Мелком по асфальту

Тебя зовут Джейк Инглиш, завтра тебе исполняется 27 лет и ты с довольным видом покупаешь в магазине диск с фильмом, который мечтал посмотреть вот уже два месяца. Вместе с этим фильмом ты берёшь ещё парочку приключенческих боевиков, где крутые парни стреляют из пистолетов, один фильм с Николасом Кейджем, который недавно крутили на экранах и наконец-то выпустили на DVD, и специально для нового парня Джона — мистический ужастик с наибанальнейшим, тупейшим развитием сюжета. Как раз такой, какие любит Дейв — про подростков, которые едут одной компанией отдыхать за город и попадают в мистическую, смертельно-опасную переделку. Ты думаешь о том, что завтра определённо будет отличный день, а ещё о том, что всё как-то резко, будто бы кинематографично, наладилось в твоей жизни. Мысль об этом сама собой раскручивает цепочку событий и ты вспоминаешь, как в конце июля твой племянник попал под машину, как ты (возможно? ты почему-то сомневаешься в этом) просиживал в больнице около его койки целыми днями, и как после двух тягостных, изматывающих недель, в больничной палате объявилась странная парочка молодых людей. Ты никогда не встречал их раньше, ты мог бы поклясться в этом — вряд ли бы ты забыл эти странной формы солнечные очки. По виду близкие родственники (они оказались братьями), они просто в один из дней постучались и неслышно вошли в помещение. Ты вздрогнул, когда крепкая рука старшего из них уместилась на твоём плече. Поднял больные, усталые глаза, взглянул на это лицо, идеально-гладкое, без щетины, прыщей или ниточек вен, похожее на лицо с плакатов из подростковых журналов. И почему-то сердце испуганно заколотилось в груди. Ты медленно отвернулся, чтобы посмотреть на мальчика-подростка, ровесника твоего Джона, на то, как он осторожно присаживается на край кровати рядом с твоим племянником. И мягко улыбнулся. Причина, по которой они пришли, была банальной — оказывается, именно Дейв был тем парнем, который попытался оттолкнуть Джона с траектории машины. Не успел чуть-чуть, его самого здорово задело (что подтверждала рука в гипсе и пластыри на лице), но он захотел увидеть того, кого попытался спасти. Старший из них, Дирк (он носил очень уж странные треугольные очки), извиняюще улыбнулся. Голос его был глубоким и каким-то ласковым, уверенным в интонациях. Вкратце тебе рассказали о том, что мальчики оказывается уже знакомы, и что Дейв познакомился с ним в новой школе, куда его перевели в связи с их недавним переездом из Техаса. Что Дейв очень настаивал на этом посещении, когда узнал, что Джон недавно очнулся, а он не смог ему отказать. И всё это — чуть вкрадчивым тоном, сжимая пальцы на твоём плече. От глубокого, уверенного голоса в груди что-то дрожало, и Джейк никак не мог понять, от чего идёт эта дрожь. Жар чужой руки казался приятным, убаюкивающим, и ошибочно Джейк принял эти ощущения за симпатию. За сильную симпатию, которая вызывает неудобство тогда, когда ты впервые видишь перед собой нового человека и хочешь узнать его ближе, но одновременно с этим сомневаешься, что этот человек думает о тебе в точно таком же ключе. И поэтому — когда Дирк Страйдер улыбнулся ему, Джейк улыбнулся в ответ. И поэтому — когда Дирк Страйдер, заговорщицки приставив указательный палец к губам, шёпотом предложил оставить этих двоих наедине, Джейк пошёл вслед за ним. Они дошли до фойе, где мистер Страйдер-старший купил в автомате один на двоих стаканчик кофе. И они распивали его, держа в руках одновременно — их пальцы переплетались, а сами