***
8 ноября Майснер, Тереза — на время поездки Терри Барон, недовольная своим новым паспортом и именем, — и Анри Безан, канадский депутат и городской чемпион, закончили дела в Монреале. К моменту отъезда из Вены депутат был окончательно перевербован, хотя никто ничего не пытался с ним делать. Это, определённо, была заслуга Беды. Сначала депутат понял, что пытать его не будут, несмотря на все шутки. Потом он осознал, что принц Ренар весьма близок к престолу, и, определенно, они в своей Канаде поставили не на ту лошадку. Потом он убедился, что не так страшна Гримм Тереза, как пытается изображать. Наконец, ему стало интересно, чем занимается европейское Сопротивление, и зачем. Канадец был сказочно наивен и почти ничего не понимал, не хотел верить услышанному, а начав верить, загорелся идеей союза их местного Совета с Läufer. Майснер долго подозревал в нем какое-то двуличие, но в конце концов смирился с мыслью о том, что Безан просто невинен и искренен. К тому же он, кажется, влюбился в Терезу, и разница в возрасте и виде его не останавливала, да и отсутствие взаимности тоже. Он горел желанием помочь — и помогал как мог. Лёгкость, с которой удалось добиться встречи с местным Советом, тоже настораживала, и тоже оказалось, что опасения напрасны. Встреча прошла отлично. Два десятка канадских существ внимательно слушали, спрашивали, оценивали услышанное и делали выводы. Они не были наивны. Они просто выросли в стране, где были свои порядки. Ни Семьи, ни Феррат, ни венский Совет сюда почти не дотягивались последние полсотни лет. Канадские существа привыкли решать свои проблемы своими силами, и некоторые силы у них были. А вот склонности к насилию и паранойе — не было, несмотря на наличие собственной боевой группы, которая вмешивалась в случаях, когда не получалось уладить дело миром. С венским Советом они состояли в странных отношениях: формально он тут имел верховную власть, а местный Совет как бы и не существовал в природе, на практике же у венцев не хватало ресурсов и ещё отцы нынешних членов Монреальского Совета привыкли к предложению решать вопросы своими силами. Как угодно, лишь бы тайна их существования оставалась ненарушенной. А с Виктором они связались только потому, что он сам связался с ними и сделал ряд весьма грамотных предложений. Эти невинные существа не хотели впрямую рвать отношения с Веной, опасаясь, что вот тут-то про них вспомнят. Виктор же пообещал им независимость и самоуправление. Вот так всё просто. Майснер готов был головой об стенку побиться: сколько упущенных возможностей!.. Почему они вообще игнорировали Канаду? Как оказалось, местный Совет ещё и реально помогал существам в эмиграции и сокрытии личности. — При кэпе в Портленде тоже так было, — сказала Тереза, когда они обсуждали встречу между собой. — Внутренние дела он улаживать умел. Ещё бы к нему не лезли… Мартин удивился. Раньше ему казалось, что Беда не переносит Ренара и едва терпит его ради дела. — Я посмотрела на разницу, — мрачно поведала Тереза. — Ник… Ему на их дела плевать, а Розали боится того Совета, к которому вы ходили. Кэп улаживал местные проблемы сам, и все было неплохо. А теперь… За прошлый год многие уехали, и в Канаду тоже. Майснер осторожно расспрашивал ее, видя в США очередную территорию, которую не хотелось бы упустить. Здесь жило довольно много существ, и при этом влияние Семей, Феррат и Совета было не слишком велико. Попытки всех их действовать на этой территории были хаотичны и порой довольно кровавы, но в целом Новый Свет был безопаснее. Увы, только с этой точки зрения. Сообщества существ и отдельные их члены вполне справлялись с задачей превращения континента в дикий-дикий Запад, который был не особенно уютным без хорошего шерифа и суровых стрелков. Тереза, которую пока что не прельщала роль шерифа, готова была помочь поддерживать порядок, но Беркхард, потеряв разом мать и девушку, а потом через несколько месяцев и начальника, решил, что с него хватит. Полицейской работой он занимался, а остальное перевалил на… Адалинд, которая была довольно толковым дипломатом, но они с Терезой не сошлись характерами и представлениями о нормальном. Розали быстро устранилась от их споров, занявшись своей семьей и ребенком… В общем, не то чтобы пропала колония Города Роз и Мостов, но отличаться от прочих городов США перестала начисто. Зато на образовавшуюся вакантную площадь потянуло всякую шваль. Не только некоторые ФБРовцы, у которых первая лояльность принадлежала Феррат, положили глаз на город. Майснер не слишком удивился, когда все расспросы и расследование в Монреале повели обратно в Портленд. Часть активности, в частности, переписка с Монреальским Советом, шла оттуда. — Ну этого точно не может быть! — злилась Тереза. — Нет, ну не с Виктором же! Майснер, помнивший недавний теплый прием, не понимал, почему бы и не с Виктором. Тем более, для человека, который не видел большей части художеств Семьи и Феррат, все принцы, за исключением покойного Кеннета, были примерно по одной цене, а с Кеннетом было покончено. Хотя, конечно, была ещё Адалинд, которая должна была помнить, как ее приняли в Вене… но посули ведьме титул королевской, и она простит тебе многое, пообещай ей вернуть дочь, и получишь ее целиком. Майснер посмотрел на карту Северной Америки и ощутил себя топографическим кретином. Следы, которые вели через необъятный континент, вызывали у него агорафобию и чувство собственной бесполезности. Он уже скучал по Европе, маленькой и знакомой как собственная ладонь. К тому же он по-прежнему ненавидел летать пассажиром. Однако он точно знал, что нужен на другом конце света. Туда они и направились ближайшим доступным рейсом. Привет, слишком знакомый аэропорт Сиэтл-Такома, прощай, авиакомпания Alaska Airlines, пореже бы с тобой встречаться. Два перелета за неполные двое суток делали его мрачным и обостряли предчувствия. Майснер сначала позвонил в Прагу — узнать обстановку и последние новости. Тереза демонстративно отвернулась. Она