В глубине души я не верю, что ты ничего не испытывал — невозможно не любить человека, к которому ты сбегаешь, не закончив рабочие дела, чтобы вместе съездить в маленький парк на окраине, посмотреть как цветут вишни ©. Эльчин Сафарли. Если бы ты знал…
Изая просыпается в больнице под писк приборов жизнеобеспечения и с кислородной маской на лице. Всё, что он чувствует, так это слабость во всём теле и пустоту собственных мыслей. А ещё, будто на грудину опустили гантель, и та жутко давит, ломая рёбра и мешая глубоко вздохнуть. Он открывает глаза и тут же закрывает их. Слёзы выступают через плотно стиснутые веки, скатываясь по вискам. Почти не больно, скорее до одурения раздражающе и ещё отвлекает. Проходит больше десяти минут, если Изая не разучился считать, прежде, чем его навещает доктор. Он проверяет реакцию Орихары, задаёт вопросы, на которые заранее не может получить ответы по чисто физическим причинам (один раз моргнуть — «да», два раза — «нет»; голова не болит? — «нет»; хотите пить? — «да»), записывает в планшет показатели дорогостоящих медицинских приборов и уходит, сменив раствор в капельнице. Изая снова засыпает. На пятнадцатый день, когда Орихаре уже можно говорить, его навещает Дейзи. Краем глаза он видит пару крепких полицейских по ту сторону больничной палаты и улыбается так, как улыбаются психически нестабильные люди (в прочем, это не далеко от правды). Наверное, впервые информатор не знает, что происходит снаружи. Это интригует, пожалуй, даже слишком. Как много изменилось за время его вынужденного прибывания в больнице? Появились ли новые люди, смотрящие на мир своими миленькими и жутко привлекательными глазками? Как поживает Шизуо без его писем? — Привет, — говорит она, вся перемотанная бинтами, в пластырях и повязкой на голове. Мешковатая больничная одежда смотрится на девчонке печально, а закатанные штаны и рукава придают образу изможденный пациентки ещё более болезненный вид. Райт садится на край кровати, упирая костыли в кресло, и вытягивает поврежденную загипсованную ногу. — Вижу, ты ещё жив. Не скажу, что меня это сильно радует, но мне приятно тебя видеть. — Ты могла бы стрелять в голову, — хрипловато подмечает Изая и стучит указательным пальцем по виску, — а не в грудь. Прострелила мне лёгкое, дрянная девчонка, как мне теперь с этим жить? «Любовь ранит», да? Что же, порой любовь убивает. — Припеваючи. Ну, а ты, в свою очередь, сбагрил меня маньяку, — блондинка пожимает плечами, морща лицо от острой боли, — разве это не «1:1»? Око за око, зуб за зуб, бла-бла-бла. — Твой акцент убивает меня… — Тебя убивает твой дерьмовый характер, — Дейзи улыбается, разворачиваясь, и ложится рядом с Изаей. Бок о бок, так сказать. — Хочешь знать, что было потом? — После того, как ты выстрелила в своего спасителя? Ведь я, переполненный благими намерениями, рванул спасать свою бедовую леди и получил нож в спину. Как благодарность за неуместное благородство. — Не подливай масло в огонь, — Райт цокает языком, соприкасаясь с Орихарой телом, и моргает часто-часто. — Кстати, посольство в бешенстве от того, что полиция Японии не смогла поймать сталкера и, вообще, допустила подобную ситуацию. Отец говорит, что будет судиться с ними, но чёрт его знает. Наши адвокаты, конечно, хороши, но возьмутся ли за это — непонятно. Кайсу в относительном порядке, его из реанимации перевели в интенсивную терапию, состояние стабильное-тяжёлое… Потерял много крови. Хитоми под следствием, числится как соучастник. Изае в последнюю очередь хочется знать, что там случилось с Кавасаки. Он устало выдыхает и машинально стучит пальцами по постели, будто набирая очередное сообщение кому-то там, не слишком важному. Рефлексы, машинальная память. От этого никуда не деться, это внутри его головы. — Ты, оказывается, та ещё психопатка, Дейзи-чан. — Он заставил меня надеть школьную форму, — Дейзи корчит лицо, всматриваясь в белый потолок, — терпеть не могу косплей. И подвалы. — Мои сёстры с тобой не согласились бы. — У тебя есть сёстры? — Близняшки, младше меня. — Круто, — бросает Райт. — Ты под лекарствами очень болтливый, не думаешь чаще тут появляться? А то отличного собеседника теряю, даже жаль как-то. — Собираешься стрелять в меня каждые полгода? — Может быть, — Райт облизывает губы, нащупывая рукой чужую ладонь. Пальцы переплетаются, и становится так легко на душе. Фрагмент из типичной сопливой мелодрамы. — Знаешь, я… — Если ты извинишься, тут же опустишься в моих глазах, — Орихара фыркает, наслаждаясь чужим теплом. Пожалуй, отношения это не так уж и плохо, особенно такие: безумные, странные и будто бы без обязательств. — И не собиралась, — фыркает девушка и замолкает: — План был другим, да? — Абсолютно точно. — Но обстоятельства его немного подкорректировали, не так ли? — Совсем чуть-чуть. — Почему? — Ты беременна. Я же не совсем монстр, что бы обо мне не говорили. Дейзи задумчиво кивает, не отпуская чужую руку, и молчит, боясь нарушить умиротворённую тишину. В мыслях сотни образов, концовок этого диалога, этакий хаус в стиле Эйнштейна; но внутри — необъяснимая лёгкость. Тайное всегда становится явным, не так ли? — Пятый месяц уже, никакой стресс этому ребёнку не по чём, — Райт шмыгает носом, прикрывая глаза. Доктор пошёл на уступки и дал «невесте» поговорить с «женихом» тет-а-тет. Совсем не долго, от силы минут тридцать. — Генетика, — Орихара усмехается. — Он ведь мой? — Твой. — Ясно.***
В сумочке у Райт билет в один конец… до Америки. Она не собирается возвращаться в Японию, больше никогда. Стюард помогает Дейзи забраться в салон, убирая её сумку наверх, и приносит тёплый плед. Жизнь возвращается в прежнее русло. — Я ни о чём не жалею. Ни о чём, — повторяет Дейзи и почему-то плачет. От счастья.