I
Воротившись в свои покои, Натали отдала распоряжение собрать вещи и подготовить экипаж для длительной поездки. А сама села писа́ть ответ родителям, что выезжает из Петербурга нынче на рассвете, надеется прибыть в Рим через несколько недель и застать там дорогих maman и рарa в добром здравии. Через пару часов багаж был уложен. Кучер Тимофей пришёл доложить, что карета и лошади будут готовы к утру. Оставалась одна ночь, последняя перед отъездом. Наташа попыталась поспать хоть несколько часов, но у неё не получилось даже задремать. Её мучили сомнения: должна ли она попрощаться с Александром Николаевичем? Стоит ли зайти к нему, чтобы известить о своём отъезде? Но сможет ли она при этом сохранять спокойствие? Княжна Репнина боялась, что сдержанность, которую она так мастерски выдрессировала за последнее время, оставит её, и в какой-то момент, забыв обо всём, Натали бросится на шею цесаревичу и скажет ему те самые слова, которые он так ждет. «Нет, этого я никак не могу допустить! — восклицала Натали, вскакивая с подушек, — Но ведь и не попрощаться тоже нельзя. Это будет похоже на тайный побег. Хотя, по сути, так и есть. Что же, что же мне делать? — раздумывала она, поднимаясь с кровати и начиная мерить шагами комнату. — Кажется, придумала. Я напишу их высочеству прощальную записку. И попрошу передать её… Жуковского! Василий Андреевич — хороший человек и добрый друг. Ему я могу доверить письмо и не сомневаться, что оно попадёт в руки Александра, а не императрицы или, не дай Бог, одной из фрейлин, которая потом разнесёт слова письма по всему дворцу». Приняв это решение, княжна села за маленький столик у окна, зажгла большую свечу, взяла перо, чернильницу и замерла перед чистым листом бумаги. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем каминных часов. Неспешно — она, как могла, боролась с дрожанием руки — на бумаге стали появляться следующие строки: «Александр Николаевич! Спешу сообщить о своём отъезде. Прошу простить, что не смогла попрощаться лично. У вас впереди свадьба, и я желаю вам счастья в браке с принцессой Марией. Она очень любит вас и станет прекрасной женой и матерью.Прощайте! Будьте счастливы! кн. Натали Репнина».
Наташа несколько раз пробежала глазами письмо. И несколько раз едва удерживалась от порыва скомкать лист бумаги, выбросить в мусор и переписать заново. Ей казалось, что текст получился чересчур официальным, как будто она прощалась со случайным знакомым, а не с человеком, который был так до́рог, с которым столько всего связывало. Вдоволь нахмурившись, она решила ничего не менять, поэтому отложила перо, а затем аккуратно сложила лист вчетверо. «Вместе с этим письмом я как будто навсегда закрываю своё сердце, — подумалось княжне Репниной. — Прощайте, Александр Николаевич! Так будет лучше для нас. Так будет лучше для всех!» На глаза отчего-то навернулись слёзы, но сильная духом Натали не дала им воли. Она встала, расправила плечи и решила, что, поскольку ложиться спать уже бессмысленно — за окном светало и через несколько часов ей пора было отправляться в путь — надобно одеться, привести себя в порядок и найти Жуковского, чтобы вручить ему письмо. Утренний туалет не занял у неё и получаса: за время придворной жизни она привыкла делать всё быстро. Императрица не любила медлительность и нерасторопность. Заглянув в большое зеркало, стоявшее у входа в спальню, она увидела высокую, стройную молодую особу с печальными глазами, одетую в простое серо-зелёное дорожное платье. Наспех поправив выбившиеся локоны из причёски, Наташа взяла прощальное письмо и, аккуратно притворив дверь, отправилась через весь дворец к покоям Жуковского. Она шла так тихо, как только могла, практически на цыпочках, сквозь череду пустынных коридоров Зимнего. Наташа боялась кого-нибудь разбудить или, что ещё горше, встретить. Особенно страшилась Натали ненароком увидеть Александра, так как его комнаты были в том же крыле, что и комнаты Василия Андреевича. Единственная мысль, которая хоть как-то могла её успокоить, состояла в том, что сейчас слишком раннее утро, и Александр Николаевич, должно быть, спит беспробудным сном. Пытаясь избавиться от дрожи и волнения, княжна стала осматривать залы и комнаты, которые встречала на своем пути. Вот здесь, когда-то, они с Ольгой любили прогуливаться, спасаясь от ядовитых языков других фрейлин. А здесь, они же, впервые были представлены императрице. Помещения сменяли друг друга; и вместе с ними менялись воспоминания о былом. «А в этом