Sing Me to Sleep

— Неужели тебе это всё не нравится? — шепнул Антону на ухо Егор, щекоча пальцем его голый живот. — Да брось ты. Тебе понравится моя месть. Антон попытался оттолкнуть его, но ничего не вышло. Он крепко держал его запястья у изголовья кровати. — Ну-ну, милый мой, не нужно вырываться. У тебя всё равно ничего не получится, — в руках у него была плойка для завивки волос; он легко стукнул Антона по носу. — Отдыхай пока. Егор подключил плойку в розетку и потянулся к своим джинсам. Он вытащил из них ремень и, не отпуская рук Антона, быстро привязал его запястья. — Вот теперь точно всё, — он коленом упёрся ему в живот и подложил под поясницу подушку. — Придётся потерпеть. Ты не думай, что я такой мудак. Просто я люблю получать то, что хочу, а если я это не получаю — очень сильно злюсь. Прямо как сейчас. Ты со мной согласен? Он хотел коснуться его щеки рукой, но Антон отвернулся. Тришакин грубо схватил его за подбородок и повернул к себе. Потом смочил в своей же слюне два пальца и повёл им по бедру Шастуна. — Ты же должен понимать, что просто так я тебя не отпущу, да? — почти промурлыкал Егор. Антону это казалось до слёз отвратительным. — Я хочу, чтобы ты страдал. Я хочу, чтобы тебе было больно. Хочу, чтобы ты рыдал и орал подо мной. Шастун закрыл глаза, кусая губы. Он чувствовал, что плойка медленно нагревается и даёт ощущение тепла где-то у левого плеча. Парень знал, что его будут жечь и бить этим, чтобы действительно сделать больно. И от этого становилось ещё хуже. Ситуация, когда знаешь, что будет больно, и не сможешь терпеть, но остановить ты это не в силах. Нужно лежать и ждать. Антон чувствовал, что ему уже становится больно даже от одного пальца внутри. Он поморщился и зажмурил глаза сильнее. — Уже больно? Ты такой слабый, — сочувственно пожалел его Егор и навалился сверху. Ему было почти восемнадцать, и ростом он был даже выше Антона. И, стоило признать, шире раза в два. — Расслабься лучше, тебе твоё напряжение не поможет. Он ввёл уже третий палец, совершенно не задумываясь о том, что по щекам Антона текли слёзы. Сам Шастун по-прежнему хранил молчание, боясь сказать лишнее слово. Ему было настолько больно и непривычно, да ещё и обидно, что хотелось выть. Егор слишком подозрительно гладил его живот с лаской, касаясь нежной кожи очень аккуратно. Шастуну было настолько неприятно, что он сам поддавался животом под руку, надеясь на хоть каплю ласки. — Из нас бы получилась хорошая пара, — неожиданно сказал он. — Я бы вытворял с тобой всякие вещи, а ты молчал, так как не умеешь отказывать. Как тебе идейка? Может, начнём все сначала, а? Антон молчал и до крови кусал губы. Тришакин взял в руку плойку и провёл над его рукой. Её мгновенно обожгло, отчего Шасту стало дурно. — Ты слишком непослушный, — небрежно бросил Егор и улыбнулся краешками губ, зачем-то убрав плойку. — Я думаю, что в будущем найду способы это исправить. Ты же «за», правда? Антон думал, что всё закончилось, но он глубоко ошибся. Его мучитель улыбнулся, продолжив гладить по животу и груди, иногда приятно пощипывая. Шастун со стыдом для себя понимал, что ему это даже нравилось. Слёзы на щеках высохли, а дыхание выровнялось. — Ты красивый такой, — невпопад сказал Тришакин. Антон расслабился полностью в тот момент, когда Егор одновременно вытащил из него все три пальца. Секунда, и пальцы заменились нагретой донельзя плойкой. Раздался оглушительный и жалобный вой, перерастающий в крик. Антону казалось, что в ту секунду у него изнутри даже пошёл пар. Никогда в жизни ему не было так больно. — Ты должен запомнить один важный для себя урок, — лениво добавил Егор, будто ничего такого не произошло. Он также неторопливо двигал рукой, проталкивая горячее орудие пыток глубже. — Я всегда буду рядом с тобой, милый мой. В мыслях постоянно, да? Ты меня никогда не забудешь, понимаешь? Каждое движение приносило нестерпимую боль, так как движения становились всё сильнее и сильнее. Парень дёргался, почти бился в конвульсиях и открыто рыдал, захлёбываясь своими же криками.

