***
-Оба в душ и спать, разговаривать утром будем, - бросает Арсений, стягивая с себя пуховик, - кровать я так и не застелил с ухода Антона, спать вам есть где. Все остальное после. Он устало протирает лицо руками и идет в ванную. Скорее всего, умываться. Серёжа и Антон молча переглядываются. На смену страху и волнению пришел жуткий стыд. Они разбудили его глубокой ночью, попросили приехать и забрать из хреновой полиции. Повезло с учениками, ничего не скажешь. Шаст присаживается на пол, как в тот раз, и принимается неторопливо стягивать с себя кроссовки. Он все еще был самой красивой секс-бомбой на районе, так как он носил серое пальто чуть выше колен и типичные темно-зеленые кроссовки с мехом. Вообще, Антон не очень любил такую марку, как нью бэланс, так как очень редко среди них находился нужный ему размер, а с таким ростом он явно немаленький, но в этот раз удача была на его стороне, и они были единственными, подошедшими ему. -Что скажем ему? - Матвиенко, стянув ботинки, поворачивается к другу, который так и сидел на полу, привалившись к стене. -Надо подумать. Сейчас он явно не захочет нас слушать, - убито произносит Шаст, тяжело вздохнув. Арсений Сергеевич выходит из ванной, поправив слегка мокрую челку, и смотрит на ребят. -Просто так не сидите. Лично мне вставать через четыре часа, давайте в темпе вальса, - говорит он им. -Я первый в ванную, уже бегу, - кричит Серёжа, на ходу начиная расстегивать джинсы. -Одежда чистая нужна? - ровно спрашивает Арсений, поворачиваясь к нему. -Не, спасибо, я в футболке своей посплю. Химик переводит взгляд на Антона и, дожидаясь его мотания головой, кивает и скрывается в своей комнате. Шастун подтягивает к себе колени и утыкается в них лбом. Ему становится жутко противно от самого себя, и он сжимает руки в кулаки, будто готовясь врезать ими по чему-то. Ужасно, тошно и мерзко. И парню кажется, что он уже спокойно может выпускать книгу о том, как правильно доводить себя до самоубийства разными способами.***
Антон сидел около ванны, откинувшись спиной на шкафчик и смотрел в потолок. Джинсы, в этот раз одни, мятые валялись рядом. На них в хаотичном порядке были разбросаны телефон, сложенный ремень и чуть надорванные пятьдесят рублей. Шастун хлюпает носом и смотрит на яркую лампочку под потолком. Слишком яркую, и она обжигает глаза. "Чертов ублюдок", - мурлычет его сознание, крепко сжимая обнаженные тонкие бёдра. - "тебе нравится, когда всё бросают ради тебя, да? Тупая ты сука!”. В одной футболке и трусах сидеть у холодной ванны было ну вообще ни капли не тепло, но уйти Антон не мог. Ему было настолько плохо, что он не знал, что ему делать. Он загнал себя в капкан своих чувств и эмоций, снова и опять. -Ненавижу себя, - шепчет Шастун и впивается ногтями в голую кожу. И Арсений Сергеевич точно ненавидит. Теперь уж точно. Он был последней светлой ниточкой в его темном мире, которая любила его всей душой, по крайней мере, Антону хотелось так думать, но теперь не стало и её, - я все испортил, как всегда. Ненавижу, - сжимает ноги крепче. Длинными пальцами и ладонью одной руки он уже может обхватить почти все бедро в ширине, - ненавижу! Антон взрывается. Он хватает с пола ремень и, даже не приготовившись морально, начинает хлестать себя по обнаженным ногам. Бьет, кусает губы, не жалея себя, не останавливаясь ни на секунду. Нежную кожу со всей силы обжигает ужасная боль, будто огнём, но парня это не останавливает ни в коем разе. Бьет, бьет ещё сильнее, ещё резче. Двадцать, тридцать, сорок пять. На пятьдесят шестом ударе без остановки, когда ремень уже был покрыт кровью, Антон сбивается и воет сквозь сжатые губы. Ноги дрожат от