Каждому дьяволу положен свой ангел.

      Капитолийское утро началось с прекрасного капитолийского завтрака. Трибуты Двенадцатого, как обычно, мертвы. Хеймитч после из смерти напился до беспамятства, а Эффи скрыла очередные слезы и эмоции за дешевыми натянутыми улыбками. Она выглядела как кукла-барби в этом красном платье по колено, сотканном из тысячи лоскутков разных оттенков красного. А в волосах у нее большая алая роза. Этот вид никак не радовал глаз Эбернети, поэтому он старался даже не смотреть в ее сторону. Его отвращение к ней было наигранным, нет, ну, может от ярких блесток и правда слепило, но лапать ее он не отказывался. Было такое считанные разы, когда его пьяный, как сто чертей, мозг уже просто был не в силах контролировать тело. Эффи постоянно читала Хеймитчу нотации на эти темы, но тот отказывался слушать, махнув на нее рукой. — Ты помнишь о сегодняшнем мероприятии? — спросила Эффи, допивая кофе. — О каком? — буркнул ментор. — О важном, Хеймитч, — она закатила глаза, — Главный распорядитель собирает всех наставников дистриктов, чтобы рассказать о нововведении в регламент по избирательству спонсоров. — И нахер оно? — поднял брови Хеймитч, — Наши трибуты мертвы. — Мы с тобой наставники, — напомнила она, поджав губы, — и ты, Эбернети, обязан там быть. — Всем я чего-то должен, — тяжело выдохнув, произнес мужчина. Он встал из-за стола, шумно отодвинув свой стул, надел пиджак и покинул пентхаус.       Тринкет считала себя обязанной переделать его в воспитанного джентльмена, но до нее почему-то не доходило, что, если он такой на протяжении всей жизни, джентльменом неожиданно не станет. Взяв все необходимое для совещания, она пошла в зал, где обычно проводятся различные мероприятия вроде конференций и собраний. Войдя, Эффи окинула зал взглядом и не нашла своего коллегу. Ругнувшись на него про себя, она села на стул во втором ряду и стала мило разговаривать с другими наставниками. Для себя она заметила, что Рубака на месте. Решив оставить мысли о Хеймитче, она продолжила общение. Ее наполняла злость и непонимание того, где шляется Эбернети, в то время, когда у их трибутов впервые появился шанс победить.       Хеймитч, сделав личные дела, явился на собрание уже после того, как оно длилось минут пятнадцать. Не прерывая монолог Сенеки Крейна, он сел на самый ближний к выходу стул. С этого места ему прекрасно было видно всех присутствующих и Тринкет, которая целые два часа, что длились типичные собрания, сидела с прямой спиной, будто в нее вбили кол. Эти нудные до невозможности мероприятия угнетали Хеймитча, он считал неважным обсуждать так долго различные новшества и причуды Игр. Пускай они идут и вне арены, но это уже личное дело каждого, а тут глупые капитолийцы под предлогом «по секрету всему свету» рассказывают другим свои стратегические планы. Послушать их было тратой времени, потому что всех этих людей и без лишних слов можно читать. Эбернети сидел молча, не вступая в бурные дискуссии, он обсуждал только по молодости, а потом понял, что нужно вовремя уметь закрывать рот. Собрание было неимоверно скучным, поэтому Хеймитч уснул, скрестив руки на груди. Светлые волосы закрыли лицо, поэтому никто ничего не заподозрил. В принципе, им было наплевать на его поведение, ибо эти люди видели уже столько его выходок, что обычный сон на собрании с главным распорядителем был простителен.       