Emphatic — Don't Forget About Me
Больше всего Киллиан боялся опознать в лежащем на льду парне своего мальчика, но это был не Сэм. Сэм сидел рядом. Прямо на льду, в который он упирался ладонями и, как-то обреченно повесив голову, с безучастным видом смотрел, как растекающаяся по изрезанной лезвиями коньков ледяной поверхности кровь потихоньку подбиралась к его побледневшим от холода пальцам. Киллиан выдохнул сковавший его страх и торопливыми шагами, практически бегом, направился к месту трагедии. Лежащий на льду мальчик не подавал каких-либо признаков жизни, и Киллиан, приблизившись к нему, присел и попытался нащупать пульсацию лучевой артерии на запястье доступной руки: пульс еле прощупывался, был очень слабым, частым и рваным. — Что ты здесь делаешь? — заметив Киллиана, Сэм дернулся и вскинул голову. — Пытаюсь понять, жив ли парень, — Киллиан быстро сунул руку под капюшон, нащупал сонную артерию и сосредоточился на тактильных ощущениях — под пальцами будто бы часто-часто трепетали крылья бабочки. Такая частота сердечных сокращений указывало на стремительно развивающуюся тахикардию, а, возможно, и на начало фибрилляции, и если сердцу не помочь прямо сейчас, то через минуту другую оно остановится. — Я же сказал тебе — не ходить за мной, — в тихом голосе Сэма проскользнуло недовольство. — Я здесь вовсе не из-за тебя, — Киллиан бросил взгляд на Сэма, в зелени глаз которого заметил лихорадочное беспокойство, и снова сосредоточился на пульсации чужого сердца. — Он жив? — Пока да. Чтобы убедиться в предварительных выводах нужно было добраться до груди парнишки и прослушать сердечный ритм, а еще необходимо было установить причину кровотечения. Скорее всего, парнишка при падении здорово разбил себе голову об лед. И возможно, у него тяжелое повреждение мозга. Или еще хуже. У мальчика может быть и переломом первого шейного позвонка, опаснейшая травма, которая даже удостоилась собственного названия — перелом Джефферсона. И этим можно было бы объяснить и потерю сознания, и поверхностное дыхание, и неустойчивое сердцебиение. Киллиан, придерживая голову мальчика, осторожно перевернул его на спину. Кровь обильно вытекала из носа, и это могло быть одним из признаков тяжелейшего сотрясения мозга. Киллиан убрал капюшон, закрывающий лицо мальчика, и сразу понял, что массивное носовое кровотечение было вовсе не связано с сотрясением. — Господи… — он на мгновение опешил, потому что узнал мальчика, а потом, стараясь не делать резких движений, потянул молнию на куртке и, чтобы обнажить грудь мальчика и послушать его сердцебиение, рванул ткань тонкой водолазки, которая поддалась только со второго раза. Под водолазкой обнаружился продолговатый медальон на серебристой цепочке с четырьмя буквами DNAR, которые означали, что человек добровольно отказался от проведения реанимационных действий. — Черт, — Киллиан быстро накрыл серебристый кругляшок ладонью, пробежался глазами по толпе собравшихся вокруг людей, что внимательно следили за каждым его действием, взглянул на Сэма, кусающего губы и не сводящего взгляда с кровавой дорожки на щеке мальчика, и аккуратным движением руки убрал медальон под куртку. От резковатых движений Киллиана, парнишка очнулся. Он медленно открыл глаза, скользнул по нему замутненным и каким-то полным безысходности и безразличия взглядом и, скосив глаза в сторону, отрешенно уставился на кого-то в толпе людей. Как будто мальчик понимал, что с ним происходит, но ему было все равно. В его глазах Киллиан не видел ни страха смерти, ни мольбы за свою жизнь. Абсолютное равнодушие. Словно мальчик устал жить. И Киллиан мог его понять. Он знал этого мальчика. Имени не помнил, но хорошо запомнил этого безнадежного пациента доктора Лукас, в отделении которой он частенько дежурил в начале декабря прошедшего года. Киллиана тогда заинтересовал диагноз мальчика, и он периодически заглядывал в его палату, когда разыскивал таинственного Питера Пэна. У парнишки была терминальная стадия острой лейкемии, и его выписали за две недели до Рождества из отделения гематологии, где он провел около месяца на курсе экспериментальных препаратов, которые не приносили каких-либо улучшений. И по его просьбе родители отказались и от дальнейшего лечения, и от реанимационных действий, когда придет время, и измученный организм сдастся после почти пятилетней изнурительной с переменным успехом борьбы с болезнью. — Эй! Ты слышишь меня? — Киллиан пощелкал пальцами перед глазами парнишки, привлекая его внимание. — Ты можешь говорить? — нужно было исключить травму шеи, а для этого необходимо установить контакт с пострадавшим. — Где-то болит? — мальчик медленно закрыл и открыл глаза — болит. — Где именно? Шея? Голова? Спина? — Везде… — бледные губы еле шевелились, а шепот был почти неразличим. — Болит везде… Такие болезненные ощущения могли давать и сердечная недостаточность, и онкологическая интоксикация организма. — Попробуй сжать мою руку, как можно сильнее, — Киллиан подхватил тонкую мальчишечью ладонь, которая довольно ощутимо сжала его пальцы. — И попробуй сглотнуть, — он увидел, как кадык парнишки дернулся в глотательном движении — первичный осмотр и опрос почти исключали повреждения шеи, а для более тщательного обследования мальчика нужно было как можно быстрее доставить в больницу. — Держись, парень, скорая будет здесь с минуты на минуту, — Киллиан приложил ухо к часто и судорожно вздымающейся щуплой груди мальчика — сердце частило рваным ритмом. — Они не должны меня реанимировать… Дайте мне спокойно умереть, доктор Джонс, — Киллиан не ожидал, что мальчик вообще узнает его, а тем более в том состоянии, в каком находился. Он вскинул голову — парнишка равнодушно смотрел на кого-то в толпе собравшихся зевак. — И меня уже нельзя спасти, — он печально улыбнулся, прикрыл глаза и устало повернул голову в сторону, где неподвижно сидел Сэм, и его глаза вдруг распахнулись. — Сэм… — губы чуть тронула улыбка, а взгляд стал ясным и осмысленным. — Я