невыносимой боли, но Шасту нравится - он заслужил. Организм и тело не понимают, за что они провинились в очередной раз, и отзываются личными слезами - обильно стекающей и капающей вниз кровью и неприлично сильным жжением. -Ненавижу, - воет Антон, и его передышка заканчивается. Он начинает бичевать себя снова, слушая громкий хлёст кожаного ремня по уже глубоким ранам. Неожиданно ремень из его рук выдергивают, не давая ударить себя снова, и откидывают куда-то в сторону. Одна тёплая рука касается его щеки, а вторая останавливается на прохладном колене. Арсений Сергеевич. Антону становится стыдно, и он прячет лицо в своих ладонях, желая не смотреть на учителя прямо сейчас. -Ну, мой хороший, что случилось? - ласково спрашивает он и снимает с крючка полотенце. На ноги, кажется, он старается не смотреть, и Антон чувствует, что ему самому ужасно больно от этого. Шаст дрожит, не поднимая головы, и мягкая ткань неожиданно скользит по его худым ногам, стирая кровь, - Тош? Антон мотает головой. -Уйдите, пожалуйста. -Нет, - химик тоже мотает головой в ответ. Шастун отрывает лицо от ладоней и отворачивает голову, опуская подбородок на край ванны. Арсений мягко гладит его бёдра, поражаясь тому, насколько же они худые, так как одно полностью умещается в его ладони, и поднимает взгляд на парня. -Антош, не молчи... Очень больно? -Очень, - одними губами говорит он. Больше морально, чем физически. Ноги тронуты настолько, что боль уже даже частично не чувствуется, а вот боль внутри никуда не делась, лишь, как минимум, удвоилась. -Эй, мышонок... -Я не мышонок! - тут же резко отвечает Шаст, хлюпнув носом. -Ещё какой мышонок, - ласково успокаивает его Арсений Сергеевич, вытаскивая из-под ванны вполне большую белую аптечку с красным крестом, - не-мышата так себя не ведут. Антон тут же вспоминает Диму, и перед ним становится ужасно совестно. Он ещё не знает ничего из сегодняшних событий, и друзья даже не знают, как ему об этом рассказать. -Не мышонок я, - жмёт губы парень и скулит, когда ужасно ноющих порезов касается ватка с перекисью. -Ты просто не знаешь, что ты мышонок, вот тебе так и кажется, - улыбается ему Арсений, и Антону действительно становится спокойнее, - у тебя соревнования совсем скоро, да и дискотека. Как ты будешь играть и танцевать с такими ногами? -Я не умею танцевать, - жмёт плечами Шаст, прикрывая глаза. -Это полбеды, - учитель даёт ему лёгкий щелбан в нос, - ведь у мышат таких ног не бывает, бам-с. И он добивается того, чего хотел - Антон, хоть тихо, но все же хихикает. Сдавленно улыбается и неловко трёт пальцем под носом. Он не плакал, да и насморка у него не было, но сделать это все равно захотелось. -Я не хочу быть мышонком. -А кем хочешь? - тепло спрашивает у него Арсений Сергеевич, поднимая голову. -Антоном, - он ведёт плечами. -Значит, остаёшься мышонком, - улыбается химик и проводит полотенцем ещё раз, вытирая оставшуюся кровь, а потом наклоняется и дует на раны, потому что они начинают нестерпимо жечь от пероксида водорода, - так не очень больно? Антон мотает головой и улыбается. Дрожь из тела постепенно выходит, оставляя после себя какую-то теплоту внутри. Удивительно, что у Арсения нет ребёнка. У него явно хорошо получается успокаивать неуравновешенных подростков, особенно таких, как Шастун, и приводить их в прежнее состояние. -Какие животные тебе нравятся? - ласково спрашивает Арсений, аккуратно начиная перебинтовывать первое бедро. -Зайцы, утки, котята... -Хочешь быть зайчиком? - Антон мотает головой, - а утёнком? - Шаст улыбается, но мотает головой, - а котёнком хочешь? -Как хотите... - печально отвечает парень и отводит глаза, - котёнок - это