Каждому дьяволу положен свой ангел.

      Тучи сгустились над дистриктом, образовав мягкие подушки, похожие на вату. Майский ветер трепал волосы на головах прохожих, распахнутые полы пиджаков уважаемых господ, приехавших из столицы в Двенадцатый по приглашению мэра. Хеймитчу трепала нервы только она — правильная, до ужаса, капитолийка. Он пришел на станцию, чтобы встретить ее с поезда. Эффи после революции устроилась работать в министерстве, при президенте. Она теперь еще более широко известная личность. Теперь никто не говорит о ней, как о сопровождающей. Бывший ментор прекрасно знал это, но никакие чины не могли ей позволять капошиться в своем купе уже полчаса. Терпение лопнуло; он, наплевав на запреты, как и прежде, без стука вошел к ней. — Чего так долго? — выдал он. — Где твои манеры, Эбернети? — дотошным голосом упрекнула Тринкет. — Там, где и всегда, — язвительно отреагировал мужчина, — Пойдем уже. Взяв небольшую сумочку, бывшая сопровождающая вышла из поезда вслед за ним. Чемодан доставят позже.       Они шли под типичные пререкания. Эти люди, казалось, просто не проживут друг без друга и только потому, что не могут не спорить. Она приехала в Двенадцатый спустя полтора года, когда все чувства остыли, когда тот нежный, пропитаный всплеском чувств поцелуй остался на закрылках памяти. — Мог бы и не торопить меня, — продолжала упрекать Эффи. — Могла бы и пошевелить своими полужо… ногами. — Что ты хотел сказать? Столь некультурное выражение мениора привело капитолийскую диву в замешательство. Хеймитч лишь легко улыбнулся. — А ты не изменилась, — заметил он. — Вообще-то, я очень изменилась. Я сняла высокие каблуки, вычурные, как ты говорил, платья. У меня нет парика и макияж другой. Неужели ты не видишь? — удивилась девушка, гляда на своего спутника. Эффи и правда стала другой. Нет тех париков с перьями, туфлей с шипами вместо каблуков, платьев, в которых дышать нужно через раз. Сейчас она просто очень привлекательная женщина и главное, что настоящая. Хеймитч заметил это сразу, когда ворвался в ее купе, но ничего не сказал. Ее талия, манера улыбаться, дышать, этот капитолийский акцент сводили с ума. Как он держался? — Вижу, — ответил он, довольно улыбнувшись.       Эффи решила остановиться у своего бывшего коллеги, чтобы не платить за отель. Тем более, так она сможет навестить Пита и Китнисс. Но не сегодня: она сильно устала. Зайдя на кухню, Тринкет застала там своего приятеля за привычным делом: поглощением алкоголя. — А ты не изменился, — сказала она, поджав губы и встала рядом, чтоб налить воды из графина, — Если б ты не пил, давно обзавелся бы семьей. Эта фраза вызвала у Хеймитча звонкий смех. — Ты, в отличии от меня, не пьешь, а до сих пор мисс, — он выделил последнее слово, — Так может дело не в алкоголе? Он подошел к ней очень близко, заглянув в глаза. Эффи сжалась, как всегда, когда подвыпивший Хеймитч сокращал расстояние между ними. — А в чем? — поинтересовалась девушка. — Не знаю даже, может я человек плохой и мне уже преднамеренно судьбой сгнить в одиночестве. — Никогда бы не подумала, что ты веришь в судьбу, — сказала Эффи и сделала шаг назад. — А я и не верю, — продолжал накалять обстановку Эбернети. — Дело не в судьбе, Хеймитч, — расслабившись, произнесла Тринкет, сев за стол, — Ты не умеешь ухаживать за женщинами. Скажи, кому нужен мужчина, который хамит, несносен, пьет и кидает неприличные выражения? — То, что я за тобой не ухаживал — ничего не значит, — усевшись напротив, отрицательно высказался мужчина. — Докажи, что умеешь. Это прозвучало как вызов. Хеймитч самодовольно улыбнулся. — Надолго ты приехала? — спросил ментор. — На неделю, — отчеканила Эффи, — А зачем тебе? — Отлично. Через пять дней ты, Тринкет, не сможешь мне отказать. И, когда уедешь, будешь искать меня в других людях. Я обещаю. Эти слова звучали так зловеще, что по телу девушки пробежалась дрожь. В его глазах словно поселились черти. Его взгляд, прежде холодный и безразличный, оживился; она сама бросила эту искру. — Что ты? Да как ты смеешь! — возмуилась столичная гостья, — Хам! — За кого боролась, с тем и пере… Конец фразы потерялся где-то между ними. Она его больше не могла слушать. Девушка пообщала себе, что он ее не добьется. Хеймитч же, наоборот, знал, что потухшие чувства пробудить возможно. Это убитые нет. А она не могла себе позволить убить в себе то, что было связанно с ним. Эбернети это знал и нагло пользовался. Пусть то были самые постыдные моменты ее жизни, когда она желала сгореть от стыда, а сгорала от его прикосновений. Никто не мог подумать, что такой непринужденный разговор мог так резко развернуться вспять.       