Девять колец

Проснуться от холодной воды, вылитой на голову, сомнительный завтрак, больше похожий на помои, но лучше его приберечь. Утренний допрос, чаще всего с применением невербального общения. В полдень медосмотр, не дай бог, допрашиваемый умрет. Потом вербальный допрос, выворачивающий мозг. Вечером душ из пожарного шланга и работа, чтобы окупить свое содержание. Заполночь можно поесть остывший и загустевший завтрак и попытаться ухватить хоть немного сна, если, конечно, кошмары отступят на пару минут, не смотря из темноты мертвыми серо-голубыми глазами. Раньше я думала, что моя жизнь однообразна, однако теперь я понимаю – она была прекрасна. Подкрепление в почти захваченную базу прибыло уже через час, после начала бунта. Большинство виновников было убито на месте без суда и следствия, даже когда они признавали свое поражение. Меня арестовали в тот же день, я даже не сопротивлялась. Обмазанная с ног до головы кровью уже остывшего дозорного, я вообще ни на что не реагировала. Меня, обвинив в бунте и убийстве военнообязанного, переправили сюда. Первые дни я еще говорила, я пыталась переубедить их в том, что невиновна, пока один из палачей не сказал мне, что им все равно. Они допрашивали меня не ради моего сознания в убийстве, им кто-то доложил, что я была на корабле Белоуса, про то, что знаю будущее и еще что-то про метку. Мои мучители были изощрённы и изобретательны, по крайней мере, мне так казалось, все-таки меня впервые пытали, и сравнивать мне было тяжело. Сначала они немного сомневались, ведь я была ребенком, слегка поколотили, слегка надавили психологически, и думали, дело в шляпе. На пятый день меня впервые выпороли, а потом пошло по накатной. Плети, ножи, вода, масло, свечи, огонь и металл, куда без него, моим любимым было электричество, если везло, то мозг замыкало и меня не трогали до конца дня. Следующим этапом стали наркотики и галлюциногены – интересные вещи, если бы не ломка, этот побочный эффект тоже брали на вооружение. Именно поэтому я всегда оставляла еду на вечер: если она меняла цвет или кристаллизировалась – лучше не есть. Пытали других у меня на глазах, это, кажется, было самым ужасным, потому что постепенно мне становилось плевать на человеческие страдания. Я была там долго, сколько точно не знаю, окон не было, чтобы пытки светом и звуком проходили лучше, но я четко помню тот день, когда вечером в мою камеру впервые зашел мужчина. Правила этого места были строги, к пленницам в камеру могли заходить только женщины, чтобы не было не запланированных детей, но для меня сделали исключение. Уж не знаю, удалось ли этому толстому борову меня обрюхатить или нет, это было не важно, я была более чем уверена, что ребенка не будет, и была права – за все мое пребывание там доктор диагностировал у меня десять беременностей и столько же выкидышей. Когда мне впервые сказали, что залетела, я слегка испугалась, и почувствовала облегчение, когда теряла плод, а вот последние я даже плакала над потерей, так хотелось хоть немного любви. Через неделю одна из надсмотрщиц потеряла ребенка, видя это, какой-то светлой голове придумалось, что это неплохой способ давления, вот только к тому времени мне поставили диагноз – бесплодная. Продолжать можно долго, вспоминать есть что. После всего этого сам по себе возникает вопрос: зачем я все это терпела? Ответ намного банальней, чем мог бы быть. Мне было глубоко все равно на весь этот мир, как и на всех живущих в нем, мне было абсолютно посрать, если бы мировое правительство разом перерезало всех пиратов, без исключения, или же схватило, пытая их как меня, поскольку я их не знала, да, я читала про них, но посмотрим правде в глаза, никто не скормил бы себя лисе, только чтобы она не ела