Когда собрание закончилось, Эффи подошла к своему коллеге. Она, только встав со своего места и глянув в его сторону, поняла, что ее коллега спит. Все наставники уже покинули помещение, оставив их двоих наедине. Тринкет всегда смущало такое положение дел, потому что Хеймитч — это Хеймитч. — Эбернети! — произнесла она и немного потрясла того за плечо, прежде взглянув на его спящую физиономию. — Какого черта? — хриплым ото сна голосом спросил ментор, открыв глаза. Он огляделся и понял, что пора уходить: над сценой, где стоит трибуна с микрофоном, выключен свет, а все остальные стулья в комнате пусты. Тот встал и побрел к выходу. Голова неожиданно закружилась от резкой смены положения тела, поэтому он остановился, переступив порог. Тринкет нагнала своего коллегу и уже вместе они двинулись дальше. — Ты уснул! — упрекнула она. — Я провел это время полезнее, чем вы все, — парировал мужчина, бросив на нее взгляд. — Это возмутительно, Хеймитч, и вовсе не простительно! Ты, как ментор, обязан присутствовать на подобных мероприятиях от и до. Такие собрания создаются специально для наставников дистритктов, чтобы мы могли эффективнее помогать своим трибутам, а ты наплевал на тех, кто это делает. Это твое уважение к людям? — произнесла мини нотацию Тринкет. Эбернети остановился, встал перед ней и посмотрел в ее прекрасные небесно-голубые глаза. Эффи сжалась от неудобного положения, но решила проявить всю свою капитолийскую стойкость и невозмутимость. — Послушай меня, куколка, — обратился ментор, продолжая буравить ее своим холодным взглядом, — ты должна понимать, что ни у кого нет заинтересованности в помощи нам или трибутам. Это сегодня они собрали паршивое совещание, чтобы обсудить какую-то херню, а завтра они же прикончат твоих трибутов. Какое уважение и к кому я должен проявлять? Пора бы уже понять, что рассчитывать можно только на себя, потому что другие сначала станут твоими друзьями, а потом сведут счеты с тобой. Сопровождающая молча стояла и пыталась вникнуть в каждое его слово. Закончив свою речь, Хеймитч провел указательным пальцем по ее горлу, заставив мурашки пробежаться по телу, и улыбнулся своей фирменной улыбкой.       Эффи, постаравшись выкинуть из головы слова этого бестактного алкоголика, направилась на встречу к спонсорам, которые могли дать все их трибутам. Она пыталась понять, уловить мысль, подкинутую Хеймитчем, но так, как ящерица, вечно отбрасывала хвост, за который удавалось схватить. Эбернети же поднялся на двенадцатый этаж, взял себе бутылочку виски и уселся на диван. Он ухмыльнулся, вспомнив реакцию Тринкет на его прикосновение, и сделал глоток из бутылки. — Счастливых вам Голодных Игр, и пусть удача всегда будет с вами! — послышался звонкий голос Эффи в помещении. Хеймитч ничего не понял и настороженно огляделся по сторонам. Фраза повторилась еще раз. — Тринкет? — спросил он в оглушающую тишину. — Почти, — ответил уже мужской голос со стороны входа в пентхаус. Ментор встал с дивана и сделал несколько шагов к выходу, чтобы увидеть говорящего. Спустя мгновение он увидел парня лет двадцати восьми в белых брюках и в красном пиджаке. Его волосы окрашены в ярко-синий, а на шее заметная татуировка дракона. — Ну, кто ты такой? — повернувшись к тому лицом, спросил Хеймитч. — Тот, о ком Вы никогда не знали, мистер Эбернети, — ответил парнишка и встал напротив. Наставник поднял брови в удивлении. — Я Мишель Тринкет, — противным голосом продолжил гость. — Ты гей? — спросил Хеймитч и не сдержал улыбки. — Неважно. Я брат Эффи Тринкет, — признается Мишель. — Даже так, — кивая головой говорит ментор и обходит диван, — И что же тебя привело сюда? — Благополучие моей сестры, — мистер Тринкет подошел к Хеймитчу и заглянул в его глаза, — И что она нашла в Вас? Холодный взгляд, отсутствие манер, никаких чувств и кромешная темнота Вашей души. — Если ты пришел сюда рассказывать обо мне, то я прошу тебя покинуть мое общество, — грубо произнес Эбернети, нахмурившись. — Мистер