***
— Барсик, я тебя ненавижу! — трепал кота за загривок Америка. — Ты откуда прыгнул вообще? А, со шкафа. Надеюсь, ты отбил себе лапы, противное животное. Альфред посмеивался своей реакции на обычного руссокота, который мирно урчал и валялся на полу, выгнув спинку и позволяя погладить брюшко. Джонс был храбрым, вы не подумайте. Просто немного перебарщивал с осторожностью, но что в этом плохого? Хм, ровным счётом ни-че-го. Инстинкт самосохранения. Осторожность вообще важна в таком деле, как война. Исключительная нация необычайно храбр и отважен! Он спасёт мир, принеся в него демократию. Будет величайшим державой. Хотя, стойте, он и так величайший сверхдержава! — Молодой человек, Вы что это кошек роняете? — Да он сам упал, хах, — ответил Альфред, пожав плечами. — Стоп, что?! Величайший сверхдержава резко обернулся в сторону угла, из которого, кажется, донёсся голос. Сердце вновь забилось быстро, будто норовило выпрыгнуть из груди или застрять в горле. А ещё ноги подгибались от страха, и Герой стремительно отскочил подальше от угла, чтобы, если уж падать, то самостоятельно и вдали от опасности. — Больно ударились? — вежливо осведомился загадочный мужской голос. Альфред и правда чувствовал дискомфорт в пятой точке, стукнувшейся об пол. — В-вы кто? — еле выговорил Америка, пялясь в пустой угол. — И г-г-где? — Я здесь, — сказал стоящий рядом седой мужчина лет семидесяти. Альфред снова подпрыгнул от неожиданности. Герой героем, а стрёмный мужик в стрёмной квартире стрёмного русского — это, так сказать, стрёмно. — В-вы кто? — повторил Джонс, по привычке опуская руку на бедро, где обычно находилась кобура. От этого незнакомца веяло холодом, прямо как от России, но выглядел старик более зловеще. Черное одеяние, высокий рост, светло-серая, почти белая, радужка глаз, сухие длинные руки с узловатыми пальцами. Бр-р, опять всякая крипота творится у Рашки. — Ах, мои извинения, — старик почтительно поклонился. — Позвольте представиться. Я — Генерал Мороз. Простите, если застал Вас врасплох. Но я не мог бездействуя стоять и смотреть на то, как Вы роняете Кота. — Я не… — Альфреду вовсе не хотелось спорить с сумасшедшим генералом, но он ведь никого не ронял! — Не делал я ничего с вашим котом, что привязались-то! Сижу и сижу себе, а он падает. Что за бред вообще?! — Я присяду? — сказал Мороз, подвигая стул. Сев, он сохранил строгую прямую осанку. — Молодой человек… — Я не молодой, — отрезал Америка. — Мне уже не двадцать лет, между прочим. — А мне около полутора тысяч, любезный. Поверьте, мне нелегко называть Вас достаточно взрослым для диалога на равных. Я своего-то мальчика не могу назвать совершеннолетним. — Вашего мальчика? — переспросил Джонс, подозревая, кого подразумевает безумный генерал. — Вы ведь понимаете, что я говорю о Ванюше, — улыбнулся старик. По лицу Америки было видно, что ему неясно это уменьшительно-ласкательное сокращение, потому Мороз пояснил: — Иване Брагинском, России. — Оу, ясненько, — краткосложно ответил Альфред. — И чё, много вас тут? Таких криповых личностей, прячущихся в квартире Рашки? Генерал тихо засмеялся. — Что Вы, нас вовсе не много. Мы же не духи лесные да водные, мы лишь спутники Ивана. И мы живём в местах куда более отдалённых, я прилетел сюда только минут пять назад. — Несколько, значит, «спутников» у Брагинского. — Да, но, надеюсь, Вы позволите не называть мне по именам и званиям других моих коллег. Вам ещё рано о них знать. — Чего? — распетушился Америка. — Не рано, ясно? Не рано! Но мне и неинтересно, я бы всё равно заткнул уши. — Как скажете, — согласился Мороз. — А Вы, значит, в плохом состоянии здоровья, голубчик? Не свезло, однако. — Откуда Вы знаете, что я болею? — подозрительно спросил страна. Ох, не нравится ему этот мужик, мутный какой-то. Генерал Мороз, тем временем, в одно мгновение оказался на кухне. — Молодой человек, не подскажете? Где у Ивана затерялся хоть ломоть хлеба да щепотка соли? А, всё, простите, нашёл, — но брать не стал, лишь качая головой. — Нда, небогато живёт наша державушка. Американец наблюдал, как Генерал, нашедший где-то два пакетика чая и опустивший их в две чашки, налил туда воду из давно остывшего чайника. — Дяденька, вы ведь