они склонили головы, стоя у стенки и тихими голосами ведя разговор о всяких несерьёзных вещах. Конечно же время пролетало незаметно. Как могло быть иначе? Дирк оказался прекрасным собеседником, и ты наконец-то смог скинуть с себя этот тяжёлый груз ответственности и усталости. Ты впервые за долгое время улыбался. А на душе было удивительно спокойно, несмотря на скребущее в груди ощущение тревожной опаски. Почему-то ты был твёрдо уверен, что теперь всё будет хорошо. На прощание вы обменялись номерами телефонов, мейлами и никнеймами в популярном американском чатклиенте, а Дирк галантно сжал пальцы протянутой руки и растянул губы в какой-то совсем уж умопомрачительной и завлекающей улыбке. Оставив тебя стоять с бешено колотящимся сердцем, полупустым стаканчиком кофе в руках и полностью сбитым с толку от нахлынувших ощущений. Этим вечером к тебе в лист знакомых добавляется ещё один аккаунт и вы всю ночь болтаете о совершеннейшей ерунде. И почему-то ты давно уже не ощущал себя настолько счастливым. На следующее утро ты опаздываешь на работу, но тебя это почти что не волнует. * Джон как-то слишком стремительно идёт на поправку. Это невероятно — врачи ходят взбудораженными первые несколько дней, добиваются от тебя, как от опекуна мальчика, разрешения на проведение каких-то непонятных анализов. Ты испуган куда сильнее, чем можно подумать, глядя на растерянное выражение твоего лица. Дирк, стоящий рядом, коротко сжимает твою руку в молчаливой поддержке, а Дейв холодно щурится и смотрит на врачей пронизывающим, колким взглядом (возможно щурится и смотрит, ведь за этими непроницаемо-чёрными очками ты всё равно ни черта не видишь). На следующий день все как будто об этом забывают и готовят Джона к выписке, а Дирк успокаивает тебя — всё в порядке, Джейки, всё хорошо. С Джоном всё будет в порядке, я обещаю. Ты опускаешь лоб на плечо Дирка и закрываешь глаза. Казалось бы, тебя должно это хоть сколько-нибудь обеспокоить. Но этого, конечно же, не происходит. Дирку стоит только сказать что-нибудь своим сладким голосом, пообещать тебе, что проблема будет решена в кратчайшие сроки, а у тебя уже сваливается с души огромный камень. И уже всё равно, что где-то внутри испуганно пищит тоненький голосок — о том, что опасно, о том, что нельзя доверять этому человеку, о том, что зря Джейк относится к нему с такой симпатией. Однако потом ты с каким-то непривычным, словно бы из ниоткуда взявшимся умилением наблюдаешь за тем, как Дейв осторожно держит в своих руках руки Джона, лёгкий румянец на его веснушчатых щеках, широкую улыбку на лице своего племянника. И сам с улыбкой и шёпотом предлагаешь Дирку оставить этих двоих наедине. Дирк улыбается тебе в ответ и осторожно берёт твою руку в свою, а ты, закрыв глаза на секунду, предпочитаешь сделать вид, что это — совершенно нормально. * После выписки Джона Дирк предлагает тебе отпраздновать это событие наедине. Ты не подозреваешь об этом «наедине» факте, пока не оказываешься в уютном кафе и не видишь за маленьким столиком только Страйдера-старшего. Дирк говорит: — Оставим их вдвоём, Джейки. Мальчикам так нравится общаться друг с другом. Зачем их смущать нашим вниманием? Слова его патокой льются с красиво очерченных тонких губ. Несмотря на то, что объяснение притянуто за уши, ты облегчённо вздыхаешь и перестаёшь так напрягаться в присутствии Дирка Страйдера. Ты классифицируешь эту встречу у себя в голове как встречу просто «из благодарности за помощь», а не «встречу-свидание», но у Дирка на этот счёт другое мнение. И