поровну

      Куроо опаздывает — всего на несколько минут, а будто на всю жизнь. Жеребьёвка закончилась, и Бокуто уже бьёт в нетерпении рукой по мячу, пока Акааши медленно, как и положено, делает растяжку, а на той стороне Ойкава презрительно фыркает на какое-то — явно неуместное — предложение Ушиваки.       — Сыграешь со мной? — подливает бензина на сухостой безотчётного раздражения неизменно улыбающийся Сугавара и Куроо гасит желание уйти змейкой ухмылки.       — Конечно, — Куроо выдавливает сквозь скрипящие зубы и окидывает ещё раз расклад — даже Цукки и тот припёрся заодно с «заводным апельсином», и Бокуто радостно скачет вокруг них окончательно неадекватной совой. — Никто же не поменяется, — злость всё же прорывается вслух, но Сугавара лишь тихо смеётся в ответ.       — Ойкава бы поменялся, но сегодня у Ушиджимы последний шанс и тот явно не отступит.       Куроо кивает, и вскидывает руку в приветствии, и тяжело оседает на скамейку — Акааши что-то объясняет Хинате, разминая замотанные пальцы. Куроо стащил бы тейп зубами, но Акааши наверняка здесь не позволит, а до дома избавится от него, словно от улики — для всех остальных он больше не играет в дурацкий волейбол. Это, наверно, неудобно, так много скрывать, умалчивать, прятать и прятаться, и неважно — волейбол ли это, или (не)такая ориентация, или ненормальность отношений втроём. И Куроо давится желанием вскочить и просто тупо выкрикнуть его имя, а потом двинуть Бокуто по шее — мог бы и подождать!       Куроо тоже хочет играть с Акааши — здесь и сейчас, на одной стороне.       Потому что.       Акааши счастлив, когда Бокуто выигрывает, и Куроо видит это, за какой бы маской тот ни прятал улыбку.       Но Ушиджима в ударе, Ойкава — в гневе, в одной связке загоняют команду Бокуто в угол — острый, и выход там только один, и любительский уровень совсем не оправдание. Шестнадцать против двадцати пяти — Бокуто привычно берёт всю вину на себя, проваливаясь напряжёнными плечами ниже уровня бодрости.       Куроо рвётся — оскалом, болью, тревогой. Акааши садится совсем далеко и хмурится по-настоящему, проливая воду мимо рта и некому остановить маняще влажную дорожку вдоль шеи.       И Куроо прыгает, и Куроо бьёт — по мячу, будто тот виноват, и ловит взгляды: восторженные бро и Хинаты, настороженный Кая — оя, друг, какими судьбами? ах, Ямамото позвал — и слишком понимающий Сугавары. Акааши не смотрит, не слышит, не двигается — отсутствует, и это Куроо бесит, так, что на смачный шлепок мяча оборачивается Ойкава.       Двадцать пять против двадцати трёх — радостные хлопки по спине едва не опрокидывают навзничь.       Да плевать Куроо на очки, у него пальцы болят и, кажется, сердце.       — Куроо, — Сугавара приподнимается на цыпочки, чтобы достать до уха, — тебя девушка что ли бросила?       Над распластанным в тоске Бокуто нависает Акааши, ломаясь в позвоночнике слишком глубоко для блюдения неприкосновенности личного пространства. У Куроо руки дрожат — от пальцев до самых локтей.       — Или просто голодный? Давай я тебе батончик дам, нельзя же так — до гипогликемии…       Куроо жуёт шоколад, не чувствуя вкуса, но холодная противная дрожь реально отступает под натиском сладкой слюны, а ураганные объятия оставшегося, наконец, в выигрыше Бокуто сминают чёрствую корку с дружеских чувств.       Последняя игра на сегодня — бро против бро. Акааши, не мигая, прожигает серьёзным взглядом и Куроо знает, что должен проиграть.       Куроо не хочет проигрывать.       Куроо хочет торт — тоже.       