Кухонную тишину нарушает только постукивание вилки по тарелке и редкие вздохи Наташи, когда та отправляет очередную порцию чуть подгоревшей яичницы себе в рот. Илья же старательно глядит в свою тарелку, но от хитрых, проницательных глаз сестры не ускользает его напряженность. Словно сейчас брат либо взорвется, либо вскочит со стула и с разбегу выпрыгнет в окно.
Она всегда выглядит спокойной, уверенной и держащей всю ситуацию под контролем. Однако Наташа понимает, что Илья видит насквозь всю ту фальшь, которой успела пропитаться каждая клеточка ее тела. Все ее коронные и выточенные с годами трюки, которые легко применяются на людях, особенно на мужчинах, превращаются в детские кривляния рядом с хмурым, проницательным и молчаливым Ильей. Ей даже становится стыдно, хотя Наталья давным-давно забыла, что такое стыд, как и раскаяние и сочувствие. Душа ее заледенела, сердце стало тверже камня, все ее движения, действия и слова сопровождаются только разумом и аналитикой. Позволить себе эмоцию или же слабость - абсолютный нонсенс для Черной Вдовы.
– А я маму недавно навещала, – прерывает молчание женщина, произнося это как бы невзначай и так легко, словно для нее повидаться с матерью не является жутким испытанием на прочность.
– Знаю, она мне звонила после этого.
Илья даже бровью не ведет, активно уплетая яичницу и покручивая в длинных, красивых пальцах корку хлеба.
– Опять жаловалась, что я ей жизнь испортила?
– Наташа, – предостерегающе произносит Курякин, исподлобья глядя на сестру.
– Ой ладно тебе, Илья. Это же все мои особенные гены, так она говорила?
– На заводи шарманку, Наталья, – хмурится Илья, для которого тема, поднятая сестрой, является такой же больной и острой, как ссылка отца и репутация матери. – Ешь яичницу молча.
Она только фыркает в ответ, но продолжает завтракать уже в молчании. Илья запрещает поднимать при нем всего три темы: измену отца, статус матери и слухи о сестре. Однажды он даже повысил за последнее голос на мать, в порыве бешенства переворачивая с грохотом стол. Впервые в жизни Курякин так повел себя перед мамой, и та была в ужасе.
Слухи эти непонятно откуда поползли, видимо, их распускал кто-то из отцовского круга. Наташа узнала о них в тринадцать, как бы старательно Илья не ограждал сестру от этой мерзости.
Когда-то Курякины прожили полгода в Сталинграде, по работе отца. Там, насколько знает сам Илья, они познакомились с четой Романовых, с которыми быстро сдружились и проводили в гостях друг у друга все пребывание Курякиных в городе.
В столицу гражданка Курякина вернулась уже в положении, а через восемь месяцев родила прелестную дочку, которую назвали Натальей. Илья до сих пор помнит тот день, когда мама и папа вернулись в квартиру с маленьким кулечком в руках. Тогда мальчишка как завороженный глядел издалека на пищащее розовощекое личико и крохотные, сжатые в кулачки ручки.
– Ну что ты стоишь как на отшибе? – улыбнулся отец, жестом призывая сына подойти ближе.
– Милый, он же даже рук не мыл, – охнула было Курякина, но муж так посмотрел на нее, что она тут же замолкла, опустив голову и прикусив дрожащую отчего-то губу.
– Гляди, Илья, – отец крепко сжал плечи сына и подтолкнул его к постели, где лежал младенец, – это твоя сестренка. Наташенька.
Мальчик таращился на Наташу, а Наташа прекратила пищать, глядя на Илью. Отец и мать переглянулись и заулыбались.
– Теперь ты брат, старший брат. Будешь защищать свою маленькую сестренку, а? – Курякин потрепал рукой светлые волосы сына.
– Буду, – кивнул мальчик, подходя ближе к сестре и протягивая к ней руку. Девочка тут же схватила его за палец, сжала в своей малюсенькой ладошке и заулыбалась.
Чем старше становилась Наташенька, тем сильнее была видна та разница между ней и Курякиными. Огненно-рыжие волосы, яркие, пронзительные зеленые глаза. Даже характером она была бойкой, шумной и активной девочкой, тогда как что мать, что отец или старший сын отличались некой сдержанностью, предпочитая подавлять эмоции в себе, чем выплескивать их наружу.