воспринимала отказ Майснера знакомить ее с «его русской подружкой» как плохую оценку и злилась. Она вообще часто злилась — кажется, злость на все, что идет не так, была ее главной движущей силой. В Европе все было тихо. Все на местах и никаких существенных новостей Сам Мартин думал о том, что ничего они уже, наверное, не найдут. Логика подсказывала, что Виктор уже в Европе, что они спугнули его еще давно, пожаловав в венский Совет и захватив канадца, а после высадки в Монреале следы и вовсе остыли. Ещё вчера это было неважно, они никуда не торопились, медленно вели поиски и налаживали связи. Тем не менее, он хотел вернуться в Портленд, хотя никаким здравым смыслом эта экскурсия не была оправдана. Тереза хотела забрать что-то ценное со склада в городе. Депутат, которого взяли с собой не без умысла и по просьбе главы Монреальского Совета, хлопал глазами и выглядел ровно тем, кем был: глупым новичком. Майснеру не нравилось иметь его в команде. Особенно потому, что за Терезой он готов был отправиться хоть на край света. Мартин не любил героев, тем более молодых, тем более влюбленных. В итоге после всех споров Тереза позвонила Розали из Сиэтла, пока депутат брал в аренду машину, с осторожным вопросом, нет ли в городе кого-то чужого и лишнего, но та, едва услышав приветствие, рявкнула «Не приезжай!» так, что Беда едва не выронила мобильник, и бросила трубку. — Ей кто-то угрожает, или прослушивает, без вариантов… Конечно же, они собрались ехать немедленно. — Сто семьдесят миль, — сказала Тереза. — За три часа управимся.***
Церемония задерживалась. Разумеется, никто не сказал «гостям» и участникам, в чём дело. Розали дважды показали по видео ребенка: в первый раз Фредди кормили, и к ее бесконечному удивлению, малыш не капризничал, второй раз он спокойно спал на широкой кровати. Типовой интерьер мотеля не сказал ей ничего, но по крайней мере, за самые базовые вещи можно было не беспокоиться. Пока она сотрудничала, само собой. Обстановка в отеле накалялась по мере ожидания. Розали начала различать охрану, которую изначально приняла за одну команду. Нет, команд было две: «костюмы», около десятка — местные, с акцентом Западного побережья, скорее всего, из штата Орегон, и «полевая форма», трое или четверо. Судя по выговору вообще не американцы и не англичане. Отношения между двумя командами были строго рабочие и контакты сводились к необходимому минимуму, хотя никакой скрытой враждебности Розали не отметила. Её беспокоило другое: нараставшее напряжение. Время шло и немецкая графиня или как ее там, Мария, всё чётче осознавала, что дело близится к развязке. Она краем уха услышала, как Виктор с Адалинд и толстяком в твидовом пиджаке разбирают по предложению текст брачного заговора-договора — вполне стандартный, с традиционными ограничениями в защиту жизни ведьмы, проводившей обряд, взяла Розали за руку и потащила ее к столу, где сидели эти двое. — Если вы хотите, чтобы я добровольно прочла свою часть, внесите в условия жизнь и благополучие моего брата. — Розали восхищенно ахнула про себя, и тут девица Мария всё испортила, кивнув на Адалинд: — На тех же условиях, что и её. Розали, слышавшая как Адалинд сформулировала «не покусится на жизнь и не велит никому сделать это», уже подумала, что жизнь можно сделать невыносимой, не посягая на нее ни прямо, ни косвенно — так что требование Марии Августы имело сомнительную ценность. И всё же она не могла не восхищаться. Этот маленький перепуганный воробышек стоял перед Виктором, вздёрнув подбородок. Нет, не воробышек. Перепелка, защищающая птенца… К несчастью, Виктор тоже, кажется, восхитился. На свой лад. Если раньше девушка интересовала его не больше гостиничной мебели, то теперь на его лице проступил плотоядный интерес. Глаза у него замаслились, и он незаметно для себя облизнул губы. Розали видела, что у него на уме: желание сломать, раздавить эту волю к сопротивлению, это самоотверженное достоинство перепелки. Она опустила глаза, чтобы не выдать свою ненависть. — Если вы пообещаете стать достойной королевой во всех отношениях и вести себя подобающе, — сказал Виктор, когда пауза слишком затянулась. — Я пообещаю, — тихо, но решительно сказала девушка. Розали захотелось треснуть ее по голове. У невесты и так хватало обязательств и ограничений, с момента окончания обрядов она не могла ни сама прикончить супруга, ни приказать, ни попросить об этом — впрочем, как и он не мог избавиться от нее. Подобные ограничения веками отражались на происходящем в венском дворце. Так, например, отец Шона не мог избавиться от осточертевшей супруги и не мог остановить ее преследования Элизабет, потому что в его случае взаимные обязательства были составлены куда умнее и запрещали даже угрожать супруге. Никто толком не знал, как именно работают брачные заклинания, но обойти их и остаться в живых было невозможно. Впрочем, магия не столько карала за нарушения, сколько мешала произносить или писать неподобающие желания. «А то, вероятно, правящие монархи не успевали бы зачать даже первенца», подумала Розали. Она заметила, что вскоре после звонка Терезы один из парней в форме вышел во двор позвонить, а вернулся в ином настроении, чуть более расслабленном. Словно у него долго болел зуб и таблетки наконец подействовали. Вскоре после разговора Марии Августы с Виктором Розали услышала, как двое в форме и один в костюме обсуждают что-то перед ноутбуком. Она прислушалась: говорили о том, что владелец телефона двигается на восток по I-90 со скоростью, обычной для автомобиля. Вероятно, Тереза восприняла ее предупреждение буквально и отправилась на Восточное побережье. Ситуация начинала казаться безвыходной. Она не сказала о подслушанном мужу, потому что не сомневалась: эти новости заставят Монро совершить что-нибудь рисковое и геройское. Нет, не в этот раз, не в ситуации, когда Фредди в заложниках неведомо где, а против них полтора десятка врагов, включая Адалинд. Возможно, включая и Ника. Потенциальный капитан полиции и преемник