ждал тебя, Питер, — мальчик облизнул сухие губы. — Но он пришел за мной. — Я знаю, — Сэм подполз ближе и навис над ним. — Почему он? Почему не ты? — Так сложились обстоятельства, — Сэм бросил на Киллиана взгляд, который буквально заставил того отстраниться, чтобы не мешать приватности их разговора. — Но ты обещал, что… заберешь меня… — голос мальчика слабел, и каждое слово ему давалось с трудом. — Ты обещал мне, Питер. И я хочу увидеть Феликса. Он с тобой? — Нет, — Сэм покачал головой. — Мне нужно увидеть Феликса… Ты же знаешь… — Прости, Руфио… Прости, что не смогу сдержать свое обещание, — Сэм перешел на шепот, бледными пальцами коснулся щеки парня и наклонился к нему так близко, что Киллиану с трудом удавалось расслышать, о чем они говорили. — Это должно было случиться не сегодня. И я бы успел. Я бы забрал тебя… Боже, Руфио, зачем ты пришел сюда? — Я не знаю… Мне вдруг захотелось последний раз покататься на коньках, перед тем как… — глаза мальчика закрылись, и Киллиану показалось, что тот потерял сознание, но в следующее мгновение парнишка вцепился в куртку Сэма, притягивая его к себе как можно ближе, и отчаянно прерывисто зашептал ему на ухо. — Я не хочу, Питер… Я не хочу, чтобы это был… он. Пожалуйста, Питер… Ты обещал. Ты мне обещал, Питер. И… Феликсу ты обещал тоже… — Я знаю, Руфио. Но сейчас я не в силах, что-либо изменить… — Киллиан мало что слышал, но видел, как Сэм в отчаянье кусал губы. — Мне нужно время, чтобы все утрясти. А у тебя его почти не осталось. — Пожалуйста, Питер… Не отдавай меня ему… — мальчик вдруг начал судорожно и часто хватать ртом воздух, а его бледное лицо посерело. — Не забывайте меня. Скажи Феликсу… — судорожно цепляющиеся за куртку Сэма пальцы ослабели и разжались, а руки безжизненными плетями упали на лед. Признаки начавшейся агонии были налицо, и Киллиан, метнувшись к потерявшему сознание мальчику, приподнял сначала одно веко, потом — другое. — Посвети мне…— Киллиан бросил взгляд на Сэма, который выхватил из кармана куртки телефон и быстро включил функцию фонарика — зрачки мальчика были расширены и почти не реагировали на свет. Киллиан покачал головой и стал прощупывать сонную артерию на шее парнишки, чтобы понять его состояние. Сэм отстранился от своего отключившегося собеседника, растерянно посмотрел на замершего и не сводящего с него взгляда Киллиана, потом медленно обвел глазами толпу, в которой люди негромко перешептывались, а кое-кто тихо всхлипывал — не каждый день на твоих глазах умирает человек, а ты ощущаешь — насколько жизнь хрупка, и что она может оборваться в любой момент. Киллиан затылком чувствовал и осуждающие взгляды — люди не понимали, почему он, назвавшись врачом, бездействовал. Сэм методично сканировал толпу глазами, пока не зацепился за кого-то взглядом, нахмурился и покачал головой, а Киллиану показалось, что за его спиной в толпе раздался шорох, будто бы большая птица, размерами не меньше калифорнийского кондора, медленно разворачивала свои крылья. Вот только откуда взяться калифорнийскому кондору в Центральном парке Нью-Йорка? И в тот момент, когда Киллиан было повернулся на этот странный звук, Сэм резко подался к нему, схватил за куртку и притянул к себе.Nickelback — Make Me Believe Again
— Помоги ему, Киллиан, — отчаянный быстрый шепот и лихорадочный блеск глаз. — Я знаю, ты сможешь. Я верю в тебя. — Прости, но я не вижу смысла — этот мальчик измучен болезнью, и даже если его удастся оживить, он долго не протянет. — Смысл в том, чтобы дать ему еще немного времени, — в умоляющем взгляде Сэма боль, отчаянье и… страх. — Ты же врач, Киллиан. Разве врач не должен бороться за жизнь до последнего? — Должен… — Киллиан кивнул, соглашаясь с Сэмом, а затем покачал головой. — Но на этом мальчике медальон, запрещающий проводить реанимационные действия. Его родители затаскают потом меня по судам. — Глупости! Его родители будут благодарны тебе за то, что у них будет возможность проститься с сыном. Он не должен умереть вот так — среди толпы зевак, но по сути — в одиночестве. А ты можешь продлить его время. Хотя бы немного. Порой, совсем немного времени нужно на то, чтобы завершить незаконченные дела. Сделать последний звонок. Последний раз услышать того, кто тебе дорог, и сказать ему то важное, что так и не успел. — Прости, Сэм, но я не могу, — Киллиан, глядя в его потемневшие глаза, покачал головой. — Как врач, я должен спасать жизни, но в то же время, я должен уважать выбор пациента. А выбор этого мальчика определяет медальон на его груди. Сэм, не спуская с него глаз, сунул руку под куртку почти не подающего никаких признаков жизни мальчика, и Киллиан услышал металлический звук лопающихся звеньев цепочки. — Теперь тебе ничего не мешает, — Сэм убрал руку от груди мальчика, быстро сунул ее в свой карман, в который, тихо звякнув металлом, перекочевал медальон. — Действуй. Даже если бы Сэм не сорвал с груди мальчика злосчастный медальон, Киллиан, движимый врачебным инстинктом, не смог бы просто так сидеть и сложа руки наблюдать, как на его глазах умирает человек. Видимо, именно поэтому все время, что они разговаривали, он машинально мониторил пальцами сонную артерию умирающего парнишки — пульс все так же «трепетал», но прощупывался с каждой секундой все хуже, и как бы это не казалось странным, для того, чтобы восстановить нормальную работу сердца, нужно было дождаться момента, когда оно остановиться. И пока у Киллиана было время, ему чертовски хотелось понять мотивы Сэма, который отчаянно выпрашивал для практически умершего мальчика еще немного жизни. Когда правильным бы было — отпустить его. — Я не понимаю, что происходит… — Киллиан и правда терялся от той настойчивости, с какой Сэм боролся за жизнь мальчика. Видимо, этот парнишка был очень дорог Сэму. — Пообещай, что все мне объяснишь. — Хорошо, — Сэм облизнул губы, будто бы они пересохли, и кивнул. — Когда-нибудь я тебе все объясню. Киллиан поймал себя на мысли, что Сэмово «когда-нибудь» снова