Эбернети, я хочу ей лишь добра, а Вы пользуетесь ею. Она — игрушка для Вас. Однако Вы для нее… Неужели Вы не видите, как она ведет себя рядом с Вами, как желает быть только с Хеймитчем Эбернети, который спит с кем хочет и постоянно пьет. Если Вы не имеете на нее видов в плане женитьбы, отпустите ее. — Кем бы ты ей ни был, она в праве сама решать, чего хочет. И вообще, с какого хрена я должен с тобой об этом разговаривать? Выметайся! — приказал наставник. — Вы не тронете меня, — уверенно сказал Мишель. — Серьезно? — усмехнулся Хеймитч. Он резко схватил парня за руку, заломал ее и вывел того из пентхауса. Вернувшись, Хеймитч сел на диван, из его головы так и не выходила фраза о Тринкет. Он думал о ней столько, сколько не думал никогда. Разумеется, он четко осознавал все свои действия и полностью себя контролировал. Изредка, по пьяни, он признавался себе в том, что любит ее, а потом разум брал верх над сердцем. Эбернети понимал, что создать видимость того, что ты ни в ком не нуждаешься всегда безопаснее и проще, чем испытывать любовь к кому-то открыто.        Эффи пришла в пентхаус уже к вечеру. На арене целые сутки льет дождь, Китнисс с Питом спрятались в небольшой пещере и находятся в безопасности. Она сделала свою работу, получив чек на некую сумму, чтобы отправить на арену в случае необходимости паршютик. Хеймитч неподвижно сидел на диване, закинув ноги на журнальный столик. Он просто смотрел в темный экран телевизора и гонял в своей голове некоторые мысли. — Хеймитч, — позвала она, — мне удалось раздобыть чек у спонсоров. — Ценой чего? — ухмыльнулся тот. — Не смешно! — ответила Эффи, поняв, про что он говорит, — я сумела договориться, используя историю влюбленных. — Молодец, куколка, — без особо восторга ответил Эбернети. — Ты не рад? — А что, мне нужно танцевать тут? — Танцевать необязательно, но ты мог бы поблагодарить меня, — произнесла Эффи, поставив руки на талию. — Я учту, — сказал ей наставник и отпил из бутылки, — Эффи, у тебя есть брат? Тринкет резко встала в направлении коридора, ведущего к спальням. — Я не думаю, что это важно, — ответила она и пошла дальше. Хеймитч без какого-либо угрызения совести зашел в ее комнату. — Ты никогда не говорила мне о нем. — А ты никогда не говорил мне о своей жизни, так что все честно. Теперь прошу, покинь мою спальню. — Он сказал, что беспокоится о тебе, — подойдя к ней, сказал Хеймитч, не обратив внимание на просьбу. — Вранье все это. Стоп. Он что говорил с тобой? — удивилась сопровождающая. — Да, он рассказал мне все твои секреты, — улыбнувшись, произнес ментор. — И какие же? — издав смешок, поинтересовалась женщина. Она уперлась руками в туалетный столик, удивленно глядя на коллегу. — Например, что ты таешь рядом со мной, — шепнул ей на ухо Эбернети и взял ее за запястье, прижав к столу из красного дерева, — ты становишься податливая, горячая, моя. — Прекрати, Эбернети! — отвернув голову в сторону, сказала Эффи и попыталась вырваться. — Ты любишь меня, Тринкет, — констатировал факт Хеймитч. — Н-нет, — запнулась она, пытаясь качественно соврать. Однако ее тело полностью опровергало это. Оно горело огромным пламенем, внизу живота сжалось, сердце замерло, а потом стало биться в два раза быстрее, губы немного распахнулись. — Мы с тобой просто коллеги, Хеймитч, — набрав воздух в легкие, сказала Эффи. — Как скажешь, — невозмутимо согласился Эбернети. Он чуть наклонился к ее колену, повел рукой по внешней стороне бедра, поднимая платье, вдохнул ее запах и другой рукой стянул бледно-сиреневый парик. — Нет, Хеймитч, — на выдохе прошептала она, — наши трибуты на арене. Мы не можем так халатно к ним отнестись. — На арене