BTS — Boy meets Evil
Добраться до спальни выходит не сразу. Они целуются как сумасшедшие, и, кажется, тэхенова спина успевает познакомиться со всеми стенами в доме, потому что сделать больше двух шагов и не прижать его к одной из них для Чонгука оказывается слишком сложно. Свою толстовку он теряет еще на выходе из кухни, футболки лишается в коридоре — в прямом смысле, потому что Тэхен просто разрывает тонкую ткань к хренам. Чонгук платит ему тем же, когда пытается стянуть с него рубашку — честно пытается, целых долгих три секунды, но пуговицы слишком мелкие и выскальзывают из пальцев, зато пришиты некрепко и звонко стучат по полу, разлетаясь в разные стороны. — Мне нравилась эта рубашка, — бормочет Тэхен между поцелуями. — Мне моя футболка тоже нравилась, — парирует Чонгук, — открой дверь, Тэ, тебе ближе… Тот заводит руку назад и, нашарив дверную ручку, кое-как открывает дверь спальни. — Туше, — негромко смеется он. — Черт, Гуки, я думал, мы реально сюда не доберемся, — добавляет он, когда Чонгук роняет его на кровать. — Я же обещал тебе, что наш первый раз произойдет на кровати, — он ставит колено на матрац и дергает ремень джинсов. — Черт, ты серьезно собрался звать меня этим детским прозвищем в постели? Тэхен кладет ладони поверх чонгуковых и ловко расправляется с ремнем, а после с пуговицей и молнией. Удивительно, как у него это выходит — и у кого тут течка на носу, спрашивается? — У тебя какой-то бзик, честно, — задумчиво говорит Тэхен, спуская с него джинсы. Чонгук с облегчением стонет, когда плотная ткань перестает давить на возбуждение. Он избавляется от штанов окончательно, отбрасывая их куда-то на пол, и стягивает боксеры, оставаясь абсолютно обнаженным. Тэхен внимательно наблюдает за ним, а после окидывает его тело оценивающим взглядом. — Нравится? — Чонгук проходится пятерней по волосам, зачесывая назад челку, и чуть склоняет голову к плечу. Он слегка рисуется, но в горле пересыхает от волнения. Он знает, что горяч, многие омеги говорили ему об этом, но многие — не Тэхен. Тот продолжает изучать его, скользит взглядом по подтянутому торсу к сильным бедрам, ногам и обратно наверх, к лицу. Чонгука мелко трясет, но он не смеет двинуться с места, пригвожденный этим внимательным темным взглядом. Его впервые разглядывают так откровенно, не оставляя без внимания ни единого участка кожи, и тот факт, что это делает именно Тэхен, возбуждает до жути. Наконец, тот медленно размыкает губы — голос его звучит хрипло и задушенно: — Нравится, — он протягивает к Чонгуку руки: — Иди ко мне. Глаза его чернеют окончательно, в них грязная похоть мешается с чистым восхищением, и — о, да, ему нравится. Очень нравится. Чонгук на себе может прочувствовать всю силу выражения «трахнуть взглядом» — судя по тому, как смотрит на него Тэхен, мысленно его уже оттрахали во всех возможных позах. И, боже, он мог бы кончить от одной только мысли, что тот хочет его настолько. Но еще не время. Совершенно не время. Он послушно приближается к Тэхену — тот, словно во сне, притягивает его к себе, скользит ладонями по коже груди, теребит между пальцами соски, срывая с губ судорожный вздох, и двигается ниже, к твердому прессу. — Я даже мечтать об этом не мог, — совсем тихо выдыхает он. — Тебе и не нужно, — Чонгук перехватывает его ладонь и нежно целует пальцы. — Я здесь, с тобой. И только для тебя. Тэхен вздрагивает, когда он втягивает в рот указательный, и завороженно следит за ним. Чонгук, не отрывая взгляда, увлеченно ласкает его языком, чуть прикусывает подушечку и вбирает в себя на две фаланги. Тэхен легонько стучит средним по его губам, и Чонгук с готовностью принимает и его. Он сосет с