поровну

      Акааши давно понимает, может быть даже с самой первой встречи, что Бокуто взбалмошный, безудержный, очень шумный, а вместе с Куроо и вовсе взрывоопасная смесь, ввергающая окружающее пространство в фееричный хаос, но хотя немногочисленные друзья мягко намекают — придурки, а порой жёстко тыкают носом — безумные клоуны, в своём выборе не сомневается. А ведь даже Кенма иногда отрывает глаза от геймпада и очень странно смотрит — жалостливо. Так смотрят на птицу с переломанным крылом или больного в гипсе — вроде и не виноват, но ведь умудрился.       Акааши и сам иногда раздражённо вздыхает, закатывает глаза или — при возникновении непосредственной опасности для здоровья — просто уходит, а вслед громыхает и шумит, пока горячие руки не хватают, удерживая. В такие моменты Акааши и не вырывается — молчит, уж что-что, а молчать он умеет: и презрительно, и равнодушно, и зло. И почему-то именно молчание задевает и Бокуто, и Куроо намного больше, чем нотации, повышенный тон или требования немедленно исправиться до нормальности.       На самом деле Акааши нормальность ни к чему.       На самом деле Акааши нравится, как раскрашивают для него мир эти двое, и пусть порой приходится краснеть и извиняться, оттирать ржавчину, стряхивать пепел и штопать дырки, зато никогда не скучно.       Скуки Акааши боится больше, чем выглядеть глупо.       Скука та же пустота, а та больно кусается.       Акааши знает.       И Акааши никогда не лезет к штурвалу, восхищённо — только из-под ресниц, чтобы не так заметно было — взирая на мельтешение сильно смахивающих на адские пейзажей, притормаживая на поворотах, и то не на всех и исключительно из инстинкта самосохранения.       Виражи впечатляют углом излома и необратимостью.       Сегодняшнее свидание — если прогулку по торговому моллу можно считать за свидание — протекает даже гладко. Целоваться в панорамном лифте Акааши нравится, тем более, что краснеет при открывании створок как раз Бокуто, а руку Куроо, гладящую сильно ниже спины, никому не видно. Партия в лазертаг, несмотря на все попытки просто зажать в углу и полапать, — будто им дома подобного не хватает, вздыхает где-то глубоко внутри Акааши, — заканчивается весёлой общей свалкой и победой Акааши по очкам.       Дегустация мороженого возвращает Бокуто заряд энергии и хорошего настроения, и последующие три часа Акааши наслаждается хорошим кофе и серьёзной книгой, и ему совсем не мешают все эти неоновые вспышки, громкие детские крики, непрекращающийся гул игровых автоматов, ежеминутный победный рёв Бокуто и даже раздражающий женский смех на искромётные шутки Куроо.       Акааши улыбается: на тяжёлые объятия со спины, на наглый отъём несъеденной — специально оставленной — шоколадки, на поглаживание коленей под столом. Потому что им обоим идёт быть такими: взмыленными, разгорячёнными и голодными.       — Домой поедем?       Акааши не настаивает, просто предлагает, но даже Бокуто соглашается сразу и замирает перед яркой вывеской одного из магазинов почти случайно. Что его привлекает, Акааши понимает, только шагнув за непрозрачную — как и витрина — дверь.       Куроо и Бокуто уже там: размахивают стеками с грациозностью фехтовальщиков олимпийского резерва и, если бы это не происходило между полками, уставленными искусственными членами, то было бы даже не стыдно. Акааши хочется удариться — сильно-сильно, о ближайшую стену, но он позволяет себе лишь звонкий фейспалм. Улыбка сочится сквозь сведённые пальцы, всё-таки это смешно и даже мило. Они, конечно, идиоты, но это его идиоты.       — Если вы с ними знакомы, — продавец, парень примерно такого же возраста, старается выглядеть невозмутимым, — я бы посоветовал вам вот эти наручники.       — Да, пожалуй, я возьму. Две пары, пожалуйста, и положите дополнительный ключ, — Акааши старательно прикусывает рвущийся смех и почти машинально берёт с полки пушистые кошачьи ушки и кляп вызывающе красного цвета.       — Бокуто-сан! — тот вскидывает ошалелый взгляд, отдёргивая руку из вороха костюмов для ролевых игр и Акааши может поклясться, что все они женские. — Заплатите, пожалуйста, а я зайду в книжный.       — Книжный? Акааши, может не надо? Я ничего не купил, честное слово! — грохочет среди полок Бокуто, явно уронив не одну коробку.       — Что-то мне кажется, он совсем не за камасутрой, — смеётся Куроо, а у Акааши спину печёт от его взгляда.       — А почему наручников два набора? — Бокуто звякает уже возле кассы и судя по голосу его настроение вновь на высоте. — Кто-то придёт к нам в гости?       — Не знаю, но я себе обновку выбрал! — Куроо в кошачьих ушках — это преступление против нравственности. Акааши в приоткрытую, вернее, незакрытую, дверь плохо видно, но вкупе с фирменной кривой улыбки, это явно оружие массового поражения.       Акааши хочется содрать их, а ещё больше — сфотографировать, а потом содрать и выдавать только в глухо зашторенной спальне их квартиры, так же, как и кляп, так вызывающе-пошло смотрящийся на Бокуто.       А ведь они не постесняются дойти в таком виде до книжного…       — Тогда давай ещё вот это возьмём! — хрипотца в голосе Бокуто взводит в дрожь и Акааши неловко дёргает дверью, к счастью, та не скрипит, пытаясь рассмотреть очередную покупку.       О, нет, только не розовый! — Акааши всерьёз думает вернуться, но глаза Бокуто сверкают даже с такого расстояния, а от ухмылки Куроо невыносимо горячо.       — Ладно, бери, что хочешь, только побыстрее, а то Акааши все книги перечитает и уйдёт без нас, — Куроо улыбается ещё глубже и вертит в руках какую-то коробку стильного чёрного цвета.       На самом деле Акааши больше не интересует книжный, Акааши вызывает такси и дело не в том, что на Куроо в кошачьих ушках будут виснуть все встречные девчонки, а молчать Бокуто не заставит даже кляп.       Акааши немного — самую чуточку — интересно, что в той коробке, которую пробили вместо розового монстра.       Очередной вираж нависает крутизной и невозможностью выйти без повреждений осевого скелета.       Акааши отпускает тормоза.       Что бы они не купили, ему абсолютно точно понравится.