после ужина и распитой на двоих бутылки вина (вы идёте по тихой парковой аллее, а вокруг — темнота и фонари с островками света), когда ты чувствуешь себя пьяным, расслабленным и чуточку бесконечно-счастливым — он тянется к тебе, крепко удерживая за бёдра, и целует тебя. Ты закрываешь глаза, наслаждаясь горячим прикосновением, пока что до прелестного невинным, и не чувствуешь в себе никакого отвращения, или неприятия, или даже вины. Только где-то глубоко внутри что-то взвыло от страха, а потом этот длинный, протяжный и тонкий вопль резко выключается, словно кто-то перерезал туго натянутую струну. Теперь тебя оглушает тишина. Но вот Дирк поднимает руку, аккуратно касается твоей щеки. Проводит по ней ладонью, ведёт дальше, зарывается пальцами в короткие волосы на затылке — и ты закрываешь глаза, позволяя ему углубить поцелуй. И от этого жара, плавящего и умопомрачительного, тебе нестерпимо хорошо. Кажется, ваши отношения только что перестали быть просто дружелюбно-приятельскими — только и успеваешь подумать ты. * На следующее утро, протрезвев, ты вспоминаешь о поцелуе с румянцем стыда. Джону на пару с Дейвом приходится утешать тебя и уверять, что ничего страшного не произошло. Дейв говорит, что он даже рад тому, что это случилось. — Я смогу звать вас дядей Джейки, мистер Инглиш, — говорит он. С такой спокойной и умиротворённой улыбкой на тонких губах, что ты не находишь в себе сил возразить хоть что-нибудь. Только обречённо стонешь и падаешь лицом в подушку (ты лежишь на диване, который вчера поленился разобрать, на тебе надеты пижамные штаны и ты сверкаешь голым торсом, что не производит на присутствующих, однако, никакого впечатления). Джон хихикает и усаживается тебе прямо на спину, а спустя пару секунд колебаний, на тебя садится ещё и Страйдер-младший. — На счёт этого, дядя, — неуверенно говорит Джон. — Мы с Дейвом встречаемся. Это же… ничего, да? Всё в порядке, правда, дядя Джейк? Ты легко можешь представить выражение лица своего племянника. Его чуть прикушенную губу, мучительный, испуганный взгляд, то, как он крепко держит за руку Дейва, ища у него поддержки. Он ждёт твоей реакции и напряжён при этом так, будто не уверен в том, что ты поддержишь его. Конечно Джон не понимает, насколько прозрачно и однозначно выглядело его общение с новым школьным приятелем, и что сказанное сейчас вслух уже давно не является для тебя сюрпризом. Вместо того, чтобы сказать всё это вслух, ты просто громко вздыхаешь и поворачиваешь голову на подушке, получая доступ к кислороду и возможности говорить внятно. — Вот видишь, Дейв, — уныло бурчишь ты, не совершая попыток сбросить с себя двух здоровенных парней. — Ты уже можешь звать меня дядей Джейки. Мне не обязательно для этого встречаться с твоим старшим братом! Дейв ухмыляется этим словам и наклоняется так, чтобы ты видел его лицо. Невольно ты ёжишься от промелькнувшей перед глазами картинки, в которой глаза Дейва светятся, словно в дешёвом вампирском ужастике, неоново-алым светом. Ты сердито думаешь — ну что за глупости лезут тебе в голову, Джейк Инглиш? Дейв хороший мальчик, спокойный и вежливый, а то, что ты любишь смотреть фильмы ужасов (опустим детали о том, что ты в принципе любишь индустрию кино и все жанры сразу), ещё не означает, что он какой-нибудь страдающий ликантропией вурдалак или вампир. Он любит твоего дурного племянника, чего тебе ещё от него надо? Словно читая все эти мысли в твоих глазах, выражение лица Дейва в чём-то неуловимо меняется, и вместо пугающей маски холодной жестокости ты