полной отдачей, то почти выпуская, то вновь погружая внутрь, в горячую влажность рта — медленно, не торопясь. Он никогда не думал, что такое простое действие может доставить столько удовольствия. Пальцы — не член, но пальцы Тэхена — произведение искусства, и Чонгук готов отдать дань каждому из них. Тэхен не выдерживает уже на безымянном: со стоном вынимает пальцы из чонгукова рта и, крепко обхватив его голову ладонями, впивается в губы жестким поцелуем с привкусом темной страсти и того сладкого отчаяния, когда весь мир заключен в одном-единственном человеке, и без дышать попросту невозможно. — Люблю тебя, — сбивчиво шепчет он. — Я так люблю тебя. Воздух вышибает из легких напрочь. Чонгук утробно стонет прямо ему в губы, чувствуя себя совершенно разбитым, уничтоженным этим заполошным признанием и собранным им же заново. Словно Тэхен произнес заклинание, что превратило его из неровно слепленных друг с другом кусков в нечто цельное и невыразимо прекрасное, на что можно смотреть с восхищением и желанием. Как плохо. Всего несколько часов назад он сомневался, любит ли вообще; изводил себя раздумьями, блуждая во тьме, словно потерявшая пастыря овца, а теперь не уверен, что можно любить кого-то сильнее, и, дьявол, как же хорошо. Глаза жжет. Чонгуку хочется рыдать от переполняющих его чувств, ему кажется, что еще чуть-чуть, и те просто разорвут его на части. Он чувствует себя абсолютно беспомощным, раскрытым, как распятая иглами бабочка, и в то же время — полным сил, как никогда в жизни. Один взгляд пронзительных тэхеновых глаз низвергает его в пучину и возносит на вершину — у него так много власти над ним, что это должно пугать, но Чонгуку не страшно. Потому что Тэхен его любит. Любит даже спустя столько лет, и Чонгук понятия не имеет, чем заслужил его себе — такого дурного, абсолютно невозможного и своего. Он отрывается от любимых, зацелованных напрочь губ и присасывается к шее — тому самому месту. Тэхен шипит, но лишь откидывает голову назад, давая больший доступ. «Люблю», — шепотом в самое ухо. Тэхен вздрагивает и прикусывает припухшую нижнюю губу. «Люблю», — росчерком по покрытой испариной коже. «Люблю», — губы ласкают изящные выступы ключиц, ямку между ними, спускаются почти невесомым флером прикосновений вниз, к груди. Чонгук перекатывает между пальцами соски и соскальзывает ниже, ко впадинке пупка. Его трясет от возбуждения, когда он расстегивает тэхеновы брюки. Черная ткань легко поддается напору, обнажая длинные стройные ноги, и, черт, это сродни откровению, потому что таким Тэхена он не видел еще никогда. Тот приподнимает бедра, помогая лишить себя белья, и, ничуть не смущаясь, приглашающе разводит колени. Теперь моя очередь смотреть и оценивать, хочет сказать Чонгук, но оценивать ему совершенно нечего: не только пальцы, весь Тэхен — гребаное произведение искусства, особенно сейчас, когда смотрит на него так призывно. Когда так откровенно нуждается в нем. Теперь моя очередь изводить тебя бездействием, хочет сказать Чонгук, но выходит только: — Я люблю тебя. И сил терпеть уже не остается. Он скользит ладонью в ложбинку между ягодицами, и — о, Господи — чувствует влагу. Ох, блядь. — Ты же говорил, еще не время? — голос хрипит и совершенно не слушается. — Скорее всего, это из-за тебя, — Тэхен тяжело сглатывает. — Омега чувствует истинного. — Черт, это нечестно, — Чонгук утыкается лбом в его живот, — я тоже хочу чувствовать твой запах. — Хочешь прерваться? — Тэхен приподнимает бровь. — Ни за что на свете, — Чонгук засасывает нежную кожу рядом с тазовой косточкой. — Кстати, что ты там говорил про желание потерять со мной девственность? — он нащупывает сжатое