Ренара окончательно рассорился с Адалинд и теперь сидел на стуле верхом, поставив локти на спинку, и периодически озирал зал. «Костюмы» поглядывали на него с опаской, а на окружающую обстановку с нарастающей тревожностью. Слишком много мелких суетливых жестов, тщательно сдержанных подёргиваний плеч в ответ на случайный шум и других признаков беспокойства. Розали заподозрила, что они наняты где-нибудь поблизости и вообще-то не планировали попасть в подобный расклад. Парни в бежевой форме держались куда спокойнее. По ним Розали ничего не могла понять. Они непрерывно отслеживали положение Виктора, а в остальном казались непроницаемо спокойными, как роботы. На ум Розали приходили довольно нелепые идеи — попросить Марию закатить истерику, накапать ей успокоительного и случайно переборщить. Опасно и для девушки, и для неё самой, потому что Адалинд непременно заложит ее Виктору, да ещё и приведет невесту в чувство. Попросить Ника позвонить в службу спасения, но как это сделать, не попавшись Адалинд? Подкупить одного из «костюмов» — спрашивается, чем? В зале вдруг все задвигались. Розали поднялась со стула и увидела, что один из «костюмов» сопровождает незнакомого Розали человека в белом облачении с широкой красной лентой, перекинутой через шею. Пастор, возможно, лютеранский. Должно быть, именно его ждали или срочно искали на месте того, кто согласится участвовать в крайне сомнительном и почти что противозаконном бракосочетании. Она оглянулась на Ника, но тот в очередной раз смотрел в пол. Адалинд держала его под руку, но рука болталась, словно не принадлежала ее бойфренду. Виктор жестом пригласил их на возвышение, на котором уже стоял пастор. Адалинд потянула Ника за локоть, тот не сдвинулся с места и ведьма на своих шпильках едва не споткнулась. Розали внимательно наблюдала за ними — только Ник мог испортить весь праздник так, чтобы никто больше не пострадал. Но, судя по всему, он думал о чем-то своем. В другой руке Адалинд держала лист бумаги с финальной версией обряда. Розали было любопытно, будут ли они говорить одновременно с пастором или по очереди, и какая из местных церквей насколько лояльно относилась к магии, но она сама осознавала, что любопытство просто прикрывает отчаяние. Тереза уехала. Никто не придет. В свой черед она произнесёт свое свидетельство и несчастная девушка будет прикована к отъявленному мерзавцу на неопределенный срок. Может быть, на всю жизнь. Пастор начал первым. Он торопился, словно ему обещали дополнительно заплатить за рекордно короткий срок совершения стандартной церемонии бракосочетания, которая и так не была достаточно длинной. Фразу «Если кто-то из здесь присутствующих против этого союза — говорите сейчас, или молчите до скончания века» пастор протараторил за секунду и явно не ждал ответа — но ответ внезапно прозвучал. — Минуточку… — сказал незнакомый голос, мужской и весьма приятный. Подпрыгнуло большинство присутствующих. Остальные схватились за рации. Пастор замолчал и вместе со всеми начал оглядываться, а Виктор — толкать его в бок кулаком. Источник голоса был невидим, и находился где-то вверху. Потом медленно, со скрипом отворилась дверь, и показался силуэт с растопыренными руками — один из помощников Виктора, тот, что в твидовом пиджаке. Поначалу Розали подумала, что говорит он. Но нет, теперь голос был женский, громкий, со знакомой нахальной хрипотцой. — Мы против! — сказала Тереза, едва видная за помощником, которого она держала поперек горла. — Я же говорил тебе, не возвращайся… — процедил Ник, и Розали увидела, кому он это говорит, и одной рукой схватила Марию Августу за руку, а другой Монро за полу рубашки, и потащила обоих в сторону пожарного выхода.***
У них не было ни плана, ни времени на рекогносцировку — положение, которое Майснер ненавидел всей душой. Его считали мастером экспромтов, но налет на отель относился не к экспромтам, а к самоубийственным авантюрам, и этот жанр ему претил. У него было простое и удобное для всех решение: дождаться подходящего момента для одного выстрела на поражение. Нет жениха — или мужа — нет проблемы. Остальных можно было бы просто отпустить, черт бы с ними. Ему, конечно, было любопытно, как Виктор ухитрился заставить помогать себе не только Адалинд, но и всех остальных, но об этом можно было бы поговорить потом. На поминках по последнему претенденту на трон. Терезу этот вариант не устроил, а канадец, разумеется, поддерживал её во всем. Майснер не мог послать их к черту, не мог переубедить и не мог заставить подчиняться, потому что когда на Беду находило такое настроение, ее можно было только вырубить. Увы, не при депутате. Молодому — по крайней мере, душой — идиоту хотелось лично участвовать, причем в чем-нибудь драматичном и со спецэффектами в голливудском духе. Например, в явлении ровно на фразе про «или молчит вечно». Майснер подобные номера терпеть не мог. — Тринадцать человек охраны, — сказал он. — Плюс этот толстяк. Адалинд и Беркхард. Нас трое, можно сказать, двое. Депутат предсказуемо обиделся, но опыта ему это не прибавило. Как ни странно, наиболее безопасное решение предложил именно он. Сборная охрана, что удивительно, не из Феррат, бдительно караулила все подходы кроме крыши. Они даже на деревья порой поглядывали, но сложная крыша отеля, по словам Безана — детская площадка, — в их поле зрения не попадала. Депутат ухитрился не только перебраться на крышу отеля с крыши гаража, на которую пробрался из соседнего дома, но и скинуть веревки, которые таскал с собой в рюкзаке постоянно. В один момент спуска Майснер увидел, что один из парней в светло-песочной форме без нашивок смотрит прямо на него, и попытался ужаться за водосточную трубу. Он видел, как светло-голубые глаза охранника скользнули мимо, видел каждый пепельный волосок в его аккуратной короткой стрижке, каждую пору на слегка обгоревшем носу — словно в гигантском увеличительном стекле… но, кажется, его просто не заметили. Он тоже не стал стрелять, хотя уже готов был и не