Каждому дьяволу положен свой ангел.

       Хеймитч стоял в сером штабе, оперевшись о стол, требуя выслать спасательную миссию в Капитолий. Перед ним сидели Альма Койн и Плутарх Хевенсби, они не понимали такой реакции Эбернети на то, что некая Эффи Тринкет попала в капитолийскую тюрьму. Ну как, Плутарх все понимал, а вот Койн… Бывший распорядитель знал о какой-то мимолетной связи этих двух людей помимо их обязанностей. — Вы должны спасти ее! — нагнетал обстановку ментор Двенадцатого. — Она капитолийка, мистер Эбернети. Ее не тронут, — продолжала упираться Койн, — И даже если так, то кто отправится ее спасать? Я не могу рисковать своими людьми. — Я полечу, — уверенно и хладнокровно ответил Хеймитч. — Только Вы? Найдите еще пару людей. Холодно посмотрев на нее, Хеймитч молча вышел из кабинета и целенаправленно пошел по коридору.  — Эбернети, — раздался за спиной голос Плутарха, который вылетел вслед за ним, — Куда ты идешь? — К дружку нашей Пересмешницы. Речь шла про Гейла. — Ты можешь расчитывать на меня, — внезапно выдавил тот. — Она тебя не отпустит, — усмехнулся Хеймитч, иронично глядя на своего приятеля. — Между нами ничего нет, — уверил Хевенсби, отмахнувшись. — Еще не все потеряно, — продолжал издеваться ментор. — Да пошел ты. — Я уже. Ехидно улыбнувшись, тот развернулся и пошел прочь, оставив Плутарха наедине с тем фактом, что Хеймитч видит людей насквозь.       Шагая пр коридору, Эбернети раздумывал о чувстве вины, которое выжигало все изнутри. Он винил себя, потому что не спас не только парня, за которого Китнисс чуть не разорвала его на кусочки в том планолете, но и ее. Не спас ту взбалмошную капитолийку, которая и день, и ночь капала ему на мозг, призывая к манерам. Не спас ту, при виде которой внутри зараждалось что-то неописуемое. Чувство вины никогда не покинет его; он знал это. Нужно было силой затащить ее в планолет, заставить улететь с ним, но Эффи отказалась, сказав, что в столице будет ей безопаснее. А он знал, что это ложь! Знал! Но не заставил! Идиот! — Гейл, — позвал юношу Хеймитч, зайдя в столовую. — Хеймитч, — отозвался тот. Они улыбнулись. Ментор присел за стол рядом с Хоторном. — Как Китнисс? — поинтересовался он. — Отходит от всего случившегося в госпитале, — рассказал парень. Хеймитч покачал головой. — Хеймитч, — обратился Гейл, оторвавшись от приема пищи, — почему ты не спас Пита Ментор поднял на того свои холодные глаза и устало улыбнулся. — Так было нужно, — сухо ответил он. Охотник кивнул. Между ними никогда не было достаточно хороших отношений, но их много чего связывало. Гейл не до конца доверял этому мудрому алкоголику, со стороны Хеймитча это читалось, и он не питал к парню симпатий. — Слушай, Гейл, — повернувшись к тому, начал Эбернети. Юноша обратил должное внимание, — я хотел тебя попросить. — О чем? — удивился он. — Помоги мне спасти одного человека, и сможешь расчитывать на меня в любой ситуации. — Ты про Эффи? — Да, — отвернувшись, сказал Хеймитч. — Когда мы вылетаем? Эбернети был удивлен такой решительностью парня. Хотя тот просто хотел заняться хоть чем-то, чтобы не загнуться от чувств, которые каждую ночь душили его. — Сегодня в десять вечера, — оповестил ментор. — Хорошо. Дальше ели они молча.

