***
Королевская ночь прошла на "отлично". Сначала первый и второй отряды решили собраться у костра, как в тот раз, попеть песни и поесть жареного хлеба, который они и жарили прямо на самом костре. Чуть позже, как совсем стемнело, все стали рассказывать страшилки. Сегодня был и Хэллоуин, поэтому ночь обещала быть здоровской. Антон сидел между Димой и Серёжей и молчал, смотря на играющие язычки пламени. Горячие и прекрасные, веющие теплом и уютом. И до Антона дошло, что в Хэллоуин положено пугать и издеваться, когда в три часа ночи какой-то парень в толстенных очках, кажется, Андрей, приматывал его скотчем к кровати. Рот Антона уже был заклеен крест-накрест, а руки связаны и приклеены к груди. Он, кажется, хихикнул и коснулся указательным пальцем своих губ, приказывая молчать. Шастун надеялся, что их комнату это не затронет, но он ошибся. Он повернул голову и увидел остальную часть хитроумного плана. Над Витольдом кто-то держал натянутую простынь, готовясь по сигналу начать опускать её. Фил лежал на нижней полке под полкой Антона, поэтому его видеть шанса не представилось. Гришу Лиля и Вика измазывали йодом, рисуя на свободных частях тела какие-то непристойные фигурки и нецензурные надписи, в том числе и на лице. Макс стоял и ковырялся в зубах около кровати. На Паше было накинуто второе одеяло, примотанное скотчем. Примерно в районе груди красовалось что-то, выступающее из-под второго слоя этого одеяла. Заикающийся парень откинул его, отщипнул кусочек колбасы от одного из нескольких толстенных батонов и улыбнулся. В руках он держал циркулярную пилу. Антону ничего не оставалось, кроме как лежать и молчать, смотря на этот беспредел. -Начали! - тихо шепнул Андрей, нависающий над самим Антоном. Это стало сигналом к началу. Тут же комната наполнилась криками и звуками. -Потолок падает! Держи его! - кто-то завизжал Витольду прямо на ухо, от чего тот и проснулся. Он поднял руки и ноги вверх, пытаясь удержать простынь, которую медленно начали опускать. Циркулярная пила с шумом завизжала и коснулась одеяла. Сначала в сторону полетели куски белой ткани и пуха, а потом красные ошмётки. Паша, в ту же секунду проснувшийся, пребывал в легкой прострации. Он тупо моргнул, а потом завизжал в ответ пиле. И теперь остальным можно было не скрываться. Фила толкали за плечо и на ухо орали: "вставай, чумной, вещи твои пропали! Вещи украл кто-то твои! Але-е-е!" Гришу скинули с кровати и начали бить подушками, а после вылили на него бутылку воды, приводя в чувство. Витольд все ещё уверенно держал потолок, но он стал догадываться, что здесь что-то не так. Комнату освещала лишь горящая свеча, летающая по всей комнате при чьей-то помощи. Антон резко почувствовал, как на него вылили что-то сладкое. Он почувствовал этот вкус даже через тонкий слой скотча. Это была кола. Волосы на голове тут же слиплись вместе. Крики и визги слышались отовсюду. Ощущений добавлял звук работающей циркулярной пилы и куски колбасы вперемешку с одеялом, летящие во все стороны. В комнате зажегся свет. В дверях стояли заспанные вожатые, которыми сегодня были классный руководитель Витольда и Арсений Сергеевич. Они, жмурясь, осмотрели место действия. Пила замерла. Фила двое выталкивали в окно, показывая на его вещи где-то в глубине лагеря. Над Гришей нависли Вика и Лиля, держа подушки. Сам Гриша со всей силы трясся, напуганный до чертиков. Паша все ещё визжал. У него в груди в колбасе, которую никто, собственно, и не видел, торчала циркулярная пила. Арсений Сергеевич посмотрел на