Каждому дьяволу положен свой ангел.

      Темная капитолийская ночь. Шестьдесят третьи Голодные Игры. В этот год победит рыжеволосая девчушка, ментором которой является сам Финник Одэйр. Он смог найти деньги для нее. Ходят слухи, что победитель беспросветно влюблен в свою подопечную и приложил максимум усилий, чтобы она смогла победить. Максимум усилий. Как давно ментор Двенадцатого ничего не делал для своих трибутов, как давно он наплевал на свою учесть, на их учесть, как давно он пытается забыться, запивая свою боль алкоголем, как давно он ненавидит Эффи Тринкет, точно, как и она его. Хеймитч решил, что он обречен и перестал помогать детишкам из своего дистрикта, решив, что они обречены тоже. -Ты вечно пьешь и ничего не делаешь! Хотя должен помогать им выжить! — упрекала сопровождающая каждый раз, когда трибуты попадали на Арену. -Кому я должен, всем прощаю, — язвительно реагировал наставник. Эти ссоры могли длиться очень долго, пока кому-либо из них оставалось, что сказать другому. Вечные препирательства никогда добром не заканчивались. И сидят они спинами друг к другу, каждый считает, что победил в этом споре, не понимая, что оба проиграли.

За пять дней до этого.

      Утро. Эффи делала, как обычно, все возможное, чтобы помочь бедным ребятишкам, которых сама же обрекла на верную гибель. Хеймитч, напротив, не делал ничего. Вальяжно развалившись в гостиной, он потягивал капитолийский дорогущий коньяк. -Может хватит! — преграждая путь к бару, в очередной раз заявила Тринкет. -Мисс, я ничего не имею против Вашей тонкой талии, но Вы мешаете мне пройти, — с наигранной вежливостью произнес ментор и решил обойти ее, как та ловко двинулась в сторону, не давая это сделать. -Ну уж нет! — воскликнула она, уперев руки в бока, — Хватит, Эбернети! -Послушай, принцесса, я же не запрещаю тебе носить парики и драгоценные тряпки, — сказал Хеймитч и брезгливо задел ткань пышного оранжевого, как апельсин, платья, — Так что, будь добра, куколка, освободи дорогу. Его губы тронула саркастичная улыбка. Этими словами ментор застал капитолийку врасплох и, пока та искала, что ответить, он обошел ее, направляясь за бутылкой чего-нибудь горячительного. -Это уже слишком! — выпалила Эффи, цокая каблучками в направлении бара. -Что именно, дорогая? -То, что ты сейчас сказал! — указала она. -Ты хочешь, чтобы я извинился? — тяжело выдохнув, спросил ментор и уставился на девушку. -Звучит, как одолжение, поэтому нет, — ответила она и положила в рот виноградину. -Ну вот и отлично, я бы все равно не стал этого делать, — принявшись наливать в стакан ликер, сказал Хеймитч. -Эгоист! — среагировала та, — Тебе никогда нет дела до того, что чувствуют другие! Закатывала очередной скандал капитолийская дива. У нее было непреодолимое желание перевоспитать несносного мужлана в порядочного человека. -Тебе абсолютно наплевать на души других людей, Хеймитч! — призывала почувствовать вину Эффи. -Да, ты права. Но у кого есть душа? Тебе ли не знать, что происходит с людьми, у которых есть душа? Не ври, что никогда не видела, как в этом чертовом Капитолии действительно хороших людей втаптывают в грязь, смешивая с основной массой похотливых уродов! — его глаза сверкнули чем-то неописуемо жестоким, — Хотя тебя, дорогуша, втоптали не в грязь, а в косметику, — подколол наставник Двенадцатого. Сопровождающая пришла в недоумение и неподдельное возмущение. -Тебе ли рассуждать о людских душах? Твоя душа где, Хеймитч? — пытаясь казаться спокойной, поинтересовалась капитолийка. -Знаешь, куколка, душа человека, как стекло. Она очень легко бьется, — сказал Хеймитч и без угрызения совести кинул стакан на пол, в котором секунд десять назад красовалась янтарная жидкость, — Вот так. От резкого звука разбитого стекла Эффи отскочила в сторону. -И все эти банальные извинения не помогут. Начни я просить прощения, стоя на коленях, он обратно не соберется. Тринкет не нашлась, что ответить. Она поняла, что его душа разбита на тысячи мелких осколков, разлетевшихся по всему Панему, но, увы, помочь она ни чем не могла.       