видишь чуть ехидную, подтрунивающую полуулыбку на его веснушчатом лице. Он дёргает уголком губ перед тем, как сказать: — А у моего крутого старшего бро на этот счёт совершенно другое мнение. И перед тем, как ты снова начинаешь издавать звуки умирающего тюленя, которые в твоём воображении выражают безнадёжную обречённость, довольно добавляет: — Вы ему ужасно понравились, дядя Джейки. Завершающим аккордом откровенного разговора на тему непростых отношений со старшим из Страйдеров, становится заливистый смех Джона Эгберта. И ты улыбаешься. И думаешь, что наверное всё это не так уж и плохо, как казалось пару минут назад. * Под конец октября ты окончательно миришься с тем фактом, что ты — да, ты, — ты действительно нравишься Дирку Страйдеру в самом романтическом смысле из всех самых романтических смыслов этого слова. Ещё один факт — в начале этого же месяца Джон сообщает тебе, что Дейв теперь будет жить вместе с вами. — Я не гей! — категорически заявляет он. — Но Дейв мне нравится… Пожалуйста, дядя, давай оставим его себе. На миг в голове мутнеет, а перед глазами встаёт чёрная пелена. В голове — отголоски точно такой же просьбы, только в голосе море отчаяния и слёз. Джон ничего не замечает, а Дейв, смущённо молчавший рядом, вскидывает голову и обеспокоенно кладёт руку тебе на плечо. — Вы в порядке, мистер Инглиш? — тихо говорит он, пытаясь поймать твой взгляд. Ты успеваешь удивиться тому, что он приспускает очки вниз и смотрит, гипнотизирует тебя взглядом алых глаз. Они похожи на тлеющие огоньки и они, чёрт возьми, горят, сияют раскалёнными докрасна углями. А потом головная боль проходит. Ты растерянно моргаешь, а в голове звучит лёгкий гул. Дейв смотрит на тебя обеспокоенно сквозь свои крутые очки, даже положил тебе руку на плечо, подойдя ближе, и ты мягко ему улыбаешься. — Всё хорошо, — говоришь ты, хотя не помнишь, чтобы он спрашивал тебя о твоём самочувствии. Ты списываешь это на простое рациональное предчувствие, ведь парень наверняка хотел задать тебе этот вопрос. — Просто немного закружилась голова. И как-то резиново улыбаясь, будто бы не своим голосом произносишь: — Добро пожаловать домой, парень. На этот раз голова не болит, когда ты эхом слышишь свой же голос в мыслях. Джон радостно взвизгивает и кидается обниматься, поэтому у тебя нет времени задумываться над этим чрезвычайно сильным чувством дежавю. Улыбка становится совершенно искренней, и ты с удовольствием кружишь парня по комнате и тискаешь в ответ, потому что — кто знает, когда в следующий раз этот взрослый и самостоятельный молодой человек позволит себя обнять, ведь «я вообще-то уже не ребёнок, дядя!». Потом вы перемещаетесь на кухню и пытаетесь приготовить праздничный ужин. Попытка проваливается безоговорочно, и вместо этого вы заказываете пиццу и устраиваете вечер кино. Дейв ловит тебя на кухне, куда ты уходишь, чтобы попить воды. Не поднимая взгляда, он протягивает тебе пачку купюр. — Это за неудобства, мистер Инглиш, — тихо говорит он. — Простите, что так навязываюсь. Я просто не смог отказать Джону… Ты только качаешь головой на это заявление. Дейв относится к тебе с куда большей теплотой, какую ты мог бы ожидать от почти что (незнакомого) взрослого молодого человека (ты вспоминаешь себя в его возрасте и Джона, который с яростью отбивается от любых попыток заботы о нём, считая себя «взрослым парнем»). Удивительно, но ты относишься к Дейву точно также. Ты готов решительно отказаться от этих денег, но парень на это спокойно замечает, что в этом случае их попытается