They met thanks to a tattoo.

Холодная вода немного успокоила мысли. Чонгук, хотя и понимал, что между ним и Юнги ничего, кроме объятий-то и не было, но мысли все равно вязались узлом, не давая понимать очевидных фактов. Сейчас на первом месте был странный вопрос «почему?». Почему Шуга проснулся с ним в одной кровати? Неужели его тайные мысли, желания выразились именно ночью и именно таким способом? Или это опять метка? Ведь во время сна намного легче управлять телом и сознанием. Почему Юнги обнимал его, если кроме метки рядом ничего не держит? Зачем вообще все это? Надписи, нереальное притяжение… Да черт, нихрена вода не успокоила. Стало только хуже. В то же время, Юнги точно также не могло успокоить одеяло и, вроде бы, своя кровать. Ему казалось, что все вокруг просто пропитано младшим. Руки, футболка, подушка. Да он весь сам. Полностью. Как губка впитал его запах, образ. Мин закрывал глаза и видел перед собой аккуратные розовые губы. Открывал — только стена. Снова закрывал глаза и снова видел перед собой милую улыбку и наивный детский взгляд. Раздражало, просто бесило. Казалось, что проще уже смириться, чем глупо отрицать свои желания, желания метки на ключицах. Легче просто принять тот факт, что они либо будут вместе, либо можно сразу сигануть с крыши и избавиться разом от всех проблем. Конечно, Юнги привлекала перспектива самоубийства. Подумаешь, ну каких-то там пару секунд свободного полета, а потом собирайте по асфальту. Он не против. Страшно только, что пять этажей общежития или семь — главного здания университета не помогут. А оставаться инвалидом на всю жизнь ой как не хочется. Тем более, никому ненужным инвалидом, ведь, по сути, у него совсем никого нет: ни родных, ни семьи, ни друзей — только Чон Чонгук, которому, в случае чего, Мин уверен, метка не позволит уйти. Брр… нет, этого ему не надо. Так еще хуже… Юнги прижался лбом к стене, пытаясь уловить как там, в ванной, слышатся тихие удары капель воды о стенки душевой кабинки. Честно говоря, сейчас ему больше всего хотелось слышать мысли Чонгука, научиться понимать, о чем он думает. Из-за стены слышались тихие всхлипывания и какие-то обрывки фраз, что наводило на самые странные мысли. Юнги поморщился. Теперь желание усилилось в разы, ибо охватил какой-то странный интерес. А как Чонгук отреагировал на то, что они проснулись вместе? Мину как-то все равно. Проснись он хоть в гробу, его бы это не удивило. Перевернулся бы на другой бок и спал себе дальше. А вот Чон? Интересно, приятно ли ему, что они делили постель этой ночью? — Проклятая татуировка, — как бы отмахиваясь, уже по-доброму обратился Юнги к метке, закрывая глаза и улыбаясь образу младшего в своей голове. Уже не матерился и не орал сам на себя за всякую ерунду. — Не отвяжешься ведь теперь, да?