давало ему надежду, что у них может быть общее будущее. — И еще… — Киллиан замолчал и сильнее прижал пальцы к сонной артерии затихшего мальчика — пульс больше не прощупывался. Он поднял голову и посмотрел на Сэма. Киллиан понимал, что-то, что он собирался сказать, будет сродни шантажу, и сейчас совсем не место и не время, но он интуитивно чувствовал, что потом у него вообще не будет никакого времени. — Если я вытащу его… Пообещай, что останешься со мной. Они смотрели друг другу в глаза и словно застыли во времени. Киллиану казалось, что он буквально слышал, как чьи-то часы — возможно, на руке Сэма, отсчитывали драгоценные секунды, приближающих умершего мальчика к так называемой точке невозврата, когда уже бороться за жизнь бесполезно. Тик-так… Тик-так… И Киллиан видел в глазах своего мальчика нарастающий ужас, но ничего не делал. Тик-так… Он ждал ответа, поставив на карту чужую жизнь. Тик-так. — Я останусь с тобой… — Сэм закусил губу и кивнул, а Киллиан еле сдержал торжествующую, но неуместную случаю улыбку, от того что он, пусть и воспользовавшись ситуацией, и эмоциональным состоянием Сэма, все же добился того, чего хотел. Он не увидел каплю крови, выступившую на прокушенной губе своего мальчика, как и не услышал его тихое: — До тех пор, пока он будет жив. — Где же эта чертова скорая с ее дефибриллятором? — Киллиан обернулся на звук сирены, что все время была слышна отчетливо, но приглушенно, а теперь выла раздражающе громко и совсем близко. Машина была где-то на подъезде к катку, но ждать парамедиков и бездействовать было уже нельзя, если Киллиан хотел вернуть парнишку к жизни. А он хотел. Потому что от этого мальчика зависело их с Сэмом будущее. Киллиану Джонсу по роду своей деятельности не раз приходилось проводить закрытый массаж сердца. Правда, последних два года опыта ручной реанимации у него не было, но наработанные за годы практики навыки никуда не делись. Попросив, чтобы кто-нибудь из толпы зевак пошел встречать скорую, Киллиан на мгновение завис, потому что ему показалось, что он увидел среди столпившихся вокруг людей парня очень похожего на… Локи. Но присмотревшись, он понял, что ему это только показалось. Возможно из-за холодного взгляда синих глаз, которых очень похожий на Локи парень не сводил с Сэма… Киллиан тряхнул головой, чтобы сбросить с себя это наваждение, и разорвал до конца на бездыханном мальчике водолазку, чтобы открыть себе полный доступ к его груди, к которой тут же приложился ухом. Убедившись, что сердце мальчика остановилось, Киллиан быстро поднялся на ноги, стащил с себя куртку и, скрутив валиком, подложил под шею лежащего на льду парнишки. — Как его зовут? — он, не глядя на Сэма, оторвал от своей рубашки приличный кусок ткани и накрыл им испачканный кровью рот теперь уже пациента — на случай, если парнишке придется делать искусственную вентиляцию легких. — Руфио… — Сэм, завороженно наблюдающий за последовательностью действий Киллиана, встрепенулся. — Его зовут Руфио. Киллиан вспомнил подслушанный в ресторане странный, состоящий из сплошных недомолвок разговор, в котором Локи называл это имя и говорил что-то о том, что получил на Руфио разрешение от гильдии. Зачем этой гильдии тяжелобольной и по-сути мертвый мальчик? Какому-то богатому извращенцу приспичило получить несчастного подростка в качестве эскорта или… Или что? Раздумывать над тем, что он может быть втянут в какую-то страшную и опасную игру таинственной гильдии у доктора Джонса времени не было. Опустившись на колени рядом с неподвижно лежащим мальчиком и выбрав удобную позицию, Киллиан занес сжатую в кулак здоровую руку над грудью мальчика, прикрыл двумя пальцами своей бионической руки нижнюю часть грудины, и резко и довольно сильно ударил кулаком немного выше своих механических пальцев. Толпа дружно ахнула, а особо впечатлительные, даже вскрикнули. Прекардиальный удар, который в отсутствии дефибриллятора применяют для восстановления сердечной деятельности — зрелище, конечно, не для слабонервных, потому что со стороны это выглядит так, будто пытаются добить умирающего человека. Киллиан, не обращая внимания на реакцию окружающих его людей, повторил удар и быстро приложил пальцы к сонной артерии Руфио — появившийся было пульс, дернувшись под пальцами пару раз, снова пропал. Первый этап реанимации не принес желаемого результата — остановившееся сердце не заработало. Нужно было срочно переходить к закрытому массажу сердца и искусственной вентиляции легких. И Киллиан, наложив ладони на грудь мальчика и помогая весом своего тела, начал ритмично и сильно надавливать на грудину. Раз, два, три… двадцать девять, тридцать. И дважды вдохнуть воздух в легкие пострадавшего. Раз, два, три… тридцать. И двойной вдох. Раз, два, три… Вдох. Еще один. И проверка пульса на сонной артерии. Четкий алгоритм принятого стандарта реанимационных действий, заученных доктором Джонсом еще в медицинском колледже. Раз, два, три… тридцать. И вдох. И вдох… Он словно превратился в машину, не чувствующую усталости и холода и запрограммированную на этот определенный и повторяющийся алгоритм действий — раз, два, три… вдох-вдох… раз, два, три… проверка пульса. Он, будто отключившись от реальности, потерялся в пространстве и во времени, сосредоточившись на борьбе за чужую жизнь. Раз, два, три… Ему не впервой сражаться со смертью. И он выйдет победителем из этой схватки, потому что приз слишком ценен. Раз, два, три… Вдох. Киллиан не помнил в какой момент возле них появились парамедики, но помнил ощущение ритмично бьющегося под пальцами долгожданного пульса. Он совсем не помнил, как, вцепившись в каталку, бежал к машине скорой помощи, но чувствовал, как тонкие пальцы вернувшегося к жизни мальчика охватывали его запястье. Киллиан не помнил, как оказался внутри скорой, но в памяти отложился момент, как он попросил бригаду отвезти их в «Морган Стенли». Он не чувствовал, что замерз, и понял это, когда кто-то набросил на его плечи куртку, а плечо через тонкую ткань рубашки обожгло чье-то горячее дыхание. Он не понимал, что чертовски устал, пока не почувствовал, как кто-то с довольно ощутимым усилием растирал его искалеченную руку, натруженная культя которой нестерпимо ныла под протезом и будто бы горела огнем. Киллиан пришел в себя, когда надрывно взвыла сирена. Он поправил пытающуюся сползти с него куртку и почему-то подумал о том, что на нем нет надетого из-за ресторанного дресс-кода пиджака… Видимо, в какой-то момент он снял его… Киллиан вспомнил, как брошенные им на месте трагедии вещи торопливо подбирал Сэм, который теперь сидел рядом, прижавшись к нему.Tyrone Wells — Arms Around Me
