Месье Дюбуа

Возвращаясь домой с концерта, на который меня затащила маменька, как бы я ни отговаривался, я с нетерпением ждал минуты уединения, дабы потушить разбушевавшийся огонь в моих штанах. Уговорив маменьку уйти с концерта из-за плохого самочувствия, я ринулся к выходу и запрыгнул, в прямом смысле этого слова, в наш семейный экипаж, оставив мать наслаждаться чудной игрой скрипача, но не столь прекрасной и совершенной. Дорога казалась долгой и нескончаемой, и я, плотно поджав ноги, молился о скором приезде. Подкатив к подъезду, я, не дождавшись, пока кучер отворит дверцу экипажа, сам открыл её и быстрыми шагами направился напрямую к себе, игнорируя предложение горничной снять пальто. Как только дверь моей комнаты закрылась, а ключ повернулся два раза по часовой стрелке, я наконец-то мог спокойно устранить свою назойливую проблему. Проблемы такого характера являются, конечно, приятными, но, когда они проявляются на публике, приходится самыми изощренными способами прикрывать свою стыдобу, отговариваясь несварением желудка или мигренью и отсиживаясь за игрой в преферанс. Другое дело, когда ты один на один со своим стойким солдатиком, начищаешь ему дуло ружья, а после тот выпаливает победный залп. Проделав путь к своему солдату, гордо держащего голову, я, уже лёжа на пышной кровати, украшенной резными рисунками, пологом и подушками с рюшами, приступил к ласкам, столь идеальным и отвечающим всем моим прихотям, что никто и никогда не смог бы их проделать. Орудуя рукой, я представлял, как кто-то играет на скрипке, как музыка разливается по всему пространству и проходит сквозь меня волнами, приводя в экстаз каждую клеточку тканей и органов, как этот «кто-то» припадает своими умелыми и изящными руками к моему жезлу вожделения, выдавливая из него по каплям жизненное семя. Маэстро принимает очертания мужчины средних лет с черной гривой волос, усердно зализанной назад, с глазами, что видят сквозь меня все мои пороки, с угловатым лицом и тонкими губами. Сам месье Дюбуа сейчас передо мной! В тот прощальный вечер он научил меня всем этим хитростям утех: он показал, как можно любить себя от лица другого человека. Его тонкие длинные пальцы скользили по стволу, приводя его обладателя в исступление, доселе неизвестное, шокирующее и ставшее столь приятным, стоило только раз попробовать его запретные плоды. Руками месье я даровал себе наслаждение, выступавшее каплями вязкого сока из маленькой дырочки, ласкание которой возвышало к вершинам оргазма. В такие минуты забвения, проваливаясь в бездну, я совсем не думал, что совершаю постыдные вещи, думая о мужчине. Я продолжал ласкать себя, еле слышно произнося имя любимого человека. Да, когда месье Дюбуа уехал, я наконец-то смог точно определить его роковое значение в моей жизни. Прошло семь лет с той пятнадцатой осени, и в свои двадцать два года я так и не познал женщины, кого, на самом деле, и не хотел познавать. Наслаждение нарастало и, с каждым походом руки от верхушки, к основанию детородного органа и назад, становилось всё невыносимее с каждой долей секунды. Наконец исступление прокатилось по всему телу, пронзая каждую клеточку, каждый сустав и мышцу! Горячая смесь из любви и семени потекла по моим рукам, марая одежды, а я, будучи в поту и с улыбкой на устах, наконец-то вздохнул с облегчением. Маман вернулась с концерта ближе к полуночи и с порога, раскидав свои шляпу и салоп (1), с воротником и рукавами, отделанными мехом соболя, явно навеселе, звала меня. - Мишель! Мише-е-ль! Солнце моё, иди к своей любимой маменьке! – кричала она, а когда я показался из гостиной уже в домашнем халате и в тапочках, то раскинула в стороны руки, приглашая в свои объятия. – Мишель, у меня есть одна чудеснейшая новость! Месье Дюбуа приезжает в столицу! «Что? Что вы сказали?» - хотел уж спросить я, но ни один звук не мог покинуть моё пересохшее горло. Мне хотелось отчаянно засмеяться, горько заплакать, ходить из стороны в сторону, но только не продолжать этот разговор, но матушка была на своей волне. - Только тсс, это наш с тобой секрет! – прижав палец к своим пухленьким губкам со стёртой краской, подмигнула мне маман, сияя от счастья. – На следующей неделе он даёт концерт. Надо тебя подлечить, чтобы ты не сбежал, как сегодня. - Это замечательно! – невпопад мой восторг вырвался наружу, заставив маменьку ухнуть и пошатнуться назад. – Тогда