Каждому дьяволу положен свой ангел.

      Ночь. За окном видно только луну, освещающую ночное плато земли. Мир замер в безмятежном состоянии, ничто его не тревожит. Хеймитчу, как обычно, не спится. Он сидит угрюмо сидит в своем купе и единственное, что его развлекает — алкоголь. Ментор довольно давно не спит по ночам, терзаемый кошмарами, и только выпивка спасает его, затуманивая мозг, который тогда, на арене, придумал, как выжить. Хозяин этого сверхразума уже не раз поплатился.       Опять этот же мозг помог Китнисс и Питу. В прошлом году Хеймитч увидел в девчонке — не будем скрывать, что она его любимица — ту, кто сможет противостоять не только ловушкам Капитолия, но даже самой себе. Он решил рискнуть, соврав всем, кто знал его про парочку влюбленных. Как оказалось, выставлять товар на показ он умеет. Никогда не делал этого, потому что прекрасно сам видел цену тому товару. Может, с его стороны было достаточно цинично говорить о людях, как о товаре, но мы же в Панеме, где столица Капитолий, а там нравственность из краев не хлещет. Поэтому немного запачкаться во лжи не представляло для его репутации, которая из-за запойного образа жизни и так не процветает, огромной проблемы.       Тринкет же всю дорогу, от начала до окончания Игр, выносила ментору мозг с тем, что это плохая затея, что она может кончиться плохо для всех. «Для меня уже хуже нет — мне каждый день приходится видеть тебя» — объяснял ей Хеймитч и воровал очередной поцелуй, из-за которого Эффи еще дня два краснела, вспоминая его губы на своих. Она злилась, что тот так нагло это делает, но оттолкнуть не могла, потому что ничьи объятия в мире не приносили столько удовольствия, как его объятия. А на утро она вновь читала ему лекции, как не стоит делать. Безгласые привыкли слушать эти перепалки наставников Двенадцатого, поэтому даже не обращали внимания.       Как жаль, что алкоголь не вечен. Вообще, ничто в нашем мире не вечно. Наверно, для этого и нужно людям чувство сожаления. Оно учит нас ценить все моменты, которые мы имеем, прожигая года своей жизни под гнетом, бесконечного для существа и отмеренного для нас, времени. И, слава богу, что никто не научился останавливать время. Вряд ли кто-то хотел бы жить вечно, в таком случае в жизни нет смысла. Встав с кресла, Хеймитч шаткой походкой побрел в бар поезда, чтобы раздобыть себе еще бутылочку и уснуть в пьяном угаре. Он пришел в вагон, где бар просто блистал своим разнообразием бесплатных напитков. Бери — не хочу. разглядев в тусклом свете то, что хотелось, мужчина вытянут стеклянную бутылку с янтарной жидкостью из числа других. Только стекло звякнуло о стекло, пронзив тишину помещения, в вагоне появилась Тринкет, — Не удивлена, — упрекая выдала она. Хеймитч медленно развернулся с сосудом в руках, окинув сопровождающую взглядом с ног до головы. Она предстала перед ним в тапочках на танкетке с помпоном и в легком шелковом халатике. Ее образ пьянил еще сильнее, чем этот капитолийский виски. — Я не готов выслушивать твои нотации, поэтому, будь добра, уйди с прохода, — подойдя ближе, с наигранной вежливостью произнес мужчина хриплым голосом. Он несколько раз махнул рукой в сторону, чтобы та отошла. Он был еще не так пьян, чтобы язык заплетался, но Тур Победителей значительно выматывал каждого, выжимая все соки. — Ты уже достаточно пьян, — указала она на душевное состояние ментора. — О чем ты? Я легко смогу определить, где мы. Позволь взглянуть в окно. Хеймитч подошел, задумчиво посмотрел через идеально стекло, покрутив голову в разные