Глядя на сильно повзрослевшую Наташу сейчас, Илья против воли задумался, знал ли отец? А потом понял, что конечно же знал. Сейчас, сквозь призму времени глядя на те переглядки между отцом и матерью, его суровый взгляд, когда мать принималась ругать Наташу за хулиганство и боязливые взгляды гражданки Курякиной, сам Илья осознал, что слухи правдивы.
– Мне плевать, что там говорят, – Илья до сих пор помнит тот короткий разговор между родителями в отцовском кабинете, подслушанный совершенно случайно. Отец был зол, даже взбешен, но говорил тихо, чтобы не разбудить спящих детей: "Она моя дочь. Моя. Все остальное не имеет значения, поняла? Наташа моя."
Курякин акцентировал на слове «моя», вбивая это слово в воздух, а тогда все еще недостаточно взрослый и не понимающий многого в сложных хитросплетениях взрослых отношений Илья даже не понял, что бы это все могло значить.
– Что случилось на задании? – Илья решает не ходить вокруг да около. Наташа игнорирует его вопрос, но Курякин не намерен поддаваться на ее игры. – Ты провалила его?
– С треском, – спокойно отзывается рыжеволосая шпионка, разглядывая остатки яичницы на тарелке с трещинкой. – Но я тебе ничего рассказывать не буду.
– Наташа, – суставы снова угрожающе хрустят, но ей это как об стенку горох. Даже если Илья окончательно взбесится и полезет на сестру с кулаками, она сможет его вырубить. Минут через пять, после серьезной борьбы. Но все же. – Я знаю, что в вашем отделе значит слово «провал». Ты должна мне рассказать, чтобы…
– Чтобы что, Илья?
Зеленые глаза выжигают в мозгу дыру, заставляя обрывать предложение и тупо таращиться на нее в ответ.
– Тебя не касаются мои рабочие дела, – продолжает шпионка все также спокойно и сдержано, словно они говорят о каких-то бытовых, повседневных вещах. – Причем, у тебя не тот уровень доступа, братик. Я все равно не имею права распространяться.
– Мне просто интересно, когда это Черная Вдова начала проваливать свои задания с таким оглушающим фиаско?
Она не подает вид, но Илья ясно видит блеск паники и бурлящее непонимание в глазах сестры. Неужели она, дурочка, считает, что в КГБ работают одни оболтусы? Что у них не слышали ничего о секретной программе, в которую по глупости и наивности попала и его Наташа? От которой он не смог уберечь свою младшую сестру, в итоге став неким виновником краха ее жизни? Она правда думала, что он никогда не слышал о Черной Вдове и не догадался, кто скрывается за этим громким и смехотворным псевдонимом?
На кухне снова воцаряется мертвенная тишина, теперь уже приправленная напряжением и негодованием. Илья готов промолчать хоть весь день, но вынудит Наташу первой подать голос. Те же самые мысли бродят и в рыжей голове шпионки.
– Как давно ты знаешь? – первой нарушает молчание Наташа, вытерпев невыносимо мучительные тринадцать минут. Взгляд ее суров, сосредоточен, в нем плещется настороженность и даже неверие.
– Достаточно, – его ответ совсем не устраивает шпионку. – Достаточно, чтобы хоть немного смириться с этим.
Тяжело, когда твой родной брат шпион. Нет, не просто шпион. Лучший агент КГБ, в течении многих лет сохраняющий за собой право носить это звание. А она, наивная идиотка, так заигралась в свои секретные шпионские игры, что совсем забыла, кто такой на самом деле Илья Курякин.
– И что именно ты знаешь?
– А это имеет значение?
– Илья, – совсем сурово произносит Наташа. – Это не шутки. Все очень серьезно. Ты просто не понимаешь, куда собираешься влезть.
– Я никуда не собираюсь лезть, Наташа. Я просто хочу понять, как именно моя сестра докатилась до такой жизни?
– Иногда я совершенно не понимаю, что ты там бубнишь, Илья.