колобка. Они мне никто, как и я им, поэтому я молчала только по одной причине. Я просто хотела жить. Я хотела сбежать из этого проклятого места и найти путь назад – домой. Туда, где мягкая постель, серая однообразная жизнь, университет, работа, старые знакомые, где никто не будет снимать с тебя кожу без наркоза, засовывать раскалённые иглы под ногти, или же медленно разрезая-разрывая делать тебе улыбку Глазго. Я хотела жить и знала, стоит мне начать рассказывать, и я не смогу остановиться, пока все мои тайны не раскроются, а мысли не испарятся, и тогда после того, когда мой рассказ угаснет, меня убьют. Как убивали многих на моих глазах. Я хотела жить, поэтому молчала и изучала моих мучителей, чтобы сбежать, за столько лет я изучила все помещения, коридоры, даже мышиные норы, что были в этом месте. Единственной проблемой было достать ключ от клетки, если бы только он был у меня, я бы сбежала. Решение этой проблемы мне подсказал доктор, сам того не осознавая. – Ты тут дольше всех, девочка. – Говорил он, выковыривая гной из распоротой спины. – Я тут работаю около двух десятков лет, и скажу тебе, что такой волей, как у тебя, владели единицы. Ты только не говори никому, что это я тебе рассказал, но тобой невольно восхищаются все работники этого заведения. – Нашел чем утешить. – Прошипела я, голос опять был сорван, после многочасовых криков и хотелось пить. – Я не сильная, просто я трус до мозга костей, хоть вы этот мозг и пытаетесь выскоблить. Этот доктор напомнил мне тогда о такой прекрасной вещи в этом мире, как Воля. Все, что мне нужно было – это найти того, кто ей владеет или же самой ее развить, хоть насчет последнего я сомневалась, но тренировать начала, как говорится, с чем черт не шутит, тем более мне она нужна только для того, чтобы сделать ключ, сражаться ни с кем я не собиралась. Я лежала на полу, тяжело дыша, побои уже не ощущались, на моем животе ярко-красными кровавыми следами, поверх всех остальных шрамов, сочились сукровицей отпечатки ключей. Жар от ожога грел душу и давал надежду. Скоро я буду свободна, главное не съесть наркотик и сохранить изображение. Решающим днем я выбрала именно санитарный день, поскольку всех заключенных сгоняют в одну-две клетки, которые в основном предназначены для великанов, пока вычистят все камеры от крови, гноя, рвоты и других отходов жизнедеятельности в этом аду. В клетках было тесно, и все, на что ты можешь смотреть, даже при наличии выбора, это раны других. Я уже не первый раз ловлю себя на мысли, что легко могу распознать, как именно что наносилось. Беглый осмотр, как я и думала, большинство лиц в моей клетке мне знакомо, многие из них присутствовали при моих пытках или я при их, в общем, нежные отношения между нами были. С прошлого такого дня прибавилась всего парочка новых лиц, а вот пропавших было куда больше. – Ну что, провидица, что скажешь, когда я наконец подохну? – Ко мне обратилась женщина с ужасными ожогами на правой руке. Именно она присутствовала, когда мне вырезали лишние кишки, мнительной оказалась, в обморок грохнулась еще когда меня просто разрезали. – Я Вас прошу, еще не скоро, рано такой красавице, как вы, к богам идти, тут еще не всех мужиков охомутали. – Отмахнулась я, смотря на желтые зубы, с которых просто сняли эмаль. Меня такая участь только однажды постигла, но через пару дней мне выбили эту многострадальную кость. – Лучше скажите мне, где Бетси, есть у меня к этой малышке дело… – Вы не имеете права! Выпустите нас! – Я скосила глаза на двух молодых и еще красивых девушек – они медленно сползли на пол, плача над своими побоями. Возле них и стояла Бетси, высокая женщина в теле. Когда она только попала сюда, то красота ее накаченной фигуры вызывала зависть у