стороны. — Мы далеко ее от станции, прибудем в дистрикт к утру, — произнес он и так всем известную информацию. Эффи театрально закатила глаза, останавливая того перед собой. — Наши трибуты впервые смогли победить, — начала капитолийская дива. — Ты хотела сказать «выжить», — поправил Эбернети. — Да, ты обещал им не пить, а что сейчас? Она указала на бутылку в руках ментора. — Я обещал помочь им выжить, я свое слово сдержал. Какие еще претензии, принцесса? — вскинув брови, спросил Хеймитч, разведя руками. — Поставь ее на место! — шикнула Эффи, потянувшись за бутылкой. — Куда ты ручки тянешь, милая? — резко убрав от нее руку с прозрачным сосудом, спросил Эбернети, — Иди себе сама возьми. — Господи, как же я от тебя устала, — закатив глаза, мягким голосом произнесла капитолийка. — Ого! Ко мне еще так никто не обращался, — ухмыльнувшись, проговорил ментор. Тринкет несколько оторопела от его реакции, потому что обращалась не к Хеймитчу. Точнее к Хеймитчу, но не первым словом, а значит, не к нему, потому первое слово было обращением. В общем, она полностью запуталась в своих мыслях и решила ничего ему не говорить. — Прошу тебя, просто оставайся человеком, — умоляла она, окидывая взглядом содержимое бутылки, рассчитывая в каком состоянии он завтра проснется. — Миссия не выполнима, мисс, — с задором прошептал Хеймитч, приблизившись к ней. — Хватит паясничать, — протянула она. — Слушай, не беси меня, — уже без всяких шуточек произнес ментор, — Как можно быть такой правильной? — Это не я правильная, это ты… раздолбай! — выругалась женщина. — Потише. Манеры, Тринкет, — подначивая, напомнил Эбернети. — Ты постоянно пьешь и выставляешь меня дурой перед ребятами, каково это? — Я не виноват, что ты и в самом деле дура. — Что? — выпалила сопровождающая. — Что слышала, — грубо ответил мужчина, — Ты постоянно пилишь мне мозг, капая на него этикетом. Да не сдались мне твои кукольные манеры! — Разбудишь ребят, — с заботой произнесла Эффи. — О, мать Тереза нашлась, — с сарказмом проговорил он, — В шесть лет назад ты и понятия не имела о человечности, жила в своих блять красивых замках и ходила в хрустальных туфельках, пока люди дохли с голоду! — Следи за языком, — невозмутимо продолжала поправлять она. — Лучше заткнись, иначе я за себя не ручаюсь! И, вообще, с закрытым ртом вам, бабам, больше идет. Из раза в раз выплевывая яд ей в лицо, Хеймитч отдалял ее от себя, делая недоступной. Сейчас Эффи не выдержала этого резкого высказывания и толкнула ментора в грудь, тот, потеряв равновесие сел в синее крутящееся кресло, чуть не выронив алкоголь из рук. — А тебе больше идет, когда ты полностью трезв, — подойдя почти вплотную, прошипела она, глядя на мужчину сверху. Пока Тринкет сверлила его взглядом своих небесно-голубых глаз, Эбернети поставил бутылку на столик и резко дернул ту за руку на себя. Женщина неожиданно для самой себя подалась вперед, она хотела было вырваться из его железной хватки, но не успела, как чудом оказалась у него на коленях. Щеки залились краской и стали гореть пуще прежнего. Хеймитч ловко завел ее руки за спину и впился в ее губы страстным поцелуем, покусывая их. Та возобновила попытки выпутаться из его рук, но сама не заметила, как его руки уже оказались блуждающими по талии, а его язык ворвался в ее рот без особого приглашения. — Пусти! — приказала она, переводя дыхание. — Да не всего ли этого ты хотела? — спросил Эбернети. Эта фраза самовольно вырвалась у него, неконтролируемая сознанием. — Я не проститутка! — заявила Эффи, отстраняя того от себя, уперев