведника! Прикрываешься во всем работой, как мой папочка! Если у тебя нет жизни, не лезь в чужую, не порть ее! Я не ожидал такого жара от нее. Есеня надвинулась на меня, толкнула в грудь — я оступился, чуть не упал на кого-то спиной. Раздался возмущенный крик, но я не повернулся. Есеня не любила, когда ей указывают, но сегодня у нее было особенно яростное настроение. Ее слова что-то больно задели. У меня не было жизни, я был никем — до того, как приехал в Петербург. Это заставило меня задуматься, потеряться, а передавать Есене инициативу было нельзя. Неприятно скалясь, она глядела на меня: — Ты все-таки похож на моего отца, — сказала она, как сплюнула, — никак не можешь понять, что все упущено. — Что? — удивился я. — О чем ты? — Разве вы не чувствуете, что проиграли? — возмутилась Есеня. — Вся эта толпа собралась тут, потому что не верит вам. А ты все стараешься что-то! Бежал бы, — выдавила она. — Целее будешь. Но нет, ты ебаный герой! Это напомнило мне о тех словах, что я твердил Владу. Однако момент был упущен, и Есеня круто развернулась, скрылась среди митингующих. Я решил не гнаться за ней. Заметил, что некоторые начали расходиться: они получили ответы, а сделать с Карой и впрямь ничего не могли. Хотя мне не нравилось, когда кто-то выше закона, это облегчило нашу жизнь. Обеспокоенный и отчасти пристыженный, я вернулся к оцеплению, и как раз вовремя: из дверей показался Огнев. Кара махнула ему на прощание, словно бы развлекаясь, и стремительно взмыло в небо. Я долго глядел ей вслед, завидуя ее свободе, а потом подобрал выпавшее черное перо и украдкой сунул его в карман. Мне захотелось сохранить что-то на память об этих странных временах.***
Он стоит на краю, приставив к виску дуло револьвера, и я откуда-то отлично знаю, что он заряжен всеми шестью пулями, а осечки не случится. Влад не играет в русскую рулетку, он хочет прострелить себе голову с присущим ему упрямством. И вот он отступает к краю еще на полшага, улыбается, скалится, а ветер рвет его одежду и его самого, но рука тверда и не дрожит, а Влад сверкает глазами и смотрит в мою душу. Смеется, говорит что-то, а револьвер блестит сталью в лучах заходящего за его спиной солнца. Я хочу броситься к нему, хоть шаг ступить, но почему-то не могу двинуться ни на сантиметр, не чувствую тела — ни-че-го. А Влад кричит, и слова пробиваются сквозь ревущий ветер: — Ты думал, тебе нечего больше терять, да? «Стой! — хочется заорать мне. — Ты что творишь?!» Но ни одного звука из груди: ни хрипа, ни вздоха. Могу только наблюдать, да еще боль на сердце горит. Полыхает. Мой вечный огонь. «Не смей!» — думаю я, и в мыслях это звучит дичайшим воплем. — Смерть есть свобода, даруемая вечностью! — увлеченно и уверенно кричит Влад с безумным оскалом. И нажимает на спусковой крючок, ничуть не засомневавшись, и звучит громкий выстрел, стирающий его улыбку. В голове у меня что-то страшно звенит и воет, а потом я понимаю, что вою сам — захлебываясь, по-звериному. А в реве ветра все еще звучат на сотни голосов его последние слова. И просыпаюсь, потому что кто-то громко зовет меня по имени. Первым я увидел Влада, склонившегося надо мной. Живой… Я перестал различать мертвецов и тех, у кого еще бьется сердце. Вопрос был в том, насколько они хотят чувствовать себя настоящими. Это был сон… Когда я слабо ответил что-то на его попытки меня встряхнуть, Влад успокоенно замолк. — Я кричал? — хрипло спросил я, до сих пор не избавившийся до конца от жуткого видения. — Да. Что снилось? Я не хотел отвечать, да и не потребовалось — я все еще