***

      Надев черные костюмы, ментор и Гейл отправились в Капитолий на планолете, который Койн еле отдала. Хеймитч не боялся умереть, не боялся убить кого-то. Самым сильным его страхом было прийти и увидеть ее бездыханное тело, потухшие глаза. Тогда уж самому будет проще застрелиться. Гейл сидел напротив и смотрел куда-то в пустоту, погруженный в свои мысли. Они оба знали, что Пита им не спасти. По крайней мере, сегодня.       Оборонительный рубеж пройден без лишних передряг. Это может значить лишь одно — их ждут. В своей голове Эбернети уже давно покрыл всех матом, кто смел только притрагиваться к ней. Но все еще надеялся, что она просто заключенная.       Сквозь ночную мглу мужчины пробрались к капитолийской тюрьме, никто не преградил им путь, никто не вышел. Они спокойно вошли в помещение, отыскали ее, открыли замок. Когда Хеймитч увидел, что сталось с жизнерадостной Тринкет, его охватил ужас. Ее талия тоньше обычного, ноги худые до невозможности, тело все в ссадинах, ушибах и такое хрупкое, что одно неверное прикосновение и ее нет. Эффи была без сознания. Ментор аккуратно поднял ее на руки и вынес.       Дорога обратно показалась короче. Теперь она с ним, рядом. Он сможет защитить ее ото всех и от себя в том числе. Что теперь будет? Когда она придет в себя? По прилету в Тринадцатый капитолийку определили в госпиталь, чтобы восстановить все жизненно важные функции. Хеймитч остался с ней на всю ночь. Он сидел около ее кровати на стуле и не мог проверить, что это та жизнерадостная Эффи, вечноулыбающаяся Тринкет, неумолкающая капитолийка. Что они сотворили с ней? «Вспороть бы этим ублюдкам все кишки!» — возмущался про себя Эбернети. Он никогда не любил ее, никогда не боялся за нее, но что-то большее было между ними. Любовь в этом случае — крик в пустоту. Он всегда считал так, но сейчас всем нутром пытался оживить ее.       Эту картину видел Плутарх, он заглянул в отсек к ментору на следующий день и принес несколько бутылок горячительного напитка. — Койн не накажет? — усмехнулся Эбернети. — Не я же буду пить, — отшутился тот и вышел. Хеймитчу было наплевать на этот гребанный закон, поэтому он открыл бутылочку и приложился к ее горлышку. Дни стали привычными, как когда-то в Двенадцатом. Он пил целыми днями, погружаясь в свой внутренний мир, где кишили демоны. Его жизнь стала просто существованием, она всегла становилась такой под действием алкоголя. Но кроме него ничто не помогало справляться с чувствами, которые приходилось ощущать.       Эффи пришла в себя спустя сутки. Еще пару дней она находидась под присмотром врачей. Затем она помогала Китнисс с подготовкой к ролику, а Хеймитч просыхал от своего мини запоя. У него была страшная ломка, которая еще больше мешала жить. Они встретились тогда в штабе, когда ментор сказал, что без макияжа она ему больше нравится. Его голос был пропитан некой ребяческой радостью, а ее голос был такой же звонкий, как и прежде. Она не умолкала ни на секундочку. Это была прежняя Тринкет, которая скрывала то, как ей трудно справляться со своими кошмарами.       Когда в кабинете остались только Плутарх и Эффи, между ними завязался неплохой дружеский разговор. Будто они не революционеры, а добрые друзья. — Прекрасно выглядишь, — подытожил он и раскрыл свои объятия. — Спасибо, — без раздумий ответила Эффи и обняла его. В этот момент в штаб заглянул Эбернети, увидев эту картину, он забыл, зачем шел и решил покинуть помещение, не сказав ничего колкого. Не то, чтобы ревность проснулась где-то глубоко внутри. Ведь ревновать можно, когда любишь человека. Так что же это любовь? Эффи вслед за ним выбежала в коридор. Она смогла догнать его около своего отсека. — Эбернети! — обратилась она, дернув того за руку, — Что за детсад? — Ты обжималась с ним! — злясь, выдавил тот. Эффи заметила искру ревности в его безразличном взгляде. — Ты так говоришь, будто я переспала с ним, — наплевав на манеры, ответила она, — И вообще, с каких пор тебя это заботит? — Да хотя бы с тех, когда я сидел около твоей кровати и молился, чтоб ты осталась жива! — прорычал Хеймитч. Эта фраза просто вырвалась, как закипевшая вода из кастрюли. — Что? — удивилась капитолийка. — Ничего, — огрызнулся Эбернети. Его голос вмиг стал для нее каким-то чужим. Эффи открыла дверь в свой отсек, они оба зашли туда. — Я помню, что кто-то приходил, но никак не могла подумать, что это ты. — Ага, я прям мистер Непредсказуемость, — язвительно ответил мужчина. — Ничто не изменит тебя, — улыбнувшись, ответила Эффи и притянула его к себе. Хеймитч не теряя мгновений обнял ее за талию, скрестив руки на пояснице и впился в ее губы долгожданным поцелуем. Ее тело таяло в его руках, как и прежде. Она не могла поверить, что она снова под его защитой. Ментор одним движением скинул тюрбан с ее головы. Эффи резко отскочила в сторону. — Что такое, принцесса? — недоумевая, спросил он. — Не надо, — дрожащим голосом прошептала Тринкет. — Что не так? Я тебе больше не нравлюсь? — смущая