***
В залитой ярким светом комнате за столом сидел молодой парень лет двадцати. Секундная стрелка висящих на стене часов мерно щелкала, идя вперед. Тик-так, тик-так. В комнате повисает напряжение. Вместе с каждым тихим щелчком человек напротив становится все более нервным. Его взгляд быстро бегает от часов на картины, затем обратно, позже в окно и снова на часы, будто пытаясь за что-то уцепиться. Только взгляд снова и снова соскальзывает с предмета на предмет, с головой выдавая нервозность человека. Хозяин дома давит в себе тихий смешок, но продолжает сидеть на месте, буравя тяжелым взглядом и буквально пригвождая к месту незваного гостя, чей взгляд чуть с опаской быстро мазнул по стоящим в тени комнаты на столе колбам, в которых что-то громко бурлит, навязчиво хлюпая вместе с секундной стрелкой часов. Тик-так, тик-так. Время ускользает сквозь пальцы, будто зажатая в ладони вода. Он никуда не торопится, потрепать своего собеседника время еще есть. - П-простите, так что вы скажете? - нервно пища, будто мышь, спрашивает парень, по-прежнему избегая прямого контакта с ярко-зелеными глазами хозяина дома. И как вообще это жалкое насекомое, о котором в определенных кругах ходят не самые милые слухи, может быть гениальным стратегом, аналитиком и просто везучим неубиваемым киллером? Потомок Примо Вонголы? Пепельноволосый хмыкает. Да Джотто, наверное, в гробу перевернулся с таким-то наследничком. Мелкое жалкое насекомое, которое хочется уничтожить просто одним пальцем, оставить крохотную грязно-красную лужицу, позже просто стерев ее с пола тряпкой. Быть Хранителем этого маленького бесхребетного куска дерьма, у которого разве что мысли грандиозные? Захватить весь мир? От этой мысли хозяину дома хочется просто заржать, катаясь по полу и ударяя все, что только под руку попадется в порыве истерики. Кажется, на полном серьезе он не смог бы сказать этого даже лет в пять, когда маленькие дети так любят играть в юных завоевателей и захватывать как можно больше воображаемых островов или представлять, как они становятся маленькими властителями мира, хотя это уже возрастом попозже. Но все же. Он не верит, что сидящему перед ним пацану удастся воплотить свои планы в жизнь. Да и зачем? И какой прок ему самому на это соглашаться? - Нет, - ответил, как отрезал. В тишине, прерывающую только тихим тиканьем секундой стрелки и создающую витающую в воздухе нервозность, ответ кажется столь резким, что собеседник даже вздрагивает и удивленно смотрит прямо в глаза хозяину дома. По виду, так вообще типичный итальянец - в случае чего, наверное, побежит так быстро от страха, что враги и не угонятся. И это нечто хочет стать Десятым Боссом Вонголы вместо своей сводной сестры-пока-еще-кандидатки. Пепельноволосый никогда ее не видел и даже не знает ее, как человека, но немая ярость в глазах гостя заставляет ясно осознать, что ее явно ненавидят. Оно и понятно. Все же если она потом обойдет на Конфликте Колец Занзаса Скайрини, о чьей силе наслышан каждый второй, Тсунаеши останется единственной кандидаткой, а после в скором времени займет и место Десятого Босса Вонголы. Такой вариант казался маловероятным - вариец от нее и места мокрого не оставит. Она ведь такое же ничтожество как и сводный брат, о котором она знать не знает. Разве что может быть чуть более ничтожна. Все же, всю свою жизнь единственное, что она делала, это просто была самым обычным человеком, ничего не слышавшим о мафии и пламени. Признаться честно, эту девчонку было уже даже заранее жаль. В мире мафии есть как те, кто ее поддерживает, так и те, кто явно видит ее смерть в своих снах. - Н-но у вас будут деньги и слава... - чуть более уверенно произнес будущий Десятый. Слава? Хозяин дома смеется, запрокидывая голову назад и прикрывая глаза ладонью. Какая слава? Гнилая? Он не видит даже намека на хороший потенциал в парнишке напротив. Связаться с ним сейчас означает провалится в недалеком будущем и получить клеймо неудачника на всю оставшуюся жизнь. В жизни нельзя сделать шаг назад или кнопки "сохранится" перед началом чего-то нового, как в игре. Его карьере безумного ученого придет самый настоящий кабздец, стуча медным тазом над головой. Оно ему это не надо. Хотя деньги для дальнейших опытов не помешали бы. - Давай так, ты меня удивишь, и тогда я, возможно, обдумаю твое предложение несколько тщательнее, - ответил пепельноволосый, с усмешкой на губах замечая, как лицо собеседника сначала бледнеет, потом синеет, а потом вновь приобретает обычный цвет. В этом маленьком споре этому пацану вряд ли удастся выиграть. В конце-то концов, вряд ли чем он сможет удивить. Разве что, если действительно в него не попадет ни одна пуля из пистолетов двадцати людей, целящихся только в него. - Я согласен, - отвечает паренек и, быстро вскочив на ноги, случайно опрокидывает стул и выбегает из дома. Взгляд переходит на часы. Их мирное тиканье успокаивает и убить этого придурка хочется уже чуть меньше. Тик-так, тик-так, отсчет пошел. Тик-так, тик-так. Прошло уже порядком месяца, а будущий завоеватель мира так больше и не объявился. Более того, он будто засел на дно. В последнее время в мафии о нем не говорили абсолютно ничего и даже не знали, где он мог бы быть. Пепельноволосый довольно улыбается и прячет замерзшие руки в карманы халата. Зима в этой стране выдалась холодной. Сдался, наверное. Телефон в кармане брюк тихо вибрирует, оповещая