***

Выйдя из ванной спустя минут пятнадцать, Чонгук быстро оделся, то и дело, бросая быстрые взгляды на кровать, где «спал» Юнги, и принялся собирать тетрадки, учебники и прочие вещи, разбросанные почему-то по всей комнате. В его голове всплывали странные вопросы, вроде: «Какого черта?», «Что, блять, тут творится?». Да-да, в общем-то, вода не успокоила окончательно, и сейчас парень лишь придавался панике. Чон ругался, вещи падали на пол, создавая еще больший бардак. Теперь уже по комнате валялись не только рубашки и джинсы, но и кипы тетрадок, разных листочков, которые нужно было бы отправить в мусорную корзину, но разве ж это кому-то надо? Психанув, Гук тупо сгреб все в рюкзак и спешно выбежал из комнаты. Правда, через минуту парень вернулся, забыв что-то из принадлежностей или просто не желая уходить. Он снова кинул взгляд на кровать соседа, который, кажется, даже не поменял позу, также пялился в стену и думал о чем-то. На самом деле, в голове были мысли только о том, как скорее избавиться от присутствия младшего и нормально подумать, понять, что ему делать дальше. Поддаться велению метки и сердца и, расслабившись, плыть по течению или же продолжать строить из себя правильного и злого парня, которому на всех и на все плевать. — Блять, какого черта я так быстро собрался, — до парня вдруг дошло, что до пары еще дохрена времени, а значит, есть минутка, чтобы собрать остальные вещи, побегать и поорать — чем он, к слову, сейчас и занимался. — Блять, Чонгук, ты бесишь, — в ответ ему попытался переорать Юнги. — Материться прекрати уже. Мелкий сильно. И орать тоже. Дай поспать! — Хорошо-хорошо, не ори только, — Гук внезапно заткнулся, виновато отводя взгляд и вновь ставя сумку на деревянный стол. Почему-то, когда Юнги просил о чем-то, особенно в подобной грубой форме, парень резко тушевался, тут же меняя свой взрывной характер на мягкий и спокойный. Казалось, даже ужасные мысли сразу уходили из головы. — Извини, за мои маты. Я переборщил, — уже спокойно ответил он, запихивая вещи обратно в эту гребаную тумбочку, только теперь уже ругаясь про себя. — Мир? — подходя к кровати и протягивая руку Юнги, проговорил Чонгук с надеждой в голосе, надеясь, что так не откажут. Повернувшись на голос, и сонно открывая глаза, хотя и не спал (все же три курса и несколько занятий актерской игры должны были рано или поздно пригодиться), Юнги вопросительно поднял одну бровь, разглядывая младшего. Одним словом — идиот. Только вот Мин так почему-то не считал. Он вообще никак не считал. Он, кажется, привык к парню больше, чем нужно. Больше, чем нужно в принципе, ощущая, что он ему даже не друг, но и не знакомый. Просто человек, к которому тянет больше, чем к кому-либо, причем во всех планах. — Другую руку, — потребовал Шуга, замечая, что метка на запястье с другой стороны. — Эта меня не интересует. Кхм… — помедлил. — Эта не интересует мою метку. — Ой, прости, — опомнился, протягивая другую руку, парень. Брюнет все еще не верил в то, что это происходит с ним и сейчас. Его мысли смешивались и превращались в бред, состоящий из одного единственного предложения: «Чонгук, ты придурок. Хватай его и беги в ЗАГС!» Юнги осторожно коснулся ладони младшего, сжимая тонкие пальцы и снова притягивая его к себе. В голове же все было чуточку проще: «Мин Юнги — законченный идиот! Все ему объяснять нужно. Берешь, тянешь, обнимаешь, трахаешь, не отпускаешь всю жизнь — баста, счастье». Шуга снова поморщился, стараясь отогнать собственный внутренний голос. Особенно, когда он отчетливо произнес «трахаешь». — Мир, — приложив запястье Чона к своей метке и тяжело выдохнув, Юнги закрыл глаза, ощущая, как по телу разливается жар. — Только не ори. — Мм, Юнги, — поморщившись, вдруг робко пискнул брюнет. Запястье жгло, а по телу от него разливалось тепло. Чонгук совсем не хотел отрываться от парня. От его теплых рук и пустых глаз, хотя и сейчас в них, вроде бы, горела искра какого-то счастья. Он лишь смирно стоял, наблюдая за действиями старшего. — Что ты хочешь сделать? — тихо спросил младший, но тот его не слушал. Щечки Чона покрылись румянцем, а Гук опустил голову, чтобы Юнги не увидел его смущения. — Гук, ты как девочка, — Юнги поднял голову, не открывая глаз, чуть вздрагивая и ощущая дикое желание прижать к себе темноволосого парня. — Да ладно-ладно, не жги ты так. Поцелую я его, поцелую. Когда-нибудь… — одними губами. — Юнги, у тебя не возникает желание обнять меня? Ты так смотришь, — парень говорил, не останавливаясь. Ему сейчас хотелось высказать все-все, все, что чувствует, все, что накопилось. Брюнет нервничал, смотря на покрасневшее запястье, руку, по которой шли бордовые пятна. - Что же ты так ноешь? — У меня много что возникает, когда ты рядом, — фыркнул Мин, потянув младшего за запястье, заставляя чуть покачнуться. — Я точно с ума сошел. Пойдем в дурку?.. — Ты не сошел с ума, — тихо сказал Гук, не понимая, шутит Юнги или нет, это вообще было слишком сложно сейчас для него, поддаваясь старшему. Чону не хотелось бежать, кричать, как раньше, когда еще не понимал, что за чувства его переполняют, и взаимны ли они. Он желал, чтобы это длилось вечно. Сердце билось в быстром ритме, словно бешенное, стараясь выпрыгнуть из груди, остановиться после еще одного гулкого стука. — Надписи… все они. — Это я уже понял, — покачал головой Шуга, аккуратно обнимая младшего, сцепляя руки в замок за его спиной. — Я уже не понимаю, где кончаются мои чувства и начинаются желания метки. Чонгук подался вперед, внезапно для себя, падая в объятия Мина. Он не сопротивлялся, а только наслаждался моментом. Руки предательски дрожали по вполне понятной причине. Зрачки почти полностью закрыли радужку. — Я люблю тебя, Шуга, — прошептал парень, пытаясь понять, что сказал. — Что я несу?.. — Ну вот, твой язык тоже не подчиняется тебе, — Юнги страдальчески нахмурил брови, вслушиваясь во вторую часть предложения. — Хоть чем-то мы похожи. Если станет легче, то я тоже тебя люблю. Тот я. — Куда я попал? — спросил сам у себя младший. Объятия Мина согревали и успокаивали. Теплые руки старшего нежно обхватывали талию Чона, от чего он невольно простонал. — Ты никуда не уходил, — тихо прошептал Мин, уткнувшись носом куда-то в живот младшего. — Господи, дурацкие метки, вот как с ними жить, как их теперь свести?.. — Думаю, сейчас это невозможно, — Чон снова тихо простонал от горячего дыхания старшего. Чувства смешались. Он не знал, что делать и как действовать сейчас, когда хочется просто зависнуть в матрице этого момента. — Ты на пары опоздаешь, — прошептал Юнги, понимая, что его желание избавиться от надписи абсолютно нереально. Хотя он и торопил парня, чтобы не натворить глупостей, сам отстраняться, совсем не спешил. — Иди… — Мне совсем не хочется от тебя уходить.