***

От своего же крика Антон и проснулся. Сон казался таким реальным, что дрожало всё тело. Его трясло, а внутри всё ужасно горело, напоминая о событиях сна. Шастун, ужасно трясясь, почти сполз на пол, схватил с полки сигареты и выбежал на балкон. Там, хлопнув дверью, он прислонился к стеклу и попытался закурить. Руки дрожали, поэтому щёлкнуть колесиком зажигалки удалось не сразу. Небо было окрашено в красно-лиловый цвет встающим солнцем, которое всё ещё где-то пряталось, трусливо поглядывая из-за горизонта. Свет жёлтым одеялом ложился на дома, играясь со стеклом окон. На улице было так тихо и пусто, что Антону на миг стало не по себе. С двадцать второго этажа Москва казалась только его, и больше ничьей. Город только начинал просыпаться. Всё бы ничего, но внутри у Антона пустота похлеще, чем на улице. Затяжка одна за другой помогала успокоиться, давая умиротворение. Тело уже почти не дрожало, в отличие от мыслей. Он высунулся в открытое окно балкона по пояс и затянулся ещё раз. Сон вспоминать совершенно не хотелось. Для него это было настолько ужасно, что слова в голову не приходили. «Как вообще такое могло присниться?»,  — вновь и вновь спрашивал у себя Антон, смотря на утренний город. Судя по рассвету, сейчас было около шести утра. Цвета облаков на небе кое-где смешивались, образуя малиновые оттенки. — Малиновый рассвет обойдёт мой сон, — с улыбкой хмыкнул Антон, вспоминая одну из любимых песен Серёжи, — я на ветру повисну и буду ждать разгон… Он держал пальцами почти скуренную до конца сигарету, думал и смотрел вниз. Всё ещё остались эти ощущения сна. И не только сна. Антон помотал головой и, высунувшись чуть сильнее, потушил сигарету о фасад дома, а потом скинул бычок вниз, наблюдая, как он красиво летел с высоты двадцати двух этажей.

***

В день концерта в школе творилось что-то невообразимое. За один день её из обычной превратили в праздничную: были везде развешаны шарики и какие-то непонятные гирлянды, висели плакаты, нарисованные детьми, с надписями «День учителя» и «Поздравляем!». Антон смотрел и поражался, так как вчера этого не было. — Тут же работы куча, — сказал Дима, посмотрев по сторонам. — Бедные пчёлки-трудяги. Молчание в пару секунд. Серёжа вопросительно посмотрел на друзей. — Не мы, — сказал Антон, и они тут же втроём дали друг другу пять. День сегодня оказался сокращённым. Концерт стоял уже четвёртым уроком. Они стояли у кабинета биологии и переговаривались. Остальной класс компаниями разлился по коридору, обсуждая что-то своё. — Я пойду жвачку выкину, а то Арс придерётся же сейчас, — сказал Серёжа, доставая пальцами изо рта пожёванную резинку. Как только он скрылся за поворотом коридора, Дима внимательно посмотрел на Антона, а потом провёл пальцем по его скуле. — Очень заметно? — смущённо спросил Шастун. — Ну так, — пожал плечами друг, а потом кинул взгляд на руки. Они все, начиная от кистей и заканчивая местом, где начиналась одежда, были покрыты фиолетовыми синяками с белым космосом посередине и бордовыми царапинами. — Я решил, что лучше пусть бьёт по рукам, чем по лицу, — как-то отрешённо добавил Антон, посмотрев на синяки. — Потому что концерт сегодня, а если я такой красивый пришёл бы… Вот и закрывался, как мог. Дима посмотрел на него с таким сочувствием, что у Шаста сжалось сердце. — Я ничего не пропустил? — к ним подошёл запыхавшийся Серёжа. — Долго туалет не мог найти, тут так странно всё устроено. Антон кивнул, улыбаясь. Он мысленно согласился с ним и присел на подоконник. Воспоминания о сне почти растворились. Осталась только боль и чувство дикого стыда.