знаете, что вода холодная, да? — усмехнулся Америка. — Заваривать в холодной нехорошо, хоть в микроволновку поставьте. Микроволновка — это вон та штуковина, еду разогревает. — Благодарю, я знаю, как она выглядит и что она из себя представляет — кивнул головой старик. Вынув чайные пакетики, он, взяв обе чашки, подошёл и протянул одну Америке. — Неужели холодная, м? Осторожно взяв чашку за ручку, Альфред тихонько поставил её рядом с собой, так как пальцы обжигал пар. Ладно, допустим, довольно тёплая. Америка не очень любил чай, но привык пить его в обществе Артура. В детстве Англия вообще заставлял пить чай по расписанию. — Откуда вы знаете, что я болею? — повторил вопрос Америка. Его начинала раздражать загадочность безумного Генерала, строгую таинственность он расценивал как напыщенную пафосность. А такие люди не нравились Альфреду больше всех на свете, потому что слишком высокого о себе мнения были. — Вы сказали, что только что «прилетели». Так как же вы могли узнать, по мне так заметно? — Верно, я прибыл недавно, но ведь на днях я уже заглядывал, пусть и без Вашего и Ваниного ведома. Вчера, например. У Вас был насморк, когда Вы садились на колени Ване. Америка вспыхнул, сжав кулаки. Этот самодовольный старик ещё и следил за ними! В Рашке везде грёбаные шпионы. — Вы ведь понимаете, что я вчера был не в себе, да? — пытаясь говорить спокойно и дружелюбно, уточнил он. — Безусловно, любезный, я поверю Вам на слово. Я ведь не о том, — Генерал лукаво улыбнулся. — Я лишь объяснил, откуда знаю, что Вы нездоровы. А с какими целями Вы целовали Ваню — этого не ведаю и не спрашиваю, чисто из приличия. Хотя был бы не прочь узнать. — Я же сказал, что всё произошло не по моей воле, я случайно! — раздражение Альфреда росло, но он держал себя в руках. — Странно, что вы, как слуга этого гомофобного страны, до сих пор не вылили на меня кипяток! — Так Вы — гей? — искренне удивился Мороз, бесцельно левитируя перед собой кружку и, отдельно от неё, чай. — А как вы, блин, думали? Конечно! — кулаки Альфреда сжались сильнее. — То есть, я би, но… — Ах, какая прелесть, никогда не общался с открытыми гомосексуалистами! — восхищённо всплеснул руками старик, левитируя к Америке чашку, опасно стоящую на кровати. — Вы пейте, пейте. Мне безумно интересно, каковы Ваши ощущения в отношениях с другими мужчинами. Сам я натурал, потому, как охотник до всего нового, мечтаю узнать из первых уст, как же так, что Вы вступаете в контакт с Вашим же полом. Простите за откровенность, но Вы, как я понимаю, обычно пассив? — Чё? — Америка хотел убивать. — Извините, перефразирую. Вы снизу обычно? Боттом? Укеша? — Я знаю, что такое пассив! — закричал Джонс, таки сорвавшись. — А я знаю, что такое микроволновка, — как ни в чём ни бывало произнёс Генерал, попивая из левитирующей чашки. — Вы не любите чай. Может, чего покрепче?***
— И, понимаете, — полупьяный Альфред сидел за столом напротив Генерала и, осушив одним махом очередную стопку водки, вещал за жизнь. — Понимаете, я ему такой «у меня, походу, это… как его… встал!» И о-он такой меня берёт и отталкивает, ну надо ж, а! Просто отталкивает. Вот и вчера, помните, да? — Помню, помню, — подтвердил Генерал, выпивший самую малость и трезвый как стёклышко. — И что же вчера? Что Вы чувствовали? — Я чувствовал разочарование. Боль, вот здесь вот, — Америка трясущейся рукой указал на сердце. — Я к нему со всей душой, со всей л-л-лаской, а он! Нет, ну так нельзя, товарищи. Я его, понимаете, когда целовал — я ведь всего на секунду просто прикоснулся губами, ничего такого — вот за ту мал-ленькую секунду! За неё! Я почувствовал, что хочу его. И что я пиздец как неправильно поступаю. Вот. Хотя, нет-нет-нет, я ищо раньше почувствовал это. Как только проснулся вчера. Понимаете, Рашка он такой… Такой привлекательный, хи-хи! Самое сексуальное, что я когда-либо видал на своём веку, это то, как он смотрит. Когда, понимаете, взглядом так тихо-тихо, будто невзначай, мне говорит: «Аме, ты как пидор». Сразу тепло-тепло на душе, и обнять его хочется. И побить. Да. Чем-то тяжёлым. Или острым, прям как нож. — Значит, боль хотите ему доставить? — заинтересованно слушал Генерал, подливая Америке ещё. — До