Вцепившись в его левую руку и уткнувшись носом в плечо, Сэм согревал его своим дыханием, и ладонью методично потирал его искалеченную руку, будто бы чувствовал, что от этого Киллиану было легче. Киллиан не видел лица своего мальчика, но он явно ощущал, что рубашка на плече, к которому прижимался Сэм, была мокрой. — Не плачь, — он потерся щекой о растрепанные вихры своего мальчика и прижался к ним губами. — Жив твой Руфио. — Спасибо, что вытащил его, — Сэм вскинул голову — зелень глаз, как Киллиан и подозревал, застилали слезы. — Я бы хотел сказать — пожалуйста, но… — глядя в глаза своего мальчика, Киллиан поправил его растрепавшиеся волосы. — Он очень болен, Сэм. И я не могу сказать, сколько он протянет еще. Думаю, что недолго. Руфио измучен болезнью, и было бы гуманнее дать ему умереть… — Киллиан, шумно вздохнув, посмотрел на спасенного им мальчика, сердечный ритм которого контролировал кардиомонитор, а дыхание поддерживал необращающий на них внимания парамедик, вручную закачивающий в легкие необходимый кислород. — Мы всего лишь выиграли для него немного времени. — Ты не представляешь, как немного времени может многое изменить, — Сэм, натянуто улыбнувшись, вытер тыльной стороной ладони влагу со своих щек, шмыгнул носом и прижался губами к плечу Киллиана благодарным поцелуем. Они оба замолчали. Прижавшись щекой к плечу Киллиана, Сэм смотрел на неподвижно лежащего на каталке Руфио. Киллиан же, уставившись на экран кардиомонитора, отражающего состояние вернувшегося к жизни мальчика, думал о том, что Сэм прав в том, что немного времени может изменить не только многое, а абсолютно все. Как в их с Сэмом случае. Встряхнуть. Перевернуть все с ног на голову. Пересмотреть приоритеты. Разбудить чувства. И зациклиться на одном единственном человеке. И Киллиан хотел бы провести с этим человеком все оставшееся время, что им отпущено… Хотел бы, несмотря ни на что. Даже после всего, что он уже знал, о чем догадывался и что узнает еще о своем мальчике… Необычные способности, надежный Феликс, таинственная гильдия, синеглазый и хладнокровный Локи, теперь этот тяжелобольной Руфио… Какие-то отдельные и на первый взгляд никак несвязанные между собой куски головоломки. И Киллиан был уверен, что все замыкалось на гильдии, с которой Сэм был связан. И надо было понять, насколько прочной была эта связь. Попробовать потянуть хотя бы одну из нитей… — Руфио назвал тебя Сэмом, когда только узнал, а потом все время называл тебя Питером… Откуда ты знаешь Руфио? Он твой подопечный? — Сэм молчал, и Киллиан осторожно заглянул ему в лицо. — Ты обещал мне, что все объяснишь. — Разве это так важно — откуда я знаю Руфио? — полный грусти взгляд и дернувшийся в подобии улыбки уголок губ. — Мне важно все, что хоть как-то касается тебя. — Мы познакомились с Руфио чуть больше пяти лет назад… — Сэм замолчал, отстранился от Киллиана и, приложившись затылком к стенке, вздохнул. — В «Морган Стенли». — Пять лет назад? Но ты говорил, что начал работать в больнице около трех лет назад. — Пять лет назад я был пациентом «Морган Стенли», — Сэм снова вздохнул и посмотрел на Киллиана. — И Феликс тоже. — И Феликс? — от этой новости Киллиан растерялся. — Значит, ты был знаком с Феликсом еще до того, как Мистер Сказочник пристроил тебя в приют… — Сэм кивнул, а Киллиан вспомнил их разговор про сигареты — тогда Сэм рассказывал, что он пробовал курить в свои пятнадцать и вскользь упомянул Феликса, но Киллиан тогда не придал этому значения. — Я никогда не жил в приюте, а сразу поселился у Феликса. А Руфио… Мы как раз… заканчивали курс лечения в «Морган Стенли», когда Руфио поселился в соседней палате. Феликс… выписался через две недели. Немногим позже — я. Но все это время мы поддерживали Руфио как могли. Иногда навещали… У Руфио была довольно длительная ремиссия, и мы надеялись, что он выкарабкается, но… — Сэм вздохнул. — Я знал, что его время вот-вот закончится, но не успел. — Не успел чего? — Предупредить. Я обещал ему, что у него будет время на незаконченные дела. Киллиану хотелось спросить, почему Сэм не сказал ему об этом сразу, но не стал — с какой стати Сэм должен был обо всем этом говорить по сути незнакомому человеку. Он сказал то, что посчитал нужным, чтобы у Киллиана не возникало вопросов о том, что именно его связывало с Феликсом и Руфио. А оказалось, что их связывала общая болезнь, тяготы которой они преодолевали вместе, поддерживая друг друга. Они вместе смотрели в лицо смерти… Такая дружба дорогого стоит. И Киллиан понимал, почему Феликс был для Сэма самым близким человеком — они, как никто другой, понимали друг друга, поддерживали, делились страхами и надеждами и вместе верили в выздоровление. — У вас с Феликсом были такие же диагнозы, как у Руфио? — С небольшими вариациями, но в общем — да. — Почему ты мне ничего не рассказал? — Зачем, если все это уже в прошлом. Теперь Киллиану стало понятно и то, почему Сэм так отчаянно просил спасти Руфио — смотреть, как умирает друг, невыносимо. У Киллиана перехватило дыхание, когда он на мгновение представил, что на месте Руфио мог бы быть Сэм, и у него защемило в груди от осознания того, что, если бы болезнь победила, он никогда бы не встретил этого мальчика. Он только представил… Киллиан порывисто обхватил Сэма руками, как будто тот мог неожиданно исчезнуть, и