коридоре, в эту самую вазу, я бросала любовные письма в стихах Александру от нерешительной принцессы Марии. А он-то думал, что письма от меня», — Наташа резко остановилась, испугавшись безумных мыслей, возникших в голове. Сейчас она была совсем рядом с покоями наследника — от них её отделяла всего одна дверь. Сердце застучало с такой силой, что показалось, будто она слышит его удары. Все мысли о чём бы то ни было мгновенно улетучились. Все, кроме одной: войти к нему и посмотреть на спящего. Хоть так попрощаться с ним. Просто взглянуть в последний раз, потому что когда они теперь увидятся? И увидятся ли вообще? А записку можно было бы оставить на столе в кабинете, как когда-то она оставила самое первое любовное послание от принцессы. Правая рука потянулась к дверной ручке, в левой Натали сжимала прощальное письмо. А если Александр не спит? Что если сейчас он увидит её с письмом в руке на пороге своих комнат? Княжна колебалась, понимая, насколько опасно входить внутрь. Ей стоило нечеловеческих усилий одернуть руку, сделать шаг назад и остановиться. Слёзы потекли по щекам. Она стояла и бесшумно плакала перед закрытой дверью, за которой так близко и одновременно так далеко находился человек, который столь неожиданно ворвался в её сердце. «Прощайте, Александр Николаевич! Будьте счастливы!» — шёпотом повторила Наташа строчки из своего письма. Затем решительно развернулась и быстро пошла к комнатам Жуковского. Василий Андреевич не спал по причине бессонницы. Непредвиденные хлопоты вынудили его задержаться на несколько недель в столице, в то время как сердце поэта рвалось в Германию, где в скором времени он должен был сочетаться браком со своей юной невестой. Друг и наставник цесаревича очень удивился появлению княжны Репниной в столь ранний час да ещё в своих покоях. Однако всмотревшись в блестевшие от слёз и, вместе с тем, такие решительные глаза Наташи, разглядев, что она одета в дорожное платье, Жуковский понял — княжна уезжает. — Василий Андреевич, извините за столь ранний визит, — произнесла Натали дрожащим от волнения голосом. — Я пришла к вам… — …проститься, — закончил за неё Жуковский. — Что ж, мне приятно, что вы решили навестить меня перед отъездом. Тем более, что скоро и я покину Петербург. — Как вы догадались, что я уезжаю? — Моя дорогая княжна, — улыбнулся Василий Андреевич, — годы службы при дворе научили меня понимать без слов: многое и многих. — Вы правы, я пришла проститься. Я уезжаю сейчас же. Наташа посмотрела на большие часы в дальнем углу комнаты: они показывали половину пятого и, значит, ей действительно пора. С кучером они условились, что ровно в пять карета будет ждать её у одного из выходов из дворца. — Василий Андреевич, я также пришла просить вас передать небольшое письмо Александру Николаевичу, — с этими словами она робко протянула Жуковскому сложенный лист бумаги. — Прошу вас! — Я передам их высочеству ваше письмо, но отчего же вы сами не хотите? — Василий Андреевич взял в руки конверт и посмотрел на княжну по-дружески участливо, с пониманием. — Я не смогла. И не смогу, — ответила Наташа срывающимся голосом. — Это выше моих сил. Если я пойду к его высочеству, если я увижу его, то я… я… Она пыталась бороться с подступившими слезами, отчаянно смахивая их ладонью то с правой, то с левой щеки. — Не продолжайте, я понял, — мягко сказал Жуковский, взяв её за руку. — Смею заверить, что Александр Николаевич получит ваше письмо. Думаю, он будет сильно расстроен вашим отъездом, княжна Натали. Василий Андреевич действительно всё понял, ведь он знал о чувствах Александра. Они не были игрой, как когда-то уверял своего наставника цесаревич. Но похоже и княжна испытывала нечто большее, чем обыкновенные дружеские чувства. Эта перемена в Натали, которая, как думалось Жуковскому, всегда была безразлична к Александру, поразила поэта до глубины души. Конечно, он понимал, что в любом случае эти отношения ни к чему хорошему не приведут. К тому же, Жуковский искренне симпатизировал принцессе Марии. Но, вспомнив, каким счастьем светились глаза цесаревича всякий раз, когда рядом была фрейлина Натали, поэт почувствовал глубокую грусть и печаль за несбывшиеся надежды любимого ученика. — Он забудет. Он быстро забудет меня, — произнесла Наташа уже более спокойным и твердым голосом, смахивая последние слезинки. — Скоро вернётся принцесса Мария, подготовка к свадьбе идёт полным ходом. Их высочеству будет некогда думать об одной из многочисленных фрейлин своей невесты. А