Вообще, многие считали его последним подлецом. Люди в Капитолии говорили, что он играет чувствами женщин: добивается их и бросает, как игрушку. Да, потому что они все после одного лишь разговора раздвигали перед ним ноги. Чем же его завлекла Эффи? В ней было что-то неподдельное, какая-то нераскрытая тайна. Он уже сколько лет не может ее разгадать — этим она и влечет его к себе. По началу ему казалось, что она такая же как и все капитолийки, что он разгадал все ее загадки. Но только спустя некоторое время понял как глубоко ошибается. Он знает о ней много, но этого недостаточно, чтобы открыть все тайны. Она никогда не плачет на людях, только улыбается. Она говорит то, что люди хотят слышать. Она думает то, что выгодно. Она из раза в раз обманывает свое сердце. Но, когда этот дешевый цирк заканчивается, а клоуны разъезжаются, тогда открывается настоящая Эффи. Ее никто не видел. Никто, кроме него единственного, чья рубашка неоднократно была мокрой от ее слез, чей аромат знаком до боли, чью походку она узнает из тысячи. Именно несносный алкоголик и грубиян, поселился в ее разноцветном капитолийском сердце. И, как бы дальше не сложилась жизнь, за кого бы она не вышла замуж, этот человек с глубокими серыми глазами, двухдневной щетиной, морщинками вокруг рта, которые складываются, когда тот фирменно улыбается, навсегда останется с ней. Она его не забудет.       Перед сном капитолийка долго вспоминала свою жизнь в столице до этого приезда.        Этот роман был прекрасен, полон нежности и легкости. Он не чаял в ней души, задаривал подарками, покрывал тело поцелуями, говорил всевозможные ласковые слова. Они познакомились, когда он посетил ее офис. «Самая красивая пара!» — кричали заголовки модных журналов.       В один прекрасный вечер эта пара посетила самый дорогой ресторан столицы. — Мисс Тринкет, Вы очень ослепительная женщина. Почему Вы все еще одна? — поинтересовался капитолиец, кружа ее в танце. Эффи растерялась. — Моя жизнь была очень разной, — ответила Эффи. — Вокруг Вас всегда было много мужчин, Вы могли выбрать любого, — продолжал мужчина. Смотря, что он имеет в виду под словом «много». Когда рядом есть этот вечно пьяный ментор, с которым нужно возиться как с ребенком, забирая с пьянок, о других мужчинах думать редко приходится. — Знаете, я была влюблена в одного человека, но время было иное: мы не могли быть вместе. — А что же сейчас? — Наши дороги разошлись, — объяснила девушка. — Не так уж сильно он Вас любил, если так просто взял и исчез. Эффи тяжело вздохнула, отведя голову в сторону.       Да, может Хеймитч никогда не говорил, как любит, но на него можно было положиться. С ним можно было быть собой, не надевать масок. Он принимал все изьяны, все слова. Не боялся резких фраз, не терялся с ответом. И ее тело в его объятьях таяло.        С капитолийцем они разошлись через полгода. Тринкет устала выбирать слова, чтобы продолжать очаровывать его. Она хотела быть собой. Снять парик, смыть макияж, говорить, не задумываясь. За все те годы, что Эффи была сопровождающей дистрикта Двенадцать, она много скрывала и сейчас хотела просто пожить. Эти воспоминания говорили лишь: «Ты изменилась, Тринкет. И теперь всё будет по-другому.»        На следующее утро капитолийка встала, сходила в душ, привела себя в порядок, оделась и вышла завтракать. Стол был накрыт на две персоны. «Вот с чего он решил начать! Ну уж нет!» — усмехнулась Тринкет. — Ого, какие люди! — воскликнул Хеймитч, войдя в кухню, — Смотри, я накрыл стол. — Как галантно, — всплеснув руками, произнесла Эффи. — Сам удивлен, — улыбнулся ментор, — приготовь завтрак. Капитолийка пришла в недоумение. Эти слова застали ее врасплох. — Что? — удивилась она. — Продукты в холодильнике. Можешь брать все, что душе угодно, — как ни в чем не бывало, рассказал Эбернети. Тут в голове бывшей сопровождающей мелькнула мысль, что надо было остаться в гостинице. Она осталась возмущена таким его поведением, ожидая с его стороны заботы или гостеприимства.       