Моя версия Death Note.

      Ошеломленный Рюзаки не мог поверить собственным ушам. Ника сказала то, что было скрыто абсолютно от всех людей, кроме него самого и Ватари, который ни при каких обстоятельствах не выдал бы его тайны. А найти где-либо информацию о личности детектива L было попросту невозможно, так как ее не существовало. Ни единого документа. То, что Ника назвала имя было более чем доказательство. — И ты видишь дату моей смерти? — прошептал он. — Да. — Когда? — Этого я тебе не стану говорить, Эл, — возразила Ника. — Никто не должен знать дату своей смерти. — Это скоро случится? — не унимался Рюзаки. Теперь его интересовал очень важный вопрос. — Скажи тогда так: я могу успеть завершить дело Киры?       Ника улыбнулась: — Можешь, — и уже грустно добавила: — Если только он не убьёт тебя раньше с помощью Тетради. Знаешь, почему я тогда спасать тебя решилась? Даты смерти над головами — это не нечто такое незыблемое, неизменное. Они могут меняться. Ведь люди способны влиять на продолжительность жизни друг друга. Так вот, когда я вижу рядом с собой человека, на чью смерть я могу повлиять, дата меняется у меня на глазах. Если ничего не предпринимать, дата становится прежней, но если я прилагаю усилия, человек остаётся жив, и дата смерти изменяется окончательно. Так было и в твоем случае. Увидев пациента с меняющейся датой, я поняла, что могу тебе помочь. А если не сделаю это, ты умрёшь через несколько дней. — И сколько мне оставалось, если бы не ты? — детектив понемногу начинал приходить в себя. В его беспокойной голове уже рождались и переплетались десятки нитей событий, связываясь воедино. — Если считать от того дня, как мы сбежали, еще три.       «Хм… А я думал, умру раньше…» Рюзаки несмело взглянул на Веронику. Он и представить не мог, что у совершенно обычной девушки есть такие необычные способности. — Действительно, в то, что ты говоришь, трудно поверить… Но ты назвала мое имя. И на записях второй Кира говорил про синигами. А еще… — L вспомнил, как у Мисы сама собой приподнялась прядь волос в абсолютно безветренном помещении. — Если все, как ты говоришь, то мы значительно приблизимся к разгадке. Но как синигами тебе все рассказал? Они такие общительные?       Девушка вдруг опустила глаза. — Ника, — с нажимом произнес детектив. — Расскажи мне всё. — Э-э-э… Не знаю, просто взял и рассказал, — Ника невинно улыбнулась. — Врешь… — Рюзаки посмотрел на нее пристальным немигающим взглядом. Ника, подумав несколько секунд, решила, начала: — Он записал меня в свою Тетрадь Смерти и, когда удостоверился, что я не умру, рассказал все.       Рюзаки уставился на нее чуть ли не с ненавистью, сделав угрожающий шаг в ее сторону и сократив расстояние между ними практически до нуля. В эти мгновения на его лице читалась решимость не снимать с неё цепь, вообще, никогда. Но ругаться он не стал. Уже было поздно. Детектив закрыл глаза и сделал пару глубоких вдохов. — Откуда у тебя столько синяков, ссадин и порезов? — ровным голосом продолжил он после. — И что с твоим кулаком?       Ника действительно выглядела как побитая собачонка, в прямом и переносном смысле. — Ну… Тут разные причины, — весело похвасталась Ника. Видимо, радость, что все позади затмевала остатки скромности. — Я ведь месяц, считай, на улице жила. С кулаком так плохо, потому что врезала одному типу по голове. Сильно… Но, мне кажется, моей руке больше вреда было, чем его башке пустоголовой. А вот он довольно сильно меня в стену впечатал. А вот эти, — и Ника указала на руки. — Ты правильно угадал, это я через забор лезла. Когда синигами увидела, забралась на охраняемую территорию. Потом меня собаки заметили сторожевые и путь к моей лазейке закрыли, пришлось перебираться через ограждение с колючей проволокой.       