Каждому дьяволу положен свой ангел.

      Типичное утро в Капитолии. Эффи открывает глаза, радуется солнечным лучами и считает, что прекраснее этого города нет ничего. Она сладко протягивается, мышцы приятно тянутся. Затем она встаёт с мягкой постели и идёт к окну, резким движением сопровождающая раздвигает плотные темно-бордовые, как столовое вино, шторы. Яркий солнечный свет озаряет её спальню и её самый, погружая в свои лучи. «Ничто не испортит мне настроение» — сама себе говорит Тринкет и садится за туалетный столик наводить марафет. Сегодня она выбирает жёлтый и оранжевый цветы, делая яркий макияж в стиле жар-птицы. Капитолийцы считают, что это нормально — разукрашивать свое лицо, как перья петуха. Она рисует ровные длинные стрелки. Тринкет, конечно, не станет вживлять себе кошачьи усы или убирать ребра, чтобы талия была ещё тоньше. Хотя тоньше уже некуда. Одна её знакомая убрала некоторые жевательные зубы, чтобы щеки впали, и выделились скулы. Это она считала ненормальным. Однако Хеймитч негодовал и от броских нарядов. В голове Эффи было разложено все пополочкам с определёнными правилами и не дай бог что-то пойдёт не так. Коллега называл её гребанной перфекционисткой и постоянно говорил что-нибудь едкое. В это утро все было прекрасно, и Эффи решила даже не обращать внимания на его колкости.       Ментор Двенадцатого лениво открыл глаза, перевернулся на спину и ощутил сильнейшую боль в голове. Тело его совершенно не слушалось, голова болела так, что казалось, будто кто-то дубиной бьёт по ней, раскалывая на две половины. Он, пошатываясь, встал с кровати и задернул шторы, голова стала мутной, закружилась; в глазах потемнело. Хеймитч сел обратно на кровать, закрыл лицо руками, привыкая к новому состоянию. Сон должен был вылечить его, но ни черта пободно не случилось. Взбодрившись под холодным душем, Эбернети открыл шкаф и достал оттуда синий, с удлиннным пиджаком, костюм. Глаза то и дело, что закрывать при каждом удобном случае, во рту пересохло. Утро выдалось неприятным, в принципе, как всегда.       Коллеги встретились за столом, который уже ломился от изобилия блюд. Эффи натянула привычную для всех улыбку и произнесла: — Доброе утро, Хеймитч. Она хотела казаться невозмутимой, но после смерти очередных трибутов ей хотелось напиться до беспамятства или хотя бы выплакаться. Ей было очень трудно носить все в себе, улыбаться и делать вид, что ей наплевать, когда внутри сердце рвётся на тысячи кусков. — Ага, — буркнул ментор и сел на свое привычное место во главе стола. Он подпирает руками голову, светлые пряди его волос упали на лицо, закрыв глаза. Тринкет, цокая своими каблучками, подошла к нему, поставила рядом с ним на стол стакан и положила одну сиреневую таблетку. — Отравить меня решила, — подняв на женщину глаза, саркастично сказал Эбернети и положил таблетку в рот, зная, что это обезболивающее. — Ты сам изо дня в день травишь себя, — произнесла Эффи, показав на бокал виски. Хеймитч кивнул и сделал обреченное выражение лица. Затем он понял, что кое-что упустил из своего внимания и поднял на неё взгляд, нахмурившись. — Твою мать, Тринкет, сегодня день попугая? — спросил он, разглядывая её наряд. — Ты не испортишь мне настроение, — уверенно произнесла она и принялась завтракать. — Поведуй, какая курица осталась без перьев на заднице? — пытаясь задеть, поинтеревался ментор. — Это перья золотого попугая, они привезены из заграницы, — театрально закатив глаза, рассказала Эффи. — В следующий раз попроси меня, в нашем дистрикте есть гуси, их перья не хуже. А ещё, если их клеить близко к друг другу, они будут тебя греть, — не скрывая веселья, говорит Хеймитч. — Как мастерски ты перевёл разговор в то русло, что я как бы полностью завишу от тебя, — подметила эскорт. — Мастерство не пропьёшь, куколка. Жаль, тебе такому никогда не научиться. — А мне и не нужно, потому что я не самовлюбленная эгоистка. — Я тоже не виноват, что всем нравлюсь, — сделав глоток горячительного напитка, сказал Эбернети. — Кому