***

— Я не хочу вас всех мучить в мой день, — Арсений Сергеевич смиловался над одиннадцатым классом. — Поэтому давайте так: я вызову к доске Глашу и Антона, дам им какое-то одно задание на пару минут, они решат и всё. Давайте-давайте, к доске бегом. Антон нехотя поднялся из-за парты и пошёл за кафедру, взял с неё маркер и подошёл к белой доске. Это же сделала и Глаша, встав чуть подальше. — Давайте задачки на генетику. На картирование хромосом. Антон, твоё условие. Гены А, В и С находятся в одной группе сцепления. Между… Антон мысленно застонал, готовясь удариться головой о доску. Решать задачи в праздничный день не особо хочется. — Прошу, решайте. Расписывайте всё, что нужно, место есть, — Арсений Сергеевич закрыл сборник задач по генетике и откинулся на спинку стула. Шастун стоял у левой части доски, практически за спиной самого учителя. Задача оказалась довольно простой. Расписывая решение, которое, по сути, можно было просто проговорить и сесть на место, Антон думал о чем-то своём. Неожиданно его рука дрогнула, и маркер выпал из сжатых пальцев. Упав на пол, он слегка шатнулся вперёд, но потом замер. Шаст вздохнул и опустился на колени, чтобы поднять его. В тот самый момент, когда он был в полусогнутом состоянии, прямо напротив Арсения Сергеевича, тот резко схватил его за запястье. Антон, не понимая, в чём дело, проследил за взглядом учителя и с ужасом понял, что забыл опустить рукава кофты. Химик смотрел точно на его руки. Он внимательно осмотрел внешнюю часть руки, от пальцев до локтя, а потом плавно перевернул руку запястьем вверх, и продолжил смотреть уже там. Антон чувствовал, как внутри реально что-то рушилось, а ноги в одно мгновение стали ватными. Учитель посмотрел на вторую руку, и, увидев примерно то же самое, решил даже не осматривать её получше. Парень плавно высвободил руку из цепких пальцев Арсения Сергеевича и вернулся к задаче, специально не смотря на учителя. — Глаша, неверно. В первом же пункте ошибка, стирай давай, — ровно сказал химик и перевёл взгляд на решение Антона. — Всё верно, молодец. Садись. Антон, продолжая чувствовать страх, кивнул и положил маркер на кафедру. — После этого урока ты и все, кто участвует в концерте, идёте в актовый зал. Встретимся там, — учитель мягко улыбнулся. Шастун ещё раз кивнул и, одёрнув рукава, направился к своей третьей парте у окна.

***

— Через двадцать минут начнётся концерт. Надеюсь, всё пройдёт нормально. Не испортите ничего, ладно? Я знаю, вы можете, — обращалась к ним завуч. Антон с честным видом кивнул и кинул взгляд на Диму, который стоял за кулисами. «Она ещё не знает, что мы уже всё испортили», — мысленно признался он. Марго, стоявшая около него, думала о том же, Антон мог поклясться в этом. Завуч кивнула и, цокая каблуками, оставила треть одиннадцатого класса в одиночестве. — Что нам делать? — спросил Дима. — Мы не исправим всё до начала, они не придут. Мы теряем половину номеров. В том числе и первую сценку. — Будем заменять и импровизировать, — крикнул Антон, слетая со сцены. — Найдите гитару для Никиты и синтезатор для меня, будет вам конфетка. Хотя бы для одного номера. Марго спрыгнула за ним и побежала в сторону каморки под сценой. — Там вроде были музыкальные инструменты, — объяснила она на бегу. — Сейчас всё достанем.