За время прибывания Эффи в гостях ничего не изменилось. Их отношения не вышли на новый уровень, дни уходили безвозвратно, отбирая минуты у Хеймитча, как думала Тринкет. На самом деле, время было ему на руку. Эффи побывала в гостях у несчастных влюбленных, которые сейчас были счастливы как никогда. Эбернети отпускал свои шуточки, задевая ими капитолийку, как раньше. Она краснела, и уже слои макияжа не скрывали этого румянца. С каждым днем, находясь в компании этого человека, мисс Тринкет признавалась, что что-то неописуемое тянет ее к нему. Многие случаи и жесты говорили об этом. Она не могла скрыть улыбки, когда он смотрел на нее. Его шутки, действия стали очень нужными, как кислород. Как она только сдерживалась?       Вечером пятого дня, когда срок спора был на исходе, Эффи отправилась на ужин по приглашению в Дом Правосудия. Она вошла в здание и поняла, что все женщины со своими кавалерами, а мужчины с дамами. Может стоило бы пропросить Хеймитча, но в связи с их спором он мог бы устроить то, из чего она никогда не вывернулась бы.       Ужин длился прекрасно: речи об изюминках Двенадцатого лились реками, некоторые шутки кавалеров заставляли дам смущаться, но не Эффи, она привыкла к подобным явлениям. Светские разговоры были слышны со всех сторон, шикарное разнообразие блюд придавало еще больший шик мероприятию. Не прошло и полчаса, как толпа чему-то очень сильно удивилась. Волна разговоров покатилась, словно пена по морю во время шторма. Отчего эта шумиха? Тут в главный зал, где и проходил банкет, явилась причина этих бурных обсуждений — Хеймитч Эбернети. Он был одет в костюм цвета кофе с молоком в сочетании с белоснежной рубашкой. Все женщины только что и делали, так это подходили к нему, чтобы поздороваться. Мужчины протягивали руки. Появление этого человека сказалось на всем высокопоставленном обществе. — Мистер Эбернети! — воскликнул мэр, встретившись с ним в середине зала. — О, мистер Вельман, — улыбнулся тому Хеймитч, — Извините, задержался. — Все в порядке, ничего интересного еще не произошло, — пожав руку, рассказал мэр. — Отлично, — покачав головой, сказал Эбернети. К нему сразу набежали знатные люди, приехавшие из столицы. Они начали расспрашивать про его жизнь. — Мистер Эбернети, а как же Ваша личная жизнь? Как же мисс Тринкет? — поинтересовался один из них. Хеймитч обернулся, глядя на Эффи. Их взгляды встретились. — А какое отношение эта дама имеет к моей личной жизни? — Ну, Вы же с ней… Мужчина не успел закончить речь, как Эбернети резко схватил того за руку. Он приподнял ладонь того так, чтоб она оказалась перед его лицом. Вся общественность увидела золотое кольцо, надетое на безымяный палец правой руки. — Все мы видели, как Вы обнимали одну симпатичную девушку, а прибыли сюда без жены, — констатировал факт юывший ментор, — Хоть бы кольцо сняли. — Вы ужасный человек, — процедил тот сквозь зубы, выдернув руку. — Я просто не женат, — призущурив глаза, ответил Хеймитч, оставляя смеющуюся компанию и недовольного господина.       Когда с этим немалоизвестным гостем пообщались все, кто хотел, когда он уже осушил пару бокалов ликера, пришло ее время. Он замечал ее повсюду, она было всегда неподалеку. — Что ты здесь делаешь? — взяв того под руку, спросила Эффи. — То же самое, что и ты: развлекаюсь, — улыбаясь своей самой обаятельной улыбкой, ответил Хеймитч. Капитолийки вокруг начали таять. — Я серьезно, Эбернети! — обратилась к нему Тринкет, дернув его за руку. Этот жест заставил мужчину развернуться к ней лицом. — Тише, милая, — шепнул Хеймитч, заставив Эффи покраснеть, — Давай лучше потанцуем. После этих слов бывший наставник притянул ее к себе за талию. От этой близости у капитолийки закружилась голова, она начала обмякать в его руках. Эффи чудом успела схватиться за его плечо, рука на ее талии тоже не дала упасть. От этого они стали еще ближе. — Ты пила? — шепнул ей на ухо ментор, в его