– Наташа, – помолчав, Курякин решает сразу все сказать, понимая, что пришло время узнать все самое страшное и сокровенное, что долгие годы вынашивала в своем зачерствевшем сердце сестра. – Хоть я и не знаю, что у вас там происходит на самом деле и в чем ты действительно занимаешься, – проигнорировав легкое вздрагивание рыжеволосой шпионки, Илья продолжает, – но я с уверенностью могу сказать, что это, – тут он указывает пальцем на живот Наташи, – для тебя как смертный приговор. Задание было серьезным, да? Очень важным и секретным. И теперь, когда ты его провалила, тебя будут искать и пытаться разобраться с тобой.
Игра в очередную молчанку продолжается с угрозой вылиться в настоящий семейный или же профессиональный конфликт. Наташа не понимает, почему Илья так прицепился к ней с этим заданием, будто знает то, чего знать не должна ни одна живая душа, кроме самой Натальи.
***
Его зовут Клинт Бартон. Наглый, самоуверенный ублюдок с колчаном и стрелами. Наташа еще никогда за свою шпионскую карьеру не встречала подобных этому Бартону.
Элементарное задание – стащить чертежи у некоего Старка - оборачивается для Черной Вдовы практически гнилым провалом. Бумаги уже в ее руках, когда первая стрела пролетает с миллиметре от ее лица и вонзается в бетонную стену.
Наташа чертыхается и шипит сквозь зубы отборным русским матом, понимая, что даже не видит лучника. Стрелы, как помпезно и вычурно.
Они схлестываются в борьбе уже на крыше. Он хороший противник, Вдова почти что восхищена его боевой подготовкой, но до нее ему все же далеко.
– Эти чертежи принадлежат не тебе, красавица, – лучник сплевывает кровавую слюну, задорно выгибая брови. – Придется отдать то, что украла.
Наташе никогда особо не нравились американцы. Много болтовни на пустом месте и мало дела. Этот тоже любитель почесать языком, но при этом нахал ловко блокирует все ее выпады и удары, при этом продолжая игриво улыбаться.
– Козел, – ругается Наташа на родном, делая подсечку и тем самым сбивая противника с ног.
– А вот это обидно, – парирует лучник, показывая тем самым, что прекрасно знает русский. – Но чертежи ты все-таки верни,
пожалуйста. Очень не хочется мне тебя колотить, красавица.
Светлые волосы задорным ежиком отражают весь характер их обладателя, а пляшущие в голубовато-зеленых глазах дьяволята так и манят проверить этого лучника на прочность.
Владеет он своим оружием восхитительно. Наталья уже понимает, что этот человек первоклассный стрелок, однако использовать свой же лук в качестве оружия в рукопашном бое? Он почти что вывихнул ей руку, закрутив ее своим проклятым деревянным луком.
Ему было приказано устранить русскую шпионку, забрав из ее мертвенно-холодных пальцев несчастные чертежи, но как только Бартон увидел эту огненно-рыжую фурию, пантерой проскальзывающей в здание и ловко обходящей все системы безопасности, он понял, что не лишит мир такой красоты.
– Давай поговорим, – он все пытается закончить это миром, призывая русскую к голосу разума. – Мы с тобой далеко не враги, красавица.
Шпионка только шипит в ответ, непонятно каким образом обхватывая его шею ногами и перекидывая Бартона через себя. Фурия. Восхитительно пугающая фурия.
Говорить становится сложнее, и малоэффективные потуги лучника скинуть с себя русскую, змеей обвившей его, вызывает у Натальи только легкую, еле заметную снисходительную улыбку.
– Они тебя рано или поздно прикончат, – хрипит Бартон, чувствуя себя слегка двояко, будучи зажатым меж бедер рыжей русской шпионки. – Разве тебе нравится все это?
В пронзительных зеленых глазах сверкает непонимание, а затем и смятение. Бартону этого достаточно. Он наконец-то сумел завладеть ее вниманием, теперь лучника спасет только его же подвешенный бескостный, как говорят многие, язык.