льет дождь, все трибуты в укрытиях своих, — продолжая целовать и сминать ее ягодицы, ответил Хеймитч. Он прильнул к ее губам, лаская руками ее разгоряченное тело. Эффи обвила его шею руками, то приближаясь, то отдаляясь. Ими руководила страсть, заполонившая разум. Ее дыхание щекотало кожу, а тонкие пальчики обжигали своими прикосновениями. Тринкет сходила с ума от его теплых рук, таких сильных и уверенных. Она ощутила необычайный прилив гармона в кровь, когда Эбернети сжал ее упругую грудь. Проведя руками по идеальной талии, ментор опустился вниз и оставил влажную дорожку из поцелуев на внутренней стороне ее бедра. Поднявшись, Хеймитч притянул ее вновь к себе резким движением и, сделав несколько шагов назад, лег на диван; она оказалась сверху. Положив руки на ее ягодицы, проведя по ним, потом по спине, ментор добрался до застежки ее сумасшедшего платья, сняв его с нее. Эффи полностью забылась рядом с ним, принимая все его ласки. Глядя ему в глаза, Тринкет принялась расстегивать беленькие пуговички на голубой рубашке. Покончив с ними, она стянула с него вещь, отправила ее вглубь спальни и снова легла сверху, прикасаясь грудью. Она пылала под его натиском, шептала его имя и отвечала на поцелуи с должной страстью.       Положив ее под себя, Хеймитч избавился от ее элементов одежды и от своих. Эффи стало сначала несколько не комфортно, но вскоре она расслабилась и продолжила получать удовольствие. Раскрыв ее ноги, Эбернети вошел в нее. Тринкет не ожидала, что он сделает это именно сейчас и выгнулась в пояснице, впилась ногтями в его спину и вскрикнула. Ментор резко заткнул ее поцелуем, который унес их обоих туда, где нет войн, боли, этих гребанных Игр, где можно только наслаждаться друг другом и быть счастливыми. Жаль, что поцелуи не длятся вечно. Его движения стали проникновенными, чувственными, а ее стоны протяжными, ласкающими его слух. Тело куратора охватило мелкой дрожью, она водила по его спине, засасывала его губы своими, желая утонуть в нем. Они целовались и не знали, когда придет его срок годности.       Достигнув разрядки, Хеймитч лег рядом с удовлетворенной Эффи. Она закинула на него свою ногу и коротко поцеловала в плечо. Тринкет лежала рядом с тем человеком, которому утром прочитала нотацию о хорошем поведении, но это все было лишь ее прикрытием, чтобы просто поговорить с ним. Она понимала, что любит его, призналась себе, но не ощущали чего-то подобного от него. — Хеймитч, — шепнула она, — что будет потом? — В смысле? — удивился тот, восстановив дыхание, — Хочешь поговорить? Прости, детка, это ты тут охала и ахала, а я работал. Тринкет засмущалась и отвернулась от него в другую сторону. — Ладно, я слушаю тебя, — произнес Хеймитч, подвинувшись к ней и обняв за талию. Он оставил несколько невесомых поцелуев на ее шее, спускаясь меж лопаток. — Мишель прав: я люблю тебя, — сказала она, положив свою руку поверх его. — Нет, — отрицает ментор. — Как ты можешь говорить за меня? — Ты женщина, я мужчина. Когда я рядом, я решаю за тебя, — объяснил ей он. — Ты всегда думаешь только о себе, — упрекнула Тринкет. — Потому что у меня только я и есть, — ответил Хеймитч. Она резко повернулась и поднялась на локте, чтобы посмотреть в его глаза. Что она хотела в них увидеть? Как обычно, там ничего. Тишь и гладь. На ее глаза навернулись непрошеные слезы от осознания невзаимности. Эбернети притянул ее к себе и подарил нежный, наполненный любовью поцелуй. Слезы катились по щекам капитолийки, когда она продолжала отвечать ему на поцелуй. — Не думала, что так все закончится, — дрожащим голосом, прошептала она. — А это и не конец, принцесса, — произнес ментор и вновь накрыл ее губы своими.