избегал смотреть на него, боясь увидеть труп с простреленной головой. Прикрыл глаза, помолчал, собираясь с мыслями… — Ян, — мягко позвал меня Влад. — Ты помнишь, что тебе снилось? Конечно… Я хотел было кивнуть, но внезапно понял, что — нет, не помню, совершенно, хоть секунду назад прекрасно знал, от чего проснулся с воплем! Но сейчас… — Ты не помнишь, верно? — зачастил Влад. — Совсем ничего, пытаешься уловить, да вот беда — ничего не получается, ниточка ускользает и ускользает… Ты помнишь, кто тебе снился? Помнишь, как просыпался? А если я скажу тебе, что ты до сих пор спишь, а? Что и я, и эта комната, и ты сам — все это нереально? Он дал мне немного времени, чтобы принять эту дикую мысль, потом с нескрываемым торжеством продолжил, наслаждаясь непередаваемым выражением священного ужаса на моем лице: — Подойди к зеркалу, Янош Кирай, подойди, и ты увидишь там не себя. Кого? Я не знаю. И ты сам не знаешь. Но так уж ли это важно, кто ты есть? — Это не мое имя, — огрызнулся я. Я не знал, кто я такой. Помотал головой, пытаясь привести в порядок разрозненные мысли. Итак, это сон. Не-реальность. Подумал: не стоит наивно пытаться ущипнуть себя за руку — это наверняка вызовет у моего собеседника насмешливую улыбку или… И, кстати… — А тогда кто ты такой? — вдруг спросил я. Было в нем что-то, чего я обычно во Владе не замечал. Или же, напротив, чего-то важного не доставало. Но это был не он — не в привычном понимании, хоть и выглядел в точности как Войцек и говорил, как он. — Я? — весело отозвался этот Влад. — А меня вообще не существует. Воображение… Имажинер — слышал такое? А, не будем путаться, я и сам это не особо… Считай хоть галлюцинацией, если так легче. — У меня настолько все плохо с головой? — жалобно спросил я, чувствуя себя все более потерянным. — Ты издеваешься надо мной, Войцек. Если я узнаю, что это так, не знаю, что с тобой сделаю… — А… — отмахнулся он. — Не принимай меня всерьез. Каждый сходит с ума по-разному, а твой рассудок еще в относительном порядке, как ни странно. Я же… голос в голове, ладно? Может, ты вообще этот сон не вспомнишь. Кошмары всегда въедались в меня намертво. Пока что ничего ужасного не происходило, но я подозревал: это ненадолго. Что-то угрожающее витало в этом сне. Мрачное, тянущее. Тени играли на лице Влада. — Можно я проснусь? — попросил я. — Или спокойно вырублюсь? Это жестоко, знаешь ли. Мне на работу с утра. — Ты сейчас почти что сам с собой разговариваешь, — вздохнул Влад. — Понимаешь весь трагизм ситуации? Это еще не говоря о том, что я предстаю тебе в облике мертвого психопата. Я хмыкнул. Но как-то не до конца ему верилось… — Так, если я сейчас тебе врежу, и у Влада с утра будет синяк… — прикинул я. — Да пожалуйста, — разрешил он. — Немотивированная агрессия — это плохо, конечно. А был такой мирный хороший парень… Но про лечебную магию этого твоего Влада тоже не забывай. А лучше сиди спокойно и слушай, что тебе твое подсознание говорить будет. О кольце, например. Это заставило меня насторожиться, удобнее устроиться на диване, взирая на него. Об артефакте Влад не знал. Однако он чуть не разнес всю мою квартиру, добиваясь чего-то от своих заклинаний, мог найти случайно… — Хочешь хороший совет? Отдай его Владу, ты ведь неглупый, понимаешь, к чему дело идет! Вот и позволь им разбираться, а сам в сторону отойди. Слишком опасно выступать против крестоносцев, но делать это с такими союзниками… Здорово ты попал. Кара или перестроит мир, или уничтожит, и в обоих случаях ничего хорошего лично тебя не ждет. Не надо было вообще влезать