промахнулся бы. Взять толстяка для Беды было проще простого, хотя Майснер не сомневался, что Виктор велит стрелять в него и во всех, кто попытается помешать. Его волновало только, вооружен ли детектив Беркхард и решит ли он вызвать полицию для защиты столь сомнительного празднества. Им нужно было время только на один выстрел, как они договорились заранее: любой ценой убрать Виктора, в остальном избежать лишних жертв и не задеть своих. Услышав голос Беркхарда, в котором звучало что-то загробно зловещее, Майснер понял, что дело этим не кончится. Ну что же, он не Ренар и никаких полуотеческих чувств к детективу не питал, а после недавней встречи — особенно. Он выстрелил бы на голос, и попал бы, но намеренно предпочел другую мишень. Два выстрела — его и Беды — прозвучали практически одновременно, и оба они промахнулись, хотя это было просто нереально. Ладно он, но Тереза?.. Про которую Ганс в последний раз сказал, что ему тут больше учить некого и нечему?.. Дальше в банкетном зале разверзлись врата ада и всё пошло поперек плана, которого и так не было. В него стреляли — Виктор, прикрываясь мужиком в облачении священника, — и он стрелял в ответ, кричали совершенно все, включая Терезу, посреди зала громыхнул разряд грома и ярко-синяя ослепительная вспышка, после чего Майснер взвыл от боли и выронил внезапно раскалившийся добела ствол… Через некоторое время он начал понимать, что в зале происходит черт знает что, не поддающееся логике наглого и плохо подготовленного штурма. Во-первых, охрана не стреляла, а попадала наземь, убрав руки за головы. Во-вторых, колдовство Адалинд было первым и последним, поскольку кто-то ее вырубил, и кандидатов было немного, и кандидат этот, пригнувшийся за поваленным столиком, и тащивший туда же ведьму, ломал все его расчеты. В довершение всего он уже несколько секунд не видел ни Виктора, ни Беду. Толстяка из свиты Виктора подстрелили — видимо, сам босс, — и теперь он орал как недорезанная свинья, заглушая все прочие звуки. Судя по силе крика, ранен он был не слишком тяжело. Орал пастор. Орал что-то из-под потолка канадец. Практически под ногами у Майснера лежал здоровенный мужик в черном костюме. Пальцы его были сплетены на затылке, ствол валялся в паре шагов. Лежавший монотонно бубнил, что они попали в редкостную подставу и не собираются напрягаться из-за такой сволочи. — Правильно, — сказал Майснер, забирая его пистолет и снимая с предохранителя. — Уводи своих. Его больше беспокоили парни в бежевом. Теперь он уже не верил, что голубоглазый его не заметил, но внезапные союзники в его положении выглядели слишком подозрительно. И он не видел Терезу в зале. Стрелять было не в кого. Чёрные костюмы неподвижно лежали на полу. Пастор и толстяк были безоружны. Беркхард — воистину чудо из чудес — мрачно рассматривал Майснера на расстоянии, но не собирался атаковать. По крайней мере, пока. Розали, ее мужа и невесты не было видно с самого начала переполоха. Он решил рискнуть и двинулся наружу, повернувшись спиной к Беркхарду. Нужно было найти Виктора. Как, как они оба могли промахнуться?! Об этом нужно было думать не сейчас, но… Одного взгляда во двор Майснеру хватило, чтобы вскинуть руку с пистолетом. Двое парней в бежевом запихивали Терезу в машину. Она была в сознании, надёжно зафиксирована и прикрыта с обеих сторон так, что он видел только один очень сердитый глаз. — Герр Майснер! — сказал один из парней, кажется, голландец. — Девушка в безопасности, но она вернётся с нами в Европу. Мы отдадим ее вашим коллегам в целости и сохранности, если вы не сделаете ничего глупого. Через двенадцать часов. Тереза обернулась. И помахала ему через стекло. Кажется, это нельзя было считать похищением… — Ловите, — сказал второй, тот самый, что не выстрелил в него перед штурмом, и кинул ему что-то серебристое. Майснер поймал левой рукой дешёвый кнопочный телефон, вроде того, что они подкинули в кузов грузовика сразу после звонка Розали, и нехотя кивнул. Только сейчас он разобрал, что это за звук, который слышит уже несколько минут.***
Из укрытия Розали было видно всё, но она не верила своим глазам. Через пару секунд после явления Беды и Майснера «костюмы» плюхнулись на пол там, где стояли. Один прямо перед Розали. Адалинд прошипела заклинание, целя неизвестно в кого, и в зале громыхнула шаровая молния, завоняло озоном и завыла пожарная сигнализация. В следующий момент Ник вырубил ее коротким тяжёлым ударом по голове, после чего поймал обмякшее тело и аккуратно устроил его на полу в положении восстановления, а затем соорудил из двух поваленных столиков прикрытие. Примерно в то же время один из иностранцев в песочной форме выбил у Виктора из руки пистолет, вывернул эту руку болевым захватом, заставил пригнуться и при помощи второго человека в той же форме поволок его к выходу. Розали было видно выражение лица его высочества, и это доставило ей искреннее удовольствие. К несчастью, Мария Августа не могла разделить ее злорадство, поскольку упала в обморок. На руки Монро, отметила Розали, но пока что на ревность не было времени. Сама она осмелилась подняться и выйти из-за угла только когда в дверь выбежала сначала Тереза, а потом за ней двое парней в бежевом. Проходя мимо пастора, который валялся на полу, то ли раненый, то ли просто напуганный, Розали потратила пару секунд на пару пинков по яйцам недостойного духовного лица. К счастью для нее, но не для него, из-за погоды она с утра надела любимые «мартенсы». Главной ее целью было другое лицо, широкое как спинка кресла. Лицо глядело в потолок и пронзительно верещало, заглушая сирену. — Где? Мой? Сын? — заорала она, оседлав толстяка и используя оплеухи вместо вопросительных знаков. — Где? Фредди? Мордатый приспешник Виктора взвыл вдвое громче, но не ответил на вопрос ничего внятного, и Розали треснула его уже кулаком, и в кисти что-то хрустнуло. Боли она в запале не почувствовала. Через какое-то число ударов ее схватили под руки и оторвали от жертвы. Она покрутила головой