каждой в этом помещении и скорбь от осознания ее скорой участи. Теперь же у нее не было правого уха, и ногтей, но стоило отдать ей должное – она (одна из немногих) никогда не унывала, вот и сейчас решила успокоить новеньких, правда, по-своему, рассказывала «забавные» случаи этого места. Слушать про то, в чем зачастую и участвовала, мне не хотелось, так что я просто подобралась ближе к прутьям, как всегда поражающим своей толщиной. – Так что, если вы не предрекаете будущее, будьте аккуратнее с шутками. – Заканчивала свою тираду женщина, обе девушки с немым ужасом смотрели на нее, а после на меня. – Хватит уже, я не предрекаю ничего. – Отмахнулась я, опираясь на прутья клетки. – Ага, не предрекаешь, помнишь, когда тебе черепушку вскрывали? Ты тогда столько наговорила, про обезьян, павлинов и собак, и смерть малого Плети упомянула, ты думаешь почему она после этого так "полюбила" тебя? – Бетси улыбалась, и правильно делала, как только потеряешь возможность смеяться, тогда и сломаешься. – А не надо было в мозгах моих копаться. – Отмахнулась я. – А ты, как посмотрю, еще бодрячком – в кандалы заковывают. – Женщина звякнула своими «украшениями», как бы хвастаясь обновкой. – А то! Сломала нос одной новенькой. – На такое тут мало кто был способен, не столько из-за силы тюремщиков, сколько из-за собственного бессилия, некоторым даже камер не закрывали, понимая, что те даже голову повернуть не могут. – Лучше вот что мне скажи, моя любимая Бетси, это правда, что ты управляешься с Хаки вооружения? – На последних словах я понизила голос. – Управляюсь, вот только и ты это делаешь, правда как-то странно броню только под кожу ставишь, подслушала как Джек жаловалась на то … – Бетси! – Прервала я ее, она могла говорить часами, а времени было не так много. – Я собираюсь на свободу, ты со мной? – Мне было достаточно показать кусок глины и живот, как женщина лукаво улыбнулась. – Так вот почему ты... Ладно, давай, только нужно, чтобы кто-то внимание на себя отвлек. – Я с Виви берем это на себя. – Неожиданно активно вклинилась одна из новеньких. Я немного запоздало обратила внимание на этих девушек. – Вам тут не место, малышки. – Тихо сказала я, чувствуя, как в ушах начинает шуметь, и перед глазами звездочки. – Вот опять какую-то чушь сказала, какая кошка и что за крокодил? – Бетси встряхнула меня за плечи. –А мне покуда знать? Я молчала. – Отмахнулась я, хотя подозревала, что все же что-то говорила, но напрочь про это не помнила, все-таки, докторишки хорошо покопались у меня в голове, да и клиническую смерть мне не раз констатировали. . . – Мы обязаны выбраться отсюда. За противоположной стеной находится море, окна слишком высоки для обычных людей, а для гигантов малы. Сейчас за нами смотрит всего два надсмотрщика, которые рапортуют в охранную будку каждые пятнадцать минут, так что на все про все у нас меньше четверти часа. За это время мы должны успеть не только обезвредить этих двоих, по вентиляции можно пробраться к техническим помещениям, что рядом со складом, и вырубить всю электрику в здании, что заблокирует основные двери, эта комната будет изолирована от внешнего мира и охраны. До перезагрузки системы пять минут, но перед этим весь служебный состав соберется перед западным входом, в полном вооружении… – Откуда ты это знаешь? – Перебила меня Виви, я всегда подозревала что она довольно смышленая. – На этом курорте я уже не первый год. Что-то заметила сама, что-то услышала от палачей, пока они давали мне время оклематься. Но главное это то, что после клинической смерти тебя отсылают на реабилитацию, как и после лоботомии, во время медицинских опытов, и, конечно же, когда пытались меня обрюхатить. – Я старалась говорить спокойно, что давалось с