Мой Великий Гэбриель ван Хельсинг - 2

Поспешно вернувшись в гостиницу и поднявшись к себе в комнату, Стефан уселся на стул у окна и выдохнул. Ну и денёк! Сначала чуть было не попался на глаза ещё одной части отряда из Рима, а потом вдруг буквально наткнулся на Карла, который вёл себя достаточно подозрительно, а когда заметил, что он [Стефан] следует за ним, испарился, завернув в тёмный переулок. Создавалось впечатление, будто монах следил за ним. Стефан уже давно научился замечать то, чего в упор не видели другие. Впрочем, в этот раз он сам решил пройтись по ближайшим к реке и замковому холму улицам. Возможно, именно поэтому и попался на глаза Карлу. Позволил ему осторожно идти следом, делая вид, будто не замечает слежку. А потом, попав в довольно многочисленную толпу недалеко от площади, затерялся среди людей и выбрался на более свободное пространство, оказавшись за спиной у своего преследователя. Парнишка явно растерялся, когда объект его наблюдений вдруг исчез. Даже оглядываться начал, чем и выдал свои намерения. Повезло ему, конечно. Вовремя заметил, что их роли поменялись. И теперь Стефан уже ругал себя за то, что оказался пассивным наблюдателем, не имея при этом в наличии абсолютно никакого плана действий. А ведь надо было продумать и просчитать всё на случай встречи с кем-нибудь из так интересующих его личностей. А Карла можно было использовать в качестве выкупа. Мол, сохраню ему жизнь, если сюда придёт Ван Хельсинг. Подумал про книгу, которая так волновала отца. Да к чёрту её! И на вампиров наплевать! Главное – поквитаться с виновником всех бед, а остальное не имеет значения! С другой стороны Ван Хельсинга можно заставить страдать также сильно. С помощью того же Карла, например. А можно задействовать в этом и Анну. Ван Хельсинг явно к ней до сих пор неравнодушен. Да и как устоишь перед такой, как она! Хотя… если великий Воин и впрямь помешан на этом проклятом вампире, тогда ему наплевать на всех баб, вместе взятых. Ну да, будет переживать, если с девчонкой что-то случится, но не так сильно, как в те времена, когда Гэбриель находился в темницах Ватикана. Ему ведь тогда сообщили о смерти всех вампиров и их предводителя. Ох что он вытворял! Чуть ли не молил о смерти! Чёрт! – Стефан со злости стукнул кулаком по подоконнику. – Не надо было тогда отпускать его в эти края! Отец решил, что ему это, видите ли, на пользу пойдёт! Как будто поиздевался над своим обожаемым Воином! Стефан тогда был сильно удивлён такой переменой в поведении отца. Ему казалось, что кардинал для того выпустил своего любовничка из заточения, чтобы оберегать и пылинки сдувать с него, делать всё, чтобы тот забыл о своей утрате. А он вдруг отправил его туда, где всё это произошло. А ведь это могло закончиться очень скверно. Гэбриель мог покончить с собой из-за своих душевных страданий. Хотя это и было маловероятно, зная силу его веры. Но что, если бы вампир и вправду был мёртв? Опять продолжились бы эти бесчисленные задания, грозящие смертью так обожаемого всеми Воина? Стефан помнил, как отец переживал, когда Ван Хельсинг уезжал, дабы сразиться с очередным монстром. Места себе не находил. Теперь наверняка жалеет, что отправил его на поиски брата того учёного. Сидел бы сейчас и ждал, когда наступит ночь, и верный и преданный Воин перешагнёт порог его покоев и отдастся, как делал это раньше! Что всех так притягивало в этом человеке?! Стефан покачал головой и со вздохом поднялся со стула. Прошёл по комнате, поскрипывая половицами и представляя образ Ван Хельсинга. Такого, каким видел его ещё в Риме. Высокий, крепкий, сильный мужчина с надменным выражением лица и какой-то насмешкой во взгляде, через которую просвечивало что-то тёмное и невыразимо тоскливое, безысходное. Всем своим видом он выражал независимость и будто бы превосходство над всеми, кто его окружал. Как обычно ведут себя сильные мира сего. Как вела себя его [Стефана] мать. Она точно также смотрела на людей более низшего сословия. Пренебрежительно. Как на недостойных даже проходить мимо неё… И вот теперь её нет… Пускай она и не уделяла ему должного внимания, буквально сослав в застенки Ватикана, но он всё равно любил её. За её красоту, изящество, грацию, внутреннюю непоколебимость, волю и даже за ту самую пренебрежительность в адрес тех, кто был ниже по статусу. Всегда хотел быть похожим на неё. Только вот… собственные отражения, виденные им в окнах, мимо которых проходил, или же в зеркалах, говорили об обратном. С возрастом он становился похожим на отца. И это наводило на определённые мысли. Например, такие, что однажды ему всё же придётся вернуться в Рим, а там даже те, кто не знает тайны его рождения, заметят его сходство с кардиналом. Пойдут слухи, которые будут передаваться сначала шёпотом, потом всё громче и громче, пока не дойдут до самых верхов. Всё, что кардинал хранил в тайне все эти годы, будет раскрыто. И если к тому времени Господь не призовёт его к себе, отцу придётся понести наказание. Да он и сам должен это понимать. А если всё так, значит, кардинал и правда приложил руку к смерти матери. Помнится, он просил не говорить ей, что отправляет его [Стефана] в эти края. Она могла узнать об этом и потребовать вернуть его. Могла пригрозить раскрытием тайны. За что и поплатилась. Стефан снова прошёл по комнате. Связь отца с Ван Хельсингом не вызывала у него абсолютно никаких чувств. Ему было всё равно, с кем и кто спит. Ненависть к Гэбриелю была вызвана именно полным отсутствием внимания отца к сыну. По его вине. Если бы кардинал не был так помешан на своём любовнике, то и не было бы сейчас всех этих смертей, а сам Стефан не сорвался бы в эту даль, пообещав отцу вернуть украденную книгу. Как ни обдумывай всё, а так оно и выходит, что во всех бедах, что обрушились на Ватикан и на ни в чём неповинных людей, таких, как Анна, её муж и её народ, виноват Ван Хельсинг. Даже вампиров не в чем упрекнуть. Они делают своё привычное дело. Как дикие звери. Никто ведь не станет обвинять волка, движимого хищными инстинктами, в убийстве овцы. Он просто утолял голод. Так и вампиры. Типичные хищники, ничего особенного. Вычеркнув вампиров из круга своих интересов, Стефан, наконец, присел на кровать и потянулся к тёмному свёртку, лежавшему у ног. Развернул, рассматривая плотную чёрную ткань. Монашеское одеяние. Таким же пришлось пожертвовать там, в Трансильвании, когда подловил у ворот замка Франкенштейна зашедшего туда мужика из деревни. Погладил ладонью рясу, мысленно добавив к погибшим по вине Ван Хельсинга ещё и того невинного паренька, который забрёл в отдалённую часть города. Он выглядел таким доверчивым… А ещё был таким хрупким, что чёрное одеяние буквально висело на нём, будто с чужого плеча. Он что-то говорил тихо и немного нараспев, рассказывал о том, что служит в хоре… Говорил много, очень много, пытаясь скрыть за разговорами свою застенчивость. Так что пришлось заставить его замолчать. Стефан до сих пор будто наяву слышал, как хрустнули шейные позвонки парнишки, а потом его тело опустилось ему на руки. - Сколько ещё смертей тебе нужно, Гэбриель? – проговорил мужчина в тишине комнаты. – Пора остановиться…