колечко мышц и осторожно надавливает. Палец проникает внутрь легко; Чонгук сразу добавляет второй и чувствует, как напрягается в его руках Тэхен. — Ты ведь понимаешь, что оно давно не актуально? — осторожно спрашивает он, поглаживая его плечи. Чонгук досадливо прикусывает губу: ну, да, Юнги-хен, как же он мог забыть… черт. Он бы так хотел стать у Тэхена первым и единственным, чтобы тот познал наслаждение быть с альфой лишь с ним одним, но… — Давай не будем считать Юнги-хена? — предлагает он. — Это ведь была просто взаимопомощь. — А при чем тут вообще Юнги? Пальцы внутри замирают. Чонгук моментально отрывается от медовой кожи и находит тэхенов взгляд. — То есть? — напряженно спрашивает он, уже заранее угадывая ответ. — Ты… были и другие? Тэхен непонимающе хмурится. — Ты прикалываешься, что ли? — Тэ, ответь. Были? — Были, — он пожимает плечами. — Это что-то меняет? — Сколько? — Это что-то меняет, Чонгук? — с нажимом. — Для тебя? Чонгук кусает изнутри щеку. Меняет ли что-то тот факт, что кто-то касался Тэхена до него? Неизвестные ему альфы — скорее всего, не один и не два — ласкали его тело, целовали, заставляли стонать от удовольствия, чувствовали его изнутри… — Нет, не меняет, — Чонгук мотает головой. — Я люблю тебя, и это не изменится, просто… — он осекается, не сумев подобрать слова. Просто — что? — Просто кто-то мелкий эгоист, — Тэхен прищуривается и откровенно усмехается. — Я ведь не допытываюсь, сколько омег было у тебя, а ты явно не невинный одуван, не так ли? — он улыбается и зарывается пальцами в чонгуковы волосы. — Потому что ты — взрослый и свободный альфа. А я — взрослый и свободный омега. — Уже не свободный, — голос непроизвольно срывается на рык. — Пока еще да, — Тэхен недвусмысленно двигает бедрами, насаживаясь на чонгуковы пальцы. — Но в твоей власти это исправить, — он тянет его к себе и увлекает в очередной крышесносный поцелуй, смывая своей страстью все наносные сомнения и необоснованные претензии. Он прав, думает Чонгук, тщательно вылизывая его рот — Тэхен ведь даже не надеялся на что-то с ним, так с какого хрена ему хранить верность альфе, который не станет для него кем-то большим, чем просто друг? Все правильно. Тэхен все это время был свободным омегой, но это — вина лишь самого Чонгука и никого кроме. Да и с чего его вообще стало ебать прошлое? Неважно, что было «до», важно лишь то, что сейчас Тэхен принадлежит ему — то, что Тэхен хочет принадлежать ему. И может, Чонгук и не стал у него первым, но уж точно станет последним. Это единственное, что важно, и к чертям все остальное. Он добавляет третий палец, разводит их внутри на манер ножниц, растягивая, подготавливая для себя, а после сгибает и жмет на простату. Тэхена подбрасывает на постели; он до красных полукружий впивается ногтями в чонгуковы плечи. Чонгук шипит от боли, но не останавливается, продолжая ласкать чувствительное местечко. — Ох, бля-а-адь, хватит уже, — Тэхен слепо шарит рукой, перебирая пальцами по краю кровати, натыкается на прикроватную тумбочку и беспомощно скребет по дереву, не в силах дотянуться дальше. — Резинки… в первом ящике. Чонгуку стоит больших усилий отстраниться. Он вытаскивает из Тэхена пальцы и тянется за лентой презервативов. Быстро раскатывает резинку по члену и, размазав по нему тэхенову смазку, аккуратно направляет себя внутрь. — Обхвати меня ногами, — бросает он. Тэхен послушно выполняет просьбу, прижимая теснее и заключая в желанный плен. Чонгук коротко целует его в губы и входит одним слитным движением. О, боже. Мышцы обхватывают его так тесно, что это сводит с ума. На то, чтобы не начать бесконтрольно вбиваться в желанную тесноту, уходят почти все остатки