трудом – обида, ненависть, жалость к самой себе, как змеи, стали сползаться в груди и клубиться, мешая дышать. – В этих реабилитационных центрах часто учат новичков, показывая бессознательных пациентов, за пару лет пребывания в этих стенах у меня выработалась стойкость к некоторым препаратам, и ночью можно было немного шпионить, а днем было достаточно просто не открывать глаза. – Сделав небольшую паузу, я продолжила объяснять план и лепить из глины дубликаты ключей. – Так что к тому времени, как дверь разблокируется, мы должны быть уже возле вторых ворот, у нас будет всего пара секунд, чтобы их открыть, потом охранная система получит сигнал от рубки повторно заблокироваться. Если мы успеем, все, что нам остается – это выбежать за стены помещения. Именно здесь и начнутся главные проблемы, там бежать некуда, только в море, а вы сами понимаете, что это не выход, но там раз в день проходит сборщик мусора… – Какой интереснейший план. – Голос за спиной принадлежал надсмотрщику Джеку, именно так его называли все заключенные за его любовь к холодному оружию. – Знаешь, мне кажется, что мы все же слишком долго тебя здесь держали. – Он схватил меня за волосы и выволок из клетки. Его напарником сегодня выпало быть Лейгу, он казался всегда мне самым добродушным из всех служивших здесь, обычно он был ответственен за температуру в котлах с водой, маслом и прочим, и я в нем не ошиблась. Он был настолько добр, что схватившую его за руку Нами, умоляющую о моей пощаде, Лейг всего лишь ударил ногой в живот. – Не поверишь, с тобой солидарна. – Прошипела я, брыкаясь в руках мужчины. – Настолько хорошо все продумать, интересно, ты такой сообразительной стала до или после поджарки твоих мозгов? – Уточнил он, нажимая на голову там, где, с недавних пор, у меня отсутствовала кость. – Та ладно вам, это же не Импел Даун… - Жесткий ботинок содрал только зарубцевавшийся ожог на животе. – С его шестиуровневой подводной системой защиты… Кха – Ну вот, последний коренной зуб покинул мой рот, слава богам, хоть резцы остались. – А не много ли ты знаешь про тюрьмы? – Еще один удар по спине, тревожащий еще не зашившие раны от порки. – Да так, только то, что лес лезвий вы у них украли, ну и… Кха-кха… Может, хватит меня прерывать на пол слове, так диалога не полу… - Кажется, сейчас это нож вошел мне в левое предплечье. – Что, вспомнила свои прогулки по нему? – Джек наклонился к самому моему уху. – Или жалеешь, что больше не сможешь насладиться пешими походами? – Немногое я потеряла, раз в последнее время они были с тобой. – Пару ударов и я покатилась по полу, оставляя кровавый след. Раздался звук ден-ден-муши, и мужчина, сплюнув, ответил на вызов начальства. Тюремщик отрапортовал о попытке побега и совершил самую большую ошибку – он попросил отключить камеры, поскольку собирался развлечься со мной пока в качестве наказания, и не хотел, чтобы про это узнал каждый в этом учреждении. – Знаешь, Джек, ты, Лейг, тоже послушай. Никогда, ни при каких условиях, даже под страхом смерти, не разрешайте Кошке-воровке, схватиться за вашу одежду. – Два глухих удара, и тюремщики оседают на землю, а за их спинами лучезарно улыбается Нами. Как муравьи, все пришли в действие, кто пошел к вентиляции, кто проверять наш выход. – Не смей прикасаться ко мне! – Это кричала я, да, лимит моего самообладания закончился. Мне было страшно и мерзко от любого прикосновения посторонних. Мне казалось, что любой контакт сорвет с меня кожу и вернет меня обратно в пыточную. Дозор сделал свое дело, меня бросало в животный страх перед людьми. Все, кто провел в клетках хоть неделю, знают это, поэтому не контактируют друг с другом физически, да и словесно не каждый может. Вот она, причина того, что это место