безумия, вы не поверите. Я х-х-хочу, чтобы он понял, кто тут сверхдержава. Но при этом я желаю доставить ему прям охеренное удовольствие. Как-нибудь. Он не баба, конечно, но цветы прокатят, как счи-итаете? Подсолнушки там подарю, всё такое. — Сомневаюсь, что он Вас правильно поймёт. — Да мне насрать, он ж-же ж-ж любит подсолнушки. Чё он там ещё любит? Как ещё можно сделать так, чтобы он был рад, м-м? Я могу подарить ему себя! — радостно заключил Альфред. Но затем продолжил задумчиво. — Но ведь… Но ведь он мой враг, всё такое! Он мешает мне осуществить мой геройский план. И вообще Мировое Зло. Я не хочу его любить. Я всегда его ненавидел, а наши взгляды постоянно были противолопо…пржотплон… противоположны. — Что ж теперь? Вы его ненавидите? — Всем сердцем! — весело ответил Америка. — И когда-нибудь убью его, чтобы больше не видеть его морду. И никогда больше не увижу его лиловые глаза, и его прекрасный нос, и мягкие пушистые волосы, такие седые, красивые… Он не коснётся меня больше, я его не обниму, не смогу вдыхать его чудесный манящий аромат. Шарф оставлю себе, когда он умрёт, шарф пахнет им. Вот только он не сможет на меня наорать из-за того, что я стащу шарфик, и вообще не сможет меня ругать, — Америка шмыгнул носом. — Не покраснеет от стыда из-за моих слов, не вытрет мне мокрые волосы и не будет бранить за легкомысленность, не пригрозит мне куриным супом. Не покормит с рук. Пидором не назовёт. Его голос, такой ласковый, такой тёплый… Брэдбери придётся одному чита-а-ать! Альфред наполовину лежал на столе, не прекращая лить пьяных слёз. — Не плачьте, не плачьте. Он жив, верно? — В-в-верно, но я его убью-у-у! — ныл Джонс, продолжая рыдать. — Я его хочу-у-у, почему он меня отшивает?! Я ненавижу его, Дядя Мррроз! Я хочу, я запутался, я хочу Россию-у-у-у! Америка, долбанувшись лбом о стол, хныкал, повторяя одни и те же слова. Генерал Мороз приговаривал «ну, ну, всё будет хорошо, никто не умер». В дверь кто-то позвонил. — Я открою! — слетел с места Альфред и помчался к входной двери. Однако ноги заплелись, и он рухнул. Пришлось доползать до замка, вытирая собою пол, и немало постараться, чтоб открыть его. Когда Россия вошёл в прихожую, его колени обнял пьяный американец, повторяющий «убью» и плачущий. Из прихожей не было видно, кто находится на кухне, но Иван понял сразу, что было причиной состояния Альфреда. — Генерал Мороз! — гневно закричал он, пытаясь спихнуть с ноги плачущего Америку. — Как ты мог дать так нажраться, да ещё и натощак, этому пиндосу? Он себя не умеет держать в руках даже в трезвом состоянии, а теперь он бухой совсем! Да отцепись ты, Америка! Мороз, зачем?! Протащив на своей ноге Альфреда до кровати, Россия снова обратился к Генералу: — Что ты наделал? Он же и так болеет, у него температура, а теперь ещё… — Брагинский глубоко вздохнул, подавляя желание орать на всех присутствующих. — Я так рад тебя видеть, — с этими словами он подошёл к старому учителю и обнял его. Генерал с улыбкой похлопал своего воспитанника по плечу и поднялся со стула. — Не волнуйся, Иван, этот молодой человек будет в полном порядке. Дай-ка секунду, — Мороз взмахнул рукой, приблизившись к американцу. Того ещё пару раз сотрясли горькие рыдания, а затем стихли. Америка протрезвел. — Уоу, вы так умеете? — удивился Россия. — Почему со мной этого не делаете, а только пирамидоном да ему подобным пичкаете? — Так и водяра не твоя, алкоголик несчастный, — обратился к Ивану Мороз. — Я ж не просто так молодого человека своей отпаивал. Что нужно было, то и выведал. — Выведал, значит?! — пришла очередь очнувшегося Америки, на щеках которого высыхали слёзы, злиться на Генерала. — Специально всё подстроили, да? Это подло. Если вы хоть кому-то расскажете, я… — Вы ничего не сможете со мной за это сделать, — улыбнулся старик. — Но я не из таких, я буду нем как рыба, до той поры, когда сие знание не будет известно кому-либо ещё, в том числе и нашему общему знакомому, если Вы понимаете, — Генерал взглядом указал на Ивана, протирающего стол от пролившейся из стакана Джонса водки. — Я вынужден вас покинуть, господа. Поднялся ледяной вихрь, буран закружил Генерала Мороза, и тот, подмигнув Альфреду, исчез в белой пурге.