голосе присутствовали нотки веселья. — Дурак! — возмутилась она и попыталась отдалиться, но железная хватка мужчины не позволила этому случиться. — Тебя могут услышать, — продолжал заигрывать ментор. — Почему ты не сказал, что тоже придешь? — Сюрприз. И он удался. Столичная дива вздохнула, театрально закатив глаза. Этот танец длился вечно. Эффи расслабилась, ее тело прильнуло к нему. Она перестала думать о чем-то, просто смотрела в его глаза и танцевала. Хеймитч тоже расслабился и спустил руку чуть ниже талии. — Хеймитч! — упрекнула девушка, сжав его ладонь. Реакции не последовало. — Отпусти меня! — приказала она. Хеймитч не стал удерживать ее, а выполнил просьбу. Общественность всполыхнула новыми обсуждениями, когда та разорвала танец и вылетела из помещения. Мужчина одарил присутствующих взглядом и вслед за ней покинул празднество.        Он вольяжно следовал за ней по улице, когда капитолийка семенила впереди на своих каблучках. — Ты куда-то спешишь? — поинтересовался Хеймитч, когда они свернули к Деревне Победителей. — Да, подальше от тебя, — гневно ответила та. — А что случилось? — И правда! Ты облапал меня у всех на глазах! — объяснила она. — Не помню такого, — невозмутимо ответил он. Хеймитч не был бы Хеймитчем, если б не испортил все в тот чудесный момент. Капитолийка подошла к двери его дома и резко дернула за ручку. Дверь заперта. Позади она услышала бряканье ключей. — Ты никогда не запирал дверь! — Сегодня я ради тебя сделал исключение, — самодовольно улыбнулся Эбернети. Он зашел на крыльцо дома по ступенькам, встав рядом с Эффи. — Хочешь войти — поцелуй меня. — Что? Она пришла в еще большее возмущение и потянулась за ключами. Реакция Хеймитча не подвела, он быстро одернул руку, облачив Эффи в свои объятия. — Ладно, начнем с объятий. Он легко провел по ее спине теплой ладонью. В это время дверь распахнулась словно по мановению волшебной палочки. Он, прикоснулся своим лбом к лбу Эффи так, чтобы они дышали одним воздухом, скинул туфли в прихожей, подхватил ее под ягодицы и понес по ступеням в спальню, расположившуюся на втором этаже. В это время она уткнулась в его шею, вдыхая запах его одеколона, чтобы скорее забыться. Она понимала, что эта любовь ни к чему разумному не приведет, но остановиться не могла. Ее тело пылало под его руками.        Войдя в спальню, Хеймитч поставил капитолийку на пол и жадно впился в ее сочные губы поцелуем. Эффи запустила свои руки под его пиджак. Эти прикосновения разжигали еще большее желание. Он одним движением скинул пиджак с плеч. Его шаловливые руки блуждали по ее тонкой талии и не только, заставляя сердце биться быстрее. Внутри капитолийки боролись противоречивые чувства: она пообещала себе не поддаваться его натиску, с другой стороны полностью хотела раствориться в нем. Внезапно, когда воздух кончился, Эффи оторвалась, уперевшись руками ему в грудь. — Что не так? Лицо Хеймитча озарило непонимание. — Я обещала себе, что не отдамся тебе. Последние слова она просто выдохнула, потому что Эбернети прильнул к ее шее, целуя, оставляя легкие засосы. — Да, принцесса. Признай: ты хочешь меня, — продолжая доставлять ей блаженство, произнес он. Никто не называл ее принцессой, солнышком. Она сейчас была марионеткой в руках умелого кукловода. — Это не правильно, — призывала Эффи его остановиться, нежно проведя двумя руками по его широкой спине. — Скажи мне, когда ты последний раз что-то делала правильно? — спросил мужчина, потянув замочек платья вниз. — Я всегда делаю правильно, когда тебя нет рядом! — выпалила Тринкет. Ее желание стало непреодалимым, поэтому Эффи стала своими тоненькими пальчиками справляться с мелкими пуговицами на его рубашке. — Сейчас ты со мной, я разрешаю быть плохой! Эти слова прозвучали очень похотливо, заставив ее смутиться. В эту паузу Хеймитч стянул с нее темно-синее платье, оставив в одном лишь черном кружеве. Его взгляду предстало сексуальное тело бывшей сопровождающей. Он прильнул к ее ключицам, оставляя дорожку из поцелуев. Эффи сняла с него рубашку, аккуратно дотрагиваясь до его оголенного торса. Сию минуту щелкнула застежка ее бюстгальтера. Эффи стало немного не по себе. Она закрыла глаза и прижалась к Хеймитчу. Это прикосновение было, как никогда, приятным для обоих. Тринкет ловко справилась с его брюками, которые полетели вглубь комнаты.        