вручить ему старший брат. — Пожалуйста, — просит он. — Я очень хочу вас отблагодарить за… за всё. Ты обречённо вздыхаешь и всё-таки берёшь деньги. И кисло замечаешь: — Ты мог бы просто звать меня дядей Джейки, обалдуй ты малолетний. Иди сюда давай, не стесняйся. Чтобы разрядить атмосферу откровенности и неловкости, ты с преувеличенным ворчанием тянешь Дейва в объятия. Тут же, в разрез всяким старомодным ругательствам, громогласно объявляешь, что ужасно счастлив тому, что Джону досталось такое сокровище. На кухню заглядывает упомянутый Джон, хихикает открывшейся сцене и покрасневшему до кончиков ушей Дейву, и протягивает тебе носовой платок. Ты с готовностью громко всхлипываешь и так же громко в него сморкаешься, не размыкая объятий. Дейв осторожно обнимает тебя в ответ. Тебе кажется, что всё это уже было, но хоть убей — не можешь вспомнить ни одной похожей ситуации в своей жизни. Или такого же ледяного дыхания, обжигающего твою смугловатую шею, и пальцев-ледышек, морозящих спину даже сквозь ткань любимой рубашки. Поэтому напоследок ты только крепче сжимаешь парня в своих руках и закрываешь глаза. Сегодня тебе слишком часто кажется, что ты что-то напрочь забыл в своей жизни. И это ощущение тебе совсем не нравится. * Первое декабря ты встречаешь подгоревшим завтраком за авторством двух подростков и стаканом яблочного сока (мой любимый, гордо заявляет Дейв). Хочешь провести его перед экраном телевизора в дурацких домашних очках и с парнями по оба плеча, но те сверкают загадочно улыбками и лицами, заставляют прилично одеться и выпихивают тебя на улицу — готовят сюрприз. Сюрприз ждёт тебя по адресу, написанному на помятой бумажке. Украдкой пряча нос в потрёпанном, но любимом шарфу, ты никак не ожидаешь, переминаясь с ноги на ногу в городском парке прямо перед замёрзшим фонтаном, что сюрпризом окажется не что-то, а кто-то. Дирк вручает тебе букет невыносимо-ярких, оранжевых орхидей, похожих на морские звёзды тропического океана. Крапинки красного и коричневого цветов испещряют их волнообразные, рваные лепестки, а руки Дирка, затянутые в бесполезные на лёгком морозе перчатки без пальцев, накрывают сверху твои. Тебе кажется, что они держат так крепко, что даже если бы ты захотел вырвать их (и рассыпать цветы по промёрзшим асфальтированным парковым дорожкам), ты бы не смог. Но ты не хочешь. Ты смотришь поверх очков и чувствуешь жар чужих пальцев на своих руках. У тебя перехватывает дыхание от того, как в одно мгновение все чувства сужаются до стоящего перед тобой человека (несмотря на серьёзность момента, у тебя на задворках сознания звучит истеричный смех, и крутится в голове какая-то странная мысль, что Дирк кто угодно, но только не человек). Подбородок чуть дрожит вместе с ресницами, когда ваши руки, всё ещё сцеплённые вместе, опускаются вниз. Дирк наклоняется ниже, чтобы запечатлеть на твоих губах ваш далеко не первый поцелуй, а ты только и можешь думать о том, какие же у него пронзительные, оранжевые глаза. Как орхидеи. Как горячечный, пламенный вкус его поцелуев на твоих губах. Ты не осознаёшь, насколько же ты чертовски прав, потому что огонь чужих глаз заботливо скрывают непроницаемо-чёрные очки, а ты — слишком занят в эти минуты, чтобы прислушаться к собственным предчувствиям и понять, почему ты вообще решил, что знаешь, какого цвета у Дирка глаза. * В этот же день Дирк предлагает тебе официально начать встречаться и признаётся в своих романтических чувствах. Звучит это признание скорее как откровенная угроза, и ты смеёшься этим