крепко прижал к себе. — Я не дам тебе исчезнуть, — он прижался губами к растрепанным волосам. — И если ты все-таки решишь уйти, я все равно разыщу тебя и верну, чего бы мне это не стоило. Из-под земли тебя достану. Слышишь? Сэм слышал. Он обнимал Киллиана и тихо плакал, вжимаясь в его грудь и как-то отчаянно цепляясь за его плечи, как за спасательный круг. Киллиан прижимал его к себе искалеченной рукой, а ладонью другой гладил его волосы и шептал, что все у них будет хорошо. Несмотря на то, что Руфио был пациентом отделения гематологии, Киллиан решил оформить мальчика в свое отделение и не ставить об этом в известность Руби Лукас, которая была его лечащим врачом. В принципе предварительный диагноз, поставленный парамедиками, а именно — закрытая черепно-мозговая травма, позволял ему такую вольность. Конечно, Руби все равно все узнает. И тогда Киллиану не поздоровится — Руби Лукас говорила ему, что Руфио отказался и от дальнейшего лечения, и от искусственного поддержания жизни. Руби тогда поразилась тому, что услышала от подростка, который совершенно серьезно заявил, что он не боится смерти, потому что ее нет… Но увы, любая даже самая долгая жизнь заканчивается неизбежной смертью. Еще никому не удалось избежать ее неотвратимости. Можно лишь отсрочить встречу с ней… Возможно, доктора Джонса ждет разбирательство о превышении должностных полномочий. Хорошо, если только внутреннее. Потому что, если родители Руфио Уффици предъявят больнице иск, то Киллиана Джонса будет уже ждать судебное разбирательство с большой для него вероятностью лишиться лицензии на врачебную практику. Киллиан рисковал карьерой и хотел понимать оправданность такого риска. Удостоверившись еще раз в более-менее стабильном состоянии Руфио, которого он для большей надежности все-таки определил в реанимационный бокс, и договорившись с дежурившей Роуз, что она будет сообщать ему о малейших изменениях показателей, Киллиан Джонс направился в свой кабинет, где его должен был ждать Сэм, к которому у Киллиана было множество вопросов. Но когда он открыл дверь и увидел Сэма, сидящего на излюбленном им подоконнике, то все вопросы отошли на второй план. Мальчик, никак не отреагировав на него, смотрел перед собой, а его глаза были каким-то пустыми, словно безжизненными. Его взгляд ожил, когда он заметил Киллиана, и пустота сменилась грустью, смешанной с усталостью и чем-то еще, отчего у Киллиана перехватило дыхание. — Как он? — Сэм слез с подоконника и замер в ожидании ответа. — В реанимации. И пока относительно стабилен, но… — Киллиан потупил взгляд, потер ладонью щеку и снова поднял глаза. — Если хочешь, мы можем остаться здесь. — Нет, — Сэм поджал губы и, отвернувшись к окну, покачал головой. — Поехали домой.James Arthur — Recovery
Как только они оказались дома, Сэм, молчавший всю дорогу, так же ни слова не говоря, закрылся в гардеробной, захлопнув двери перед носом Киллиана, когда тот попытался за ним зайти. Растерянно постояв перед закрытой дверью, Киллиан принялся расхаживать по комнате. Из гардеробной сначала доносились шорохи, потом еле слышный голос Сэма — возможно, он с кем-то разговаривал по телефону, а когда наступила абсолютная тишина, Киллиан насторожился. Он подождал еще немного и, подойдя к двери, попытался ее открыть. Дверь слегка поддалась, но не открылась — будто бы что-то подпирало ее изнутри. — Сэм, — Киллиан тихонько постучался в дверь и прислушался — тишина в гардеробной не была абсолютной, в ней можно было уловить тихие, сдавленные всхлипывания. — Что происходит, Сэм? — он постучал уже более настойчиво. — Не молчи. Поговори со мной, — от протяжного, захлебывающегося всхлипа у Киллиана заныло в груди, а когда за дверью вдруг воцарилась зловещая тишина, ему внезапно стало настолько муторно, что он обессиленно уперся лбом в закрытую дверь и прошептал, не надеясь что будет услышан: — Пожалуйста, Сэм. Пожалуйста… Дверь распахнулась неожиданно и резко, и Киллиан, на мгновение потеряв равновесие, все же удержался на пороге и замер — Сэм смотрел на него покрасневшими от слез глазами, а его плотно сжатые губы дергались и кривились, как будто мальчик силился ему что-то сказать, но почему-то не мог. — Что ты хочешь сказать мне, Сэм? — Киллиан обратил внимание на неснятую Сэмом куртку и заметил в руке своего мальчика рюкзак — тот самый, с которым он появился на пороге его квартиры. — Ты уходишь… — не отрывая взгляда от рюкзака, Киллиан выдохнул очевидности происходящего и привалился плечом к косяку. — Почему, Сэм? — он поднял глаза на мальчика, который по-прежнему молчал. — Ты обещал, что останешься со мной. — Я не хочу уходить, но я должен, — Сэм привалился спиной к распахнутой двери. — Должен? — Киллиан опешил, не понимая — почему Сэм поменял свое решение… Или же его кто-то вынудил это сделать. — Кто тебе сказал, что ты должен уйти? — Никто. Я с самого начала говорил тебе, что поживу у тебя только две недели, — Сэм облизнул губы. — Но две недели еще не закончились. — Да, — Сэм кивнул, соглашаясь с Киллианом. — Но обстоятельства изменились. И как бы мне не хотелось остаться с тобой, я… не могу. И объяснить всего тебе я тоже не могу. Прости. Тихое «прости» оглушило Киллиана, потому что прозвучало как «прощай». Но он не был готов отпустить своего мальчика вот так — прямо сейчас, без каких-либо объяснений. Киллиан интуитивно чувствовал, что если он сейчас позволит Сэму уйти, то больше никогда его не увидит. Он решительно шагнул к своему мальчику, который, вжавшись спиной в дверное полотно, не сводил с него блестящих влагой глаз. — Никуда ты на ночь глядя не пойдешь, — Киллиан перехватил лямку рюкзака и выдернул его из рук Сэма. — Сегодня у тебя был тяжелый день. На твоих глазах чуть не умер друг, и ты сейчас весь на эмоциях и принимаешь поспешные решения, о которых завтра можешь пожалеть. Я больше всего на свете хочу, чтобы ты остался со мной. И я знаю, что и ты этого хочешь. Так что нам мешает быть вместе? — Ты не понимаешь… — Сэм