***
- Кажется, все, - говорит Эрик, бросая последнюю сумку в багажник. Он вытирает подолом лоб, проклиная жару, что делает каждый год. Чарльз улыбается ему из-под своих авиаторов. - Ты уверен, что не хочешь пересесть на мотоцикл? Эрик косится на машину. Не на что смотреть. Но все же машина больше подходит для длительных путешествий, чем мотоцикл. Чарльз никогда не был в Мексике и, раз сейчас он на каникулах, он ухватился за эту идею с жадностью ребенка. Эрик отправил окончательный черновик Эмме, и теперь хорошо бы пропасть с ее поля зрения. Эрик качает головой. - Тогда как ты будешь меня усыплять болтовней о своих учениках? Чарльз показывает розовый язык. - Очень по-взрослому, - закатывает глаза Эрик. - Не всем же быть старыми пердунами, как ты, - озорно дразнит Чарльз. Эрик тянется к нему, намереваясь напомнить ему, на что способен этот старый пердун - если, конечно, отчаянные мольбы Чарльза прошлой ночью не доказательство, - когда открывается дверь дома и слышатся торопливые шаги. - Не забудь крем от солнца, - она совсем не нежно вкладывает ему в руку тюбик. - Ты не такой милый, когда краснеешь и облазишь. - Приму к сведению, - Чарльз сияет и решает рискнуть и чмокнуть ее в щеку. Она фыркает, но позволяет это сделать. Эрик замечает, как она на долю секунды сжимает плечи Чарльза. Он отворачивается, чтобы скрыть улыбку. - Нечему ухмыляться, - сварливо говорит она. - Как будто он тебе не из-за милого личика нравится. - Он не такой уж и симпатичный, - невозмутимо отвечает Эрик. - Он мне нужен только для разгадывания кроссвордов. Чарльз пихает его в бок, и губы Рейвен изгибаются в улыбке, она немного сопротивляется, пытаясь сохранить строгое лицо, но затем она начинает разливисто хихикает. - Я не могу, - говорит, улыбаясь во все зубы. - Давайте, валите. Осторожно на дороге, и бла-бла. И ты, - она тыкает пальцем Эрику в грудь, - позаботься о моем брате, или тебе не поздоровиться. - Есть, офицер, - говорит Эрик. Рейвен показывает ему палец. Это самое дружелюбное поведение от нее за последние два месяца. Они, похоже, делают успехи. Чарльз смотрит на него, и его взгляд говорит о том же. Эрик едва заметно кивает. Он садится в машину - в раскаленную от солнца металлическую клетку. Эрик стучит по колену пальцами в такт "Умри молодым", гремящей из динамиков, пока Чарльз провожает Рейвен до двери. Он специально старается не смотреть, за что получает награждение в виде поцелуя, когда Чарльз плюхается на сидение и перегибается через рычаг. Поцелуй медленный, затяжной, мучительно-сладкий, что у Эрика перехватывает дыхание. Впервые они целовались вне безопасности своего дома после того рокового дня на пляже. - Готов? - спрашивает Эрик, его голос звучит грубо и сурово от усилий сдержать столько всего. Слова все время крутятся на кончике его языка, но он никогда не может произнести их. Чарльз улыбается и проводит большим пальцем по уголку губ Эрика. Леншерр целует палец и улыбка парня расширяется. - Абсолютно, - откидываясь в кресле со счастливым вздохом кота, который нашел самое тепло место в доме. - Просто езжай. Эрик ухмыляется жгучему полдню, не менее яркому, чем утро. Он разворачивает машину, так что сторона Чарльза оказывается на стороне океана. Ему кажется, что он слышит, как гавкает собака мисс Ариадне и как проклинает мистер Риверс сломанную газонокосилку. Рядом с ним Чарльз потягивается и говорит: - Я рассказывал тебе о том, как мы с Рейвен застали грабителя в винном погребе моей матери? Эрик качает головой, мол, нет, и улыбается. Они уезжают без оглядки назад.Часть 8
5 января 2017 г. в 02:58
Рейвен перестает разговаривать с Эриком. Судя по регулярным крикам из соседнего дома, Чарльзу живется не лучше.
Несколько недель спустя после пляжной вечеринки Эрик оглядывается и видит, что вещи Чарльза повсюду. Его повседневная рутина подстроена под постоянное присутствие Чарльза.
Десять лет назад он бы бросился наутек от мысли, что придется делить свой маленький кусочек мира, который он вырвал и сохранил кровоточащими руками, с кем-то. В конце концов это оказывает антиклиматически легко.
Может, потому что Чарльзу нравится касаться всего, но он не забирает.
Чарльз постоянно ворчит о том, что Эрик курит слишком много, но все равно целует его, непрерывно жалуясь, и все равно крепко держа его за воротник.
За пределами дома кажется, что соседи таят шрамы войны, которой никогда не было. Миссис Кэрриган и миссис Риверс больше не улыбаются Чарльзу. Мистер Кирш воспитан, но шахматы с самим собой он находит привлекательнее, чем приглашение Чарльза поиграть с ним. Соседские дети разбивают окно кабинета Чарльза, играя в футбол. Родители предлагают заплатить за ремонт, но не извиняются и делают вид, что не видят, как их драгоценные чада называют Чарльза за спиной.
Эрик чувствует все новую и новую волну жажды крови с каждым оскорблением, когда Чарльз только пожимает плечами.
- Я никогда не был популярным, - говорит он с грустной улыбкой. - Просто урод. Это того не стоит, Эрик. Они забудут об этом.