Через некоторое время Хеймитч встретился с Рубакой на первом этаже, в холле. Они решили пойти сыграть в карты и немного выпить. Зайдя в подпольное казино, Эбернети увидел на экране, который транслировал Игры, своих подопечных. Сквозь гул, стоящий в помещении, он услышал, как двое брюхатых капитолийцев спорят меж собой выживут ли ребята из дистрикта 12 или нет. -Джентльмены, — подойдя к ним, начал ментор, — Я очень извиняюсь, что прерываю вашу милую беседу, но у меня есть к Вам пара вопросов. Мужчины опешили, никакой из них не мог подумать, что вечно пьяный ментор из далекого дистрикта вот так просто подойдет и заговорит с ними. -Мистер Эбернети, мы Вас слушаем, — ответил один из них. Он был одет в красный фрак, глаза были украшены серебряными блестками, а над бровями, словно звезды, светились две татуировки. Одна в виде молнии, другая в виде парящего орла. Что это значит, Хеймитча не интересовало, он подошел к ним, уловив возможность достать хоть что-то для своих трибутов. -Господа, для начала предлагаю выпить, — те, разумеется согласились, — Эй, бармен, слушай сюда! — позвал ментор, — Смешай этим двум кавалерам ваши самые жестокие коктейли, а мне принеси портвейн. Мужчина за стойкой бегло кивнул головой и пошел выполнять заказ. В скором времени он принес заказанную выпивку. Рубака этим временем наблюдал за действиями своего друга. -Итак, джентльмены, представьте, что Голодных Игр нет! — громко заявил он, оглядывая всех присутствующих, — Представьте, что Вам больше не на что смотреть. некуда тратить деньги. Так что же тогда будете делать вы, — он указывал на всех, — люди, у которых деньги из карманов сыплются. Пропадет смысл жизни, а там и до суицида недалеко. Вам это нужно? Я думаю вряд ли, ведь каждому из нас хочется пожить, не так ли? Все до единого капитолийцы обратили внимание на явно пьяного светловолосого мужчину, выступающего в центре заведения со своей пламенной речью. -Так почему бы хоть одному из Вас не поиграть с судьбой, не попытаться обмануть судьбу? -Ты уже попытался! — послышался голос из толпы. Хеймитч развернулся и сверкнул глазами в поисках хозяина фразы. -Да, Вы несомненно правы. И что же? Я ни о чем не жалею, чтобы Вы знали, мистер «Икс»! Готов поспорить, что тот, кто выкрикнул это, никогда не осмелится подойти и сказать это, — все больше раззадоривая публику, продолжал он. -С чего ты так взял? — донесся голос мужчины, который встал из-за стола и шаткой походкой побрел в центр. Рубака уже продумал план, как он будет вытаскивать этого самонадеянного идиота из драки или, что еще хуже, что будет делать, если Распорядители узнают об этом. -Какая честь, мистер «Икс», — издевательски произнес Хеймитч. Мужчина был на пол головы выше наставника Двенадцатого и значительно крупнее, он сократил расстояние между ними, пытаясь вызвать страх в глазах обезумевшего победителя, который рисковал каждый раз, когда нужны были деньги. Однако сейчас все было для публики, выпившая аудитория притихла, наблюдая за развитием событий. -Заткнись, Эбернети! — рявкнул капитолиец. Тот стоял неподвижно, лицом к лицу, сохраняя самообладание и невозмутимость, — Зубы лишние есть? -Вы стоматолог? — усмехнулся Хеймитч, — не удивлюсь, если детский. В толпе пошли одобряющие смешки, которые только злили вышедшего мужчину и приближали ментора дистрикта 12 к заслуженной победе. Полный ярости капитолиец хотел было двинуть Хеймитчу в челюсть, но второго не подвела