His father's heir

Грейджой вдохновенно зачитывает гигантскую политическую речь, которую два дня готовил вместо работы, думая, что она для меня. Как по мне, текст невероятно скучный, сплошное «я выведу город на новый уровень, все исправлю и бла-бла-бла». Отец, кажется, в восторге, он даже натянул внимательное выражение на свое лицо, будто ему правда интересны все эти нескончаемые банальности. Когда представление заканчивается, Русе жмет руку Вонючке и приглашает его присесть, тьфу, будто он один из нас. Потом обращается ко мне:  — Отличный парень, Рамси. Резюме прекрасное, на публике держится молодцом, то, что нам надо. Рорк будет им доволен, — физиономия у Грейджоя непередаваемо снобская.  — Спасибо, сэр, я думал, это речь для мистера Болтона.  — Нет, просто проба пера, — отец снова отвлекается от него, по большому счету парень просто кукла, подставное лицо, которым мы прикроем свои дела. — Но остается открытым главный вопрос, Рамси. Насколько он лоялен?  — Да полностью. Будет надо — посажу за решетку, а может, и застрелю, — Вонючка съеживается в своем кресле так, что кажется, туда поместились бы еще два таких же придурка. — Иди-ка сюда. Вонючка и Ланц реагируют одновременно, только один подходит и пялится на меня как идиот, а второй радостно подсовывает голову под мою руку. Велю Грейджою опустится на колени, он встает на четвереньки, сгорбившись, как неумелая шлюха, и я закидываю ноги ему на спину. В этот момент входит Санса, и лицо Вонючки приобретает бордовый оттенок, вот значит как, стесняемся при дамочках.  — Рамси? — Она явно ждет объяснений.  — Что? Ты просила не класть ноги на кофейный стол, видишь, я вышел из положения.  — Она права, сын, — Русе явно эта сцена не нравится, то ли брезгливо ему, то ли просто хочет, как Санса, сделать из меня светского персонажа, — достаточно. Отпускаю Грейджоя, он тут же ретируется в другой конец комнаты, подальше от гигантской пасти моего пса. Санса предлагает выпивку, и стакан подскакивает в руках Вонючки, пока он пытается успокоиться и снова напустить на себя важный вид. Отец внимательно ждет, хорошо хоть без секундомера, когда мой человекопес снова станет выглядеть презентабельно. Результаты его не очень удовлетворяют, я отлично поработал над преданностью этого существа, страх передо мной стал самой важной частью его личности, ядром, самой сутью. И что-то мне подсказывает, что работа еще не закончена. Но сейчас нужно сделать вид, что я отличный парень, так что я жму ему руку.  — Поздравляю, Грейджой! Будешь писать речи для самого Сенатора! Вечер провожу в кабинете, странно, но в последнее время я полюбил это место. То ли отцовство так влияет, то ли просто старость. Мне уже не важно, застукает ли меня Санса за просмотром «эдаких» пленок, вся эта секретность позади. Новая ступень развития, открытая игра, в которой мы — семья. Гораздо более настоящая, чем раньше. Когда-нибудь мой сын подрастет, у него появятся собственные секреты, тогда я отдам ему подвал, пускай сделает там себе убежище, подальше от посторонних глаз и нравоучительных советов старших. Мужчине нужна своя территория. Санса подходит неслышно, садится на край стола. Целует меня в щеку, шепчет устало:  — Кевин уснул.  — Отлично, спящим он мне нравится больше всего, — её блуза застегнута на бесконечное множество мелких пуговиц, нам не хватает терпения, и Санса просто стягивает её через голову. — Я скучал.  — Ты все равно виноват, — наверное, она сейчас строго на меня смотрит, но мне интересна только её грудь в атласном бюстгальтере, поэтому назидательная интонация не срабатывает.  — Я знаю, детка, — разворачиваю её спиной, так, что приходится нагнуться над столом, задираю юбку наверх и обнаруживаю под ней чулки, еще пара секунд, и Санса тихо стонет, когда вхожу. Будто и не ссорились. Поначалу, больше по привычке, берегу её, но вскоре накрывает прекрасным пониманием, что снова можно творить все, что взбредет в голову. Она не светская львица. Она не недоступная красотка. Она не девушка в беде. Она убийца. Настоящая стерва. Каким-то внутренним чутьем я понимал это с самого начала, с тех пор, как впервые её увидел. Она могла выглядеть как угодно, это то, что чертовы философы называют fatum*, моя личная кара небесная. Самка тарантула в кружевном белье. Она заслуживает каждого укуса, каждого чертова синяка, который я на ней оставил. Такие не терпят грубости, они этим наслаждаются. Я тот, кто по-настоящему способен поставить тебя на место, верно, детка? Парень попроще тут не справится. Подхватываю её под грудь, притягиваю к себе, завтра вся шея будет в отметинах. На этот раз будут почти черными, я совсем озверел, детка, уж больно соскучился. Швыряю на ковер, и обрушиваюсь сверху, она уже не боится стонать, ну разбудим, да какого черта. Пусть привыкает, что папа с мамой любят пошуметь. Целую её так глубоко, что мы начинаем задыхаться. Забыла как оно, когда по любви? Я тебе напомню. Она набрасывает на плечи мою рубашку и залезает в небольшой бар, скромно встроенный в книжный шкаф. Мы пьем кислое шампанское (всегда удивлялся, как можно вообще любить кислятину), которое там хранилось, чтобы отпраздновать удачную сделку или задобрить деловых партнеров, если вдруг они окажутся женского пола. Мне неохота возвращаться к теме наших провинностей, когда так удачно с неё соскочил.  — Как насчет того, чтобы сняться для какого-нибудь журнала?  — Что? — Её глаза выглядят почти круглыми от удивления.  — Раз уж мы не ангелы, то может задавить прессу враньем? Пусть детективные агентства будут семейным предприятием. Будем помогать разыскивать сбрендивших стариков и находить королей в родословных клерков. Пустим пару таких историй в прессу и несколько интервью о том, как мы радеем за семейные ценности. Пусть твои фотографы сделают снимки с нами и Кевином.  — Тебя как подменили. С каких пор тебя волнует репутация? — Я целую её шейку, где уже видны границы будущей гематомы.  — С тех пор, как мои расследования тесно связаны с прослушкой всех телефонов в городе. Ты же не думала, что выбор направления случайный, как мой зануда отец? Мне надо выглядеть хорошим парнем, Санса, семьянином. А не любителем порноактрис, который женился на убийце, потому что у него на это стоит.  — Не говори так.  — Вот и я о том же. Давай говорить по-новому, — я победно улыбаюсь, знаю, что она сделает все как надо. Санса отвлекается на плач Кевина, его будит телефонный звонок. Я обещаю Ченглею Чангу золотые горы и самую интересную работу в городе, как раз для него. И я не вру, мне действительно нужен такой человек, без лишних границ, с фантазией, способный в одной крохотной комнатке устроить целое шоу. По прошествии времени, я даже перестал сердиться на то, что придурок прострелил мне бедро. В конце концов было весело. Я не против завести ручного дракона для тех случаев, когда маловато пса. Ему можно скормить Михо и близнецов. Ему можно скормить девиц Бейлиша. Ему можно скормить Сансу. Он способен перемолоть на свои развлечения любого, кто будет мне не по нраву. В одной из личных бесед Чанг-старший объяснил мне, что бизнес Бейлиша держится на шантаже и шпионаже. В беседах с красивыми шлюхами, одурманенные наркотиками и алкоголем, первые лица Бэсина допускают оговорки. Вроде мелочь, но ты всегда знаешь, какие акции нужно продать вовремя, где прикупить участок земли, а куда не соваться лишний раз, чтобы ненароком не перейти дорогу слишком влиятельным людям. Деньги делают не из воздуха, как принято говорить, это просто обналиченная вовремя информация. Я щедро делюсь с Тонгами всеми важными сведениями, которые брокеры и их хозяева обсуждают по телефону, взамен, они с готовностью помогают мне решить любую проблему. «У Кэди», за игровым столом, в комнате позади барной стойки, пару раз в месяц собираются самые влиятельные лица города. Мы играем там в покер. Отец удивлялся недавно, что там есть представители всех крупных мафиозных семейств, но нет Тонгов. Он говорил «никак не могу понять, где китайцы». Примерно с той поры, когда исчезли его жена и сын, я и есть «китайцы».