в это дело. Но Влад справится, особенно если с кольцом, а ты же умирать не хочешь, да? Я вижу, я знаю… Ты знаешь, что ему суждено погибнуть, и никто это изменить не в силах, — надавил он. — Это судьба, она переменчива. Как можно знать?.. Он скептически хмыкнул, прервал ряд объяснений, непонятных и спутанных. Да, я догадывался, что в перспективе Влад способен погубить себя. Но все время я смел надеяться, что смогу остановить его. Отойти в сторону, вручить ему кольцо Соломона и пожелать удачи? Бросить одного? Нет, я не мог. — Вопрос в том, что, когда придется выбирать, выберешь ты свою жизнь или его? Эта мысль мучает тебя долго, я-то знаю… Еще совет? — Не надо. Ему это не помешало, и с поистине Владовским упрямством и самодовольством он продолжил: — Ты смог убить саму Смерть, морально готов уничтожить Господа и, думаешь, не переживешь гибель одного человека, если то будет плата за твою жизнь и душу? Сентиментальный идиот! Я резко подался вперед, схватил его за руку. Попытался, но ничего не почувствовал, даже знакомого холода. Он подождал, пока рука, рассыпавшаяся вдруг пылью, соберется обратно, заметил: — Я же говорил, что меня нет. Выдумка, иллюзия, воображение. — Проверить хотел. Я правда сошел с ума? — Не более, чем обычно. Как ты можешь спрашивать это у меня? Немного нелогично, тебе не кажется? Ну, не важно… Мысль ты понял. Если хочешь жить, избавиться от мрачного предзнаменования огня где-то впереди, от вечных мучений и сгорания заживо, ты должен сделать всего одно ради спасения: дать умереть Владу Войцеку. Вдвоем вы не выживете. Ты запомнил? Ах, было что-то еще… Тут он неожиданно выставил пистолет и направил его уже на меня. Я с изумлением уставился в черное дуло, пытаясь понять, откуда Влад вдруг достал оружие. Из воздуха, не иначе. Я теперь ничему не мог удивляться. Влад… то, что им выглядело… широко улыбнулся и выстрелил, не произнеся ни слова. Я закрыл глаза прежде, чем пуля пробила кость… …и проснулся столь же неожиданно, как раньше. И опять увидел Влада, чувствуя острый приступ дежа вю. Сон или реальность? Твою мать… — Я кричал? — снова спросил я. А что еще я мог сказать? — Да. Кошмары? Черт. И все-таки… Я рванулся вверх с дивана, решив воспользоваться эффектом неожиданности. Влад и охнуть не успел, как я с силой заехал ему по лицу. Он отшатнулся, чуть не упал, недоверчиво коснулся ссадины на скуле. Я рухнул обратно на надрывно скрипящий диван, чувствуя боль в костяшках. — Да еб твою мать… Совсем охуел, инквизиторство? — обалдело спросил он. — Думай хоть немного, я ж и в ответ двинуть могу… Заклинанием. Удивление и растерянность были до того неподдельными, что я однозначно поверил ему. — Настоящий, — вслух сказал я, сам не заметив. — Нет, игрушечный! — рявкнул Влад, наскоро складывая пальцы в лечащем жесте. — Приходишь домой, а встречают ударом по роже — что за жизнь? Вот и делай добро людям… В следующий раз из своих кошмаров сам будешь выпутываться. — Ты меня застрелил, — зачем-то поделился я. Влад победно усмехнулся, словно это неплохо покрывало подлый удар. — Я мог, — подтвердил он. — С радостью. Пережив мог нелепый бросок, он вновь стал лучиться искренней радостью, которую я на лице Влада улавливал нечасто. Что-то развеселило его, заставило носиться по комнате, деятельно собирая какие-то старые бумажки с запутанными изображениями рун… — А ты где был? — спохватился я, протерев глаза. — С чего ты взял?.. — Ты куртку не снял. Он с досадой повел плечом, жалея, что попался так глупо. Влад так и не переоделся с того момента, как мы расстались