слишком ласково для меня. -Тогда остаешься мышонком, - участливо улыбается химик, перевязывая второе бедро, - я остальное перематывать не буду, тут немножко совсем. Все пройдёт, не переживай, - он сжимает его ладонь, безвольно повисшую с ванной. Шастун равнодушно улыбается всего на секунду, а потом вновь затухает. -Давай, - учитель убирает аптечку в сторону, закрывая её, и Антон не понимает что ему нужно давать. Тёплые руки мужчины обхватывают его за талию и аккуратно поднимают. Антон хватается за края футболки и опускает их максимально низко, потому что перед ним в трусах стоять не очень хочется. Арсений ставит его на ноги и приобнимает за плечо. -Ты как, пойти сможешь? Нормально? - он поправляет его растрёпанные волосы, убирая несколько отросших прядей за ухо. -Д-да, все вполне нормально. Конечно смогу, - кивает Шаст и опускает глаза на свои ноги, - извините меня. Я... -Все хорошо, забей, - машет рукой Арсений Сергеевич и обнимает крепче, - не переживай так, пожалуйста. Антон сдавленно угукает. Слабое утешение. -Если успеем, утром поговорим побольше, хорошо? Иди спать, - он одёргивает его футболку чуть ниже, - спокойной ночи, Антош. -Спокойной ночи, Арсений Сергеевич, - кивает Шастун, опускается на корточки за джинсами и телефоном, поморщившись от боли, поднимает их и медленно выходит из ванны. Учитель провожает его улыбкой, а потом она исчезает с его лица, когда он берет в руки его ремень, перепачканный в крови. Он сжимает губы, а потом присаживается на край ванны, приложив ладони к лицу. Антон доходит до той комнаты, в которой он спал в прошлый раз. На кровати уже сидит Серёжа и что-то печатает в телефоне, от усердия высунув кончик языка. Увидев друга, он поднимает голову. Его взгляд натыкается на его ноги, и глаза парня расширяются. Шаст откидывает телефон вместе с джинсами куда-то в сторону и падает на кровать, тут же зашипев от боли. А потом садится на колени, подползает к другу и падает на него, пряча лицо у него на груди. -Ну, что такое... - Серёжа откладывает свой телефон и обнимает его, прижимая к себе, - что случилось? - он смотрит на забинтованные бёдра, - сам себя, опять? -Опять, - тихо отвечает Антон ему куда-то в плечо. Друг аккуратно тянется к выключателю на тумбочке, выключает свет и погружает комнату в темноту, - Серёж, почему я такой мудак? Из-за меня страдает все живое, что находится вокруг. Я разрушаю все, к чему прикасаюсь. Окружающие ненавидят меня. Я только и умею, что давить на жалость. -Это не так, - шепчет ему на ухо Матвиенко и гладит по спине, - успокойся. Это совершенно не так... -Ненавижу себя, - спокойно говорит Шастун, вновь сжимая руки в кулаки у друга на коленях. -Ну же, успокойся. Ничего не стоит твоей боли сейчас, - успокаивает его друг. В ту ночь друзья так и не заснули. Чуть позже они переместились на подоконник и просидели в обнимку до самого звона будильника, тихо разговаривая обо всем. Единственный, кто спал этой ночью - Арсений Сергеевич. Но сон был ужасно беспокойным и каким-то страшным для него, поэтому выспаться так и не удаётся.***
Утром Арсений проснулся от вкуснейшего запаха с кухни. Он принюхался и понял - это оладьи. Они пахнут так соблазнительно, что учитель мгновенно распахивает глаза и поднимается на ноги. Как только он выходит на кухню, то видит, что Антон и Серёжа, слегка помятые, сидят напротив друг друга за столом. На большой тарелке посередине лежит большая куча оладий, напеченных буквально только что. Серёжа увлечённо поедает один из них, а перед Антоном стоит пустое блюдце, слегка измазанное в масле, будто он уже поел. -Доброе утро, - химик пытается говорить серьёзно, но улыбка все равно