и увидела омерзительно симметричных Ника с Майснером в одинаковых позах и с одинаковым намерением: помешать ей узнать, где ее сын… Пару минут спустя, когда она несколько успокоилась и даже начала жалеть о том, что от души поцарапала и отпинала обоих, в зале уже воцарилось подобие порядка. — Сейчас приедут пожарные. Я с ними поговорю. Здесь репетируем свадьбу и взорвали петарду. Всем ясно? — спросил Ник. Никто не возражал. Охрана в костюмах спешно расставляла мебель и приводила себя в порядок. Майснер усадил на диван Адалинд и Марию Августу и приводил обеих в чувство одновременно, хлопая по щекам одну правой рукой, а другую левой. Несмотря на истерический страх за сына, Розали хихикнула. Ник велел толстяку заткнуться и наложить жгут пастору, раненому повыше колена. Толстяк пытался соорудить жгут из своих подтяжек, и Эдди пришлось помочь этому болвану. — Ник, ты должен найти Фредди! — сказала Розали громче чем хотела. — Я уже начал, — сказал он, снимая с пояса телефон. — Нет, — хором сказали они с Майснером. Беркхард опустил телефон и уставился на обоих разом, благо стоял в нескольких шагах и мог видеть их лица, не двигая головой. — Это похищение ребенка, — медленно и сурово сообщил он. — Мы не можем рисковать. Этим должен заниматься специальный отряд. — Нет, — сказал Монро. — Это плохо кончится. Там через одного Феррат, они постараются нам навредить… — Сообщат Совету Существ… — Нам придется слишком много объяснять, — закончил Майснер. Ник застонал сквозь зубы и поднял глаза к потолку. — Я полицейский, я обязан так поступить, — сказал он, вновь поднимая телефон к лицу. — Полицейский? — спросила Розали, поднимаясь со стула и сжимая в руке стакан с недопитой водой. — Ты явился ко мне в лавку и заставил меня поехать сюда! Ты сообщник этих сволочей, а не полицейский! Как ты только смеешь?! Она сделала несколько шагов вперед. Ник не двигался. Розали швырнула стакан на пол, размахнулась и дала ему пощечину. — Как ты смеешь? — повторила она. — Милая… — сказал за спиной Монро. — Не вмешивайся! — рявкнула она, не отрывая взгляда от Ника. — Найди моего сына и я прощу тебя. Ник смотрел на нее несколько секунд, не шевелясь и словно не узнавая ни Розали, ни окружающего. Потом поднял свободную руку, потер щёку, и вдруг криво улыбнулся. — Я же хотел как лучше, — сказал он. — Я всё сделаю. Это риск, но если ты так решила… За окном завыла пожарная сирена, и Розали не стала его задерживать. Мартин наконец-то привёл в чувство обеих дам и переключился на толстяка. Розали подошла к мужу, обняла его и зарылась лицом в его рубашку. У неё окончательно сели те загадочные батарейки, на которых она держалась с самого утра.***
Приведя в сознание молоденькую, не старше Терезы, девушку и узнав, кто она такая, Майснер сильно удивился, и первым его желанием было позвонить Ренару и спросить, что тут вообще происходит. В Европе, правда, стояла ночь и они ещё далеко не закончили здесь. Для внятного доклада было рановато, для всего остального — поздно, половина первого в Праге, как подсказал ему смартфон. Двойные часы стояли там с того самого момента, как он раздобыл это хорошо экранированное и водонепроницаемое устройство, якобы надёжно защищённое от прослушивания. Операционная система была написана человеком, которому плевать было на удобства и изящество, но двойные часы настроить было несложно. Часовой пояс +1 на экране несказанно раздражал Беду, и это было одной из причин, по которой Майснер его не заменял на что-то другое. Его и так в последнее время строили не переставая. Подбирая Терезу, он представлял себе нечто обратное. На него дулись, им командовали, у него клянчили, требовали и вымогали… и вдобавок ревновали ко всему живому, любого пола и возраста. Трудный подросток оказался нахальным, обидчивым и неожиданно уязвимым для девушки ее вида, биографии и образа жизни. Ганса он собирался предупредить несколько позже. Всё это ещё могло оказаться какой-нибудь особо сложной интригой, но Виктора и Терезу утащили одни и те же люди, причем она пошла с ними добровольно — а Беда была кем угодно, но не дурой, и умела быстро и точно оценивать людей. Чаще она ошибалась в другую сторону из-за закоренелого недоверия ко всему живому, что в их деле было ценным качеством. Как же они всё-таки ухитрились оба промахнуться?.. Самым важным вопросом сейчас был поиск второго помощника Виктора, у которого остался сын Розали. Майснер слабо представлял себе, что можно сделать, помимо сколь угодно дотошного допроса свидетелей. Охранники оказались ровно тем, чем выглядели: местное охранное агентство, частью отставные или уволенные копы, частью бывшие военные и прочая незамысловатая публика из окрестностей. Пределом опасных заданий в их случае была охрана вполне добровольных мафиозных свадеб, а вовсе не беспредела в исполнении заокеанской знати. Важное уточнение: свадеб между местными существами, поскольку людей среди них не было. Такое узкоспециализированное агентство. Они клялись, что ничего не знают о ребенке, что их объектом был отель и только отель, и Майснер им поверил, а Беркхард проверил, позвонив их владельцам и поговорив по душам — да, они заступили на задание позже, чем детектив с Адалинд приехали к Розали. Майснер включил серебристый телефон и набрал единственный номер в списке входящих. Ему ответили на третий гудок. Судя по звукам, абонент находился на лётном поле или каком-нибудь цеху. Майснер поставил на лётное поле и частный аэродром. — Где мальчик? — сказал он. — Прошу прощения, — ответил спокойный вежливый голос. — Этим занимались не мы. Господин, ответственный за это, остался в вашем распоряжении. Вы хотите поговорить с миз Рубел? Я могу попробовать ее отвлечь. Майснеру послышалась едва уловимая ирония. — А чем она занята? — Объясняет нашему уже почти бывшему клиенту его родословную. По-моему, даром тратит время, — собеседник определенно развлекался. — Мы связаны контрактом, поэтому не можем позволить ей перейти к более тесному контакту, но вам не о чем