руки в его плечи. — Кем бы ты ни была, ты моя и только моя, — прошептал Хеймитч оставляя слабый засос на шее. — С ума сошел? Нас могут увидеть, — вдруг запереживала Тринкет. — Китнисс и Пит спят, причем вместе, — намекая проговорил наставник. — Хеймитч, ты только что поливал меня грязью, испачкаться не боишься? — поинтересовалась женщина, захватив его лицо между своих ладоней. Его щетина приятно покалывала нежную кожу рук капитолийки. Она чувствовала его тепло и близость, глядя в его бездонные глаза. — Ты же сама сказала, что ты не проститутка, — с заметной иронией в голосе произнес мужчина. — Так, хватит. Тринкет решила покончить с этим идиотским, по ее мнению, действом, начиная вставать с его коленей. — Я тебя не отпускал, — задержав ту за ягодицы, сказал Хеймитч. — Убери руки! — С каких это пор, милая? — Я попросила тебя по-хорошему, — проговорила она, продолжая буравить ментора взглядом. Тот ничего не стал отвечать, а только потянул ее на себя и вниз, заставив сесть обратно. Эффи уперлась руками в его торс, не подпуская ближе. — Ты не сделаешь этого, не заставишь меня, — сказала сопровождающая. В ее глазах он увидел искру страха. — Я же не садист, я заставлю тебя захотеть, — с улыбкой сказал Хеймитч. — Нет, пожалуйста. Отпусти меня, — взмолилась Эффи. Пьяный мозг твердил ему: «Возьми ее! Ты же победитель, черт бы тебя побрал! Заставь ее захотеть! Ну же!» Эбернети почувствовал, как ее попытки сбежать остались позади, как она спокойно сидит на его коленях, ее руки не дергаются; он посмотрел в ее глаза, которые затмили крошечные слезинки. В сердце больно кольнуло, он никогда такого не чувствовал. Ментор ослабил свою хватку, убрал от нее свои руки, положив их на подлокотники кресла. Внутри все утихомирилось. — Уходи, — хриплым голосом сказал Эбернети, — ты же хотела. Эффи пришла в изумление от этого поступка, она уже приготовилась к любой развязке, но не к такой. С каждой долей секунды ей все меньше хотелось уйти. Но она медленно поднялась и вышла за дверь.       Эбернети откупорил бутылочку и в гордом одиночестве сделал несколько больших глотков. Эффи, как только покинула пределы его общества, почувствовала, как сильно хочет его. Вспомнила ощущение его страстного поцелуя, его руки, под которыми тает ее тело, от прикосновений которых пробирает дрожь. Ей захотелось его. Но теперь любые пылкие чувства остались позади. — Так и думала, что будешь пить, — зайдя обратно, произнесла она. — Чего? — нахмурившись, спросил ментор. — Я думала, что хоть что-то в жизни тебе дороже выпивки, хотя бы секс, а ты… — И что ты мне предлагаешь? Выебать тебя на этом блядском столе из красного дерева или что? Эбернети в секунду пришел в ярость. — Ты все-таки с дамой разговариваешь, придержи язык, — вежливым тоном произнесла женщина. — Замолчи, — грубо приказал он. Хеймитч, нахмурившись, смотрел на нее, различая милые черты лица в полумраке; ее губы почему-то тронула улыбка. Эбернети отставил бутылку, резко встал с кресла и направился к ней; он неожиданно оказался рядом, прижал всем телом к стене, обхватив ее тонкие запястья пальцами, и прильнул к ее губам жадным, требовательным поцелуем. Тринкет поняла, что смогла вновь добиться своего и поспешила стянуть с того кофту с длинным рукавом, обжигая своими прикосновениями его тело. Ментор тряхнул головой, убрав волосы с лица, и принялся оставлять засосы на ее шее. — Не здесь, — на выдохе прошептала она ему на ухо. Вмиг мужчина поднял ее на руки, взяв под ягодицы, и, продолжая целовать, понес к себе в купе. Ему было наплевать, что кто-то увидит его полураздетого с Тринкет на руках. Не это важно. Эффи прижалась к мужчине всем телом, замечая его вид, несмотря на долгое запущение он в отличной форме.       