***
До своей комнаты Юнги добирался нарочно медленно, разглядывал уже осточертевшие за столько лет обучения стены, хотя и метка с каждым шагом только торопила, жгла и зудела, заставляя все время касаться себя руками. Будто она уже просто хотела вырваться, избавить себя от Мина, который лишь сопротивлялся ее желаниям. Жить отдельно от него. Хотя, был бы тогда смысл в ее существовании?.. — Господи, я надеюсь, что это ходячая проблема спит, — Мин тихо постучал в дверь комнаты, переживая застать младшего без одежды, ибо кто знает, как переклинит его сознание в таком случае. Хотя перед уходом он и попросил Чона не запираться на ночь. Сказал, что придет поздно. Но хотелось все же удостовериться. Узнать, насколько хороша память его уже не такого уж нового соседа по комнате. — Да? Кто там? — почти сразу послышался сонный, такой спокойный, даже сдавленный голос. Пускай даже едва слышный стук в дверь заставил брюнета проснуться, ведь он так долго ждал его. Всего на минутку закрыл глаза, думая, что успеет немного вздремнуть до прихода Шуги. Ему обязательно хотелось встретить его. Обнять. Да-да, именно обнять. Потому что, кажется, Чонгук, наконец-то, смог собрать все свои чувства, желания в кулак, рассказать, что терпеть то притяжение, которое он испытывает к Мину, больше просто невозможно. Чон медленно открыл глаза, сев на кровати, задумываясь, не понимая, откуда идет звук, точнее стук. И почему не слышно голоса, привычной фразы, просьбы о разрешении войти. — Какой сегодня день? — спросил куда-то в пустоту, понимая, что за окном темно, а тянуться к ночнику не позволяет лень. — Ночь… Вид парня выдавал усталость. Что ни странно, ведь сегодня он провел весь день на парах, сдавая зачеты, свой незаконченный сценарий. Даже смог вымолить у преподавателя разрешение отсрочить сдачу своей зачетной работы еще на недельку, ссылаясь на болезнь и переезд. Хотя, на самом деле, виноваты во всей его неуспеваемости мысли, не дающие даже спокойно спать. Мысли о Мин Юнги. На голове творился неописуемый бардак. Пряди челки залежались кверху, будто их специально так уложили. А глаза выражали такую потерянность, будто он забыл не только то, какой сегодня день, но и вообще кто он сам и что он тут делает. — Значит, не спит, — надежды и мечты Юнги просто лечь спать, не видя личика младшего, которое вообще никак не привлекало его или привлекало, но Шуга пытался это старательно скрыть, зато тянуло к себе метку, рухнули, и в голове послышался характерный хлопок. — Ладно… Отойдя от двери, Мин облокотился на стену, сползая по ней и садясь на пол, прислоняясь к холодному бетону. Надпись чуть ныла, хотя Шуга за все-то время, что уже знал Гука, успел к этому привыкнуть, даже в редких случаях переставал замечать. Голову вновь заполнили мысли. Как и всегда. Как и всегда, когда приходит ожидание. Снова милые щечки Чонгука, его странный, но по-своему красивый взгляд, пухлые губы. Особенно губы. Они в голове занимали, похоже, главное место. — Ну, никого, так никого, — так и не дождавшись ответа, сонно потирая узкие ото сна глаза, брюнет опять упал на подушку, которая так умело приняла в свои объятия, придавая мечтам, снам, скрытым желаниям, лег спать обратно, практически сразу проваливаясь в дремоту. Он что-то говорил во сне, а надпись предательски болела. Хотя Чон привык к этому и не обращал уже особого внимания на перебинтованную руку. Парень видел идеальный сон. Будто он и Мин встречаются. Гуляют по какому-то зеленому парку, окруженному такими же зелеными деревьями, солнцем, а самое главное - гуляют, держась за руки. Юнги нежно целует его руки, щеки, губы. А сам Чонгук только вздрагивает из-за этого, улыбаясь, обнимая сквозь сон подушку. Они берутся за руки на публике, не боясь слов общества, Мин нежно целует, забывая, что на них смотрят, и говорит милости. Гукки улыбается. Улыбается так искренне. Так по-настоящему.***
