***
— Лови давай, размазня! — крикнул кто-то из 10«А» Антону с дальней части поля. Антон отходит на шаг и почти взлетает в воздух, подпрыгнув, и, быстро подняв руки, удерживает мяч в ладонях. В ту же секунду он бежит к сетке и, подпрыгнув, со всей силы бросает мяч на сторону соперников. Он летит с такой скоростью, что поймать его не удастся. — Восемь-три в пользу одиннадцатых классов. Давайте последний раунд и всё, скоро звонок будет, — физкультурник свистнул, извещая о продолжении игры. — А, точно, переход! Антон сдвигается на позицию подачи и хрустит пальцами. Он был единственный из класса, кому разрешили поиграть в пионербол без формы. Физрук смиловался, как узнал, что Антона взяли в районную команду по баскетболу и пионерболу, разрешив иногда не ходить на его уроки. Антону было жарко, поэтому он снял чёрный школьный кардиган*, оставшись в одной серой кофте. Она была слишком обтягивающей, поэтому ему изрядно не нравились взгляды одноклассников на его рёбра и позвоночник, явно выпирающие из-под одежды. В зал зашли Арсений Сергеевич и Павел Алексеевич, о чём-то негромко переговариваясь. Антон делает шаг вперёд, видя, как на той стороне Илья из десятого класса отступает назад, держа в руке мяч. — Лазарев, кидай уже давай. Видишь, Шастун ждёт тебя, словно у моря погоды, напрягся весь. Илья покосился на него и побежал в сторону сетки. Подкинув мяч, он ударил по нему рукой, задав траекторию. Антон краем глаза успел заметить, что химик и информатик смотрят на него. Шастун следит за мячом и бросается в сторону, надеясь успеть его поймать. И ему это удаётся, но прямо у земли. Упав на колени, Антон останавливает его ладонями, поднимая над головой. — Я поймал, если что, — он улыбнулся, вставая на ноги. Удивительно, он даже не порвал джинсы на коленях. — Действительно, — хмыкнул физрук. — Ладно, пусть так и будет восемь-три в пользу одиннадцатых. Можете идти переодеваться. Антон потянулся и вернулся к друзьям, сидевшим на лавочке у стены. На самом деле, его радовало одно — дни летят очень быстро, и сегодня была уже пятница. — Нифига себе. Ты почти все девять раз мяч поймал, — посмотрел на него Серёжа. — Мне бы так. Я за все одиннадцать лет ни разу нормально сыграть не смог. — Просто смирись с тем, что ты карлик, — почти промурлыкал Дима, смотря на друга. Он тоже был не особо спортивный, зачёты сдавал неохотно, а если приходилось бежать марафон — отдавал рефератами и докладами, лишь бы не бежать эти пару километров. — А ничего, что мы почти одного роста? — парировал Серёжа и попытался столкнуть Позова с лавки. — Ну ты и тяжёлый, а. Жопу отъел и сидит тут, посмотрите на него. — Не ссорьтесь, девочки, — махнул рукой Антон, улыбаясь. Он вновь подумал о том, что у него лучшие друзья на свете. Как бы они не ссорились, почти всегда это было шуткой, иногда и чуть бестактной. — Да чего не ссорьтесь-то? — сказал Серёжа и был тут же скинут с лавки. — Это всё потому, что ты жирный! — Кто жирный? Ты чё, пёс, я те ща хату разнесу! Антон был готов засмеяться в голос, так как слышал шуточную интонацию в голосе друзей. Он вообще не помнил, чтобы они хоть раз серьёзно ссорились за всё это время. Он повернул голову и увидел, как Арсений Сергеевич внимательно наблюдает за состязанием друзей без единой эмоции на лице. — Ребят, он вас запалил, прекращайте давайте, — Антон смеётся, машет химику и переступает с ноги на ногу. — Блин, он и на меня там смотрит, мне некомфортно. — Ну ещё б некомфортно, — Матвиенко всё же сел на лавку рядом с Димой. — У тебя там рёбра на кофте и сзади, и спереди, как на ксилофоне, хоть бери и прямо сейчас играй. — Раньше такого не было, — тихо сказал Дима, но его все прекрасно услышали. — Серьёзно, Тох. Не было такого раньше, даже если ты был в обтягивающей одежде. — Было, ты просто не замечал, — отмахнулся Антон, надевая чёрную кофту сверху. — Может, пойдём в раздевалку, вещи заберём? А то сейчас как обычно, одни останемся, и нас тут закроют. — Ну пусть попробуют, я им устрою, — Серёжа поднялся с лавки. — А я им хату разнесу, — Дима догнал друга и закинул ему руку на плечо.***
— Надеюсь, утром мы не будем лежать расчленённые и изнасилованные под каким-нибудь кустом, — сказал Дима, взглядом цепляясь за светящиеся огни башни «Федерация». В Москве-Сити ночью всегда было больше, чем просто уютно. Было слишком ярко и светло, будто ты находишься где-нибудь в Нью-Йорке посреди сияющих небоскрёбов. Если забыть, что это Москва, в голову лезут только такие мысли. — Красиво так, мне нравится. Никогда не был здесь в ночное время суток, — Антон тоже смотрел вверх. Самая высокая башня, Федерация, достигала в высоту около трёх с половиной сотен. Шастун пытался вглядеться в ночь, чтобы рассмотреть верхушку, но у него не выходило. — Да, мне тоже нравится, — Серёжа сидел на прохладном асфальте и смотрел то на друзей, то на башни. Была только середина сентября, но, хоть и было тепло, по ночам температура опускалась до пяти градусов, и поэтому пришлось одеться очень тепло. Дима и Серёжа ограничились осенними куртками, а Антон, которому было всегда холодно, накинул на себя своё серое зимнее шерстяное пальто. — Ну ты и снегурка, ещё бы шапку напялил, — изрёк Серёжа пару часов назад, когда они встретились у метро Юго-Западная. — Я хотел, но не нашёл, — пожал плечами Антон. На этот раз его родителям было плевать, что их сын в одиннадцать вечера собирает рюкзак, тепло одевается и уходит из дома. Именно это Антона и поражало, что иногда, когда они вспоминали, что они всё-таки родители, хотя бы мама, потому что она его рожала когда-то, они опекали его как могли, били за поздние возвращения домой и запах сигарет на полкилометра. Он пару раз специально, и не специально тоже, возвращался домой пьяным вусмерть. Родители не замечали в упор, а отец обратил внимание только один раз. Тогда всё закончилось почти больницей. Пить Антону не особо нравилось, но иногда можно было. Дима вообще почти не пил, предпочитая оставлять голову трезвой, а если напивался Серёжа — то можно было сушить весла. Шастун достал из кармана солнечные очки, напялил их на лицо и продолжил смотреть вверх. — У тебя всё хорошо? — спросил Дима, начав волноваться за душевное состояние друга. Два часа ночи — не самое лучшее время для тёмных очков. — Ну да. Просто красивым мальчикам и ночью светит, — сказал он, повышая голос и растягивая слова. Они втроём, после недолгой паузы, громко засмеялись в голос и двинулись к набережной, начав обсуждать что-то своё.