поровну

      Акааши бесстыдно не сидит ни на какой диете: в аэропорту уплетает жирный, слепящий сладкой глазурью пончик, между съёмками пару-тройку батончиков KitKat с новым вкусом ванильного льда — Бокуто упорно рассовывает их в карманы всех чемоданов, — в серой взвеси негостеприимного Лондона знаменитые Fish&Chips, и всё с невозмутимостью мясника на банкете веганов. Завистливые взгляды нервных девиц из стаффа, упакованных в дизайнерские мешки восходящих моделей обоих полов, порой даже менеджера, подтягивающего живот резким выдохом, встречает равнодушной миной — Акааши серьёзно не боится цифры на весах.       Акааши боится другого.       — Акааши-кун, как тебе это удаётся? Уминаешь сладости, работаешь без продыху и сна, а хоть бы где отложилось! — зудит сквозь шелест блескучей обёртки обиженный щебет.       Акааши думает, что утренние пробежки, занятия в тренажёрном зале и один-два в неделю изматывающих вечера на волейбольной площадке — если Бокуто в ударе, то количество сетов неумолимо приближается к десятку — явно не убедят расчленяющих злобными взглядами девушек, а потому складывает раздражение в вежливую улыбку и молчит.       Через неделю он высматривает в плотной несмотря на позднее время толпе встречающих знакомые фигуры, те привычно выделяются ростом и поведением. Бокуто размахивает руками, громко пересказывая — и показывая в лицах, — видимо, прошедший матч, Куроо, лениво потягиваясь, режет роскошной ухмылкой. Хорошо хоть без транспаранта в этот раз.       Губы чешутся, и Акааши невольно облизывает их.       — Акааши-кун, какой же тренировкой заняться? Ну же, поделись с сестрёнкой в чём секрет! — на эскалаторе прилипает одна из тех, кому менеджер настоятельно советовал не есть совсем.       — Секрет? — Акааши прикусывает змейку собственной улыбки — невежливой, совсем настоящей — и едва удерживает руку, чтобы не замахать в ответ вскинувшемуся Бокуто — правила приличия превыше всего. — Сексом заниматься не пробовали? — Акааши не верит, что говорит это сам. — В позиции сверху, знаете, сколько калорий теряется? — но, судя по ошарашенному виду семпая, так оно и есть.       — Хей! Акааши! — Бокуто врезается с разбегу и крепко сжимает в объятиях, ещё дружеских, но уже на грани, ещё и Куроо притискивает с другой стороны — судя по ехидным смешкам коллег выглядит то ли нелепо, то ли странно, а у Акааши пульс прыгает в горле.       Какие Акааши диеты? — у него два бесперебойно жаждущих вечных двигателя под боком — и дело не только в сексе, хотя, да, секс отлично сжигает всё лишнее.       — Слушай, Акааши, ты чего такой худой! — Бокуто окидывает хмурым взглядом — Акааши одёргивает свитшот, зря куртку снял, в ней не так заметно. — Куроо, бро, надо срочно что-то делать, у нас же планы!       Акааши замирает, вот этого он боится — настороженных глаз и обеспокоенных фраз.       — Акааши, в самом деле, у тебя рёбра просвечивают, — Куроо неслучайно проводит по спине, оставляя пальцы на плече — жаркой пружиной скручивает живот. — Ты там вообще ешь? — да ест он, ест, только редко, наверно. — И отдыхать надо больше, мы не будем тебе мешать.       И ведь абсолютно серьёзно залягут вдвоём страдать на диван.       Акааши поводит плечом, скидывая обнимающую руку, следом соскальзывает свитшот, обнажённая кожа покрывается мурашками от прохладного воздуха.       — Может, мне тогда и вовсе в гостиницу поехать?       Сбитое дыхание красноречивее слов, но Акааши не оглядывается до самого такси — голодные взгляды царапают спину.       В тёмном чреве несущегося автомобиля жарко: губы, пересчитывающие рёбра, зарекаются ограничивать физическую нагрузку, обещая взамен повышение уровня белка в рационе.       Акааши не против, Акааши за ... активный образ жизни — и никаких диет!