самоконтроля. Чонгук, тяжело дыша, упирается локтями в матрац и смотрит Тэхену в глаза. — Ты как? Тот облизывает губы и закидывает руки ему на шею. — Не сдерживайся, — выдыхает он. У Чонгука окончательно мутнеет перед глазами. — Люблю, — шепчет он и больше действительно не сдерживается. Чонгук множество раз представлял себе, каково это — секс с Тэхеном. В своих снах он трахал его в куче разных мест и в совершенно разных позах, но реальность… она не круче фантазий, она — это что-то за гранью. Тэхен — это что-то за гранью. Чонгук даже представить себе не мог, что бывает и так. Что можно отдаваться так беззастенчиво, ничего не прося взамен и в то же время забирая себе целиком. Что можно разбиваться раз за разом от одного лишь взгляда и касания, что можно сходить с ума просто от ощущения единства, словно вы и правда одно целое, когда-то по ошибке разделенное на два. Кровать под ними ходит ходуном — в мозгу мелькает мысль, что будет весьма не круто ее сломать, но тут же исчезает за туманом возбуждения. Тэхен выгибается, прижимаясь так тесно, что между телами не остается и миллиметра — его член трется между их животами, пачкая смазкой — и горячо шепчет, глядя абсолютно черными глазами: — Сделай это, Чонгук. Ты ведь хочешь, верно? Чонгук не сразу понимает, о чем он, а когда понимает, шокированно распахивает глаза. — Тэ… — он сглатывает. — Ты уверен? Назад пути не будет. — Не будет. Для нас обоих, — Тэхен серьезно кивает. — Ты хочешь этого? — Хочу. Безумно. — Тогда давай. Сделай меня своим. По-настоящему. Глаза Чонгука темнеют. Он кивает и, толкнувшись особенно глубоко, вгрызается в чужое плечо. Тэхен заходится криком боли, смешанной с удовольствием, а у Чонгука перед глазами звезды, и внутренний альфа рычит довольным сытым зверем. Запах миндальных пирожных и пьянящего ликера вязкой патокой разливается по комнате, затекает в ноздри, забивается в легкие и впитывается в кожу, лишая последних зачатков разума. — Навсегда, — рычит Чонгук, увеличивая темп. Он чувствует, что уже на грани — еще чуть-чуть, и упадет за горизонт — он нашаривает тэхенову руку и переплетает их пальцы. — Навсегда, — слышит он в ответ, и мир взрывается мириадами сверхновых.***
Комната насквозь пропахла смесью кофе, ликера и миндальных пирожных, а еще — густым запахом секса. Последний тяжелым облаком висит в воздухе, оседает на мебели и теплой коже двух переплетенных в тесном объятии тел. Стоящую вокруг тишину, нарушаемую лишь едва слышным дыханием, разрывает приглушенная трель телефона. Тэхен изо всех сил пытается ее игнорировать, но тот не успокаивается, трезвоня снова и снова. Тэхен беззвучно матерится себе под нос и, нехотя выбравшись из объятий спящего Чонгука, тащится в коридор, где бросил по приходе свою сумку. Телефон находится в заднем кармане, но ответить на звонок Тэхен не успевает. Он сонно трет глаза и, сняв блокировку, проверяет журнал вызовов. Двенадцать пропущенных от Юнги. Сонливость слетает с него моментально. Тэхен уже почти нажимает на кнопку вызова, как телефон звонит снова. Он снимает трубку сразу. — Юнги-я? Что-то случилось? — Случилось, — раздается недовольный голос хена. — Какого хрена ты не сказал мне, что пацан — твой истинный?! — Какой еще пацан? — не догоняет Тэхен. — А у тебя их много, блядь? Твой пацан, Чон Чонгук! — А, ты об этом, — Тэхен трет лоб и облокачивается рукой о комод, слегка отставляя задницу. Он чувствует вновь нарастающий внутри жар — течка в самом разгаре. По бедрам течет. — Все в порядке, хен. — Все в порядке, хен, — передразнивает его Юнги. — Да если бы я знал, что вы истинные, я бы ни за что не дал тебе травиться катастолином! Ты же сказал, что он