интонациям в голосе молодого мужчины, не воспринимая их всерьёз. Ты не понимаешь, что эту неуверенность и браваду в его голосе придумал себе сам. Ты никак не можешь поверить, что Дирк действительно угрожал тебе, как не веришь в его заявление о том, что если ты вдруг решишь отказаться, он заставит тебя встречаться с ним. Вместо этого ты опускаешь лоб на его плечо, пряча румянец на скулах и широкую ухмылку, а в голове крутится хоровод мыслей и чувств, среди которых царят нежность, ощущение надёжности от этих крепких объятий и что-то вроде мыслей о том, какой же он дурак (Дирк разумеется, а не ты). Удивительно, что тебе ни разу не пришла в голову мысль о том, что он вообще-то мужчина, и что это, чёрт возьми, странно — встречаться с человеком, с которым ты познакомился буквально пару месяцев назад. Дирк прижимает тебя к себе ближе, его горячее дыхание обжигает тебе виски. — Я обожаю тебя, мой ангел, — шепчет Страйдер-старший, и ты готов растаять от неприкрытого преклонения и восхищения, которое слышишь в его голосе. — Твоя душа должна принадлежать мне. И после того, как звучит эта фраза, тебе резко становится совсем не смешно. Ты заталкиваешь это из ниоткуда взявшееся чувство страха и робости куда поглубже, потому что Дирк — просто восхитителен, а сегодняшний день рождения был просто пределом твоих мечтаний. Вы отлично провели время вместе — играли в видеоигры в захламлённой квартире Страйдеров, стреляли в тире, заказали в кафе две самые большие порции мороженного и не смогли их съесть. И вроде бы самые обычные маленькие радости дня, но галантность и предупредительность Дирка, его рассказы о всяких рабочих курьёзах, его увлечённая попытка построить в кафе из зубочисток гигантского робота-годзиллу — всё это сделало этот день идеальным. Ты чувствовал невероятный душевный подъём, будто за спиной прорезались настоящие крылья. И ты не ходил — летал, едва касаясь земли ногами, словно по давно въевшейся тебе привычке, а не по необходимости. Тебе нравится всё это. По крайней мере, тебе удаётся убедить себя в этом. * Весь декабрь смазывается в одно большое чёрно-белое пятно. Снег везде — падает с неба, укрывает землю, а темнеет сейчас так рано, что уже в совершенно детское время ты потираешь глаза и мечтаешь уснуть. В этом пятне много Дирка, Дейва и Николаса Кейджа (Джон устроил декабрьский киномарафон любимого актёра и каждый вечер дома заканчивался очередным шедевром со стариной Ником). В этом пятне — много тепла. Ты привык к теплу, ты любишь солнце, и впервые зима не оказывает на тебя сильного влияния. Ты как будто не замечаешь этих колких снежинок, промёрзшие до дна лужи и холод. Ты не успеваешь замёрзнуть, ведь рядом с тобой Дирк Страйдер, с которым у вас (ты до сих пор не можешь в это поверить) отношения. Дирк горячий. Его кожа слегка парит на морозе, он всегда одет в тонкое, но стильное пальто, никогда не надевает ни шапок, ни шарфов. Перчатки — всё те же знакомые, чёрные и без пальцев. Тебе больно на это смотреть, а Дирк смеётся и греет твои замёрзшие ладони в своих, угольно-горячих, почти обжигающих. Когда вы заходите в какое-нибудь кафе, посидеть за чашечкой кофе (ты предпочитаешь чай), Дирк распахивает полы своего плаща и ухмыляется тому, как на твоём лице рисуется борьба между желанием погреться и чувством лёгкого стыда от того, что приходится делать это на глазах у других. Но Дирку всегда удаётся подобрать слова так, что ты сам с облегчением опускаешься на место рядом, чтобы попасть к нему в объятия. Когда он обнимает тебя, тебе