Зайдя в свое купе со сбитым дыханием, Эбернети поставил капитолийку на пол и медленно потянул за поясок шелкового халатика. Под ним оказалась кружевная сорочка, которая мигом отлетела в сторону. Ментор ласкал ее грудь, оставляя на ней легкие поцелуи. Снял с себя штаны и одним движением положил капитолийку на неширокую кровать. Она умоляла его не оставлять сильных засосов, потому что потом придется краснеть перед ребятами. Хеймитч словно не слышал ее, охваченный желанием. Он решил оставить ее шею в покое и оставил довольно сильный засос в зоне декольте у самой груди. Эффи выгнулась, пытаясь оторвать его губы, но ничего не вышло. Приятный след в виде кровоподтека был обеспечен. Эффи со всей страстью отвечала ему на все поцелуи, притягивая к себе. Освободившись от последних элементов одежды, мужчина резко вошел в нее, дополняя свои чувственные движения поцелуями, одновременно затыкая ими ей рот, чтобы не стонала. — Тише, — шептал он, — а то тебя услышат. Эффи сжимала челюсти, закусывала сначала свои губы, затем его, от сладких ощущений. Двигаясь внутри, ментор сжимал ее груди, лаская возбужденные соски. Тело вновь и вновь накрывало волной неописуемого удовольствия, которая заставляла забывать все вокруг. Тринкет была уверена, что рядом с ним все проблемы уходят на второй, а может и третий план. Его волосы, дотрагивавшиеся до ее лица, приятно щекотали кожу, она ощущала его затрудненное дыхание, разгоряченность его тела. Сопровождающая почувствовала, что разрядка достигает пика, выгнулась в пояснице, дрожа всем телом. — Хеймитч, я все, — выдыхала она ему в ухо голосом, полным удовлетворения, — перестань. Ее будто били током, женщина то сжимала простыни, то впивалась ногтями в его спину. — Сейчас, милая, сейчас, — хриплым от возбуждения тембром произнес мужчина, сделав ее несколько движений и войдя на всю длину, замерев в ней. Эффи оставила несколько поцелуев на его шее и легкий засос в ее основании. Эбернети лег рядом, переводя дыхание. Он откинул голову на подушку, закрыв глаза. В голове шумело от испытанных эмоций и количества выпитого алкоголя. — Это было великолепно, — едва слышно произнесла капитолийка, чем вызвала улыбку у ментора. — Ты специально злишь меня? — Да, мне нравится, как ты хмуришься, — ответила Эффи. Она коротко поцеловала его в плечо и уснула под его размеренное дыхание.       Утром, приведя себя в порядок, Тринкет решила пойти выпить чудодейственную таблетку против вчерашней ночи. Когда она одевалась, увидела искусство Эбернети у себя на груди и решила надеть платье с маленьким вырезом. Зайдя в вагон, ее взгляду предстала открытая бутылка виски на столике и кофта Хеймитча, которую она стянула с него ночью. Подняв вещь с пола, Тринкет решила отдать ее хозяину, пока тот спит. Только сопровождающая вышла в коридор, как навстречу ей идет никто иной, как Китнисс с улыбкой на лице. Эффи захотела провалиться сквозь землю от неловкости этой ситуации. — Это что, кофта Хеймитча? — поинтересовалась девчонка. — Да, просто он пил… — Эффи, это останется только между нами, — поняв всю ситуацию, произнесла Эвердин, — Только не смей меня больше упрекать в том, что Пит приходит ко мне ночью. Она улыбнулась и пошла дальше по коридору. Щеки Эффи запылали, но спасибо многочисленным слоям макияжа. А вот поцелуй на груди и его похотливый взгляд еще долго не дадут забыть эту ночь.