спрятал дрожащие ладони за спину и приложился затылком к дверному полотну, к которому прижимался спиной. — Да, я не понимаю! Я ни черта не понимаю, Сэм! — Киллиан отшвырнул рюкзак в сторону и подался к Сэму. — Может все-таки потрудишься мне хоть что-то объяснить? Чтобы я понимал, почему ты хочешь остаться, но не можешь. Так почему, Сэм? — мальчик предсказуемо молчал и сверлил его потемневшими глазами, а Киллиан чувствовал, как в нем начинала закипать злость. — Только не говори мне, что это твое решение! Я слышал, что ты с кем-то говорил по телефону. Кому ты звонил? Феликсу? Или в вашу долбанную гильдию?! Это они говорят тебе, что ты должен делать?! — Отчасти, — Сэм вздернул подбородок и прищурил глаза, в которых проскользнула та самая чернота, которая пугал Киллиана в первое время их знакомства. — Они координируют нашу работу. — Вашу работу? — Киллиан отступил и непонимающе нахмурился. — Ах, да! Как там сказал Локи — сфера обслуживания, служба сопровождения? Может я тоже часть твоей работы, а? Может кто-то заплатил за твои услуги, чтобы ты две недели обслуживал одинокого, потерявшегося в жизни, несчастного калеку? — Киллиан даже догадывался, кто мог устроить ему такой «сюрприз». — Поэтому и две недели, да? Потому что дальше не оплачено? — он видел, как Сэм дернулся, словно получил пощечину, но ничего ему не ответил, а лишь закусил губу и отвел глаза в сторону. — Это все моя сестрица устроила? Сколько она заплатила за твои услуги? — по выражению лица Сэма Киллиан понимал, что ему неприятны все эти хлесткие вопросы, которые он выплевывал со злостью, но не мог остановиться. — А Руфио? Он часть чьей работы? Твоей или Локи? Помимо своей основной работы вы занимаетесь вербовкой новых мальчиков? Вы прямо схлестнулись из-за него в ресторане, — Киллиан хмыкнул, когда Сэм снова дернулся, но поднял на него глаза и презрительно скривился. — Ну, и чем же так интересен вашей гильдии этот смертельно-больной парнишка, который одной ногой стоит в могиле? Что, есть и такие извращенцы, которым нужен эскорт живого мертвеца? Это насколько надо быть бесчеловечным, чтобы иметь такие желания? — Сэм игнорировал все его вопросы и смотрел на него вызывающе, словно молча соглашался со всеми подозрениями Киллиана. — Господи… Это просто чудовищно. Знаешь, я жалею, что реанимировал Руфио. Надо было дать ему умереть и обломать вашу больную на голову гильдию, — Киллиан скрипнул зубами и сделал глубокий вдох, чтобы немного успокоиться. В принципе, ему было наплевать на Руфио. Он вспомнил, как мальчишка цеплялся за Сэма, умоляя забрать его. Руфио сам хотел этого, так какое Киллиану до него дело? Правильно — никакого. В отличие от Сэма… — Почему ты занимаешься этим, Сэм? Почему не бросишь? Из-за денег? — Из-за обязательств. — И что же это за обязательства такие держат тебя в твоей пресловутой гильдии? — Однажды попав в гильдию, из нее уже невозможно уйти. — И давно ты в нее попал? — Давно… Как только… выписался из «Морган Стенли». Киллиан вдруг подумал, что гильдия — это какая-то благотворительная организация, занимающаяся проблемами тяжело-больных людей. Возможно, гильдия оплатила дорогостоящее лечение Сэма и Феликса. Может быть стараниями этой гильдии, мальчишкам повезло вовремя попасть в экспериментальные группы апробации новых лекарственных препаратов, которые и помогли им побороть болезнь. А вот Руфио повезло меньше, но гильдия все равно поддерживала его до самого конца. Может, те кто выздоровел, чувствуют себя обязанными и сотрудничают с этой гильдией. Странно, что Киллиан ни разу не слышал о такой организации от своих коллег. Надо бы поспрашивать… Да какая к черту благотворительность! Просто очередной закрытый клуб для толстосумов с извращенной фантазией, которую охраняет высокий уровень приватности. И Сэма как-то угораздило во все это вляпаться… — И что, теперь ты обязан работать на них пожизненно? — Можно и так сказать… — Сэм ухмыльнулся. — Кто-то же должен выполнять и такую работу. Теперь ты понимаешь, что мы не сможем быть вместе? — Потому что гильдия не позволит, да? Почему они распоряжаются твоей жизнью, Сэм? — Потому что моя… жизнь принадлежит гильдии, и я сам согласился на такие условия, — Сэм пожал плечами и оттолкнулся от двери, что все это время служила ему опорой. — И мне многое позволяют, — он усмехнулся и, на мгновение задумавшись, покачал головой. — Но не такое… Или поставят такие условия, на которые я заведомо не соглашусь.The Rasmus — Heart of Misery
— Какие условия? — Киллиан буквально ухватился за эту возможность вытащить Сэма из, как оказалось, пожизненной кабалы. — Сколько бы они не запросили за твою свободу, я готов заплатить. — Гильдия согласится только на самую высокую цену. — Я готов ее заплатить. — Ты не понимаешь, о чем говоришь! — в глазах мальчика снова блеснули слезы. — И ты не должен расплачиваться за мои ошибки! — О каких ошибках ты говоришь? — Эти две недели, проведенные с тобой, были ошибкой! — потемневшая зелень лихорадочно блестела сквозь застилающие слезы глаза, а губы болезненно кривились в сдерживаемых рыданиях. — Феликс предупреждал меня, что это плохо закончится. И я должен был послушать его и не приходить в эту квартиру. Я не должен был… Не должен… Но я не смог удержаться! Я хотел провести с тобой хотя бы эти две недели и снова почувствовать себя человеком! Господи… — Сэм совершенно по-детски размазал ладонями текущие по щекам слезы. — Зачем я только встретил тебя!!! Ты моя самая большая ошибка, Киллиан, за которую я буду расплачиваться вечно! — А тебе не приходило в голову, что нам было суждено встретиться?! — Киллиан схватил мальчика за плечи и встряхнул, чтобы хоть как-то привести его в чувство и остановить набирающую обороты истерику. — И знаешь, я тоже считаю, что ты моя самая большая ошибка в жизни! Но я ни о чем не сожалею и не хочу исправлять эту ошибку! Я всего лишь хочу, чтобы ты остался. — Я не могу! — Сэм поморщился и покосился на механические пальцы протеза, болезненно