всем? — усмехнулась Эффи. — Согласись, многие знатные капитолийцы желают познакомится со мной, все твои подружки хотят меня, а я достаюсь только тебе, — сказав, ментор издевательски улыбнулся. Щеки Эффи ударилась в краску. — Хватит! Мир не крутится вокруг тебя! — злясь, выпалила Тринкет. — А вокруг кого? Вокруг тебя что ли? — сведения брови, языительно спросил Хеймитч. — Если все так тебя желают, где у наших трибутов спонсоры? — негодуя, задала вопрос сопровождающая. — Да знала бы ты, что они хотят в замен, — наклонившись вперёд, гневно выдал Хеймитч. — Твоей трезвости? — Хрен там! Переспать они со мной хотят! Все до одной! Шлюхи никчемные, — выругался мужчина. — Как по пьяни кого-то где-то, это ничего страшного, а как ради трибутов, так ты прям джентльмен, — выплескивая злость, сказала она. — Пошла к черту! — глядя ей в глаза, сказал Хеймитч и резко встал из-за стола. Эффи осталась сидеть в гордом одиночестве. Шторм утих, но корабль был уже потоплен. В большинстве случаев люди сначала говорят, а потом думают, им наплевать на чувства друг друга, а потом они же удивляются, почему в мире нет любви.       Пока Хеймитч где-то пропадал, Эффи сняла наряд попугая, надев пурпурную блузку с рукавом до локтя и обтягивающую формы юбку. Она хотела встретится с Оливией, но на в просторном холле познакомилась с одним богатым мужчиной по имени Кристоф. Они весело и мило поболтали в кафе Тренировочного центра, прогулялись в парк, потом, по наступлении темноты, он решил проводить женщину до пентхауса. Эффи сразу разглядела в нем истинного джентльмена. Только они поднялись на двенадцатый этаж, Кристоф неожиданно положил свою руку на спину Тринкет, притягиваея её к себе, как Хеймитч. Но Хеймитч — это Хеймитч. — Кристоф? — удивилась она, отталкиваясь мужчину, который со всем нажимом принялся обнимать её. — Ну же, Эффи, — ухмыляясь, произнёс он, применяя к Эффи силу, заставляя её. Вдруг он прижал её к стене, рывком оголил её декольте. Мелкие жемчужные пуговицы посыпались на пол, словно тропический дождь. Тринкет вскрикнула, умоляя его отпустит её. Разум мужчины был уже затуманен, хотя сам он был трезв. Эффи явно не хотела близости, она отталкивает его, отворачивалась от принудительных ласканий, но её силы были ничем, по сравнению с его силами. — Кристоф, прекрати, прошу, — упираясь руками в его плечи, умоляет Эффи со слезами, отворачиваясь. Тот продолжает трогать её ягодицы, притягивая к себе. Тут на этаже появляется несильно выпивший Хеймитч и видит все это. Он без слов быстрыми шагами подходит к незванному гостю и резко дергает того за воротник пиджака, отрывая от Тринкет. — Мужик, это не стрипклуб. Ты ошибся, — грозно произносит Эбернети. Эффи забирается на диван, поджав ноги к себе, прикрывая декольте. Её всю трясет. — Нет, Тринкет ещё та шлюшка. Посмотри на её жопу, Хеймитч, давай вместе отдерем её как следует, — без ноток опьянения говорит Кристоф. Внутри ментора разжигается неописуемый гнев, а этот урод поливает в него масла. Эффи плачет, наблюдая за всем этим. Взгляд Хеймитча наполняется искрами горячущего пламени. — У тебя зубы лишние? — спрашивает Эбернети и, не долго думая, ударяет того в челюсть. Мужчина откидывается назад, но Хеймитч не даёт тому упасть, держа того за воротник. Затем ментор со всей силы бьёт того о стену, чуть ли не размазывая его. Тринкет вскрикивает. Кристоф пытается атаковать победителя и после нескольких попыток заезжает тому в челюсть, разбивая губу. У самого уже разбит нос, губа, и опух левый глаз. Хеймитч оттягивает его от стены и за грудки тащит к выходу из пентхауса. Они вдвоём выходят в холл, Эбернети ставит его спиной к лестнице, ведущей вниз. Кристоф пытается схватиться за ментора, ибо тот серьёзно намерен спихнуть его. — Эбернети, ты же сам можешь трахнуть её. Или ты пропил свою сексуальную силу? И тебя даже её сиськи не заводят? — издевается мужчина. Хеймитчу стало противно от его слов, и он вытянул руки, чуть ослабить хватку. — Ладно, ладно, — уже умоляюще