владельца о новом сообщении. И какого же было удивление парня, когда на экране показалось имя отправителя: мама. Приезжай домой на праздник. Он тяжело вздыхает и невидящим взглядом смотрит на сообщение. Сколько он уже не был дома? Года три точно. Мать была против его путешествий в начале, но потом смирилась и отпустила. А позже он ее еще пару раз навестил. Может действительно стоит съездить? Тик-так, тик-так. Родной город встречает его мертвой тишиной и кровавыми отпечатками на стенах, пыльной дороге, окнах. Ни души. Под ноги попадались лишь мертвые тела и оторванные конечности. Пепельноволосый не брезгует и идет прямо так, не заботясь о том, что он уже пару раз наступил на оторванные кисти рук или чью-то печень. Или того лучше, путаясь ногами в кишках. Прелесть, а не родной дом. Будто сцена из фильма ужасов. Так и хочется нацепить на себя дурацкую улыбочку и кричать от радости, перемазываясь в чьей-то крови. Угу, конечно. Сердце лишь чуть больше ускорило свой ритм, но совсем еще не пыталось вырваться из груди, как это описывали в второсортных книжонках. Он заворачивает за последний поворот, оказываясь прямо у калитке собственного дома. Та с тихим скрипом поддается, и он может наконец-то войти в свой дом. Тик-так, тик-так. Мамины любимые часы с кукушкой, висящие на кухне, мерно тикают секундной стрелкой. Только впервые хочется громко заорать "ЗАТКНИСЬ", ломая их к чертовой матери. Только впервые хочется не слышать стук стрелок в своей голове. Словно безумие, резко накатившее с головой. Тик-так, тик-так, тик-так. Раньше этот стук успокаивал. Сейчас же поднимал волну неконтролируемого, чуть животного страха. Стук сердца отдается в висках, отчетливо слышится каждый удар на тихое "так" часов. Кажется, он сходит с ума, хотя раньше думал, что уже давно сошел. Сумасшедший ученый, который не дорожит никем и ничем. Сумасшедший ученый, который ценит лишь собственную семью, спрятанную в одном из городов солнечной Италии. Тик-так, тик-так. Шлепая по кровавым лужам на полу он уже не надеется увидеть своих родителей живыми. Приехал на праздник? А кажется, привез с собой и великое несчастье. Вдалеке слышится тихое мерзкое хлюпанье, ничем не отличающееся от своего собственного. Только в голове все смешивается в одной серую массу, не давая разделить на части. Он боится? Все перемешалось. Стук сердца и стрелок часов, свое и чужое хлюпанье, свой внутренний голос и тихий чей-то чужой. Он заворачивает на кухню. Под любимыми мамиными часами стоит то самое жалкое насекомое, угвазданное в чужой крови и сжимающий в ладонях концы удавок, закинутых на шею его родителей. Они живы. Сердце почему-то болезненно екает, и он тяжело вздыхает. Блондин выглядит сумасшедшим. По крайней мере, эта улыбка больше схожа с знаменитым оскалом Урагана Варии, а в глазах блестело ничем неприкрытое безумие. Он переминается с ноги на ногу, создавая отвратительное хлюпанье, и громко смеется своим противным голосом, запрокидывая голову назад и оттягивая на себя концы веревок несколько больше. Сидящие на полу люди резко хватаются за веревки на шее, в попытке хоть как-то их оттянуть и не дать себе задохнуться. Только перед глазами плывет даже у него самого. Это точно то самое жалкое насекомое, которое и блеяло-то раньше так неуверенно? Это похоже на очень не смешную шутку. У него точно нет брата-близнеца, еще более неадекватного, чем он сам. У него будто раздвоение личности. По другому человек просто не может вести себя так по-разному: то он блеющая овца, то безумный маньяк. На полу валяется разделочный нож, а свет в окне загораживает темный кровавый отпечаток чьей-то ладони снаружи. Становится по-настоящему жутко. Даже после зачисток Расиэля Каваллини не так жутко. Мурашки по коже бегут даже у такого человека, как он. А он видел многое. Потому как это многое сам зачастую и творил, попутно выбирая себе экземпляры поинтереснее для будущих опытов. Под кожей больше не струится страх. Там вязкой мутно-красной жидкостью течет мрачное удовлетворение, заставляя будоражить сознания. Сколько экспериментов теперь он может провести?! Сколько образцов разной плоти и крови у него теперь будет! Это же просто предел мечтаний! На простых заданиях ему удавалось отхватить ручку-другую. А тут всех жителей этого сраного городочка! - И как тебе? - голубоглазый смотрит уверенно, заглядывая прямо в душу и будто сжирая ее с потрохами. Пепельноволосый даже будто наяву чувствует, что что-то человеческое в нем надламывается, падает на самое дно, разбиваясь на мириады мелких черных осколков. И это более не способна возродить даже собственная задыхающаяся мать, что смотрит с мольбой в глазах, словно взывая одуматься и помочь ей. Кажется, слишком поздно. - Превосходно, - выдыхает он. На губах расползается такая же безумная ухмылка, на щеках появляется нездоровый ярко-красный румянец, от чего они начинаю гореть, а в глаза будто поселились сами черти. Прекрасно. Такого он даже ожидать не смел. - Теперь-то ты присоединишься ко мне, Жакомо? - хитро сверкая голубыми глазами, спрашивает парень, постепенно все больше и больше стягивая петли на шеях родителей Медичи, его нового Солнца. Тик-так, тик-так, время вышло. - Конечно, - пепельноволосый отстранено смотрит на упавших замертво родителей и в мыслях уже режет их на части. Тик-так, тик-так. Мерное тиканье секундой стрелки медленно сводило с ума. - Ты псих, Карлос.- А ты разве нет?