Аккуратно переклонив ее через свою руку, Хеймитч перенес девушку на кровать. Мягкие холодные простыни и его теплое тело — лучшее сочетание, которое она знала. Время рядом с ним было самым лучшим. Он дарил ей самые жаркие поцелуи, акцентируя их то на губах, то на шее, на груди или ключицах. Ее стоны стали более слышимыми. Они являются музыкой для его ушей. Хеймитч, проложив влажный след губами по ее плоскому животу, освободил от последней частицы гардероба. Внизу ее живота разгорелся пламенный стебель, прорастающий до груди, выравающийся стонами. Она шептала его имя, умоляя перестать мучить ее и причинить сладкую боль. — Ну же, Хеймитч, — взмолилась капитолийка, выдохнув ему в рот, попытаясь отвести бедро в сторону. Однако нога мужчины не дала это сделать. — Я хочу насладиться тобой, — продолжая ласкать девушку, ответил бывший ментор. — Ты издеваешься надо мной, — проконстатировала факт Эффи. Ее дыхание разбавляло тишину ночи. Тогда Хеймитч снял с себя трусы и проник в нее. Она выгнулась навстречу, вскрикнув, закусила губы. Эбернети занял ее рот поцелуем, иначе он укусит их до крови. Теперь эти мелкие покусывания были на его губах. Эти несколько грубые ласки приносили неописуемое удовольствие обоим. Ментор стал наращивать темп, заставляя сердца выпрыгивать из груди. Сопровождающая стонала все громче и громче, когда он начал глубоко погружаться в нее. Страсть овладела его сознанием. Эффи была готова разорваться на мелкие кусочки от дрожи, которая бегала по телу, охватывая его приятной судорогой. Они одновременно достигли разрядки. Хеймитч опустил голову, светлые волосы упали на его лицо. Эффи принялась осыпать его шею поцелуями, дотрагиваясь языком до пульсирующей венки на ней.        Восстановив дыхание, Эбернети упал рядом без сил. Тело стало ватным, приятное тепло растеклось по всем мышцам. Она повернулась на бок, прислонившись своей щекой к его груди. Голова была пуста от мыслей, лишь воспоминания о содеянном заполняли разум.  — Спасибо, — прошептала Эффи. — Обращайся, — ответил мужчина и улыбнулся, — Кстати, я выиграл. — И что теперь? — Теперь ты моя. — Я всегда была твоей, Хеймитч. Ты это знаешь, — сказала она и коротко поцеловала его в плечо. — Знаю, — выдохнул он.       Утро не могло быть плохим. Эффи открыла глаза и увидела спокойно спящего Хеймитча. Она потянулась и ласково дотронулась до его губ своими. Каково было ее удивление, когда якобы спящий мужчина, углубил этот утренний поцелуй. Она только сейчас поняла суть его слов: «Ты будешь искать меня в других людях.» Теперь правда будет искать и не сможет найти: таких, как он, нет. А мысль о том, что сегодня вечером поезд обратно, никак не улучшала положение. — Надо собираться, — сказала Эффи, оглядывая беспорядок в спальне. — Уедешь после того, что было вчера? — сев в кровати, спросил мужчина. — У меня есть выбор? — Послушай, неужели тебе не понравилось? — Эта ночь была лучшей за последние два года, — смущенно ответила Тринкет. Ее фраза вызвала улыбку на лице бывшего наставника. Он надел штаны и подошел к ней, стоящей у зеркала в ванной. — Мне не нравится, что ты уезжаешь, — сказал Хеймитч, обняв ее сзади, скрестив руки на животе. — Тебе ничего не нравится. — Не правда, — молниеносно ответил Эбернети, — Мне нравится алкоголь и ты. Он оставил легкий поцелуй на ее шее и вдохнул запах волос. — Знаешь, я бы могла уехать, выйти замуж, стать любимой женой. — И что тебе мешает? Он развернул ее лицом к себе, чтобы смотреть в эти яркие голубые глаза. — Моя душа принадлежит одному несносному алкоголику, бестактному грубияну, который сейчас без малейшего угрызения совести лапает меня, — закончила свою речь капитолийка. — Нет. Ты не поэтому не сможешь уехать, — опровергнул Эбернети. На лице Эффи застыло изумление. — Я просто не отпущу тебя. Он накрыл ее губы своими, притрагиваясь всем телом, каждой клеточкой ощущая ее. Ведь нет времени — так коротка жизнь — на склоки, извинения, желчь, призвания к ответу. Есть время только, чтоб любить, да и на это, так сказать, есть лишь мгновение.