Рюзаки грубо схватил ее за запястье, как тогда в машине и шумно выдохнул. Ника посмотрела в его лицо и поняла, что зря так разоткровенничалась. Кажется, сейчас ее не просто раскатают на шаурму… Она инстиктивно отшатнулась. А Рюзаки с силой потянул ее на себя и крепко обнял до боли в рёбрах. Нике трудно было дышать, но она боялась пошевелиться. Наконец, он сделал то, что Ника ждала от него все утро. — Я так рад… — прошептал он. — Так рад, что ты в порядке, что ты вернулась, я скучал. Но ты так рисковала… Ты совершенно бестолковая. Ты могла бы просто попросить меня о помощи, к чему скрытность? Если бы ты погибла? Если бы синигами убил тебя? Или тот человек на улице, или собаки? Могу поспорить, это не весь список твоих злоключений…       Неожиданно Рюзаки перестал обнимать Веронику, он сжал в кулак свою белую футболку на груди, лицо исказилось от боли. Он, тяжело дыша, вначале согнулся, а потом упал на пол, продолжив держаться рукой за футболку в области груди. — Эй, эй, Рюзаки! Что происходит? — Ника не на шутку испугалась и тут же опустилась возле него.       Чуть отдышавшись, но все также лежа на полу, он прошептал: — Мое сердце не выдержало бы этого… — Прости меня! Прости, пожалуйста, я лишь хотела помочь, — Ника поглаживала его спину. — Я знаю, — он сел, его лицо снова стало невозмутимым.       Теперь сердце кольнуло у Ники. «Неужели это лишь маска? — подумала она, глядя на него. — Я думала он действительно такой спокойный. Но выходит, что за внешним спокойствием он прячет свои слабости и переживания, страхи и надежды, самого себя. Почему ты делаешь это? Ты боишься, что если эмоции завладеют тобой, ты перестанешь быть непревзойдённым детективом, коим ты являешься? Эх, Эл. От меня тебе незачем прятаться. Я осознаю, что моя жизнь никогда не станет нормальной рядом с тобой, но я буду рядом, я буду, как Ватари, сопровождать тебя всю свою жизнь». Видимо, она смотрела на него с таким сожалением и грустью, что Рюзаки смутился. — Может, тортик? — вкрадчиво поинтересовался он, отведя от нее взгляд. — Я бы помылась вначале нормально, переоделась, а потом можно и тортик, — сообщила Ника, довольная тем, что не ошиблась в его чувствах к себе.       Рюзаки кивнул. — Только как я буду мыться, ты же цепь на меня надел? — вспомнила Ника и сердито скрестила руки на груди.       Хоть цепь была и два с лишним метра, было бы нереально одному оставаться под дверью, а кому-то лезть в ванну. — Я могу посидеть на полу, пока ты задвинешь штору и помоешься, — предложил Рюзаки. — А, может, ты со мной в ванной посидишь, спинку потрешь? — с сарказмом в голосе переспросила Ника, надув губы. — Это ты сейчас так шутишь? — с подозрением покосившись на нее, осведомился Рюзаки, приложив большой палец к губам. — Если нет, то я могу… — Ну, разумеется, можешь! Сиди возле ванны! — Как скажешь…       Ника деловито направилась куда надо, L — следом. Девушка разулась и в одежде забралась в ванну, демонстративно завесив штору. Рюзаки сел на пол. Он слышал, как она снимает с себя одежду, как включает воду, как моет голову и тело, бухтит, что отклеиваются повязки. Его бросило в жар. Услужливое воображение прекрасно справлялось и дорисовывало образы. Он будто сам видел, как Ника мыльной мочалкой проводит по мокрой коже, как стекают капли блестящей влаги по ее спине, по ногам…       Рюзаки сидел, обняв колени и посасывая палец. Сейчас он почти ненавидел себя за то, что нацепил на обоих наручники. — Ника, — позвал он, попытавшись немного отвлечься. — Что такое? — А зачем тот мужчина на тебя напал и прижимал к стене? — Ой, это долгая история. — Расскажи. — Ну-у-у… — протянула Ника. — Ограбить хотел… — И все? — надавил Рюзаки. — Он больше не причинил тебе вреда? — Нет, — ответила Ника. — Ему удалось меня ограбить, а потом я сбежала. — Хорошо, это хорошо… — сказал Рюзаки и замолчал.        