не так сильно охранялось, беглецы просто не смогут скрыться. – Ей, пророк. – Я перестала орать на Виви, что хотела мне помочь. Тем, кто меня окликнул, была Бетси. Она улыбнулась мне. – Мы не сбежим. – Возмущение захлестнуло меня, но в глубине души я их понимала. – Толку-то, умереть тут или на сборщике. Когда ты говорила про технические помещения, ты упомянула про склад, мы вступим в бой или же убьем друг друга, еще не решили. Большинство из нас воины, и без приключений и сражений мы просто будем влачить свое жалкое существование, уж эти гады постарались на славу. А тебе стоит уходить, я еще не видела такого упрямства у людей… – Не упрямства, а трусости. – Перебила я. – Я до чертиков боюсь смерти… Что? – Меня подняли в воздух. Великан, заточенный здесь, уже был слеп на оба глаза, ноги его были прибиты кольями к полу, чтобы он не сумел сбежать, но он поднял меня до окна и выбросил за пределы. Падать было больно, но не настолько, чтобы оставаться на месте, битое стекло подо мной было еще одним неприятным фактором, но мне нужно было убраться как можно дальше от этого проклятого места. Добравшись до зарослей, я позволила себе немного отдохнуть, наслаждаясь теплом солнца. В камере всегда было холодно, многие умирали, когда им, конечно, разрешалось, от воспаления легких или других простудных заболеваний, истощающих пленников не хуже ядов, и также контролируемых «добрыми» врачами. Пока тело медленно оттаивало, мозг оценивал ситуацию, до моря было метров сто пустого пространства, просматриваемого со всех сторон, метров пятьсот вправо, и я буду в порту, там, если повезет, проберусь зайцем на какой-нибудь корабль до следующего острова, главное суметь добраться до трюма. Три глубоких вдоха, чтобы собраться с мыслями, и рывок на сто метров. Пляж галечный, приятного мало, но лучше, чем песок, хоть не забивается в раны, а царапины — это не страшно. Море как спаситель, в нем легче двигаться, хотя сначала, скрипя зубами, нужно было привыкнуть к соленой воде, лижущей раны. Потом вдоль берега на руках, не высовываясь из воды лишний раз, не дай бог заметят. Задерживать дыхание я могла долго, все-таки, пытки из категории «вода + голова» также имели своего обожателя в месте моего заточения, я его называла про себя нежно и ласково – Подводник. Пока я то ли плыла, то ли бежала, в голову лезли мысли про будущее тех двух прекрасных дам, знакомых мне из канона. Если они переживут этот массовый суицид, то их судьба будет не завидной, злые тюремщики глумиться над ними смогут до утра. Все, что я могла, это найти кого-то из мугивар, лучше всего капитана или кока, вот только где их искать, я понятия не имела. Раньше, когда мне казалось это позорным, я знала всю эту историю с корки до корки, чуть ли не выучив ее наизусть, сегодня я помнила мало, только то, что вспоминала во время пыток, неплохой способ отвлечься – вспомнить что-то смешное. До кораблей рукой было подать, я видела фигуры моряков в порту, веселых девушек и продавцов, зазывающих людей к себе, я слышала гам и веселье этого места, отчего мне становилось дурственно и хотелось развернуться и оказаться как можно дальше от всего этого. Я бы так и сделала, вылезла бы на берег и в зарослях скрылась бы от всех людей, дождалась бы ночи, в потемках скрываясь в лесу. Я бы так сделала, если бы не дозорные, показавшиеся именно в тех кустах, на которые я уже имела планы. Времени было мало, пришлось идти на глубину и там плыть почти вслепую. Руки начало сводить, давно я, однако, не плавала. В прошлой жизни я это любила, мне нравилось мягкая усталость в теле после полсотни метров, жар от физической работы и в то же время прохладу воды, наставления тренера в бассейне «раз, два, три, вдох!». Самым захватывающим был