— А давайте рванём к океану! — Классная идея, бро! — Бокуто-сан, сейчас зима. — Ну, Акааши! — Это относится и к вам, Куроо-сан.
На самом деле зима ни для кого не помеха, и уже на следующий день по ушам стучит бьющий в окно поезда снег, а за стеклом мелькают километры припорошенного берега. Укоризненно молчат погашенные экраны смартфонов. И на троих: выхоложенный пустой рёкан и серое — куда ни глянь — небо-море, и различить их сейчас невозможно, так спаялись, притёрлись, что горизонт прослеживается лишь пунктиром летящих вдали чаек. И лепестками хризантем всё те же чайки, покачивающиеся на волнах. Акааши медленно врастает в песок — тоже серый, местами смёрзшийся в грязные комки, колко шуршащий под прыжками и кульбитами. Океан зимой — жемчужный. Акааши совсем не умеет фотографировать, но ему так приятно ловить блики улыбок, раскинутые, словно крылья, руки и нелепо вычурные позы, что врождённый перфекционизм послушно идёт очень далеко. Жаль, что нельзя поймать ещё и смех, и никак не запечатлеть то, что плещет в безумно счастливых глазах тех двоих, что умудряются каждый день встряхивать из равнодушного сна обыденности. Полощет на ветру сбившийся шарф. Пробирает под пальто холодной дрожью. Руки ныряют в карманы — чужие, цепляясь за горячие шершавые пальцы. Океан зимой — ледяной, но только снаружи. Мёртвый сезон в продрогшей гостинице возле самого океана: две ночи и три дня беспросветной тесноты — Акааши старается не думать, чем грозит каждому из них лишний выходной. И он без стеснения жмётся к чужому теплу, не угасающему даже под самыми жёсткими взглядами и бесстыдно смеётся в распахнутое настежь суровое небо-море. Акааши комкает тревоги и пускает круги, разбивая собственное отражение. Алым на серый — рисует на стекле имя. Потом ещё одно. Акааши хотел бы никогда не возвращаться. Но океан зимой — конечный. И холодный рассвет топит глаза страхом.— Классно же было, правда, Акааши? — Да, Бокуто-сан. — Съездим ещё? — Конечно, Куроо-сан.
Токио врезается разрывными огромных рекламных билбордов и дробью миллиона ярких фонарей — с линии огня не скрыться. Акааши отнимает себя из тепла любимых рук. Свет мегаполиса — безжалостный. Всегда. (У Акааши пятьдесят четыре непринятых звонка, семьдесят восемь непрочитанных электронных писем и два упущенных контракта; Бокуто беспрестанно кланяется, болезненно жмурясь от громкой тирады, доносящейся из динамика телефона, а улыбкой Куроо, просматривающего сообщения, можно убить)