у офиса Инквизиции. Обещал вернуться до полуночи — я вывернул шею, пытаясь высмотреть часы. Скоро должен был разгореться поздний зимний рассвет. Вся ночь протекла стремительно, как в тумане. — Зима на улице, холодно, замерз, — отмахнулся Влад весьма неубедительно. — Ладно, я работал, и что? От тебя я не собираюсь выслушивать обвинения в этом! От самого знаменитого трудоголика в Инквизиции Петербурга! Зато сегодня никаких ран, ни царапинки! — Не попали? — ехидно уточнил я. Влад согласился после некоторых раздумий. Поднял на меня сияющий взгляд и шепнул, сгорая от нетерпения: — Я нашел его! Нашел! Этот выблядок, видно, устал вечно держать на себе скрывающие заклинания, и тут я его настиг! — Глаза Влада бешено пылали. — У нас есть след главного мага крестоносцев! О-о, я еще не знаю, что я с ним сделаю! Оторву голову, поставим в гостиной, она замечательно будет смотреться!.. — Нет, не в гостиной! — строго поправил я. — Гостиная — моя, если ты не забыл. Если хочешь, тащи его на кухню и, не знаю, пей из его черепа, мне все равно… Влад серьезно кивнул: мое предложение показалось ему занимательным. Я постарался обдумать, что значит его находка. То, что Влад прекратит бродить где-то по ночам и натыкаться на агрессивных фанатиков с пистолетами, — ладно; но он нашарил главного пастуха тартарских чудовищ! Я не сомневался, что тот маг предпочитает лично все контролировать и завязал на себе немало заклинаний! Я едва не рассмеялся, разделяя ликование Влада. — Семь утра, — напомнил Влад. — На работу пора, у нас же сегодня тени по программе! Активировать круг Кара активировала — это самая легкая часть, теперь его уничтожить как-то надо. Собирайся. Хотя можешь поспать еще полчаса, я разбужу, — неожиданно смилостивился Влад. Он и впрямь был счастлив, что настиг крестоносца, о поимке которого грезил последний месяц. — Нет, никакого сна! — испуганно вскочил я. — Ни за что! Влад удивленно смотрел, как я метнулся приводить себя в порядок, потом на кухню — чай готовить. Я чувствовал необходимость что-нибудь делать, занять руки и голову, лишь бы не вспоминать весь странный разговор во сне. Какое счастье, что для этого у меня была работа! Я положил себе побольше сахара и с досадой поглядел на сожженный Владом телевизор: хотелось бы послушать новости осажденного Петербурга. Ноутбук отказывался работать, и я, сердясь, вспомнил, что не подключил его к зарядке, завозился, мимоходом закурил… — Инквизиторство, а что ты орал-то так? — спросил Влад, стоявший в дверях. — Я подумал, в больничку звонить придется. — Ерунда, — соврал я. — Бред какой-то. Знаешь, бывает: насмотрелся на Кару… Устал немного. А так ничего важного. Совершенно ничего. Да. Кружка дрогнула в руке, я едва ее не выронил. В отчаянии чуть не отшвырнул ее в сторону, понимая сам, что нервы у меня ни к черту, а выглядит все слишком подозрительно. Но если Влад едва вернулся, то мой безумный сон навести не мог. Проблема была в моей голове. Значит, подсознательно я знаю, что могу выйти живым из этой истории лишь в том случае, если позволю умереть Владу. Отлично. И если я хочу жить, нужно отступить. Уйти в сторону и позволить ему… — Почему ты не брал меня на поиски мага? — спросил я. — Я мог бы помочь. Я полезный! — Я… побоялся, что ты в этом погрязнешь, — признался он, неуютно пожимая плечами. — И это опасно. Тебя захватывали однажды, хорошо, что до пыток не дошло, но в следующий раз я могу не успеть, а я тебя знаю, упрямый идиот, будешь молчать о моих делах и сделаешь себе больнее. А если ты ничего не знаешь, то и спрашивать