Около пятнадцати минут Юнги просто сидел на полу, разглядывая соседнюю стену и удивляясь, что он вообще тут делает. Целый день на работе, он устал, в конце-то концов, но продолжает сидеть тут. Причем ему начинает казаться, что сидит он без дела, когда на улице почти полночь, вовсе не, потому что не хочет вновь натворить глупостей, просто боится разбудить нового знакомого, о котором знал только несколько очевидных вещей. Первое: парня зовут Чон Чонгук, и его имя каким-то странным образом выведено на его ключицах. Второе: он учится на первом курсе режиссуры. И, наконец, третье: они вынуждены делить комнату, хотя, за время общения стало ясно, что метки на их телах не случайны, ибо тянет только из-за них. И тянет просто нереально, до состояния, когда просто забываешь обо всем. Так вот, прошло пятнадцать минут, и Мин тихо встал с пола, аккуратно, чтобы не разбудить мелкого, открыл дверь, медленно проходя во внутрь, стараясь в темноте ни обо что не запнуться. — Господи, как мило сопит, — Юнги нашел в кармане пачку сигарет, обойдя всю комнату и включая ночник над кроватью Чона, дабы лучше рассмотреть его лицо. Всего лишь рассмотреть лицо. Это же еще ничего не значит, да? Открыв окно, чтобы не вредить младшему сигаретным дымом, Шуга закурил, забираясь на письменный стол с ногами и рассматривая черты лица Гука. — И за что мне это? Ты ведь не случайно оказалась со мной, да? — темноволосый аккуратно потер открытые ключицы, уже спокойно, так, будто совсем привык, не удивлялся. Да он, черт возьми, ничему уже не удивлялся после развода родителей. — Тянет меня к нему. И это ты виновата. Выпуская клубы дыма нарочито в окно, каждый раз отворачиваясь к форточке, Мин скользил взглядом по спокойному лицу младшего. Парень иногда щурится от света ночника, но все равно продолжает спать. Улыбаться во сне так, что, кажется, ему снится что-то хорошее, солнечное. Шуга тихо кашлянул, вновь затягиваясь и задыхаясь вредной привычкой. У Гука острые скулы и длинные ресницы. Все лицо такое аккуратное, будто действительно женское, а Юнги ловит себя на мысли, что парень очень милый, и он был бы не против даже сейчас обнять его. Причем не по велению метки, а просто так, потому что спит слишком мило. А сам Шуга просто слишком давно один, слишком давно не чувствует тепла. — Ну и ладно, — выбрасывая окурок, Мин высунулся в окно, разглядывая небо, все еще сидя на столе и подтягивая к себе ноги. — Справлюсь как-нибудь… И ты не заставишь меня быть рядом с ним, разве что я сам этого захочу. Чон же тихо продолжал спать, посапывая, как маленький ребенок. Двадцатилетний ребенок. Его лицо выражало спокойствие, несмотря на разговоры Юнги, на сигаретный дым. Иногда, правда, он щурился от включенного ночника, собственных мыслей. В его сне царила милота, теплота, уют и тихие добрые моменты. Они с Мином сидели в кафе. В уютном небольшом кафе на открытой веранде. Что-то бурно обсуждали, хотя и старались сильно не шуметь, не мешать остальным, перебивая друг друга. Смеялись, если их мысли совпадали. А Юнги аккуратно целовал его губы, длинные аккуратненькие пальцы, с удовольствием наблюдая, как появляется румянец на бледных щечках, если парень начинал слишком сильно кричать, перебивать, затевать ссору. Юнги, наконец, не вынося громкого смеха Чонгука, в очередной раз, привычно, признался ему в любви, надеясь так заглушить наигранные крики. Парень не чувствуя грань между реальностью и сном, негромко проговорил: — Я тоже люблю тебя, мой Сахарок, — перевернувшись и закутавшись в одеяло с головой, ибо из окна уже слишком сильно дуло, продолжил видеть теплые сновидения, главное место в которых привычно занимал Шуга. Сказать, что Юнги слегка офигел — ничего не сказать. Хотя он и наполовину высунулся из окна, вдыхая морозный воздух и чувствуя, как по коже разбегаются мурашки, все, что происходило в комнате, прекрасно слышал. Тем более, в ней царила такая тишина, что шепот младшего казался криком, а слова резали слух. И именно из-за этих слов Мин чуть не выпал из открытого окна, встречаясь с асфальтом. Мгновенно вернувшись в комнату, из которой, в принципе, никуда и не выходил, Юнги уставился на кровать. Чон уже лежал к нему спиной, поэтому он просто не мог видеть его лица. И вообще, видеть спит он или нет. — Во сне что ли разговаривает? — метка кольнула ключицы, как бы намекая, что нужно ответить. — Да отстань ты. Это ты его любишь, а не я. Юнги тихо сполз со стола, стягивая джинсы и толстовку, поворачиваясь к кровати младшего спиной. Переодевшись, он вновь подошел к Чонгуку, подаваясь порыву и опять целуя открытую метку на запястье через белые бинты, с силой отстраняясь. — Господи, дожили, — проворчал он, отходя к своей кровати. — Уже подчиняюсь желанием какого-то рисунка. Или не рисунка. Как тебя там называть?.. Откидывая одеяло и заваливаясь на свою кровать, Мин уснул почти сразу, не видя снов, не думая ни о чем. И все бы хорошо, только вот утро ему было суждено встретить не в своей кровати. Совсем не в своей.