пробирается на его лицо, - нет, ну я не могу! Кто приготовил? -Антоха, - неразборчиво говорит Серёжа, чавкая оладушком, - он потрясающе готовит. Шастун тоже улыбается и прячет взгляд в столе, явно смущаясь. -Я так рад, когда у меня кто-то есть в квартире. Не так одиноко. Да и завтраки утром всегда вкуснейшие, - он облокачивается руками о стол, - мышонок, переезжай ко мне? -Я подумаю над вашим предложением, - со смехом отвечает ему Антон и улыбается. -Ну, уголовники, приятного аппетита, - хихикает Арсений и берет еду с тарелки. Он откусывает кусочек и жмурится от удовольствия, - это безумно вкусно, правда. Спасибо, Антош. -Пожалуйста, - тихо отвечает парень, опустив подбородок на ладонь. Пожалуй, Серёжина идея заслужить прощения вкусным завтраком зашла на "ура". Зря они, что ли, час здесь копошились? Матвиенко тоже копошился, даже сделал пару оладушков. Их было видно сразу, они были темно-коричневого, почти чёрного цвета и явно пережарены. -Так, молодёжь, - наконец-то подал голос учитель, отрываясь от пятой по счету оладьи, - я на работу уже опаздываю, сегодня проспал немного. Давайте-ка одевайтесь и тоже собирайтесь, в душ, выйдем вместе. -Хорошо, только мы в школу не пойдём, - улыбается Серёжа, продолжая довольно уплетать завтрак и поливать его сметаной. -Почему это? -Ну, вы знаете, ключи потерялись, домой не могу попасть. А Антон меня поддерживает, правда, Тох? Шаст уверенно закивал. -Вот вы и фрукты, - хмыкает Арсений, - так, все, душ. Оставшееся утро проходит в спешке. Ребята домывают за собой посуду, накрывают оладьи каким-то контейнером и убегают одеваться в комнату. Когда они стоят в прихожей, рассматривая себя в длинное зеркало, из своей комнаты выходит Арсений Сергеевич, в джинсах и белой рубашке под синим пиджаком. -Даже ещё пару минут есть в запасе, - говорит он им с улыбкой и опускается на корточки, чтобы расшнуровать ботинки. Антон присаживается на попу и натягивает свои кроссовки, потом поднимается и надевает пальто, наблюдая за тем, как остальные уже застегивают пуховики. -Все, давайте. Ваш завтрак обязательно после работы поем, - улыбчиво произносит Арсений Сергеевич, стоя на лестничной клетке, закрывая за собой дверь. По лестнице они решают спуститься пешком, так как лифт ждать очень долго, а с шестого этажа бежать не так уж и много. У Антона ужасно болят ноги, особенно наверху, но он молчит и терпит, догоняя остальных. На улице он тихо говорит Серёже - "иди, я сейчас тебя догоню" - и, когда друг уходит, он нагоняет Арсения у бордюра. -Арсений Сергеевич! -Да? - он поворачивается к нему. -Спасибо большое. Извините. За все, - бормочет Антон и улыбается. Он видит добрую улыбку учителя в ответ. Совершенно не злится, да? Ни за что? Арсений стоит лицом к дороге, а Шаст ровно перпендикулярно ему - смотрит куда-то в щеку. Медленно-медленно валит белый пушистый снег в утренних сумерках. Медленно начинается рассвет. И именно в тот момент, когда мир существует из них двоих и этого прекрасного снега, Антон впервые решается поцеловать Арсения Сергеевича. И он нежно целует его, но по-своему - касается кончиком носа его скулы. Через пару мгновений, привыкнув, он трется им о его щеку и довольно улыбается. Это заняло от силы секунды три, и Шаст отодвигается от учителя, отходит на пару шагов, молча разворачивается и уходит прочь к опешившему Серёже, стоявшему чуть поодаль. После этого Арсений Сергеевич стоит ещё совсем немного, улыбается и закрывает глаза, а потом медленно бредёт к своей заснеженной машине. Всю дорогу до школы он чувствует на скуле его невесомый "поцелуй" и продолжает улыбаться своим мыслям.***