этой фрейлине больше нет места при дворе. — Как знаете, княжна. Если вы так решили, то не смею переубеждать вас. Однако, я могу передать Александру Николаевичу что-то лично от вас, — Василий Андреевич многозначительно посмотрел на Натали. «Только то, что я люблю его», — подумала несчастная фрейлина Репнина. Вслух же она сказала: — Мне нечего добавить. В письме всё написано. Не волнуйтесь, там нет ничего хоть сколько-нибудь компрометирующего. Я желаю их высочеству счастья в браке и всего самого наилучшего. — Тогда прощайте, княжна. В добрый путь! — после некоторой паузы воскликнул Жуковский. Вряд ли он сможет повлиять на решение Натали. Пожалуй, есть только один человек, способный разубедить княжну в задуманном. — Надеюсь, вы отыщите свое счастье, — добавил Василий Андреевич. — Когда-нибудь. — Благодарю за помощь, — улыбнулась Наташа. — Примите мои поздравления в честь скорой женитьбы. И прощайте. А мое счастье, боюсь, потеряно навсегда. Взглянув последний раз на Жуковского с отчаянием и невыносимой грустью, Натали Репнина сделала реверанс и быстро вышла прочь из комнаты.II
Обратный путь к своим покоям она бежала, не оглядываясь и не останавливаясь. Иногда ей казалось, что кто-то бежит следом. От одной мысли об этом хотелось бежать ещё быстрее. Ей чудились торопливые шаги Александра Николаевича, казалось, что вот-вот она услышит знакомый голос: «Натали, стойте! Я умоляю Вас! Натали!» Тогда внутри всё холодело, трудно было дышать. Она буквально влетела в свою комнату, с силой захлопнула дверь и закрыла её на замок, чтобы никто не смог войти. И только потом рухнула на стоящий рядом стул и закрыла лицо руками, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Сколько она так просидела? Может минуту, а может и гораздо больше. Вдруг Наташа услышала стук в дверь. Её сердце замерло. Кто-то сильной, властной рукой требовал открыть дверь, дергал за ручку. Миг — и она просто смотрела на подрагивающее дерево, не отрываясь, с надеждой и мольбой. А затем, не веря всему происходящему, Наташа подлетела к двери, повернула ключ и распахнула её настежь. С губ уже готово было сорваться «Александр!», но на пороге стоял кучер, всего лишь кучер, который должен был отправиться с ней в далёкий путь из России, и которого накануне княжна попросила прийти за ней утром. — С добрым утром, Наталья Александровна. Вот-с, всё готово, — бодро сказал гость, переминаясь с ноги на ногу. — Доброе утро, Тимофей, — упавшим голосом ответила Наташа. — Значит, едем? — то ли у него, то ли у самой себя спросила она. — Едем, ваша светлость. Погода нынче отличная: сухо, тепло, солнечно. И лошадки ждут. Их императорское величество Александра Фёдоровна лично велели запрячь отменных рысаков. Помчим с ветерком! — Ты иди, я сейчас спущусь. Мне нужно ещё несколько минут. Тимофей поклонился и вышел. Оставшись на пороге, Наташа слушала, как удаляются его шаги. Затем, когда те совсем стихли, она повернулась спиной к дверям и на прощание оглядела свою комнату, освещаемую мягкими лучами утреннего солнца. Теперича и свечи были не нужны. Княжна обошла свои покои, гася один подсвечник за другим. Затем, ещё раз окинув обстановку тоскливым взглядом, решительно вышла и закрыла за собой дверь. «Прощайте, прощайте!» — шептала она, прижавшись лбом к красному дереву. Натали двинулась вперед, к выходу из Зимнего, стараясь ни на что больше не смотреть и ни о чём не думать. А на улице и впрямь было чудесно: весенний питерский воздух щекотал ноздри, небо поражало своей чистой голубизной, поднимавшееся солнышко ласково освещало окна дворца, а воробьи уже вовсю чирикали на ветках во дворе. Хотелось жить, чувствовать, любить. Наташа на миг замерла от этого восхитительного утра, но потом увидела карету, ожидавшего Тимофея и вспомнила, для чего она здесь. В последний раз княжна оглянулась на Зимний дворец, на дорогие её сердцу окна. «Прощайте! Прощай!» — невольно вырвалось из груди. Она быстро села в карету, закрыв за собой дверь, задёрнув шторы, чтобы больше не видеть того места, которое столь спешно покидает. Экипаж тронулся в путь. Лошади весело заржали, предвкушая долгую пробежку. Натали сидела ни жива ни мертва, слегка покачиваясь и смотря в одну точку. Её сил хватало только на то, чтобы периодически шептать одни и те же слова из своего письма: «Прощайте, Александр Николаевич! Будьте счастливы!».***
(Из дневника вел. князя Александра Николаевича)