позвольте мне удалиться к себе, я немедленно лягу в постель! Оставив маман наедине со своим счастьем, я, на неизвестно откуда взявшихся крыльях, долетел до своей комнаты на втором этаже, перескакивая через три ступеньки крутой лестницы. Что-то невесомое и тяжёлое одновременно заполнило меня изнутри, наверное, мысли о человеке, чьё имя я шепчу каждый раз, когда остаюсь наедине с собой. Месье Дюбуа... Фредерик Дюбуа... Фредерик... Мой месье... Ночь выдалась томной и ужасно душной, полной тяжёлых дум и удручённых вздохов. Безусловно, я очень рад! Я несказанно рад!!! И с огромной жаждой ожидаю концерта, мелодию скрипки и полностью увлечённого игрой месье Дюбуа. Простыни подо мной скомкались, а одеяло сбилось к краю, готовое свалиться на половицы в любую секунду, а я, погружённый в самые противоречивые мысли, ворочался с боку на бок. Это, определённо, была самая долгая ночь в моей жизни. Последующая неделя оказалась не менее длинной, меня постоянно терзали волнения, что вот-вот раздадутся глухие удары в дверь, а на пороге будет стоять виновник всех моих треволнений. Маменька же чуть ли не каждый день принимала дам из салона, которые вытворяли с ней, что хотели: обмазывали её белёсое лицо пахучими мазями, купали в эфирных маслах, а руки и ноги массажировали по полтора часа в день, при этом маман успевала раздавать приказы слугам, да принимать гостей! Конечно же, не во время водных процедур. Во мне же пропали всякое чувство голода и желание принимать участие в других вечерах, где скучные беседы, замусоленные лица и безобразная игра на скрипке. Когда настал тот день, самый важный день, то ожидание стало совсем невыносимым. Я пытался увлечь себя чем угодно, лишь бы царица неба быстрее закончила свой бег и скрылась за горизонт. Я до сих пор не мог ни есть, ни пить, чем крайне волновал маменьку и, дабы успокоить её материнское сердце, в обед отведал голого английского чаю. Время играло против меня, ни капельки не ускоряя свой бег, заставляя читать газеты да слоняться по поместью. С полудня маменька начала свои приготовления к вечернему выходу в свет, заперевшись в своих покоях, откуда несколько раз вырывалось сердитое: «Затягивай туже! ТУЖЕ!» До назначенного часа я передумал такое количество дум, какое ещё никогда не посещало мою бедную голову. Я представлял себе: в каких обстоятельствах нам суждено обменяться фразами, с каким вожделением я буду слушать игру и прожигать взглядом силуэт музыканта, как наши глаза встретятся и, в смущении, мы отведём взоры друг от друга. Я вспоминал жар прикосновений, что даровали первый опыт наслаждения, остроту отчаяния, когда экипаж отъехал от подъезда, оставив после себя две тонкие колеи в грязи. Когда маменька вышла из своих покоев в шикарном красном платье из атласа с множеством воланов, с корсетом, вычерчивающим талию, которой может позавидовать любая дама, обшитым драгоценными камнями, и с рубиновым колье на пышной груди. Она сразу же дала указ готовить экипаж, а я, сидя в кресле в прихожей, уже одетый во фрак, дрожал от ожидания долгожданной встречи. - Мишель, собирайся! Мы выходим! – кричала мне маман, уже накидывая на нагие плечи меховую накидку из лисы. - Поторопись, Миша! Сделав глубокий вдох и резкий выдох, встав с кресла и надев цилиндр и шинель, я вышел вслед за матерью из подъезда и, сев в экипаж, почувствовал себя в затуманенном рассудке. Всю дорогу маменька с недоверием поглядывала на меня, а я убеждал её, что всё со мной в порядке и что нет причин для её беспокойства. Когда мы уже были в театре, переполненном людьми, моё томление немного развеялось светскими беседами, в которые беспрекословно меня втянула маман. - Сегодня такой ажиотаж! – не могла утихомирить свой восторг одна дама средних лет с ярко размалеванным лицом. - Как чудно, что Месье Дюбуа возвратился! - Анна, увольте! Вы всю прошедшую неделю прожужжали своим месье! - граф Андрей Коломнин, мужчина с выдающимся вперёд животом и усами, завитыми колечком, демонстративно заткнул толстыми пальцами уши и засмеялся, когда Анна Сергеевна обиженно хмыкнула и, отвернувшись, начала обдавать себя веером. - Аннет, не обижайтесь на этого комика, он просто завидует красоте и таланту месье Дюбуа! - Что за вздор?! – рявкнул граф на свою жену, которая по сравнению с ним была миниатюрной дамочкой. - Пардон-пардон, дорогой. Катрин, а вы же не собирались на концерт? - Мой Мишель