Так молча и просидел до тех пор, пока Ника не потянулась из-за шторки за полотенцем. Краем глаза Рюзаки увидел руку с мокрыми повязками, обнаженное колено, ее мокрые волосы и поспешно отвёл взгляд. Кажется, на сегодня у него и так достаточно впечатлений.       Ника завернувшись в полотенце, потребовала достать халат. Рюзаки подчинился. Потом она вылезла из ванной в халате, в рукаве которого была петля цепочки, и с полотенцем на голове. Они пошли в комнату. — Давай поменяем повязки. Они все промокли, — проговорил детектив. — Нельзя их менять так часто, конечно… — Но и мочить тоже.       Ника вздохнула и закатала рукава халата, петля цепи неприятно касалась кожи. После повторной перевязки Рюзаки рассказал новую информацию по делу Киры, свои доводы, показал видео заключения подозреваемых. — Тут они будто не со мной говорят. А после становятся другими. Их личности словно изменились, или они что-то забыли. — Удивительно! — воскликнула Ника. — Из всех людей ты стал подозревать именно их. У тебя в самом деле невероятные способности. — Но, как видишь, мне до сих пор не получается их раскрыть. — Потому что ты не знал, как они убивают. Трудно предположить нормальному человеку, что есть Боги смерти, и еще труднее, что есть некие тетради, с помощью которых человек может убивать. — Знаешь, что еще интересно… Как только Лайт оказался под наблюдением, преступники перестали умирать, а потом убийства возобновились. Вероятно, они нашли способ передать тетрадь кому-то еще. В таком случае, синигами им помогают? — Ага. Не стоит списывать их со счетов. Позови Лайта и Мису сюда, чтобы я могла посмотреть, и точно скажу тебе владельцы они или нет, но скорее всего нет, раз их личности изменились. И вообще, теперь главное тебе найти подозреваемого, а я-то уж его опознаю, будь уверен! — Спасибо, Ника… Саюми. Ты все равно будешь для всех Саюми. — Как скажешь. Ты не будешь против, если я посплю? — Не буду. — Только мне бы хотелось поспать в нормальной постели…. — Ника жалобно посмотрела на детектива. — У меня последние несколько дней были просто ужасными. Я даже в коробке под мостом спала.       Она осеклась и с опаской покосилась на него. Но L не хотел ругаться снова, молча встал и пошел к кровати. — Тебе тоже не мешает поспать, — произнесла Ника. — Я удостоверюсь, что они не владельцы, и ты придумаешь новый план. Но сейчас можно и не думать о деле.       Рюзаки развернулся к ней. — Ты, пожалуй, права. Кажется, последнее время я совсем не спал. Он уселся на кровать, подмял одну ногу под себя, а вторую обнял. Цепочка свисала на пол. Ника забралась на постель и с блаженством плюхнулась на подушку. — Это божественно… — сообщила она. Потом села, быстро приблизилась к Рюзаки и, мимолетно поцеловав его в щеку, снова улеглась.       L вздрогнул и шумно вздохнул, не ожидав ничего подобного. Он повернулся к Веронике. Та с довольной улыбкой устраивалась на подушке. — Расскажи мне все, что произошло с тобой, — проговорил Рюзаки и вновь отвернулся. — Ты ляг, и я все расскажу. Только не ругайся. — Не буду. Но ты пообещай, не делать больше ничего без моего разрешения. — Да-да, Ваше Величество, обещаю. — И не называй меня «Ваше Величество».       