волноваться. Ещё раз прошу прощения за то, что не могу вам помочь. Отбой. Майснер скрипнул зубами, но ругаться вслух не стал: на него смотрела заплаканная графская дочь и что-то хотела сказать. — Мой брат у них… — Чёрт, — сказал, ни к кому конкретно не обращаясь, Майснер. — Какого хрена вы вообще заводите детей в этом блядском мире?! На совершенно риторический вопрос ответила Адалинд, которая очнулась уже пару минут, но притворялась: — Ну, котик… — томно выговорила она, массируя висок с болезненной гримасой. — Чтобы в этом блядском мире был какой-то смысл жить. Майснер многое мог бы сказать о подобных поисках смысла и о том, как в исполнении конкретно Адалинд они добавили хаоса в жизнь всех присутствующих, но промолчал. Допрос толстяка показал: Фредди где-то поблизости, в радиусе до получаса езды, в мотеле. Больше ничего полезного датчанин, который через слово требовал медицинской помощи, не сказал. Он вообще был мирный человек, нотариус, и на подобные вещи не обращал внимания с большим усердием. Применять к нему насилие было бы бесполезной тратой времени. Адалинд, которая очень пыталась быть хорошей и полезной, предложила свои услуги, и все согласились, но колдовство требовало времени и материалов. Материалы были в лавке Розали, время… других вариантов у них всё равно не было. Эдди согласился поехать со списком всего необходимого. Майснер пытался вытянуть что-нибудь полезное из оставленного им ноутбука — поисковой запрос, хоть что-то, какую-то зацепку, — но все показания сходились на одном: европейцы в бежевом помогли второму спутнику Виктора отнять ребенка у Монро, пока толстяк ждал в машине, но затем второй похититель уехал и не сообщил ни наёмникам, ни толстяку, куда именно. В отличие от толстяка, он был американцем, так что поиски осложнялись его неприметностью. Мало ли мужчин средних лет с годовалыми детьми может ехать сейчас хотя бы в пределах одного штата? — Всё, — сказал в итоге Беркхард. — Мы только теряем время, а промедление смертельно опасно. Я звоню в… Куда именно он собирался позвонить, и были ли у кого-то силы с ним спорить, Майснер так и не узнал, поскольку именно тут канадец спрыгнул со стропил, с которых наблюдал за действиями импровизированной следственной группы. — Когда у нас случается что-то подобное, мы просто привлекаем всех своих. Кто-то что-то видел. Кто-нибудь работает в том мотеле. — Ладно, — сказал Беркхард с таким видом, словно хотел сказать «да чёрт с вами, вешайтесь». Майснер не стал ничего говорить. В конце концов, всем им предстояло тут жить дальше вместе. Да и вообще он был рад, что детектив Беркхард столь явным образом вернулся на светлую сторону Силы. Сам он в городских розысках похищенных понимал лишь в тех пределах, в которых насмотрелся летом на процесс в исполнении Николича с Родней. Он пытался разговорить графскую дочь, которая, кажется, окончательно решила, что ни она, ни брат ее никому здесь не важны и не интересны, и забилась в дальний угол. Девушка ухитрилась натянуть худи на колени, а капюшон на лицо, и из этого серого шара доносились полузадушенные всхлипы. Майснер похлопал ее по плечу, а когда это не помогло, бесцеремонно сдёрнул с нее капюшон. Девушка пошла лицом в отца чуть больше, чем это было бы ей полезно, и сейчас, заплаканная, со слипшимися и потемневшими от пота волосами, выглядела совсем мышкой. — Перестаньте, — сказал он по-немецки. — Чуть позже я перезвоню и уточню всё, что касается вашего брата. Послушайте, наёмник назвал Виктора почти бывшим клиентом, и я уверен, что они не станут помогать ему дальше. Сомнительные утешения, учитывая, с кем они имели дело. Если мальчика передали слугам Виктора, с него вполне станется приказать убрать мальчика — или запрятать достаточно надёжно, чтобы поиски стали большой проблемой. Кажется, девушка унаследовала от отца не только близорукость, пухлые щеки и слишком маленький подбородок, но еще и отцовский интеллект. Она больше не всхлипывала, просто кивала. Пока что можно было позвонить Ренару, что он и сделал, прямо на месте. Тот не ответил и Майснер оставил ему сообщение, а сам перезвонил сербу. Николич тоже не поднял трубку. Гансу пока звонить не хотелось, поскольку не хотелось проверять, как идеи полного уничтожения претендентов на престол сработают в данном случае. Да и он не был уверен, что брата зареванной девицы вообще привезли в Вену или окрестности. Там Виктор давно не мог чувствовать себя в безопасности. — Откуда вас забрали? — С Холланд-парк-авеню. — Майснер слишком устал, чтобы требовать пояснений, и девушка догадалась сама. — Из Лондона. — Ага… — он помнил один из номеров Хармона. После скучных проверок и переадресаций он всё же дозвонился до британского коллеги. Всё это время мышка смотрела на него не дыша. Хармон сообщил, что он в курсе, что Ренар в курсе, что дело ушло аж в Форин-офис, но они параллельно ищут сами. Майснер в ответ сообщил, что через десять-двенадцать часов Виктор вернётся в Европу и кратко описал всю историю с похищением и свадьбой, попросив искать мальчика всеми доступными силами и держать континентальных коллег хоть сколько-то информированными. На территории Острова он мог только вежливо просить. Мышка всё равно смотрела на него как на архангела с пламенным мечом. В последнее время юные девицы, поголовно годившиеся ему в дочери, частенько смотрели на него именно как на всемогущего папу, и от этого факта всё сильнее хотелось окончательно выйти на покой.***