не замечает тебя? — Так и было. До определенного момента. — До какого еще момента? В общем, слушай сюда. Пацан приперся ко мне вчера спрашивать совета насчет тебя. Он хочет понять, Тэ, это достойно уважения. И вот, что я тебе скажу: истинностью не разбрасываются. Даже если это пока только влечение, ничто не мешает ему перерасти в настоящие чувства, ясно? Так что прекращай наматывать сопли на кулак, как бета-девчонка, топай к нему и засоси его по самые гланды. А потом скажи, что ты дурак и все понял. Тэхен, не сдержавшись, фыркает. — Хули ты там ржешь, я не понял? Я совершенно серьезен. — Я тоже, хен. Тэхен вздрагивает от неожиданности, когда сильные руки обнимают его поперек живота, а сзади прижимается теплое тело. — Серьезно, все в порядке, — повторяет он в трубку. — Спасибо за беспокойство, но мы уже со всем разобрались. — Это правда, — Чонгук кладет голову ему на плечо, — спасибо, хен, катастолин реально помог. — Он с тобой? — удивляется Юнги на том конце. — Со мной, — хмыкает Тэхен. — Во всех смыслах этого слова. — Оу… ну, кхм… поздравляю? — он едва сдерживает смех, когда слышит на фоне «А я говорил тебе, что они сами разберутся, чертов папаша» сокджиновым голосом. — Спасибо, хен! — откликается Чонгук, забирая из тэхеновых рук телефон. — Извини, но у нас тут дела, сам понимаешь… ага. Конечно, понял. Окей. Сокджин-хену привет, — он сбрасывает вызов и кладет агрегат на комод. — Готово. Пошли в постель, Тэ. — Хен разбудил тебя? — тот разворачивается в кольце рук. — Не-а. Проснулся, потому что холодно стало, — Чонгук целует его в нос и тянет в сторону спальни. — И потому что запах стал не таким сильным. — Блин, точно, катастолин ведь уже не должен действовать. Все… нормально? — Да, — Чонгук валит его на разворошенную постель и падает следом, — перестал действовать сразу, как я поставил тебе метку. Тэхен слышит, как ровно и сильно бьется у уха чужое сердце, и чувствует себя просто неприлично счастливым. Если бы еще не проклятая течка, было бы вообще зашибенно. Он прикидывает, есть ли у них хотя бы полчаса на сон перед еще одним долгим заходом. Если вырубиться прямо сейчас… — Я так рад, что все обошлось, — говорит он, касаясь губами теплой кожи над сердцем. — А я-то как рад. Ты не представляешь, как я боялся, что потеряю нюх снова. Тэхен удивленно поднимает голову: — В каком смысле снова? Чонгук смотрит с растерянностью, как будто сказал то, что не должен был, и Тэхен настороженно хмурится. — В каком смысле снова, Чонгук? — с нажимом повторяет он. Тот мнется, явно размышляя, стоит ли отбрехаться или лучше сказать правду, и, кажется, все же сдается. — Помнишь ту аварию, в которую я попал в детстве? — он утыкается носом в местечко между плечом и шеей. — Шутишь, что ли? — фыркает Тэхен, поглаживая его по волосам. — Я к тебе тогда каждый день таскался. Торчал там, как привязанный. — Я понял, как раз когда ты пришел ко мне впервые. Ты тогда обнял меня, и я почувствовал… — Почувствовал что? — Как раз-таки ничего, — Чонгук усмехается краешком губ и добавляет: — Мне всегда так нравился твой запах, знаешь, а тут он вдруг пропал, и я понял, что что-то не так. Как будто стало не хватать чего-то очень важного. А потом осознал, что и все остальные тоже пропали. — И… — голос Тэхена вздрагивает, но он справляется с собой, — надолго? — До прошлого года, вы с Чимином тогда уже уехали в Сеул. — Вот как… — выдыхает он, переваривая информацию. Он может представить, что такое жить без нюха — спасибо катастолину — но одно дело лишиться его добровольно и всего на двенадцать часов, и совсем другое — навсегда. Особенно когда тебе тринадцать, и альфа только-только начинает пробуждаться. Что