вспоминаются картинки с реклам шоколадок — про белый песок, пальмы и лазурное море. В этом тепле так приятно находиться, что если бы ты умел мурчать как кот, ты бы мурчал. Вместо этого ты касаешься губами шеи мужчины в немой благодарности. Дирк вздрагивает, всегда. Его руки заползают под твою рубашку. Зима ещё никогда не была такой тёплой. * Потом наступает Рождество — волшебное время наряжания ёлки, суетливой беготни за подарками и толпы жизнерадостных незнакомцев. За пару дней до праздника, когда ты уже одеваешься, чтобы уйти домой с квартиры Страйдеров, Дирк предлагает тебе переехать к нему. Ты не знаешь, что на это ответить. Тогда Дирк, состроив самое самоуверенное выражение лица, на которое был способен (и от которого тебя вечно пробивало на смех), соблазнительно выгибает бровь и припирает тебя ко входной пока ещё закрытой двери. — Я жду твоего положительного ответа, мой милый. Дирк выпячивает губы и играет бровями, ты — ожидаемо начинаешь хохотать до слёз. И когда ты вытираешь глаза и поднимаешь взгляд, ты резко замолкаешь. Дирк Страйдер всегда носил очки — свои невероятные, карикатурно-анимешные очки — не снимая их никогда. Сейчас его очки висят на вороте его белой облегающей футболки. Его глаза — бледно-охровые, ближе к коричневому, а в отблеске света телевизора, который остался включённым в гостиной, приобретают жёлтый отблеск. Ты чувствуешь какое-то странное разочарование пополам с облегчением. Одновременно с этим ты думаешь — «почему я был так уверен в том, что они должны быть оранжевыми?» Это нелепо, это нелепый цвет сам по себе, и Страйдер (любой из них) слишком крут для того, чтобы носить линзы. Вдобавок ты не можешь вспомнить, чтобы видел когда-нибудь Дирка без очков до этого момента. Все эти мысли ворохом проносятся в твоей голове, но их все вытесняет одна. Ты сражён наповал этой невероятной открытостью, ведь Дейв как-то говорил тебе, что и он, и его крутой бро, чувствует себя без очков голым. Ты с трудом можешь дышать от оказанного тебе доверия. Дирк нежно обхватывает горячими ладонями твоё лицо, и смотрит ужасно серьёзно. На этот раз — без шуток и его привычной и, честно говоря, дурацкой самоуверенности. Ты, заворожённый, кладёшь свои руки поверх его ладоней. И сжимаешь их, наслаждаясь обжигающим жаром, ощущение которого охватывает тебя с ног до головы каждый раз, когда ты его касаешься. — Пожалуйста, Джейки, — шепчет Дирк. — Скажи, что ты согласен. Я ничего не могу сделать, пока ты не разрешишь мне этого. Он наклоняется ниже и целует тебя. Ты рвано и шумно вздыхаешь и отвечаешь на его поцелуй. Одежда теряется на полу, пока вы, разгорячённые и пьяные своими чувствами, пытаетесь добраться до спальни Дирка. Сам Дирк упорно добивается от тебя согласия разделить с ним постель. И чертовски, донельзя красный от смущения, ты почти что сердито кричишь ему это в лицо: — Да, мистер Страйдер! Я хочу, чтобы ты разделил со мной ложе и чтобы мы занимались любовью! И пока я не умер от смущения, сделай уже хоть что-нибудь! Дирк развязно, широко и счастливо ухмыляется и до крови прокусывает твою ключицу. * Вы переспали. Это было восхитительно. Ты врезал Страйдеру по лицу за то, что он такой агрессивный мудак в постели. И хотя Дирк заклеил пластырем все твои «боевые» ранения, ты не собираешься сообщать ему о том, что тебе всё понравилось (кроме части с твоей кровью). Когда Дирк проводит ладонью по твоему бедру, ты не можешь устоять, и всё начинается заново. Заезжаете домой за твоими вещами вы только через пару дней. Наступает Рождество.