Именно идея симпатичного канадского рыжехвоста принесла результаты. Розали, Монро и Адалинд поставили на уши всех, кого знали, и попросили их сделать то же самое со своими знакомыми. Конечно, Розали осознавала все риски. У них, с их межрасовым браком, до сих пор есть недоброжелатели. Помимо сторонников чистоты крови, в Портлендской общине хватало идиотов и авантюристов. Основной риск, по словам Ника, состоял даже не в этом, а в количестве благонамеренных доброхотов, которые просто ошибаются и не пытаются себя проверять. Детектив скептически пророчил, что за час им найдут столько «идеально соответствующих описанию» пар «белый мужчина лет сорока и годовалый мальчик», что они обрыдаются. Половина доброхотов проигнорирует словесный портрет, и им придется побеспокоить десятки чернокожих и азиатов, из которых половина будет с девочками старше пяти, а другая — дедушками со внуками, и всё в таком духе. Поначалу именно это и происходило. К счастью, в современном мире существовал простой способ отсеять лишнее: попросить прислать фото. Снимки подозрительных субъектов совали под нос толстяку, и тот говорил, что это очередной ложный сигнал. Наконец, какая-то женщина, уборщица в мотеле на шоссе I-5 неподалеку от Вудберна, сообщила о госте, который зарегистрировался как раз в подходящее время, и точно описала одежду Фредди. Ник дотошно расспросил ее обо всём, вздохнул и позвонил своим коллегам. Кажется, разговор его не обнадежил. — Мы посмотрим, — сказал он. — Могут понадобиться переговорщики и всё прочее. — Я буду переговорщиком, — пообещала Адалинд, которая вывезла из лавки Розали примерно половину запасов и вообще сотрудничала как могла. На нее даже никто не сердился. «Что взять с ведьмы, в самом деле. Пользуйся, пока она к тебе расположена, но помни, что это ненадолго», знала Розали. Тридцать пять миль до Вудберна показались ей самой долгой поездкой в жизни. На половине пути их догнали коллеги Ника, и теперь они ехали на трех машинах. Немецкую экс-невесту тоже взяли с собой, а пастора и толстяка заперли до лучших времён в подвале дома Ника. Оба не слишком возражали, понимая, что получится, вздумай они сбежать и обратиться в полицию или госпиталь. Ранены оба были легко и после первой помощи, оказанной Розали, вполне могли позаботиться друг о друге. Розали и Монро велели сидеть в машине на парковке. Из окна комнаты №8 парковку не было видно. Коллеги Ника отправились на ресепшн, узнавать обстановку, а сам детектив пошел в обход здания, осматриваясь. Остальные сидели в двух стоящих рядом машинах, чтобы не шуметь. Адалинд, Монро и Розали в одной, Майснер, симпатичный канадец Анри и Мария Августа — в другой. Розали посмотрела на всех, особенно на экс-невесту, и отправила Монро и канадца в ближайшую закусочную, отдельно велев мужу временно забыть о приверженности к здоровому питанию. По ее мнению, счастливо избежавшая брака немка была на грани обморока — если не от голода, то от дефицита воды, но скорее по обоим пунктам сразу. Держалась она только за Майснера. Буквально. Вцепилась в рукав его куртки побелевшими пальцами и так сидела, глядя вдаль. Розали сама была где-то далеко за гранью срыва, и держалась только надеждой на то, что Ник с коллегами сделают все правильно и быстро, а если нет — то не станут обострять ситуацию. В конце концов, их тут много, и Адалинд на их стороне, а она довольно сильная ведьма, и Майснер, и Эдди, если что… «Не думать, не думать, не думать о плохом — не накликивать несчастье…» Вернулся хмурый Ник. — Он забаррикадировался в номере и бросил трубку. Или непрерывно разговаривает. Скорее всего, он вооружен. Я в последний раз предлагаю обойтись без самодеятельности. Вам решать, конечно, — сказал он, и Розали увидела, что вернулся и Монро с большими бумажными пакетами. — Напитки следуют. Майснер достал из кармана телефон и набрал какой-то номер одним нажатием клавиши. Послушал сообщение о том, что абонент недоступен. — Если наш клиент звонит Виктору, то дозвонится он не скоро. Как вы летели? — спросил он экс-невесту. — Что это был за самолет? — Cessna C550 Citation II, — неожиданно бодро ответила мышка. — Семиместный, дальность примерно 1700. Мы пересели на него в Нунавуте, кажется. Думаю, до того мы летели через Ирландию и Нуук. Я могу ошибаться… Для Розали все это звучало как законченная тарабарщина, но она была уверена, что Мария Августа не ошибается. Ходячий справочник по малой авиации внезапно стал похож на то, чем, вероятно, и был до вчерашнего дня — на примерную студентку из хорошей семьи. Ник задумчиво жевал бургер, сплющив пышную хрустящую булку в какой-то сэндвич. — Мы прервем его разговор с ресепшна и я попытаюсь с ним поговорить. В это время ты, — короткий кивок на Адалинд, — попробуешь его усыпить. Если получится, мы выбиваем дверь. Вы двое, — это уже Эдди и Майснеру, — ждете под окном. Остальные не покидают парковку ни при каких обстоятельствах. Всем всё ясно? Все молча кивнули. Ник взял Адалинд за плечо и посмотрел на нее исподлобья. — Я правда могу на тебя рассчитывать? — с нажимом сказал он. Ведьма покраснела до ушей. — Ник!.. — Это да или нет? — Да!!! — крик шепотом в исполнении Адалинд был достаточно выразителен, и Розали отметила, что у той хватило соображения не горланить так близко от мотеля. Может быть, на нее и вправду можно было рассчитывать. Она пересела в машину к Марии Августе и обняла ее за плечи. Девушка прижалась к ней и положила голову на плечо. Розали жизненно необходимо было что-то подобное сделать, иначе она бы сошла с ума от беспокойства. Что они будут делать, если план не сработает?..***
Чтобы подобраться под окно и не попасться на глаза обитателю комнаты 8, нужно было сначала обходить мотель, построенный в форме буквы Г, со стороны более длинного крыла, а потом двигаться пригнувшись, по возможности бесшумно. Майснер предпочел бы обойтись без постороннего штатского, но это означало препирательства с Беркхардом, а в подобном раскладе только полный идиот стал бы играть на нервах старшего по операции. Пусть даже самозваного старшего. Особенно — этого самозваного старшего, учитывая всю предысторию и то, что им всем тут жить, чем бы ни закончилась операция. Так что он молча подчинился — и теперь ждал от Эдди Монро того же самого. — Без команды — ни жеста! — велел он взволнованному отцу. По-хорошему, сему ближайшему родственнику стоило бы сидеть в машине рядом с женой. Близкие родственники имели склонность — и основания — вести себя непредсказуемо. Майснер, в принципе, предпочел бы оказаться под окном с