заговорил Кристоф, — не кидай. Я же поломаю себе все, стану овощем. Эбернети приблизил того к себе и тихим с хриптцой голосом, который так любила Эффи, проговорил тому прям в ухо: — Запомни на всю свою собачью жизнь, которой осталось у тебя немного: она моя. Ясно тебе? Кристоф судорожно покивал головой, смаргивая кровь, которая текла прям в глаза. — И ещё, она просила тебя отпустить её, ты этого не сделал. Поэтому теперь я отпущу тебя. После своих слов Хеймитч сильно толкнул мужчину вниз. Он полетел, кувыркаясь, пересчитывая ребрами ступеньки. Эбернети не стал смотреть, как он падал, и зашёл обратно в пентхаус.       Эффи сидела на диване, прижав к себе колени. Её тело дрожало, но не от удовольствия, как рядом с Хеймитчем, а от осознания произошедшего и стыда перед своим коллегой. Эбернети подошёл к ней, докоснулся до своей губы, проверив, не идет ли кровь, и сел рядом. Он смотрел на Эффи, переводя дыхание. — Ты в порядке? Он не успел тебе ничего сделать? — тревожно спросил он. — Нет, — дрожащим голосом прошептала Тринкет, — Только блузку порвал. Глаза вновь наполнились слезами, которые тут же стекли по щекам, обжигая кожу, а щеки стали красными от стыда. — Урод, — произнёс Эбернети, а потом вспомнил, что и сам так делал в порыве страсти. Однако, разница в том, что тогда Эффи хотела его и была согласна на его ласки, а в момент с Кристофом нет. Эффи закрыла лицо руками, скрывая заплаканные голубые глаза. — Иди сюда, — придвинувшись к ней, раскрыл объятия ментор. Сопровождающая нырнула в них, скрываясь от всего мира. Мужчина крепко прижал её хрупкое тело к себе. Тринкет ощущала его тепло и защиту. Она была готова поспорить, что, причинив ему боль, он в жизни не поможет ей, закрывшись ото всех. Этот поступок для него не был чем-то необычным, Хеймитч понимал, что должен это сделать, тем более, она должна быть только с ним. — Спасибо тебе, — произнесла она. — Пожалуйста, — ответил Хеймитч, — теперь он никогда не подойдёт к тебе. — Что ты с ним сделал? — встревоженно спросила она. — Ничего. Он сам споткнулся и пересчитал лицом ступени, — рассказал ментор. — Ты нормальный? — она подняла на него взгляд. — Не понял, ты упрекаешь меня? — Его найдут, он расскажет им про тебя. — Не расскажет, мёртвые не разговаривают, — невозмутимо сказал он, а через мгновение голову затуманила отрезвляющая мысль. — Что? — удивилась Эффи, сильнее сжав порванную блузку, и заглянула в его бездонные глаза, — Что ты сказал? Эбернети нахмурился и молча пошёл к бару. Он достал оттуда бутылку виски, открыл её и сделал несколько глотков. Эффи сняла туфли на высоких каблуках и босиком подошла к нему. Она встала перед ним и спросила: — Хеймитч, ты убил его? Отвечай мне! Женщина схватила руками его голову, заставляя смотреть на себя. — Да, Эффи, я убил его, — нахмурившись, ответил Эбернети. Тринкет опустила руки, из её глаз потекли непрошенные хрустальные капли. — Держись подальше. Видишь ли, мне убить человека, как нечего делать, — он начал обходить её, удаляясь из пентхауса. — Нет, пожалуйста, останься, — эскорт задержала того за рукав пиджака, — Я сгораю от стыда. — Ты всегда рядом со мной сгораешь, — улыбнулся Эбернети. Эффи ничего не ответила, только поднялась на носочки и коснулась его губ, зализывая рану в уголке рта. Хеймитч сначала оторопел от такого поворота событий, но все же ответил на поцелуй. Потом он положил свои руки ей на талию и притянул к себе. — Мадам, у Вас слишком сексуальный вырез, — разорвав поцелуй, сказал он. — Хватит пялиться. Моя блузка порвана, — прикрываясь, сказала Тринкет. — Чего я там не видел? — Опять все опошлил. Отстань. Эффи развернулась и собралась уходить, Хеймитч схватил ту за руку и развернул к себе лицом. Без слов он впился в её сладкие губы жадным поцелуем, сминая их своими губами. Он поставил бутылку на стол и хотел положить свою руку на место ниже талии, Тринкет переплела их пальцы, останавливая его руку. Эбернети сильнее сжал её пальцы, продолжая её целовать, и точно был уверен: она его.