станут меньше. — Я не беспомощный ребенок, — рыкнул я, и в руку сам собой скользнул адский нож, лежавший на столе. Я взвесил его и положил обратно; Влад следил настороженно, серьезно. — Вместе мы можем больше, ты и сам понимаешь. Он колебался. Отвернулся к окну, едва заметно вздохнул. Я не знал, расстраивает его слякотная погода, превратившая пышные сугробы, как на рождественских открытках, в бурую грязь, или мои слова. — «И глядит из всех окон — смерть…» Сегодня идем охотиться вместе, — сдался Влад. — Жаль, что я те бумаги с рунами порвал… — вспомнил он с досадой. — Есть одна идейка… Я почти придумал, как удачнее схлопнуть воронку, но… — Второй ящик комода. — Что? — вскинулся он. — Там же все в клочья. Я терпеливо улыбнулся, наслаждаясь вспыхнувшей в его глазах надеждой. — Чинящий амулет с бумагой тоже работает, а у меня в сумке завалялся один, из Будапешта привез. Илонка покупала зачем-то. В хозяйстве, говорила, пригодится. Вот уж не думал… — Илонка — это та секретарша, с которой ты спал? — бесцеремонно уточнил Влад. — Не напоминай мне о моей счастливой жизни. — Счастливой, как же… — засомневался он. Ненадолго Влад умолк — видимо, искал свои драгоценные записи, которые вчера смог каким-то образом уничтожить. Вот ведь… Но язык не повернулся сказать ему что-нибудь обидное о его несдержанности, больно ликующий вопль послышался. Я отпил чай и кивнул сам себе. — В следующий раз я ничего собирать не буду! — пригрозил я для верности. — Больше и не надо, я почти закончил! — заявил Влад, влетая в кухню. — Сегодня разберемся с воронкой, проверим, а там побыстрее пойдет. Давай, собирайся живее… Параллельно он колдовал что-то с рунами, поправляя какие-то мелочи. Я наблюдал, докуривая первую за сегодня сигарету. По крайней мере, Влад выглядел уверенным, а не действовал наугад. — Хоть бы спасибо сказал, — проворчал я, чувствуя себя слегка обиженным. — Если выживем, благодарить буду, — оптимистично заявил Влад. — Ты готов драться с тенями? — А куда я денусь? — Я тоскливо посмотрел в окно, погода там была на удивление безоблачной. И внезапно отшатнулся от подоконника, вспомнив что-то очень важное: — Влад?.. Сегодня двадцать первое декабря, да?.. Время летело стремительно. Последние недели превратились в какой-то кошмар, бесконечное ожидание войны, ломящейся в наши ворота. Каждый прожитый час — глухой удар тарана. Я догадался, чего ждали маги: равноденствия, времени усиления природной магии. Именно этот день я когда-то записал как день рождения, потому что настоящей даты не помнил, а Сандор Кирай нашел меня бессознательным на глухой ночной улице Будапешта в канун солнцеворота. Наверное, прилив магии позволил мне безболезненно переместиться в мир людей. — Да, ты правильно подсчитал, — подбодрил Влад. — С днем рождения, кстати. Извини, что без цветов, я как-то не уточнил, какие тебе больше нравятся, — развлекался он. — Кактусы. — Что? — фыркнул Влад. — Подари мне кактусы. Будут напоминать мне о тебе. Такие же жуткие, колючие и… Он заливисто расхохотался. — Ну, считай, если выживешь сегодня, то праздник вдвойне! Да ладно тебе, будь повеселее, когда еще придется так отметить? К тому же, я не позволю тебя убить. Слово чести. Сон не шел у меня из головы, сбивал, заставлял слишком много думать — от этого начинало тупо ныть в висках. — Она у тебя есть, эта самая честь? — скептически спросил я; наши споры вселяли в меня уверенность, поэтому не зацепить Влада я не смог. — Иногда. Веришь мне? Я смог кивнуть, хотя больше всего хотел остаться сегодня дома. Но долг, как говорится, звал.