Торт, согласно негласной традиции, достанется победителю.       Стук мяча и кроссовок, сердец и воздуха в пересохшей глотке, росчерк сетки наперерез — команда Бокуто ведёт.       Это невыносимо — победное «Хей-Хей-Хей!» и жар слюдяных глаз, кривая недоулыбки и издевательски-равнодушный финт перед самым носом.       Скрип пола, тянущее тепло в сократившихся рывком сухожилиях и отдача до схлопа зрачков.       Это невероятно — неиссякаемый поток адреналина и жжение расползающейся кожи на пальцах.       Бокуто в бессилии падает, зажимая до крови (не)свою вину, и Куроо чувствует себя предателем, но чётко отбивает перед самой линией аута.       Двадцать два против двадцати.       Умирание совы, акт первый — "я самый никудышный ас на свете!"       Акааши топит — штрихами закушенной губы, чернотой суженных глаз и отточенными, всё ещё не потерявшими убийственности пасами. Куроо жилы рвёт — принимает, глотая, как воздух, едва заметные отсветы интереса в бесстрастном лице.       Двадцать три против неизменных двадцати.       Умирание совы, акт второй — "я самый никчёмный капитан на свете!"       Следом вспарывает носом истоптанный пол надломленный блоком Хината.       Куроо не стыдно — ни в одном дёргающемся глазу.       Ещё розыгрыш — биение пульса в мелькающем мяче, гул отбитой подачи, жар на кончиках выпрямленных пальцев.       Куроо сглатывает колючую слюну — очко заслужено, как и пустота за продрогшей спиной.       Умирание совы, акт третий — "Акааши, больше никогда не пасуй мне!"       Акааши просит тайм-аут. Как не дать? — и Куроо резко припадает к бутылке с водой.       А Акааши почти прижимается к безвольно раскинувшемуся капитану и быстро шевелит сбитыми губами — шепчет что-то, взвинчивающее золотым пламенем потухшие было глаза Бокуто.       — Всегда было интересно, что такое Акааши ему обещает, — Сугавара неслышно встаёт за спиной и Куроо очень надеется, что тому не видно тьмы зависти в загнанных зрачках.       — Торт, — «себя» — Куроо жадно проглатывает горчащую слюну, — точно торт.       — Неужели такой вкусный?       Бокуто нетерпеливо отстраняет Акааши и поднимается рывком, будто взлетает.       — Не оторваться, — Куроо совсем хрипит, самый вкусный торт — Акааши.       А Бокуто уже прорывается сквозь ромбы сетки неприкрытой уверенностью — у Куроо костяшки чешутся.       И Куроо не намерен проигрывать.       Финальный свисток режет мышцы усталостью, разъедает потом глаза — Куроо выплёвывает тяжёлый вздох и цепляется взглядом за вяло вращающийся винт вентилятора. Радостное уханье Бокуто отдаётся новой волной голодной дрожи.       — Куроо, я победил! — падает сверху горячая рука и такое же дыхание. — Теперь всю ночь будешь со мной в Mortal Combat играть!       Куроо вздрагивает от удивления и вскидывает взгляд на стоящего в другом конце зала Акааши, у того угол рта почти приподнят, и это разрывает на миллион трепещущих клочков.       — Акааши мне обещал! — Бокуто напирает: втапливает тяжёлую руку в плечо, обиженный взгляд в самую душу.       Дёргает в кармане вибрацией: «Если будете хорошо отвлекать, пока я готовлюсь к экзамену, завтра получите торт».       — Слушай, а я знаю, кто ещё жаждет попасть на наш турнир Mortal Combat! — пальцы самовольно печатают: «на мой выбор?» — Кенма! Давай прямо сейчас к нему?       — А Акааши не будет против? — Бокуто удачно оглядывается и Куроо считывает принятое сообщение между толчками сердца.       От Акааши смайлик — кремируйте Куроо вместе с этим телефоном.       — Я договорюсь!