ее, продолжил Хеймитч. — Дело не в тебе. Я ненавижу себя, Хеймитч. Себя! — она сорвалась на крик. — Почему? — Посмотри на меня. Эти выженные волосы, эти шрамы, эта худоба. На кого я теперь похожа? Неужели ты хочешь меня такую? Небесные глаза сопровождающей наполнились слезами. — Я хочу тебя любую, — уверенно ответил ментор, сев на кровать, и протянул ей руку, чтоб та подошла. — Тебе должно быть противно, — всхлипывая, выдала капитолийка. Она обреченно села на кровать рядом с ним, закрыв лицо руками. — Зачем ты меня спас? Почему не дал умереть мне? Эффи с силой толкнула его в плечо. Затем с ее стороны посыпались мелкие удары. Она не видела грани и сильно заехала тому по лицу. — Успокойся, психопатка! — приказал Хеймитч, прижав ее к себе. Тринкет брыкалась, пыталась вырваться, но мужчина только сильнее сжимал ее. — Я не хочу жить. Убей меня. Я не могу страдать. Я не вытерплю, я не ты! Слезы градом катились из ее глаз, оставляя следы на его серой рубашке. — Ты будешь жить, слышишь? Хотя бы потому, что я так хочу, — грубо ответил Хеймитч, уже ласково обнимая. — Эгоист, — упрекнула Эффи. — Обзывай как хочешь. Я не дам тебе умереть, солнышко. — Сволочь, — продолжала сыпать осорблениями капитолийка, — Ненавижу тебя! — И я тебя. Только он знал, сколько в ней разных оттенков. Только он знал, что она сумасшедшая, больная, чокнутая, дурная, но способная любить, отдаваясь полностью. Только он знал, какими холодными могут быть её руки. Только он знал эти по-настоящему счастливые глаза, которые могли хохотать без умолку, а потом могли без остановки плакать, и всё это за десять минут. Да, она была такая. Он никогда не знал, чего от неё ожидать, но был безмерно счастлив, потому что просто не мог её разгадать. Только было непонятно, кто кого больше ранил и зацепил. Она могла говорить о таких откровенных вещах, а потом через три минуты просто исчезнуть, если её не хотели видеть. Сумасшедшая. Дурная. Он ненавидел её. Ненавидел и любил одновременно. Она сломала его, сделав счастливым, пусть даже ментор никогда не позволял себе признаться в этом. Она одна убила всех его бывших.       Они долго стояли, просто обнявшись, сохраняя тепло тел. Она все сильнее корила его за этот эгоизм и так же сильно прижималась к нему, обхватывая широкие плечи. — Хеймитч, нас же могли видеть, — вдруг опомнилась Эффи. — Стыд-то какой! — театрально закатив глаза, сказал Эбернети, улыбаясь. Эти его слова зажгли искру ярости в ней. Сейчас, чтобы разжечь ее, достаточно было одной меткой фразы. Впрочем, как и обычно. — Почему ты спас меня? — вновь спросила Тринкет. Она не хотела ярких объяснений, пламеных речей. Она хотела услышать от него три заветных слова, услышав которые она бы расцвела как роза зимой. — Потому что ты нужна мне, — объяснил он. Эта фраза ничего не обещала. Он и не хотел ей ничего обещать, потому что война. И, что будет с ним завтра, не знает никто. Он не хотел дарить ей красивые слова, когда не уверен в своем обещании. — Останься на ночь, — попросила капитолийка, заглянув ему в глаза. Она не нашла в них отказа.        Он остался. И каждую ночь, когда большая половина ложилась спать, Хеймитч, как мальчишка, под покровом ночи приходил к ней в отсек, чтобы спать с ней. Спать в прямом смысле слова, охраняя от кошмаров. Было ужасно тесно, жарко и неудобно, но он не мог отказать ей, не мог бросить одну наедине с этими демонами. Все в округе подмечали, что между ними что-то есть. Китнисс все видела, но не говорила ни слова. Эффи спала у стенки, то свернувшись клубком, то всем телом прижавшись к нему. Ментор давно не спал по ночам и только с ней начал вспоминать что это такое. Его сон был чутким, и, когда она только вздыхала чуть громче обычного, он открывал глаза, проверяя все ли в порядке.        Однаждый бывшая сопровождающая резко села в кровати, заставив тем самым Хеймитча проснуться. Он продрал глаза, не понимая, что произошло. Ее глаза наполнились, казалось бы беспричинными, слезами. — Тшш. Ну что такое, принцесса? — терпеливо спросил мужчина. — Мне приснилось, что ты умер, — она обвила руками его шею, вдыхая этот родной запах. — Я все еще здесь, чтобы надоедать тебе, — пошутил Хеймитч. Он почувствовал, как Эффи улыбнулась на его плече. Это принело ему удовольствие. — Почему ты просто не можешь сказать, что любишь меня? — дрогнув голосом, спросила Тринкет. — Я не могу ничего обещать тебе. Завтра я могу быть мертв. Я хочу, чтоб ты как можно меньше страдала, если это случиться, — объяснил ментор, улыбка покинула его губы, голос стал более грустным. — Дурак! — выпалила девушка, ударив того в грудь, — Ты будешь жить, пока я люблю тебя. Слышишь? Она опять прильнула к нему. Миллионы противоречивых чувств боролись в ней, самыми яркими были ненависть и любовь. — Слышу, — спокойно ответил Хеймитч и нежно поцеловал ее в губы, наделив поцелуй всеми теплыми чувствами, на которые способен. Она бы могла найти кого-то получше, чем он. Но Эбернети еще не знал, что именно он был для нее лучшим.