Дима в школу не ходил из-за болезни. Серёжа в школу не ходил из-за потерянных ключей. Тщательно все взвесив, Антон тоже в школу решил не ходить. Что ему там делать, если друзья отсутствуют за школьной партой рядом с ним? Ближайшая тренировка была в субботу, поэтому можно было конкретно расслабиться и полностью отдаться пришедшей зарплате. На карточку Шаста за ноябрь поступили тридцать семь, почти восемь, тысяч, и на это можно было конкретно разгуляться. Матвиенко тут же занял у друга три тысячи и попросил прошвырнуться с ним по "Авеню", дабы закупиться несколькими свитерами. Он уже третий день ходил в футболке и спортивной кофте под курткой, и в них мало того, что было уже неудобно, было уже потно и душно. Друзья гуляли по "Авеню" уже второй час, потому что Серёжа не мог найти себе то, что хотел. Торговый центр был очень красиво украшен к наступающему новому году, а из динамиков лилась праздничная музыка. -Все свитера какие-то дурацкие, мне не нравятся, - вздыхал он, выходя из очередного магазина, - либо моего размера нет. Маленькие качки никому не нужны. Антон не ответил. Он залипал у детского магазина на ездящий вокруг горки паровозик с разноцветными огоньками на вагончиках. Как ребенок, он привалился к стеклу, прижавшись к нему носом, и смотрел на весь этот игрушечный мир с восхищением. -То-о-ох, ты у каждого прилавка с игрушками залипаешь, - хихикнул Матвиенко, - может, тебе на новый год подарить игрушку какую-нибудь? -Я был бы очень рад, - серьезно отвечает Шастун, поворачивая к нему голову, - у меня никогда игрушек особо-то и не было, только заяц меховой один. -А тебе не поку... - начал было Серёжа, но потом осёкся на полуслове, увидев, как погрустнел друг, - мы с Димкой тебе скинемся и подарим самую классную игрушку на свете, обещаю! Антон улыбнулся и отодвинулся от хрупкого прилавка, кивнув. -Верю. Что ты там говорил про размеры? -Да я не могу найти ничего нормального, все на дебилов каких-то шьют, - дует губы Матвиенко, под локоть таща Шаста за собой, - вот ты где покупаешь одежду? -Обычно в детских магазинах, - честно признается Антон, поворачивая к нему голову. На недоверчивый взгляд друга он жмет плечами, - мне самый большой детский размер велик. -Не верю! - шокировано произносит он и ведет его к ближайшему детскому отделу,- ну-ка, сейчас глянем. Шастун бесцельно шатается вокруг, как это называет Дима, шастается, пока Серёжа не приносит ему бомбер, как из американского кино. Естественно, детского размера. -Меряй. Самый большой, что нашел. Антон пожимает плечами, забирает вешалку с одеждой и идет в примерочную. Он быстро снимает с себя пальто, рубашку и с легкостью натягивает вещь. И она даже висит на нем. И даже не слегка. -Ну, что? - спрашивает его друг, не решаясь пока что открыть шторку примерочной. -Велик. По длине очень даже сносно, но в остальном висит, как тряпка. -Ты серьезно? - повышает голос Серёжа, с яростью залетая к Антону, - это пиздец, Антох! Тебе скоро восемнадцать, ты носишь детскую одежду. Что ты с собой сделал, как ты дохуделся-то так? Шаст тяжело вздыхает и осматривает себя в зеркало. Серый бомбер с белыми рукавами. Очень даже ничего, и по длине сносно. Правда, не застегивается нормально, а если и застегивается, то начинает очень сильно пузыриться и висеть на худом теле, а так быть не должно. Да и тело таким быть не должно. -Не знаю, - тихо говорит он, потупляя взгляд, - я возьму его, пожалуй. Только мне нужно на размер поменьше. Я бы взял даже на два, на всякий случай. Принесешь? Матвиенко явно хочет что-то сказать, открывая рот, но потом безвольно захлопывает его, машет рукой, кивает и молча выходит из примерочной, оставляя Антона подумать над этим в одиночестве.