впившиеся в его плечо, которые тут же ослабили хватку. — Пойми же ты наконец! — он вырвался из крепко сжимающих его плечи рук и отступил. — Сколько гильдия получает за тебя от клиентов? — В смысле? — Сэм нахмурился, а его левая бровь изогнулась, выражая крайнее недоумение, на что Киллиан усмехнулся — по крайней мере, его вопрос прекратил поток слез. — Если ты не можешь уйти из гильдии, то я хочу стать твоим постоянным и единственным клиентом. Двадцать четыре часа в сутки, триста шестьдесят дней в году, пожизненно. Во сколько ты мне обойдешься? — Слишком дорого, — Сэм покачал головой и иронично дернул уголком губ. — И моим клиентом можно стать только один единственный раз. — Не понимаю… — Киллиан нахмурился — его начинали утомлять и недосказанность, и завуалированность того, чем вынужден заниматься Сэм… Почему бы не говорить об этом открыто? Какая-то игра-головоломка, в которой скрывается истина… — Гильдия каждый раз выдает тебя за девственника? Или ты так хорош, что все твои клиенты не выдерживают близости с тобой и мрут как мухи? Оторопелость во взгляде Сэма моментально сменилась на что-то такое пронзительно-колкое, отчего Киллиану стало не по себе, и он неосознанно передернул плечами, словно его обдало холодом. — Значит, хочешь стать моим клиентом? — глядя Киллиану прямо в глаза, Сэм сквозь зубы процедил свой вопрос, и, не дожидаясь ответа, быстро сбросил ботинки, откинул их в сторону и одновременно дернул плечами, скидывая с них куртку, которая аккуратно съехала на пол. — Может, сначала испытаешь свое будущее приобретение? — он медленно расстегнул пуговицы пиджака, который через мгновение оказался на полу рядом с курткой. — Может тебе не понравится? — Сэм расстегнул несколько пуговиц на рубашке и, быстро сняв ее через голову, откинул в сторону и взялся за ремень брюк. — Вдруг ты будешь разочарован? Может я окажусь невыгодным приобретением? — Сэм, что ты делаешь? — происходящее Киллиану совсем не нравилось. — Раздеваюсь… Для клиента… — Сэм переступил через сброшенные вместе с бельем брюки, приблизился вплотную к Киллиану и взялся за верхнюю пуговицу его рубашки. — Или ты сам хотел раздеть меня? — Послушай… — Ты же хочешь меня… — Сэм расстегнул пару пуговиц на рубашке Киллиана. — И все время хотел… — он вцепился пальцами в тонкую ткань и дернул Киллиана на себя. — С самого первого дня… — их губы разделяли какие-то дюймы, и Киллиану казалось, что еще немного, и он получит свой долгожданный поцелуй, но Сэм держал между ними безопасную дистанцию, дразня его трепетом своего дыхания. — Я видел это и чувствовал… — Сэм потерся бедром о пах своего выглядящего ошарашенным собеседника. — Ты и сейчас меня хочешь, несмотря на то, что обо мне узнал, — глядя Киллиану в глаза, он провел ладонью по взбугрившейся ширинке его брюк. — Ты ведь хочешь меня, Киллиан… — усмехнулся, когда Киллиан дернулся, пытаясь сбросить его ладонь, и взялся за пряжку ремня брюк, которую принялся расстегивать. — Ну, так давай. Чего ты ждешь? Я не против тест-драйва… Киллиан облизнул высушенные дыханием Сэма губы — он безумно хотел этого мальчика, обнаженность которого и вот такая открытая доступность опьяняли до головокружения. Он хотел этой близости. С самой первой их встречи он все время подавлял в себе это желание. А потом оно ушло на второй план, но никуда не делось и периодически давало о себе знать. Но сейчас оно болезненно-сладко пульсировало внутри, перетирало внутренности горячими жерновами, выкручивало кости, сводило с ума… Хотелось прижать к себе это желанное тело, скользить ладонями по теплой коже, ощущать его трепетную податливость… Уткнувшись носом в ямку над по-детски тонкой выпирающей ключицей, вдыхать сладковатый запах кожи и чувствовать под губами бьющуюся в такт с сердцем сонную артерию… Зарыться пальцами в мягкие волосы, немного оттянуть назад голову, заглянуть в замутненную зелень глаз, припасть к приоткрытым губам и наконец отпустить так долго сдерживаемое желание… Целовать. Жадно. Везде. Сжимать. Мять. Развернуть. Впечатать в стену. Прижаться всем телом. Шептать. Прикусывать. Раздвинуть ноги. Пройтись ладонью по упругим ягодицам. Сжать. Раздвинуть. Потереться. Скользнуть пальцами по сжатому колечку мышц. Сплюнуть. Растереть. Помассировать. Почувствовать податливость. Толкнуться пальцами в горячую тесноту… Пряжка ремня звякнула как-то жалобно и вместе с тем отрезвляюще. Именно сейчас поддаваться искушению было нельзя. Неправильно. Опасно. И если он подведется на эту провокацию, то разрушит все. Убьет их обоих. — Прекрати, Сэм! — Киллиан перехватил руки мальчика, который пытался вытащить рубашку из его штанов. — Я не это имел в виду. — Не это? Не это?! А для чего ты хочешь купить меня?! Хочешь стать моим клиентом?! Так давай! Начинай! — Сэм вырвал руки из захвата, схватился за края рубашки и дернул их в разные стороны с такой силой, что пуговицы разлетелись не только по гардеробной, но и отлетели в гостиную. — Перестань! Сэм настойчиво дернул рубашку, пытаясь ее стащить с плеч Киллиана. — Не надо, Сэм, — Киллиан попытался разжать вцепившиеся в его рубашку пальцы, показавшиеся ему холодными. — Я не хочу так! — А как ты хочешь?! Где ты хочешь трахнуть меня?! Прямо здесь? В гостиной, спальне, ванной?.. Где?! Может быть на кухне?! Или везде сразу?! — Сэм… — Киллиан обхватил ладонями искаженное злостью лицо своего мальчика, чтобы заглянуть в его глаза и чтобы он наконец услышал его. — Желание клиента должно удовлетворяться в полной мере! — Сэм дернул головой, высвобождаясь из ладоней Киллиана. — Двадцать четыре часа в сутки! Триста шестьдесят пять дней в году! Пожизненно! — Посмотри на меня, Сэм! — Давай, испытай свою игрушку! От хлесткой звенящей пощечины Сэм на мгновение замер, ошарашенно глядя на Киллиана, а потом, цепляясь за него, сполз на пол, надрывно всхлипнул, закрыл ладонями лицо и разрыдался.Javeon — Deepest Cut