Ника хихикнула. А потом стала рассказывать все по порядку, начиная от встречи с родственниками. L лег, свернувшись в комочек и молча слушал Периодически Ника окликала его, проверяя не заснул ли случайно ее молчаливый слушатель. И, удостоверившись, что ее слушают, продолжала. Когда рассказ Ники остановился на словах: «и вот я тут», Рюзаки развернулся к ней. Он смотрел осуждающе, недовольно. — Ты самая бестолковая и беспечная девушка из всех, что мне когда-либо приходилось видеть, — начал он. — Каким образом ты только сумела дожить до своих лет? Знали бы твои родители, чем ты занимаешься. Ты могла бы рассказать мне, попросить помочь… — И ты позволил бы мне искать встречи с Богом смерти?       Он помолчал немного. — Нет, не позволил бы. — Вот видишь! — Не вижу, — возразил детектив. — Ты должна была рассказать мне раньше, мы что-нибудь бы придумали! Ведь ты могла умереть, а я бы узнал бы об этом спустя неопределенный срок. Это совершенно неприемлемо. — Ты обещал не ругаться… — прошептала Ника и подалась вперёд, с удовольствием прижавшись к нему. — Я не ругаюсь. Я констатируют факты, — пробурчал L, и обнял Нику. — Все позади, — с блаженством в голосе произнесла она. — И я больше никуда от тебя не денусь. К тому же эта цепь…       Они замолчали на какое-то время. Вероника все еще не верила, что это происходит. Только вчера она ночевала под мостом, а сегодня уже лежит в мягкой постельке и в теплых объятиях своего детектива L. — Скажи, Ника, — вдруг тихо спросил Рюзаки. — Что? — Ты любишь меня?       Она замерла на секунду. — Я вернулась к тебе, это значит, что люблю. — Не из жалости? — продолжал настаивать Рюзаки. — Не из приличия или благодарности? Или потому что ты узнала что-то о деле Киры? — Рюзаки! — Ника вырвалась из его объятий, чтобы видеть его глаза. Он смотрел на нее с печалью и одновременно с надеждой. — Ты не доверяешь мне? — Вероятность того, что я понравлюсь тебе составляла не больше десяти процентов, — серьезно заметил он. — А если учесть тот факт, что я, в силу своей неопытности в социальных взаимодействиях, не мог никак повлиять на твое отношение ко мне, то эти проценты падали приблизительно до пяти. Я помню, как пугал тебя, и как ты сказала, что казался маньяком. Когда ты уехала, я был уверен на девяносто восемь процентов, что ты напишешь мне что-то вроде: «спасибо за все, что ты сделал, ты действительно неплохой друг, и мне было весело с тобой, но быть ближе, прости, не могу, нельзя оставаться с человеком из-за благодарности». — Рюзаки, все не так, — заговорила Ника. — Я не сомневалась, что вернусь с того дня, как ты меня попросил остаться. Да, ты странный, непонятный мне все еще, но даже если бы я захотела начать жизнь заново, вдалеке от тебя, не смогла бы. Как видишь, твои семь процентов, или сколько там, оказались вернее, чем девяносто. — Это странно. Признаться, я в растерянности и не совсем понимаю, как вести себя дальше. Если учесть тот факт, что ты согласилась быть моей девушкой, то…       И его рука легла на талию Ники, скользнув под одежду. Вероника от неожиданности даже не успела возмутиться, что он как-то слишком торопит события, как Рюзаки сам убрал руку. — Извини, — произнес он, — вероятно, ты все ещё плохо себя чувствуешь.       Детектив, не дождавшись ответа, отвернулся.       Ника пожелала спокойной ночи и легла на спину. Она не могла не поймать себя на мысли, что с желанием оттолкнуть его из-за неожиданности было и еще одно: чтобы он ни за что не останавливался, чтобы его тёплые руки касались ее там, где только можно и где нельзя, чтобы сам он был настолько близко, насколько это, вообще, возможно. Покраснев до кончиков волос, Ника хлопала глазами, глядя в потолок, и благодарила Всевышнего, что он — Рюзаки, не видит ее состояние.