Сегодня случилось то, чего я так боялся. После нашего последнего разговора я обещал себе, что приму любое твоё решение, даже если ты захочешь покинуть меня. Однако я упрямо верил, что этого не случится. Я твердил себе, что ты любишь меня, и мы сможем быть вместе несмотря ни на что. Но я ошибся. И не мог предположить, как же больно мне будет. Моё сердце обливается кровью, и мне хочется вырвать его из груди, чтобы больше не чувствовать. Поздно вечером я, как обычно, лёг спать. Однако сон всё не приходил ко мне. В последнее время я часто подолгу не могу заснуть, а если и погружаюсь в царство Морфея, то сновидения мои наполнены тревогой и беспокойством. Так было и на этот раз: вдоволь намучившись, я забылся тяжелым сном. Я видел мрачный, густой лес, почти непроходимый. Меня окружала ночь, тёмная и безлунная. Вокруг было тихо. Но тишина не приносила успокоения, она была зловещей. Будто что-то страшное надвигалось на меня, сдавливало грудь, отчего было тяжело дышать. И в этом лесу была она, моя Наташа. Я не видел её, но чувствовал — она где-то рядом, ходит и зовёт меня. Я слышал её звонкий голос. «Александр!» — кричала моя княжна отчаянно. И я хотел бежать к ней, найти её. Но тьма нарочно сгущалась надо мной всё сильнее. И вот: я слеп и уже ничего не вижу. Тьма давит, уничтожает, заставляет топтаться на одном месте. Я понимаю, что падаю вниз, должно быть, в пропасть. Мне уже всё равно. И только голос продолжает звать меня: «Александр! Александр! Где вы?!» — Александр, Александр! Ваше высочество! Чья-то рука настойчиво трясёт меня за плечо. Я открываю глаза и вижу перед собой Василия Андреевича. Он встревоженно смотрит на меня. — Александр Николаевич, хвала небу, вы проснулись. Я уж было думал, что придётся вылить на вас кувшин холодной воды, — говорит Жуковский и, не отрываясь, смотрит на меня. Голова раскалывается. На часах — начало шестого. Утро. Чувствую, что весь дрожу. — Василий Андреевич, спасибо, что разбудили, мне снился кошмар. Чем обязан столь ранним визитом? Мой взгляд замирает на небольшом листе бумаги в руке учителя. Предчувствуя беду, поднимаю глаза на Василия Андреевича. — Княжна была у меня только что. Она просила передать вам это. Жуковский протягивает письмо. Нетвёрдой рукой забираю его. Мои пальцы касаются бумаги, и я каждой клеточкой ощущаю что-то родное и тёплое. Всё вокруг плывёт перед глазами. Разворачиваю лист и вижу её почерк. Читаю, и строки, как острые кинжалы, вонзаются в моё сердце: «Александр Николаевич… не смогла попрощаться лично… желаю вам счастья… Прощайте!..». — Александр, вы можете успеть. Возможно княжна Натали ещё не уехала, — откуда-то издалека доносится голос. Не говоря ни слова, резко вскакиваю с постели, хватаю мундир и, наспех набросив его на плечи, вылетаю из комнаты. Одна за другой открываются двери. Я бегу. Коридоры. Как же много их в Зимнем. Как много галерей, лестниц и переходов! Но вот, вдалеке, виден свет: парадная дверь открыта настежь. Значит, она только что была здесь! Я должен остановить её. Она не может просто так уехать, не может бросить меня одного в этом мире! Утреннее солнце ненадолго ослепляет, и я зажмуриваюсь. Когда способность видеть возвращается, моему взору предстаёт пустой двор. Птицы жизнерадостно щебечут на ветках. Их звонкие трели невыносимо слышать. Как и голос, который раздаётся совсем рядом: — Вы опоздали, ваше высочество. Княжна Наталья Репнина села в карету и уехала прочь. Вам лучше вернуться обратно в свои комнаты. Государь будет рассержен, коли узнает, что вы пытались… Мой взгляд, полный ненависти, заставляет голос замолчать. Передо мной один из адъютантов отца. Так значит, Он знал. Знал, что она собирается сделать, и ничего мне не сказал! Спускаюсь с крыльца и иду. Адъютант пытается остановить меня, но я с силой отталкиваю его, даю понять, чтобы меня не трогали. Мои ноги ступают там, где совсем недавно проехала её карета. Мои шаги тяжелым звоном отражаются от стен дворца. Впереди ворота: сквозь них видна площадь с Александрийской колонной. Я буквально падаю на ажурную решётку, обнимая руками холодный чугун. Поднимаю лицо к небу и вижу ангела, венчающего столп. Мне очень нравится этот ангел и тонкий крест в его руках. «Господи, за что?» — шепчу из последних сил. Слёзы застилают глаза. Я бессильно опускаюсь на колени, закрываю лицо руками и плачу. С этого момента мне всё равно, что со мной будет. Она уехала. Теперь весь мир перестанет существовать для меня. Останется только оболочка, моё тело, которое будет жить чисто механически. Я умер. Зачем ты убила меня, Наташа?