очень сильно хотел на него сходить, - маман косо взглянула на меня. Эти слова вырвали меня из собственных не менее абсурдных мыслей. Так вот почему маменька заявила, что это наш с ней секрет. - Это правда, - наотрез заявил я, слегка поддёрнув уголки рта улыбкой. В этот момент раздался звонок, оповещающий о скором начале концерта, и поток людей ринулся в зал, заполняя его до самых краёв. Добравшись до своих мест в седьмом ряду, я и маман с волнением стали ожидать начала, а, когда свет стал тускнеть и в зале воцарилась тьма и тишина, тяжелый занавес начал свой путь к вершинам сцены, постепенно открывая всё скрытое за собой и учащая пульс зрителей. Я крепко зажмурил глаза и вцепился в ручки кресла, боясь взглянуть на человека, который сейчас стоит посередь сцены. Положив край скрипки себе на плечо и подставив смычок к струнам, он еле заметно кивнёт дирижеру, и тот, взмахнув руками, начнёт обречённое на успех представление. Начался концерт, и мелодия вырвалась из-под смычка. Подняв веки, после семи лет разлуки, томных мук и горьких дней и ночей, я вновь смотрел на него, на мужчину, что пленил меня всем своим существом. Его стан ничуть не подурнел, грива чёрных волос не была уложена назад, а свисала на лик месье, совершенно скрывая его лицо. Я смотрел, я прожигал его! Подолгу останавливаясь на каждой его части, пытаясь насытиться после семилетнего воздержания. Его чудесная игра будоражила все внутренности, покрывая кожу мурашками. Внезапно стало душно, каждые несколько секунд я сглатывал комок слюны, что постоянно возвращался вновь. Рука месье беспрерывно поднималась и опускалась, выдавая звуки, волновавшие меня настолько сильно, что теснота в штанах вновь застала меня врасплох. Стиснув колени, я продолжал не обращать внимание на то, что творилось у меня между ног, и с ещё большим интересом слушал и смотрел на музыканта. Но каждая волна, каждый звук игры, проходя сквозь меня, проходил и через мой орган, уже оголившего головку. Ноги, не подчиняясь мне, тёрлись друг о дружку, даруя наслаждение острое и опасное. Я не мог определить, сколько прошло времени, я словно потерялся, растворился в мелодии. С одной стороны, казалось, что прошли считанные минуты, так сильно я не мог насладиться своим месье, а, с другой – целая вечность, так сильно беспокоил меня дискомфорт в паху, уже пустившего первые капли вожделения. Я ещё ни разу не увидел его глаз, всё время прячущихся под веками и гривой волос. Он как всегда полностью погружён в свою игру. Досидеть до конца или выйти и утолить все свои нужды? Но этот вопрос за меня решил сам скрипач, он оставил свою игру и, откинув волосы назад, открыл глаза. Пробежавшись по залу, они устремили свои взоры на молодого человека в седьмом ряду, взмокшего и возбуждённого, и, ощутив на себе взгляд предмета вожделения, готового пуститься во все тяжкие. Я немедленно подскочил и ринулся к выходу, наступая на начищенные туфли господ, возмущённо цокавших мне вслед. Зал наполнился тусклым светом, и все с аплодисментами и криками «браво» повставали с мест, а скрипач на сцене застыл в поклоне. В этот момент не аплодировал только я, покинувший зал и скрывшийся в уборной. В нетерпении расстегнув брюки и выпустив на волю измученного жнеца страсти, я приложился к нему обеими руками и с бешенной скоростью, приближал конец своим мучениям. Стоя в кабинке, я придавался своим плотским нуждам и с протяжным скулением достиг наивысшего наслаждения в исступлении. Выйдя в холл, меня тут же кто-то схватил за локоть и сильно потянул на себя. - Мишель, вот ты где! – взволнованно заявила маман, полностью развернув меня к себе. - Я тебя обыскалась. Идёмте же скорее! Она повела меня к шумной компании дам и мужей, попивавших шампань и бурно что-то обсуждавших. - А вот и пропавшая Катрин! – выкрикнул кто-то из них, и все повернулись в нашу сторону. - Просим прощение за столь поздние поздравления, Фредерик, - маман сделала выразительный реверанс. - Мы с моим сыном в полном восторге от вашей игры! В этот момент ни я, ни месье напротив не слушали россказней маменьки, а жадно пожирали друг друга глазами. Протянув мне руку, он ждал, когда я отвечу на его жест, и, дождавшись, негромко произнёс: - Я рад встречи с вами, юный граф. «А я медленно теряю разум...» (1) Салоп (фр. salope) — верхняя женская одежда, широкая длинная накидка с прорезами для рук или с небольшими рукавами.