Эрик никогда не был терпеливым человеком, особенно, когда дело касается невежества, но опускает это. Чарльз прав, к тому же это не настоящая причина, почему он выглядит выжато, опустошенно, словно живет на автопилоте.
Эрик не понимал, как сильно он ценит Рейвен - ее острый язык, неподражаемую прямоту, ее сугубо деловой подход ко всему и ее невероятную наивность. Он скучает по ней больше, чем ожидал, но это несравнимо с тем, как чувствует себя Чарльз. Отсутствие Рейвен ощущается, точно зияющая рана в боку, из которой сочится и сочится яркая кровь.
Они не говорят об этом, несмотря на то, что Эрик достаточно стар, чтоб понимать, что они должны. Но не уверен, что хочет.
Как бы Рейвен не привлекал Эрик, она влюблена в Чарльза намного дольше. Чарльз со всеми его недостатками и несовершенствами был центром ее вселенной очень долго. Судя по его разбитому, виноватому выражению лица, Чарльз не настолько слеп.
Эрик не намерен его поучать. Возможно, он и живет дольше, но он чувствует себя совершенно беспомощным и потерянным, как напуганный ребенок, когда посреди ночи Чарльз корчится, бьется и кричит "Нет! Оставь ее, ублюдок! Я здесь, ты не видишь?!".
В такие ночи Чарльз принимает часовой душ и идет спать вниз на диван. Однажды Эрик попытался пойти за ним, Чарльз зыркнул на него и потребовал, чтоб его оставили в одиночестве. Такой жестокий, едкий тон Эрик никогда не слышал от него.
(Чарльз был сама нежность тем же утром, в пылу пережарив тосты, воруя еду из тарелки Эрика и целуя его так часто, что почти вышло его обдурить. Но Эрик не забыл ту ночь, не забыл смесь страха и ярости в глазах Чарльза.)
В конце концов это не только Рейвен или какая-то определенная вещь. Они жили взаймы.
Когда Чарльз возвращается поздно и пахнет дешевым виски и духами, Эрик поднимается, думая, что вот, мол, оно.
Чарльз беспорядочно тянет за галстук, сбрасывая пиджак на пол бесформенной грязно-серой тканью.
- Я говорил с директором, - произносит он с искусной беспечностью.
- Да? - Эрик поднимает бровь. Это не то, чего он ожидал. - Ты опять хулиганишь?
Уголок губ Чарльза поднимается, делая его выражение лица больше саркастическим, чем веселым.
- Можно сказать и так.
Он глубоко вдыхает, проходит в комнату и начинает сгибать пальцы, как ребенок, который учится считать.
- Мне не разрешено работать без присутствия моих коллег. Не разрешено находиться наедине с учениками при любых обстоятельствах. Не разрешено вести родительские собрания. Мне посоветовали не улыбаться ученикам. Мне запрещено упоминать мою сексуальную ориентацию в любом контексте кому угодно. Мне запрещено даже приводить тебя на любые мероприятия, мое присутствие на них не приветствуется.
Он растерянно смотрит на пальцы.
- Если хоть один студент упомянет, что я смотрел на него или нее дольше, чем пару секунд, меня тут же уволят без дисциплинарного слушания. Мне запрещено говорить об этом с кем-либо.
Руки Эрика сжимаются в кулаки, в горле пересохло.
- Ты не заслуживаешь этого.
- Нет, - соглашается Чарльз. - Не заслуживаю.
Леншерр знает, что должен сделать.
Он знает, потому что он на двадцать пять ебанных лет старше. Он должен объяснить Чарльзу, что его жизнь будет только усложняться, пока в ней есть Эрик. Будет только хуже, потому что люди не меняются. Эрик всю жизнь - полвека - ждал изменений и пока не видел их. Они не перестали бросать Эрика, потому что он старый странный еврей; они не перестанут набрасываться на Чарльза, потому что видят в нем идеальную жертву и всегда будут. Если он подождет еще, он успеет встретить тех, кто захочет "спасти" его.
Эрик довольно мало может предложить взамен его молодости и "нормальности". И со временем вещей будет все меньше и меньше, потому что время работает против них.
Они должны были поговорить намного раньше, еще первым утром или, возможно, раньше. Если бы Эрик не был так эгоистичен, нужды в разговоре вообще бы не было. Это его ответственность. Он переживет. Он все равно уже стар; нечестно красть жизнь Чарльза только потому, что в конце своей он решил, что все-таки хочет жить.
Он ступает вперед, открыв рот. В груди пульсирует боль.
Чарльз резко поднимает взгляд и прижимает палец губам Эрика.
- Не надо, - приказывает он.
Леншерр все равно пытается заговорить, но Чарльз мрачно качает головой.
- Не надо. Просто поцелуй меня. А потом...
Он шепчет на ухо Эрику. Странная девственная застенчивость все живет в нем и время от времени проглядывается. Но ничего стеснительного или девственного нет в его словах, он использует слова с хирургической точностью, давая довольно емкие команды, заставляющие тепло распространяется по его телу, как ударная волна.
Эрик думает, что ад - ни метафорический, ни сюрреальный.
Он толкает Чарльза спиной к стене и целует его, а потом наверху он вытирает жемчужно-белые капли с нижней губы Чарльза, чья грудь вздымается в прерывистом дыхании. Он опять открывает рот снова.
- Нет, Эрик. - Он прижимает нежный, в отличии от его взгляда поцелуй, к внутренней части бедра.
Эрик сдается. Он шагает в душ, оставляя Чарльза, растянувшегося по диагонали на кровати и фальшиво напевающего, одного.
Эрик не пытается вернуться к этому разговору.