же Чонгуку пришлось пережить за эти годы? К горлу подступает комок. Значит, поэтому тот не реагировал на его запах даже в течку, приходит еще одна мысль. Значит, если бы не авария, все могло бы сложиться по-другому? Тэхен хмурится, внезапно понимая, что не испытывает по этому поводу сожаления. Они с Чонгуком вместе и принадлежат друг другу, а парой лет раньше или позже — уже не имеет значения. Возможно, сойдись они тогда, в более юном и неопытном возрасте, их чувства бы отличались от нынешних. Может, они бы давно поссорились и разбежались, наплевав и на истинность, и на дружбу. А может, Чонгук все равно бы влюбился в Чимина, и все повторилось бы снова. Может быть, и нет, конечно — кто теперь узнает, но это и неважно. А вот что важно, так это… — Почему ты не сказал мне? Чонгук усмехается невесело. — Я тогда ощущал себя неполноценным куском дерьма, Тэ, я просто не мог рассказать тебе. Много раз хотел, но так и не решился. — Думал, я буду смеяться или что тоже сочту тебя неполноценным? — Нет, просто… — он осекается и беспомощно добавляет, — не знаю, почему. Пиздец. Внутри поднимается волна раздражения. Просто ебаный пиздец, а Чон Чонгук — придурка кусок, которому бог не выделил хоть чуточку мозгов. И Тэхену тоже не выделил, раз тот жил себе припеваючи, жалел себя и даже не думал, что с его возлюбленным что-то не так. — Поверить не могу, — между тэхеновых бровей залегает глубокая складка. — Самый важный мне человек хуеву тучу лет страдал в одиночестве, а я нихуяшечки не знал. Хороший же из меня вышел друг. Великолепный просто! — он поджимает губы, злясь на свою слепоту. — Погоди, ты злишься… из-за этого? — Чонгук отстраняется, и в глазах его плещется удивление. — Конечно, из-за этого. Я бы мог поддержать тебя, и тебе бы не пришлось проходить через это дерьмо одному. А я ничего не замечал! То есть совсем ничего. — Господи, какой же ты… — Чонгук смеется, и в его смехе слышится тонна облегчения. Он нежно целует Тэхена в губы и добавляет. — Я думал, ты расстроишься, потому что я не мог тебя почувствовать, но ты… ты как всегда. — Наверное, раньше я бы действительно расстроился, — честно отвечает Тэхен, глядя ему в глаза, — но теперь это уже не имеет значения. Мы ведь все равно вместе. — Вместе, — с каким-то детским восторгом повторяет Чонгук. — Черт, можешь говорить про истинность что угодно, но ты был создан специально для меня. Мне чертовски повезло. И тебе, кстати, тоже, — лукаво добавляет он. Тэхен возводит очи горе. — От скромности ты точно не умрешь. — Я серьезно, Тэ, — Чонгук аккуратно берет его ладонь в свою и сплетает пальцы. — Я был создан для тебя, понимаешь? И альфу лучше меня тебе не найти. Не то чтобы я тебе позволил кого-то там искать, конечно, но в теории… ну, ты меня понял. Тэхен недоуменно приподнимает брови. — Придурок, что ли? — фыркает он. — Я в тебя с девяти лет влюблен, ты реально думаешь, что мне нужен кто-то еще? Чонгук придвигается ближе. — Не думаю. Потому что мы принадлежим друг другу. — И мучились они всю жизнь, умерли в один день и продолжили мучиться и там. Аминь. — Сечешь фишку, — хмыкает Чонгук. — Кстати, угадай, о чем я думаю. — Ты серьезно? — Тэхен приподнимает бровь. — Твоя рука у меня между ног. — Ты у меня такой догадливый, — восхищенно выдыхает Чонгук и тянет его на себя, заставляя лечь сверху, а после скользит ладонью по внутренней стороне бедра, собирая смазку, и со вкусом облизывает пальцы. — И вкусный. — Боже, заткнись. — Заткни меня. Тэхен ухмыляется и затыкает его самым классическим и чертовски приятным способом. Поспать им не удастся еще долго, но кого это вообще волнует?***
— Эй, Тэ. Навсегда? — Навсегда. (not) the end.