него взглядом, выражающим максимальное удивление для сонного человека, разбуженного в три часа ночи. Один лишь Витольд продолжал ехать на невидимом велосипеде и держать руки вытянутыми. Простынь уже успели поднять. -Этого - отмыть от сквернословных татуировок, - Арсений указал пальцем на мокрого Гришу, - этого.. М-м-м.. Пилу из груди вытащить, колбасу вернуть в столовую. Вот того вернуть в кровать. Вещи тоже вернуть. Следующего, - он остановился на Витольде, который, кажется, уже наматывал второй километр, - просто успокоить. А этого, - он улыбнулся, глядя на Антона, - для начала размотать и оторвать скотч. Потом пусть мыться идет. Второй вожатый погрозил всем кулаком и назначил всем на рассвете по тридцать пять отжиманий с хлопком. Антон тяжело вздохнул и уронил голову на подушку.***
Шастун выскользнул из душа, замотанный по грудь в полотенце. Ему все ещё не очень хотелось раздеваться даже в пустом коридоре. Даже если раздеваться это просто опустить ванное полотенце на живот. Мокрые волосы Антона спадали на лицо и слегка мешались. Вода с них каплями стекала вниз, заставляя спину и ноги покрываться мурашками. -Как розыгрыш? - раздался жутко знакомый голос сзади. Антон в очередной раз вздрогнул. -Арсений Сергеевич, я ненавижу вас! Зачем вы всегда так подкрадываетесь ко мне, - Антон обернулся и прильнул к стенке, крепче сжав верхний край полотенца. Ему резко стало неудобно под внимательным взглядом учителя, - розыгрыш даже понравился. Забавно. Паша все ещё молчит, пытаясь понять, что это было. Учитель улыбнулся и прижался к стенке рядом с ним. -Чего в полотенце по уши замотан? Стесняешься, - он хмыкнул, - хотя, я бы от такой худобы тоже бы прятал себя. Арсений слегка провёл краем ладони по месту на полотенце, где должны были быть желобки рёбер Антона. У Шастуна вновь побежал табун мурашек по всему телу. -Холодно просто очень, - смущённо сказал он, спрятав глаза под мокрыми волосами, - вот и заматываюсь. -Вижу, - кивнул химик, - вон, в мурашках весь. Иди давай к себе, согревайся. Дима с Серёжей спят уже во всю. Он потрепал его за предплечья, растирая их. Будто пытаясь согреть. Антон кивнул, чувствуя, как медленно плавится от его рук. Парень скомкано пожелал спокойной ночи и направился прочь от учителя, чувствуя, как щеки все же заливаются алым цветом.***
Антон тяжело вздохнул и последний раз осмотрел комнату, стоя у двери. Уже родной потолок, родные стены, родная кровать у окна, родное расписание дня. Как все это можно просто взять и отпустить? Ответа на этот вопрос у него совершенно не было. Ему не хотелось покидать это место, в котором он почувствовал себя наконец-то счастливым. Ситуацию усугубляла одна вещь - родители до сих пор ему ничего не писали. И Шастуну просто хотелось думать, что с ними что-то случилось. Он понимал, что это ужасно, но не так ужасно, как полное равнодушие с их стороны. Есть сын - нет сына. Какая разница вообще? Фил, убирающий последние вещи в сумку, посмотрел на него, и Антон почувствовал себя сиротливо. У Фила был чемодан вещей, рюкзак и сумка, а у Антона лишь рюкзак с небольшой дорожной сумкой, тоже идущей через плечо. -Вот. И все? - сказал он, как-то с грустью посмотрев на Антона, - пора домой. Антон промолчал. Он слегка кивнул и, последний раз осмотрев комнату, медленно вышел в коридор общежития. До Москвы предстоял долгий путь, но теперь уже на поезде. Шастун надеялся, что последующие два дня проездного путешествия пройдут вместе с Димой и Серёжей, так как он просто обожал поезда с самого детства.