Безаном, которого он уже видел в действии и был не раз приятно удивлен. Депутат и чемпион подавал большие надежды. Но, разумеется, для Беркхарда Монро был своим, а Безан неизвестным фактором, годившимся только за кофе сходить, и Майснер детектива понимал. Он вообще, как обычно в подобных раскладах, всех понимал, включая похитителя. В подобной каше у Майснера всегда обострялось некое полезное качество — то ли эмпатия с пространственным воображением заодно, то ли навык тактического планировщика. Эдди так Эдди. Окно так окно. Муж Розали не подвел. Крался он так легко и бесшумно, что Майснер покраснел. Где-то в глубине души. Когда они повернули за угол длинного крыла, покраснеть он мог уже только от мощного холодного ветра прямо в лицо. Замерзнуть он не боялся, но ветер свистел в ушах и мешал слушать. Теперь вся надежда была на чуткий слух потрошителя. Вот так, за несколько минут, все его предрассудки насчет необстрелянных портлендских цивилов приказали долго жить. Они устроились у наглухо закрытого жалюзи окна так, чтобы сверху их нельзя было разглядеть. Для этого пришлось практически распластаться по стене. Окно открывалось наружу, выбить его со стороны улицы было возможно, только спустившись с крыши на канате, и у Майснера возникло подозрение, что Беркхард просто решил избавиться от лишних факторов на площадке. Реальность в очередной раз обманула его ожидания. Дикий грохот — выстрел или два подряд, звон стекла, треск, шум падающего тяжелого предмета… глаза Майснеру затянуло алой пеленой, и пришлось сначала протирать рукавом глаза, а только потом бросаться вслед убегающему. Впрочем, даже через собственную кровь он видел, что обе руки у бегущего свободны, и кто-то уже бежит ему вслед — Монро, а кто-то наперерез. Депутат, кажется. Судя по всему, депутат увлекался не только боулдерингом, но и американским футболом. Он сбил противника на землю, как заправский квотербек, хотя на вид был вдвое легче — в очередной раз доказав, что важен не размер собаки, а размер драки в собаке. «Жаль, Тереза не видит», не к месту подумал Майснер. «А впрочем, расскажем…» Из окна выглянул напарник Ника, держа на руках малыша в ярко-желтом комбинезончике. Все закончилось прекрасно: ребенок не пострадал, если не считать испуга при перестрелке. Похитителя. который предусмотрительно выстрелил в окно, чтобы не выбивать его, арестовали. Все целы. Один шов не в счет: случайный осколок рассек ему кожу на лбу, и отчаянно кровил, хотя жизни не угрожал никоим образом. Пришлось бесславно топать к стоянке, прижимая рукав ко лбу. Там его немедленно осчастливили хоровым вердиктом «надо зашивать» и первой помощью посредством автомобильной аптечки. Майснер мельком глянул в боковое зеркало — да, и правда неудачно, само не срастется. Он сел на заднее сиденье, со вздохом разрешил экс-невесте хлопотать над собой при помощи бутылки воды и пачки салфеток, и прикрыл глаза. У него не было ощущения, что все закончилось, но он не мог понять, откуда берется беспокойство. Может быть, просто от усталости, голода и кофеина. Наверное, надо было впихнуть в себя что-то помимо кофе с сахаром, но он не любил есть перед возможными потасовками. Теперь и вовсе не хотелось. Тереза в заложниках… наполовину, но все же. Брат Марии Августы в заложниках без скидок, притом неизвестно где. Ренар, который в очередной раз был недоступен по прямому номеру и не отвечал по своей хитровывернутой системе. Его генерал, аналогичный расклад. В Лондон Майснер звонить не стал — эти бы сами отзвонились, случись что-то, достойное сообщения, а на лишнее дерганье реагировали бы скверно. Виктор скоро будет на свободе — наемники выполнят свои обязательства. Ничего еще не кончилось, а он забыл, когда в последний раз нормально спал. Ему нужны были силы, чтобы нормально простроить разговор с Гансом и донести до великого революционера, что приоритетом является безопасность Терезы, а не шанс поймать Виктора. Ему нужны были силы, чтобы обеспечить нормальную эвакуацию Марии Августы в Европу. Розысками ее брата уже занимались, вероятно, широко и повсеместно — в Ренаре на сей предмет сомневаться не приходилось, но сама девушка и ее безопасность оставались на совести Майснера. В Портленде ей бы с удовольствием предложили уютный ночлег, вкусный ужин и бокал вина, но ничего более. Ему нужно было в Европу. Самому. Немедленно. В принципе, решение напрашивалось: отправить Марию Августу в посольство с Безаном. В британское — по словам Хармона, их Министерство иностранных дел и так стоит на ушах. В немецкое, по месту гражданства. В какое угодно, откуда ее с комфортом и почтением доставят хоть в Лондон, хоть в Мюнхен. Безану-то не надо объясняться насчет отсутствия отметок о въезде — вместе с документом, в который их ставят, — и относительно прочих прекрасных вещей как-то нелегальное проникновение на территорию США в качестве похищенного лица, например. Не надо привлекать Форин-офис или европейские высшие круги, чтобы просто улететь домой дипломатическим бортом. Майснера вообще не ждут на подобном борту и, скорее всего, арестуют на пороге любого европейского посольства, подумав что-нибудь нехорошее… Он может просто сесть на ближайший рейс в ближайшем аэропорту и через еще одну муторную половину суток оказаться во Франкфурте. Даже, если повезет, заснуть ненадолго. Вывезти ее нелегально — не самая сложная задача, тем же маршрутом, через того же мастера по документам и за счет того же Ренара, как недавно Терезу. Но — время, время. В прошлый раз ему некуда было торопиться, он приручал трудного подростка и налаживал контакты с американскими общинами существ. Майснер представил себе, как объясняет это все мышке… — Можно мне кофе, если остался? — Он остыл. — Плевать, — сказал он. Нет, не сказал, только подумал. Молча протянул руку за стаканом, не открывая глаз. Она не просто сунула стакан ему в пальцы, а осторожно сложила его ладонь вокруг пластикового конуса. Уверенно и мягко, как сиделка. Ни в какой аэропорт он, конечно же, не поехал.