– Ты же не дурочка, я вижу, что ты умная чертовка, – ухмыляется он, продолжая чисто на автомате держать ладони на ее бедрах. В любой другой ситуации он бы ликовал, но сейчас профессионализм выходил на первое место. – Ну зачем тебе все это? КГБ не зайчики, верно? Я слышал о программе Черная Вдова. Ничего веселого. Сочувствую, красавица. Не знаю, добровольно ли ты пошла на это или же тебя силком втянули в это, но вот только мое внутренне чутье - а ему я всегда верю - нашептывает мне, что с результатами тебя обманули.
Наташа слушает его внимательно, сосредоточенно, пытаясь найти в лукавых глазах противника ложь, но видит там, к своему удивлению, лишь понимание.
– У меня нет выбора, – наконец говорит она, чуть морща симпатичный маленький носик. – Есть приказы, их нужно выполнять. А не задавать вопросы.
– Даже если это идет в рознь с твоими убеждениями?
– У меня нет никаких убеждений.
– А как на счет чужих жизней? Простых, ничего не подозревающих гражданских?
Она молчит, взвешивает свои мысли и подозрения, прежде чем ответить. Тут каждое слово на вес золота, вырывается как сноп искр, сокрушая воздух как выстрел из винтовки.
– А тебе какое дело до всего этого? – щурится она, подаваясь чуть ближе. – Ты такой же раб системы, как и я.
– Верно, – широко улыбается лучник удивительно заразной ухмылочкой. – Я раб, который, правда, имеет право знать, на что идет и ради чего это делает.
– И ради чего же, позволь узнать?
– Ради свободы, красавица.
***
– Предлагаю пари, – выдает Наташа, вальяжно откидываясь на спинку скрипучего стула.
Илья лишь бровью ведет, скептически глядя на улыбающуюся сестру. А та только вскакивает резвой лошадкой с места и скрывается в недрах квартиры. Курякин же слишком разбит и подавлен, чтобы начинать очередную нотацию.
Он встает, собирает тарелки, убирает их подальше, стряхивает крошки со стола, затем достает что-то из левого шкафчика. Садится обратно, положив левую, чуть подрагивающую руку на поверхность стола, правую же он держит на коленях, где сжимает до боли в пальцах Макаров.
Наташа возвращается с шахматной доской, довольная и уверенная. Садиться назад и принимается расставлять фигуры, игнорируя непонимающий взгляд брата.
– Ты же как всегда белыми, – не спрашивает, утверждает Наталья, прикусывая пухлую нижнюю губу.
– Что ты делаешь? – с раздраженным и усталым вздохом спрашивает Курякин.
– Пари, – зеленые глаза снова режут и без того истерзанную душу на части. – Выигрываешь ты – я рассказываю, что случилось на моем задании.
– А если выигрываешь ты?
За окном начинает приглушенно тявкать дворовая псина. Ругаясь на продолжающие падать как в обезумевшем вальсе снежные хлопья, собака носится по двору, зарываясь черным кожаным носом в каждый сугроб, тщетно пытаясь выискать хоть маленькую косточку или кусочек заветной колбаски.
Сугроб на окне уже успел вырасти вдвое. Откуда-то сверху летят куски пушистого снежного покрова. Видимо, кто-то не выдержал и, распахнув окно, тем самым жертвуя скопившимся квартирным теплом, стряхнул к чертовой бабушке проклятый снег.
Интересно, на Соловках сейчас тоже идет снег? Курякин слышал, что в такую погоду холод не чувствуется так остро, накрывая промерзшую землю толстым пуховым одеялом, снег тем самым хоть как-то спасает заключенных.
Хотя, там даже не в земле, наверно, дело. С Белого моря дует страшный ветер. Илья слышал, что в зимой завывание ветра в тех местах можно без труда принять за бешеный и полный боли вой великана. Этот вой, наверно, мешается с истошным, пропитанным изможденностью и отчаянием стоном каторжников.
– То ты мне рассказываешь, зачем нацелил в мою сторону Макаров под столом, братик.
Курякин знает, что Наташа заметит оружие, он даже подсознательно хотел этого. Поэтому ее заявление Илью нисколько не пугает.
Внимательно разглядывая потрепанные пешки, почти стертую морду белого коня, облупленную ладью, Курякин кивает, принимая вызов Черной Вдовы.
Белые ходят первыми.