старт – прыжок с пирса, бортика, дерева, все равно. Подпрыгнуть, складываясь чуть ли не вдвое, чтобы плавно, начиная с кончиков пальцев, войти в воду, изгибаясь всем телом почти до хруста в позвонках, иначе есть риск пройтись животом, а то и головой, по дну. А теперь все тело разъедало как кислотой, дыхание сбивается, и ты ненароком глотаешь обжигающую слизистую воду, руки устали, и ты еле в силах доплыть до ближайшего корабля, чтобы выкашлять легкие вместе с попавшей в них жидкостью. Я не смотрю на флаг этого корабля, я не смотрю на паруса или состояние, единственное, что мне интересно – это то, что на его борт я могу взобраться и то, что он стоит именно в этом порту. Дозор швартует свои корабли, как и все правительские судна, в центральном порту, сюда же на окраину плывут те, кто не хочет «светиться»: искатели приключений, ученые, шпионы других стран, пираты и другое отребье. Мне это на руку. Взобраться удалось только с третьего раза, при этом умудрившись сжечь руки о веревку. На палубу падаю кубарем, пытаясь отдышаться, осматриваюсь вокруг – пусто. То, что я знала точно про нормальные суда, это что трюм находиться на дне и туда крайне редко заглядывают, то, что я знала про корабли этой вселенной – они совершенно не похожи на нормальные судна. Заглянув в люк на палубе, я убедилась в этом, там находилось жилое помещение и пути на более нижние палубы не было. Пока я искала возможное место схова, на корме раздались голоса, сейчас показываться им мне было не с руки, так что я поспешила в противоположную сторону к баку корабля. Бегло осмотрела небольшое помещение, большую часть которого занимала носовая пушка и колесо, судя по всему, служащего для подъема якоря, и это значило, что задерживаться здесь нельзя. Вторая находка, в виде оружия, меня порадовала, и как раз, когда я присматривала себе нож, дверь распахнулась, чуть не слетая с петель, а я, вжавшись в угол, выставила вперед холодное оружие, задней мыслью отмечая, что скоро грохнусь в обморок. В комнате было темно, полоска солнечного света от двери была единственным источником, а моим глазам, привыкшим к сумраку, было тяжело разглядеть кто был вошедшим. – Так вот кто замазал кровью нашу палубу, – протянул низкий прокуренный голос. – Не подходите, прошу Вас. – Умолять это было все, что я могла, усталость в руках отдавалась дрожью, и выбить у меня оружие было раз плюнуть. – Ладно, раз меня просит про это леди, но на Вашем месте я бы опустил нож, и позволил бы нашему доктору осмотреть Вас. – Глаза уже немного привыкли, позволяя мне рассмотреть идеально начищенные ботинки моего собеседника. – Нет. Прошу, скажите мне, чей это корабль, и кто вы? – Длинные ноги в черных брюках и худощавая статура, я боялась смотреть на лицо, потому что если сделаю это сейчас, то скорее всего слишком сильно отвлекусь. – Вы что же, не знаете, на чьем Вы корабле? Это корабль пирата известного как Монки Ди. Луффи или же Луффи Соломенная Шляпа. Я же кок на его корабле и мое имя… – Санджи. – Мы сказали его имя одновременно, что его немало удивило, я же, сделав над собой огромное усилие, отбросила нож. – Пожалуйста, послушай меня, сейчас не важно, откуда я знаю тебя, сейчас ты должен найти рыжую кошку и голубоволосую принцессу, как их там… Нами и Виви они в беде. Если ты не поспешишь с ними совершат то же, что со мной. Поспеши, Санджи, прошу. – Он смотрел на меня с недоверием, но потом, затушив сигарету, вышел прочь, я же, не осознавая этого, заплакала, то ли от облегчения, то ли от усталости. – Чоппер, осмотри ее! Оставляю все на тебя. – Крикнул он, послышался удивленный визг олененка и мое сознание помахало мне ручкой, причитая, что голод и физические нагрузки при утрате крови не самое лучшее сочетание.