реакция, и он ловко увернулся от удара, отойдя немного назад. -А Вы горазд только кулаками махать? Где же Ваши манеры? — продолжал издеваться Эбернети. -Прекрати! — позвал его знакомый голос Рубаки, но он не обратил должного внимания. -Есть предложения получше? — удивленно спросил мистер «Икс». -Есть, — спокойно ответил Хеймитч, достав из кармана сложенный пополам документ, — подпишешь контракт на помощь моим трибутам, Рассел, и мы никому не расскажем, что ты не умеешь драться. Хеймитч был знаком с этим капитолийцем, они однажды подрались из-за того, что Рассел сказал что-то оскорбительное в сторону любимых Эбернети и, на тот момент, уже мертвых людей, года три назад. В тот вечер ментор навалял ему так, что того увезли в реанимацию, а двадцатичетырехлетнего Хеймитча высекли плетью по прибытию домой. Мужчина оглядел окружающих, дотронувшись рукой до живота слева, вспомнив, как тогда туда был воткнут нож и выхватил бумагу из рук самодовольно улыбающегося Хеймитча, чиркнул там свою роспись и пулей вылетел из казино. Толпа расступилась и позволила Эбернети спокойно удалиться, который всем своим видом показывал, не обращая внимания на остальных людей, что он победил. «Царек» — так прозвали его в том заведении. Пьяный, пошлый, Богом забытый, отчаянный, эгоистичный, но «царек».       Подняв свою самооценку выше некуда, Хеймитч пришел в пентхаус, расположившийся на двенадцатом этаже, и увидел удивительную картину. Помещение было опущено в полумрак, горела лишь тускло освещающая комнату лампа. Не было слышно ни звука. Тринкет. Неунывающая, позитивная, вечно цокающая каблучками и раздающая всем свои бесполезные наставления Тринкет лежала, свернувшись клубком на диване. Он тихо обошел диван и встал около нее, прислушиваясь. -Что случилось? — нарушив тишину, хриплым голосом спросил Эбернети. -Козел! Ты во всем виноват! Ненавижу тебя! Всем нутром ненавижу! — выкрикивала оскорбления Эффи, срывая голос, поднявшись с дивана. -Ты чего? — от неожиданности Хеймитч резко отошел назад, упершись ногами в журнальный столик, стоявший напротив дивана. -Они погибли! Умерли! Оба! Я искала тебя, а ты где был? Скажи мне! Где ты был? — она кричала, не жалея своих голосовых связок и трясла ментора за плечи. -Как умерли? — он не верил своим ушам, кровь застыла в его жилах. -Вот так! Профи из Второго помогли им в этом! Ненавижу тебя! Всем нутром ненавижу! Сердце сжалось гладя на такую Эффи. Ее тело дрожало, слезы текли из глаз, и она суматошно осыпала его мелкими ударами, вымещая свою злость. Он не мог больше смотреть на нее, решил покинуть комнату и, открыв бутылочку виски, уединиться. Внезапно капитолийка подходит к нему вплотную и обнимает, обхватив руками. Хеймитч впал в ступор, он никогда не успокаивал людей, тем более женщин. Но он не оттолкнул, не сказал ничего ядовитого, лишь нежно обнял. Она ощущала биение его сердца и тепло. -Это ничего не меняет, — сказал он, — Ты ненавидишь меня всем нутром. -Да, — уткнувшись в его плечо, пробормотала Эффи. -Повтори пожалуйста. -Я ненавижу тебя. Всем нутром ненавижу. Эбернети ничего не ответил, только сильнее прижал ее к себе, позволяя выплеснуть все, что накопилось внутри. А она цепляется за его широкую спину, обхватывая ее руками и скрещивая в замок пальцы на уровне лопаток. Плачет и цепляется, осознавая: он понимает. Впервые за долгие годы он ее понимает. -Ты сейчас настоящая, — шепотом произнес Хеймитч. -Что ты имеешь в виду? — всхлипнув, удивилась Тринкет. -Ты наивная и искренняя, если тебе больно, ты плачешь. А слезы — это не признак слабости, это признак того, что у тебя есть душа, — ответил он, улыбаясь. Между ними никогда не было таких отношений, чтобы они не приносили боли, но его холодное сердце почему-то ее согревало.