— Сэм… — Киллиан вздохнул, опустился на колени, снял с себя лишенную всех подчистую пуговиц рубашку, набросил ее на худые конвульсивно вздрагивающие плечи, завернул в нее Сэма, обхватил его и прижал к себе. — Прости меня, я не знал, как еще тебя остановить, — он пригладил ладонью растрепанные волосы мальчика и прижался к ним губами. — Прости, прости, прости… — каждое виноватое «прости» сопровождалось поцелуем и новым приступом рыданий, рвущим душу на части. — Господи… Сэм, я безумно хочу тебя, но не хочу вот так… Это все как-то неправильно… Ненормально… — Киллиан, сжимая Сэма в объятиях, покачивался из стороны в сторону, словно укачивал ребенка. — Я не хотел обидеть тебя, просто… Ты сказал, что никогда не сможешь уйти из гильдии, — Киллиан скрипнул зубами, — и я предложил вариант, при котором мы могли бы быть вместе. Ты не можешь уйти из гильдии, а я не смогу жить без тебя, мой мальчик, — возможно, монотонные укачивающие движения успокоили Сэма, который прижимался к груди Киллиана и лишь изредка всхлипывал. — Ты самое лучшее, что когда-либо случалось в моей гребаной жизни. До встречи с тобой я никогда никого не любил. И вообще не верил в любовь. — А теперь веришь? — Сэм вскинул голову и по-детски шмыгнул носом. — Верю, — Киллиан вытер дорожки слез со щек своего мальчика и прижался губами к его прохладному лбу. — С тобой я готов поверить во что угодно… В рай, ад, синих человечков, снежных людей, черта и даже снова в Господа нашего Бога. — Верить во что-то нужно обязательно… — Ты разделил мою жизнь на «до» и «после», Сэм. И если прежний Киллиан Джонс именно трахался, удовлетворяя потребности своего тела, то сейчас… Сейчас я хочу заниматься любовью… С тобой, — Киллиан поднялся и подхватил с пола на руки не сводящего с его вновь ставших зелеными глаз Сэма. — Потому что я лю… — Не надо, — Сэм, не дав ему договорить, зажал ладонью его рот и покачал головой. — Не говори мне этого сейчас. Может когда-нибудь потом, но не сейчас. — Когда-нибудь потом? — Киллиан вынес свою драгоценную ношу из гардеробной и направился в спальню. — Это дает мне надежду. — Надежда — это стимул жить, несмотря ни на что. — Философ ты мой, — Киллиан бережно уложил мальчика на кровать, убрал прилипшие пряди с его лба и легонько коснулся губами ритмично пульсирующей венки на виске. А потом, пристроившись рядом, натянул на них конец одеяла и обнял своего мальчика. — Мой стимул жить — это ты, — он покрепче прижал к себе прильнувшего к нему Сэма. — Ты моя вера, надежда и… — И ты что-то говорил про занятия любовью, — Сэм потерся носом о его грудь. — Может… — Потом, — Киллиан улыбнулся этой невинной ласке и уткнулся носом в вихрастую макушку. — Когда-нибудь. Но не сейчас… Ты же помнишь условия? — мальчик вздохнул, и его нос начиркал на груди Киллиана своеобразное согласие. — И менять его я не собираюсь. Поэтому, если ты не готов его выполнить, то давай спать. Киллиан так и уснул под сердитое сопение вжимающегося в него мальчика и сдерживая себя под его пытливыми поцелуями, которые от выполнения основного условия их близости были очень далеки, а когда проснулся — Сэма уже рядом не было. И Киллиану очень хотелось верить, что Сэм ушел за их ставшим традиционным утренним кофе, но… «Прости меня, но я должен уйти. Я хотел бы тебе все объяснить, но не могу. Придет время, и ты сам все поймешь. Мы не сможем быть вместе. Не ищи меня. Забудь. Вернись в свою жизнь. В ней есть смысл и без меня. Прощай». Мальчик просто ушел, оставив на примятой подушке записку — ровные строчки, старательно выведенные каллиграфическим, немного детским почерком. Исчез, как и все их фотографии со стены. Он не оставил ни одной. Ни клочка. Ни малейшего воспоминания, что они были… Он оставил на кухонном столе телефон, с которого удалил все контакты и фотографии, кроме единственного кадра, который поставил на заставку. Он любил этот момент, застывший во времени — их недопоцелуй под веткой омелы. Он оставил ключи от квартиры и кабинета. Он оставил абсолютно всю одежду, купленную для него. Не только все эти модные рубашки блейзеры, которые он терпеть не мог, но даже красный пуховик, который он очень любил. Он забрал лишь: свой потрепанный рюкзак; часы — недорогой, но узнаваемый брэнд, которые Киллиан покупал ему в подарок, еще в самом начале их отношений, но подарил только на Рождество; и елочную игрушку — белокрылого мальчика-ангела, играющего на дудочке… Сжимая в руке клочок бумаги — единственное, что ему осталось на память о его мальчике — Киллиан бесцельно бродил по квартире, натыкаясь на предметы, как слепой котенок. Он совершенно не чувствовал холода, которым тянуло из приоткрытой балконной двери. Не замечал ярких красок, которые ожили от лучей утреннего солнца. Не чувствовал запахов, которые еще вчера витали в квартире. Он ничего не чувствовал кроме жгучей боли в сердце, будто бы в него воткнули нож. Он чувствовал пронизывающий насквозь холод лезвия, и как его сердце судорожно колотилось, словно захлебывалось кровью. Он прокручивал в голове вчерашний день, вечер и ночь, пытаясь понять — почему? Почему… Почему? Почему, черт возьми?! Он пытался разгадать загадку, ответ на которую скрывался во всех тех недосказанностях и завуалированностях, в которых скрывалась правда… Из размышлений его выдернул звонок телефона, к которому он бросился в надежде, что это звонит Сэм. — Алло! — Доктор Джонс, это Роуз. Вы просили позвонить, если с Руфио что-то случится. С тем мальчиком, которого вы положили вчера вечером в реанимацию… — нерешительная пауза. — Говорите, Роуз, — Киллиан уже знал, что услышит. — Он умер. Ночью. Простите, что сразу не позвонила… Роуз еще что-то говорила о родителях мальчика, которые хотели встретиться с доктором Джонсом и поблагодарить его, за возможность проститься с сыном, но Киллиан почти не слушал. В голове почему-то колотилась сказанная Роуз фраза — он умер. И Киллиану Джонсу казалось, что это он умер, потому что жизнь без зеленоглазого мальчика с забавно оттопыренными ушами и постоянной саркастичной ухмылкой больше не имела никакого смысла.