Другой мир, новая жизнь

      Тело восстанавливалось долго. Арман лечил меня магией. Но быстро не получалось — как сказал Араман — слишком сильные внутренние повреждения. Изменений в себе замечал всё больше. Слух, зрение, обоняние, речь. Вопросы росли и ширились, но Арман уклонялся от разговоров. Говорил: вылечись для начала, потом будем говорить. В один из дней Арман собрался уходить к себе в комнату, а я попросил его задержаться, если ему позволяют дела. Он сделал проще: приволок какой-то роман и читал мне, я не слушал. Было хорошо просто от того, что кто-то рядом. Одиночество давило.       Просыпался интерес поближе узнать этих необычных существ. Конечно душевное состояние оставляло желать лучшего, но прогресс был. Я старался для начала излечить тело, а потом уже пытаться справиться с душой, откладывал размышления и вопросы на потом, старался не заморачиваться слишком сильно. Временно пустил всё на самотёк. Так было легче. Изменения действительно были сильными. Например, заметил, что по нужде Арман меня относил в санузел всего раз пять за это время. С питанием также произошли изменения — твёрдую пищу почти не воспринимал. С удовольствием ел растительную пищу и то не всю. В разговоре не понимал, на каком языке мы разговариваем, различия я не замечал, пока мне не ответил Арман на мой заданный вопрос: как он вдруг стал понимать по-русски? — А кто тебе сказал, что мы говорим на твоём языке, я говорил тебе, ты меняешься. При всём желании, я не смогу говорить на твоём языке, это невозможно. Можно применить двухстороннее заклинание перевода, тогда я и собеседник будем понимать друг друга, но говорить будут всё равно на своём языке. К тебе заклинаний никто не применял. Да и в лагере, кроме меня, это никто не смог бы сделать. Заклинание действует мгновенно, ты сразу бы всё понимал. А ты начал постепенно. Да и странно, если бы мы стали применять заклинание к рабам. Не находишь? И для чего? — Туплю немного, да и магия для нас людей понятие непостижимое, нет её у нас.       На этой моей фразе Арман заржал, первый раз видел и слышал его смех. Мне казалось, что они вообще не способны смеяться. Конечно, это был порыкивающий, лающий, громкий звук. На смех, привычный для меня, мало походило, но всё же это был смех. А также стал замечать разные выражения морды-лица Армана, то, что раньше вообще было непостижимо для меня. Взгляды, мог даже понять некоторые из них, например: задумчивость, внимательность или веселье. — Глупые и неразумные люди. Магия есть везде и во всех, где-то меньше, где-то больше.       Только через пару недель я смог в первый раз с трудом подняться ненадолго с постели. Попросил Армана помочь мне добраться до зеркала, всё-таки он говорил, что изменения не только внутренние, но и внешние. Я отпрянул в шоке от отражения. «Блять, Арман же говорил, что дороги назад нет.» Это действительно было так. Я стал выше — раньше мой рост был метр восемьдесят — сейчас подрос сантиметров на десять; черты лица приобрели заострённость и хищность; уши вытянулись кверху на пару сантиметров и заострялись, что и придавало хищности. Волосы из каштановых становились чёрными. Глаза цвет не меняли, как были зелёные, так и остались, а вот разрез глаз менялся, становились больше похожи на кошачьи. Телосложение оставалось, как и было: жилистое с рельефом небольших мышц. Сказать, что я был в шоке — значит, ничего не сказать. Мда… И что с этим всем делать… Что и озвучил Арману. — Ничего, Костя, не делать. Жить. Я так понимаю, ты не только сам по себе меняешься, тебя ещё и сам мир меняет, подстраивает, в тебе есть гены моей расы, вот только очень быстро происходят изменения. Что вполне, как мы видим, возможно. — Арман, ты ничего не хочешь мне объяснить и рассказать? Ммм. И если мне не изменяет память, я имени своего тебе не называл. — Ещё рано для серьёзного разговора, я всё тебе расскажу, позже. А по поводу имени, я не только имя, а всё о тебе знаю, после слияния разумом. Я сразу понял, что ты другой, не такой, как основная масса людей. После первого раза в лаборатории, скорее всего это и дало толчок спящим генам, я заметил, что ты начал меняться. А когда слился разумом, то да, тайн о твоей жизни не осталось.       После этих слов, меня как обухом по голове стукнуло, всегда держал себя в руках, а сейчас воспоминания, разбереженные Арманом, вылезали наружу. — Всё? Всё знаешь? — Да, Костя, всю твою жизнь. Накатывала истерика, я обхватил себя руками, меня начал бить озноб. Было неприятно, что Арман знает все до мельчайших подробностей. Слёзы катились по щекам, меня трясло, я крепче себя сжимал. Арман подошёл ближе, укутал меня в крылья и обнял руками. — Не надо, Костя, это всё было и прошло. Не трави себя ещё больше.       Воспоминания — жуткая штука. Как бы не хотел забыть прошлое — невозможно. Я помнил всё до мельчайших подробностей. Помнил, как изнасиловали и избили в первый раз, в тринадцать лет, в первую же ночь в интернате. Старшие ребята по интернату. Гормоны, блять, играли у них. Отморозки. Помнил, как и потом насиловали и избивали, ещё несколько раз, пока не научился защищать себя. Да, даже научившись драться, что мог сделать один паренёк против пятерых-шестерых. Но хоть от изнасилований иногда помогало, избивали крепко, конечно, несколько раз в больнице с переломами лежал. Поднималась волной удушающая ненависть к родителям, которые родили, поигрались, а, как надоело, просто выперли с глаз долой в интернат. Как сказал ублюдочный папаша: там из тебя воспитают мужчину. Тварь, конченые твари они оба. За пять лет ни разу не навестить, даже в больницу не приходили. Выйдя в восемнадцать лет из интерната, даже не стал возвращаться к ним. Так и жил один до двадцати семи лет. Я не сломался тогда, всё пережил, а сейчас, я ломаюсь, от меня и половины не осталось. Я рыдал, слова лились из меня, я только сейчас понял, что говорю всё это вслух. Арман крепко прижимал меня к своей груди. — Плачь, Костя, может так тебе станет легче. И мне жаль, очень жаль, что так всё сложилось в твоей жизни. Поднял меня на руки и понёс в кровать. Я долго не мог успокоиться, всё запрятанное глубоко внутри выходило вместе со слезами. Становилось легче, прав был Арман, не время было для серьёзных разговоров. И так в жизни дерьма хватает, а сейчас, выплёскивая старое дерьмо, освобождал место для нового. — Арман, что произошло с той бабой, которая пыталась меня задушить? — Убил, предварительно узнав, кто надоумил её. И двоих мужчин, которые подговорили её. — Спасибо. Может это и неправильно, но я действительно благодарен. — Поспи. Немного успокоившись, я так и уснул укутанный крыльями, словно в коконе.